***
Султан Сулейман сидел в своих покоях и ждал, пока сестра придёт к нему. Хатидже не заставила его долго ждать. Двери покоев отворились и госпожа вошла внутрь. — Повелитель, — девушка поклонилась, а потом подняла голову и улыбнулась. — Сестра, Хатидже моя, — султан подошел к ней и нежно поцеловал в лоб, — как добрались, дорога не утомила? — Нет, повелитель, все хорошо, не волнуйтесь, — ответила сутанша, — как вы? Как ваше здоровье? Султан вздохнул. И с грустью ответил: — Я потерял троих детей, Хатидже. Разве я могу быть здоров? Эту рану ничем не излечить. Хатидже пожалела о своем вопросе. Хоть султан и улыбался, она видела его боль сквозь натянутые губы. — Я просто хочу знать, — продолжил султан, — когда ты в последний раз виделась с Хюррем? Ты можешь сказать мне, где она? — Конечно, повелитель. Она была в Эдирне со мной и Фатьмой султан, позже решила побыть немного в охотничьем домике. О ее простуде я узнала уже во дворце, Валиде мне сообщила. Но вы не волнуйтесь, Хюррем сильная женщина, она быстро поправится. Сулейман посмотрел на нее своими голубыми глазами и еще шире улыбнулся. Но этот его жест больше расстроил Хатидже. Ведь она поняла, что султан раскусил ее ложь, и теперь смотрел на нее с разочарованием и тоской по той искренности, которую он ни в ком более не находил. Но она вынуждена была соврать. Валиде ее заставила, а ослушаться матери госпожа не смела. — Иди к себе, сестра. Султан развернулся и вышел на балкон, оставив Хатидже в расстроенных чувствах сожалеть о сказанном.***
Он уже час стоял, уткнувшись на перила, и раздраженно вздыхал. Его раздумья прервал Малкочоглу. — Повелитель, вы звали меня? — Да, Бали-бей, проходи. Султан обернулся и присел на тахту. — Все пытаются от меня это скрыть, но я знаю, — словно уже смирившись с горькой правдой, повелитель начал разговор, — с Хюррем что-то случилось, я не знаю, что именно, но я хочу, чтобы ты выяснил это. Найди ее, Малкочоглу. Сделай все возможное, но верни мне мою госпожу. Я даю тебе полное право, допросить любого, сделать все, что потребуется. — Как прикажете, мой султан, — Бали-бей поклонился и вышел из покоев, понимая, что его ждет нелегкая работа. Султан же вернулся в комнату, чтобы успокоить проснувшегося шехзаде. — Сынок, мой львенок. Не плачь, мой шехзаде, — он взял его на руки и стал раскачивать, — сейчас тебе принесут покушать.***
Дни тянулись как годы. В некогда чистом сердце юного шаха поселилась тьма. Она разъедала его изнутри, уничтожая все светлое, что было. Любовь? Что теперь это значило для него? Он не мог поверить, что это чувство может исчезнуть, испариться так, словно его и не было. А еще хуже превратится в нечто ужасное. В ненависть. Мог ли он представить еще неделю назад, что будет испытывать такое к единственной родной ему душе? Мог ли он представить, что от желания защитить ее ото всех он перейдёт к тому, что будет готов задушить ее собственными руками? Сейчас его любовь к ней казалась такой далёкой. Словно с момента их последней встречи прошли десятилетия. Он не навещал ее: боялся, что как только услышит ее голос, его рука самовольно перережет ей горло, лишь бы прекратить поток слов. Всего то неделю назад он отдал бы все, чтобы услышать звонкий голосок любимой девушки, а сейчас, его трясло даже от воспоминания. Представляя ее там, в темнице, на холодном полу, без еды и воды, он начинал ненавидеть себя. Но как только в его голове мелькали фрагменты из разговора с пашой, жалость к ней улетучивалась. Их отделяла пропасть длиною в несколько этажей. Он стоял на вершине мира ни с чем, а она медленно умирала на дне ада. Все, что она могла позволить себе, дышать. Не было сил даже думать. Она не сомкнула глаз ни разу с тех пор, как двое стражников безжалостно кинули ее в сырую мрачную камеру. Она лежала на ледяном полу, уткнувшись в стену, и словно мертвец смотрела в одну точку. Ноги и руки замерзли, спина жутко побаливала, голова трещала от боли, глаза залились кровью. Но все это было ничем, по сравнению с тем, что творилось в груди. Она слышала, как оно бьется. Чувствовала каждый стук и ждала, пока он прекратится, и наконец закончатся ее муки. Но этого не происходило. Она потеряла всех, кого любила, и причинила боль тем, кто любил ее. Зачем все это? Почему все так обернулось? Кто сыграл с ними такую жестокую игру? Девушка понимала: никто не даст ответ. А еще, она прекрасно знала, все было предрешено с того дня, как Ибрагим вошел в покои шаха и начал представление. — Тихо…плачет…он…в тени, тихо плачет он… Пока слезы стекали по щекам, голос Хюррем выдавливал из себя что-то наподобие песни. — Речка…бурная…течет, пусть…пусть несет…меня…с собой… «И вот теперь конец. Я умру, а меня похоронят. Тело будет лежать под землей, а я…», — слабый смешок вырвался из ее уст. — Буду гореть в аду, — в голос закончила свою мысль девушка. Ее очи закрылись, и она наконец перенеслась в мир сновидений, думая, что это ее последний путь…***
Лучи солнца освещали зелёную поляну, где стояла девушка. Длинная трава щекотала ее ноги, но это ничуть не доставляло дискомфорта, наоборот, девушка сполна могла насладиться свежестью сырой земли, шагая босиком. Ветер то усиливался, то затихал. Ветви деревьев ни на секунду не замирали. «Лето? Уже лето?» — подумала девушка и стала оглядываться. Ни единой души в окрестности не оказалось. — Я умерла?! Это конец?! — то ли от безумия, то ли от усталости, девушка разревелась и стала кричать, — все? Это и есть мой ад? Быть одной на веки вечные?! От такого предположения у нее покачнулись ноги и заставили ее опуститься на землю. Руки сомкнулись в кулаки, а голова уткнулась в землю. Запах как после дождя. Тишина, и только изредка слышалось пение птиц. — Хюррем… Знакомый голос заставил девушку вскочить на ноги и обернуться. В нескольких метрах от нее располагался шатер, а на больших подушках возле него сидел мужчина. Девушка сглотнула комок в горле и с сбившимся дыханием стала медленно подходить к палатке. Чем ближе она оказывалась, тем яснее проявлялся образ мужчины. И вот наконец, она разглядела его. Мустафа. Сейчас он смотрел на нее как прежде, с любовью и нежностью. Хюррем еще больше расплакалась. — Я и вправду умерла… — прошептала она и кинулась к шаху в объятия. Она уткнулась ему в грудь как можно сильнее и старалась ни в коем случае не поднимать на него глаз. Ей было страшно. Она боялась вновь увидеть разочарование в них. — Я не знаю, мой падишах. Ситуация крайне сложная… Какой-то странный голос раздался под правым ухом девушки. Она отстранилась от Мустафы и посмотрела по сторонам. Никого не было. — Что такое, мой ангел? — трепетно спросил Мустафа. — Я не знаю…я… Тот странный голос снова раздался, не дав Хюррем договорить: — Столько дней без еды, а уж тем более воды… — Кто тут? — крикнула Хюррем. — Организм истощен. Я ничего не могу поделать, остается лишь ждать и уповать на Всевышнего… — Кто тут?! — Хюррем вскочила на ноги и стала вертеться в поисках источника звука. Но он пропал. Больше она его не слышала. Все вокруг резко потемнело. Она судорожно вернула взгляд на Мустафу, но тот испарился на ее глазах. — Нет, нет! Хюррем бросилась к подушкам, думая, что сможет удержать его, но в этот момент огромная воронка открылась под ногами, и девушка полетела в бездну с бешеной скоростью.***
С момента разговора с Малкочоглу прошло две недели. Бей пока что ничего не нашёл, а вестей от Ибрагима султан не получал, что его очень настораживало. Он целыми днями сидел с Мехмедом, пытаясь им заполнить пустоту в душе, или заваливал себя государственными делами. Тем временем Фатьма султан решила позавтракать в саду. В тот день немного потеплело. А сидеть в покоях госпоже не хотелось. Султанша наслаждалась трапезой, как вдруг на горизонте показалась ненавистная фигура наложницы отца. Счастливая улыбка госпожи сразу же улетучилась. — Госпожа, приятного аппетита, — с фальшивой любезностью сказала Фирузе. — Спасибо, — не менее наигранно ответила Фатьма и продолжила завтрак, даже не пригласив собеседницу присоединиться. Но той этого не нужно было. Она нагло прошла вперед и присела на противоположную подушку. Фатьма все равно не обратила внимания и не стала заводить разговор, который непременно закончился бы скандалом. Но внезапно госпожу зацепила одна из служанок Фирузе. Султанше показалось, что она ее видела раньше, только не в Топкапы, а во дворце Эдирне. Фатьма сморщилась, пытаясь вспомнить, где она мелькала. Не прошло и пары минут, как к голове госпожи прильнул странный разговор, услышанный ею в старом дворце. Только сейчас она поняла, что эта девушка и была той самой хатун. — Эфенди, ее тут нет. Это точно. К тому же, паша видимо сделал так, чтобы все письма тщательно проверяли, дабы избежать лишних огласок. — Теперь понятно. Ладно, ты продолжай свою работу и жди. — Конечно, как прикажете. Тогда Фатьма не придала значения услышанному, но теперь эти слова заиграла новыми красками. Она быстро встала с места и направилась во дворец. Фирузе не успела даже слова сказать, хотя ей было все равно, она даже обрадовалась и нахально улыбнулась. Юная госпожа дошла до кабинета хранителя покоев и попросила страже сообщить о ее приходе. Малкочоглу не заставил султаншу долго ждать и немедля велел пригласить ее. — Госпожа, — произнес Бали-бей и поклонился. — Малкочоглу, как поживаешь? Фатьма никогда не придерживалась формальностей при разговоре с близкими ей людьми, Бали-бей прекрасно это знал, но себе такого не позволял. Однако ее озадаченный голос его встревожил. — Молюсь о вашем здоровье, госпожа. Что-то случилось? — Какие-то зацепки есть у тебя по поводу Хюррем? — оглядываясь по сторонам, чтобы не выдать своего волнения, спросила девушка. — Пока ничего, госпожа. — Я кажется… — девушкам прикусила язык, задумавшись над тем, стоит ли вообще об этом говорить, но подняв глаза на стоящего перед ней мужчину и увидев на его лице абсолютную верность, она продолжила, — я кажется узнала кое-что, что поможет тебе. — Что именно, госпожа? — заинтересованно спросил Малкочоглу. — В старом дворце я невольно стала свидетелем разговора двух слуг. Тогда я не совсем поняла, о чем речь, но в связи с последними событиями, думаю, они говорили о Хюррем. — Кто же это были, Фатьма султан? — уже в предвкушении спросил Малкочоглу. — А вот это самое интересное, — с улыбкой сказала Фатьма, — сегодня я видела одного из них. Девушка, которая служит… Фирузе. — Служанка Фирузе султан? Но это видимо та самая, благодаря которой мы и узнали об отсутствии Хюррем султан, госпожа. Что в этом такого? — Эфенди, с которым она говорила, явно знает что-то больше. В разговоре они упомянули какого-то пашу. Смею предположить, речь шла о великом визире. — Что же они сказали? — Якобы, он не допускал того, чтобы вести об отсутствии Хюррем распространились. — Вы хотите сказать, что Ибрагим паша причастен к этому? — Конечно, это и так было ясно. Меня больше интересует, что скрывает Фирузе. Нам нужно найти этого Эфенди, Малкочоглу. Он даст нам ответ. Бали-бей вздохнул. Все запуталось еще сильнее. Госпожа была права. Но он понимал, это все опасная игра, в которой нет места для нее. — Госпожа, глупости это все. Вам лучше забыть об этом недоразумении. — Глупости?! — ошарашено вскрикнула Фатьма, — Бали-бей, как ты можешь такое говорить?! — Идите к себе, госпожа, — повернувшись к ней спиной, проговорил хранитель покоев. Он не хотел показывать своих чувств. Ему было больно ставить ее слова ни во что, но другого выхода не было. — Бали-бей… — жалостно проговорила девушка, — ты мне не веришь? Печаль и непонимание в ее голосе разрывали сердце Малкочоглу. — Оставьте меня, госпожа. — Хорошо… Девушка выбежала из покоев вся в слезах и с твёрдым намерением решить все самой.***
Прошло три недели. Шах все же решился встретиться с человеком, которому слишком быстро доверился. И так же быстро пожалел об этом. Двери темницы отворились, и Мустафа шагнул вперёд к своему пленнику. Ибрагим сидел в углу, полу живой, еле дыша, и время от времени издавал сухой кашель, видимо, от нехватки воды. Услышав чьи-то шаги, он поднял голову, в надежде, что это его спасение, но тут же обессиленно опустил ее, когда перед глазами все потемнело. Мустафа подошел еще ближе, держа в руках факел. Он присел на корточки и направил огонь прямо на лицо паши, чтобы разглядеть результаты пыток. Кого кого, но этого мужчину он не намерен был жалеть. Поэтому, увидев его исхудавшее, измученное и залитое кровью лицо, он лишь злорадно усмехнулся. — Где… она… Через силу выдавил из себя Ибрагим. — Тебе лучше переживать за себя, мерзавец. Ибрагим отвернул голову. Свет от факела сильно обжигал и без того болящие глаза. — Я дам тебе шанс облегчить себе конец. — Она…не… — ужасный кашель предательски заставил его замолчать. — Она мне все рассказала. Абсолютно все, — растягивая слова, прошептал Мустафа, — твоя очередь. Он приподнялся и рукой велел страже пройти в камеру. Двое мужчин зашли внутрь и, взяв Ибрагима, вывели его наружу. Паша не понял, куда его ведут, да и все равно ему было. Он уже попрощался со всеми и готов был к смерти. Но на его большое удивление, через пять минут он оказался в лазарете. Его уложили в постель и дали воды. Еще через пять минут к нему зашёл шах и продолжил свою речь. — Так вот, я не договорил, — довольный собой начал Мустафа, — сегодня я даю тебе отдохнуть и набраться сил. Ведь завтра я снова навещу тебя, и вот тогда ты должен будешь рассказать мне все, от начала до конца, без всяких тайн и секретов. Он подошел к кровати, склонился как можно ближе к лицу паши и с ненавистью проговорил: — Если сказанное тобой хоть на слово будет отличаться от того, что рассказала мне она, ваши головы полетят с разницей в долю секунды, — шах выпрямился и с презрением спросил, — ты понял меня, шакал? — Понял… — сквозь зубы прошипел Ибрагим. Шах ещё раз кинул на него ненавистный взгляд и покинул лазарет, попутно прошептав про себя: — Тебе придется отдуваться за двоих, визирь…