***
Вечером Хюррем все-таки отправилась в кабинет Ибрагима. Около двери она несколько затормозила, усомнившись в правильности своего визита, однако желание поскорее увидеть малыша было сильнее. — Войдите! — Ибрагим сразу же ответил на стук в дверь. Видимо прекрасно догадывался, что пришла она. Он ждал ее. — Добро пожаловать, Хюмашах хатун, чем могу быть полезен? С каждой такой фразой он все больше отдалял ее от себя. Сам того не ведая. Она пришла сюда за помощью, за поддержкой, да и вообще, больше всего на свете ей хотелось оказаться в его объятиях, а он раз за разом показывал свою горделивую натуру, не способную признавать ошибки. «Будь по-твоему, Ибрагим», — расстроенно заключила Хюррем, и решила полностью посвятить разговор делу. — Перейду сразу к сути, паша. Я хочу знать, где мой сын. — У вас есть сын? А я не знал, — Ибрагим откровенно издевался над ней, и даже не скрывал этого. Хюррем вскипела от его наглости и, взяв первый попавшийся предмет, кинула прямо в Ибрагима. Паша в последнюю секунду успел среагировать и увернуться от летящего на него подсвечника. — Ты с ума сошла, хатун?! — он взбешенно подбежал к Хюррем и крепко схватил ее за запястье. — Не смей так ко мне обращаться, для тебя я госпожа! — Да? Неужели? А твой султан об этом знает? Пойдем, расскажем ему обо всем, — Ибрагим двинулся к двери, таща за собой Хюррем. Его хватка была настолько сильной, что Хюррем едва смогла отцепиться. — Да что с тобой, что ты творишь?! — хриплым от нервов и страха голосом вскрикнула Хюррем. Воцарилась тишина. Ибрагим поднял голову и посмотрел на нее. Хюррем чуть ли не тряслась от ужаса. Она едва сдерживала слезы, чтобы не показаться слабой перед ним. А ведь когда-то он был единственным человеком, с которым она могла быть собой и полностью открыться ему. Паргали забыл об этом. Забыл обо всем, что они пережили. Ревность, обида и гнев затуманили его разум. Сейчас он уже ничего не исправит. Не вернет слова назад, не сотрет следы своих пальцев с ее руки. — Завтра вечером я отведу тебя к нему, — после еле как произнесенных слов паша покинул кабинет. Хюррем же осталась там, и скатившись на пол, залилась горькими слезами.***
— Хюмашах, что с тобой? Ты сама не своя сегодня, — обеспокоенно спросил султан, видя, что хатун даже не притронулась к еде. — Не волнуйтесь, повелитель. Все хорошо, просто живот немного крутит, вот и все. С нашего позволения, я пойду к себе. — Хорошо, иди, — Мустафа не мог держать ее силой, однако всерьез был обеспокоен ее поведением. А Хюррем было сейчас все равно на всех и вся. Ей хотелось, чтобы поскорее наступил вечер, и тогда она сможет наконец воссоединиться с частичкой себя. Единственной родной душой в этом темном мире. Живот и вправду крутило, из-за нервов и переживаний хотелось провалиться сквозь землю. Кое-как добравшись до покоев, Хюррем переоделась и вышла во двор, где ее должен был ждать Ибрагим. Ночь вступила в свои права. Ибрагим позаботился о том, чтобы никто не увидел их. Как только Хюррем пришла они без лишних слов сели в карету и отправились в путь. Всю дорогу в повозке царило молчание. Только изредка можно было слышать кашель Ибрагима, и нервные вздохи Хюррем. В один из таких моментов Ибрагим поднял голову и направил взгляд на госпожу. — Тебе плохо? Почему такая бледная? — паша строго спросил, стараясь не выдавать волнения. — Все нормально, — резко ответила Хюррем. Через час карета все-таки остановилась. Хюррем, не дожидаясь разрешения Ибрагима, выпрыгнула и направилась к небольшому домику. Ибрагим еле успел за ней. И обойдя ее, постучал. — Мелек хатун, это я, открывай. Через мгновение дверь отворилась. Женщина лет пятидесяти, плотного телосложения предстала перед гостями. — Паша Хазрет Лери, добро пожало… — женщина замялась и ошарашенно посмотрела на Хюррем, — госпожа моя, вы живы?! — Мелек хатун, отведи меня к сыну, скорее! — нервно сказала Хюррем. Хатун не посмела больше медлить, она мигом пропустила султаншу и повела ее к комнате. Когда двери отворились, Хюррем не теряя ни секунды, зашла внутрь и оглянулась. Шехзаде Мехмед крепко спал в своей кроватке, держа в руках игрушку. Хюррем упала на колени около детской постели и взахлеб стала рыдать. Она закрыла лицо руками, дабы не разбудить сына, что так сладко спал. — Мой малыш, сыночек мой… — шептая теплые слова, Хюррем потянула руку к нему и стала гладить золотые локоны, — жизнь моя, мой воздух… как же я посмела оставить тебя… прости меня, моя кроха, прости меня… Ее руки так сильно дрожали, что малыш даже почувствовал это и шевельнулся. Она быстро отстранилась и стала издалека наблюдать за ним. Чувство вины словно разрывало Хюррем изнутри. Она ненавидела себя за то, что оставила его. Что поддалась глупому порыву чувств. Ибрагим все это время стоял на пороге, не в силах подойти к ней. Он не меньше ее винил себя. Он не только разлучил мать с сыном, но и лишил себя любимой женщины. Той единственной, что дарила ему смысл жизни. — Паша… Мелек хатун отвлек Ибрагима. Ей нужно было обсудить с ним кое какие вопросы. Паргали мельком взглянул на Хюррем и последовал за женщиной. Мелек часа два докладывала ему о состоянии шехзаде, о всех расходах и делах, что поручил ей паша. Она каждый раз все это ему сообщала, однако сейчас Ибрагим места себе не находил. Все время ерзал на стуле, а мысли были только о Хюррем. — Ладно, Мелек, достаточно. Позже продолжим, — наконец сказал Ибрагим и встал с места. — Паша, ещё кое-что, — хатун остановила его, когда тот уже был у двери, — что теперь будет, если госпожа вернулась? Хороший вопрос. Однако Ибрагим сам задавал его себе вот уже сколько дней. — Во дворец ему точно нельзя. Пока все будет так, как раньше. А потом посмотрим. — Хорошо, паша. Как скажете. Ибрагим наконец вышел из кабинета и пошёл в комнату шехзаде. Зайдя туда, он увидел Хюррем, спящую на полу. Одна ее рука держала ладонь маленького шехзаде, а вторая служила опорой для головы. Видимо, она уже долго так спала, и шея небось затекла. Ибрагим подошел к ней и, положив руку на плечи, прошептал: — Хюррем? — Хм? — полусонная, ответила госпожа. — Нам пора возвращаться. До Хюррем долго доходили его слова, однако спустя пару минут она все же открыла глаза и выпрямившись присела. — Я не хочу, Ибрагим. Пожалуйста, позволь мне с ним остаться… Ибрагим устало вздохнул и взял ее за руку. — Нельзя, ты же знаешь. Речь идет о его жизни… Хюррем помолчала немного, видимо обдумывала слова паши, а потом резко выдернула руку и встала. Она поцеловала сына в лоб, и укрыв его одеялом, вышла из комнаты, не дожидаясь Ибрагима. Паргали направил взгляд на Мехмеда. Каждый раз, приходя сюда, он делал точно так же, как она минуту назад. Он укрывал шехзаде одеялом, целовал его маленькие ручки и с надеждой на скорую встречу покидал поместье. Сегодня не стало исключением.***
По дороге назад они также молчали. Когда карета наконец остановилась, и Хюррем снова выскочила из нее, Ибрагим все же заговорил: — Бежишь к нему в объятия? Настолько соскучилась? Хюррем сжала губы. Глубоко вздохнула и повернулась. — А тебе какое дело паша? Неужели ревнуешь? Ибрагим усмехнулся. — Нет, просто хотел поговорить с тобой, а ты бежишь, словно я зверь какой-то. — После вчерашнего я именно так и думаю. Ибрагим опустил голову. — Говори уже, что хотел сказать, я спать хочу. Паша подошёл к ней и, смотря прямо в глаза, проговорил: — Прости меня, я не хотел ранить тебя. Он взял ее за руку и поцеловал в области запястья. Недолго думая, Хюррем сказала то, что действительно было на душе. — Я понимаю тебя, когда-то я чувствовала то же самое при виде тебя с Хатидже. Ибрагим пристально смотрел ей в глаза, словно искал там что-то давно потерянное. — Твоя очередь сгорать от ревности, паша. С печальной улыбкой Ибрагим ответил: — Неужели ты думаешь, что раз уж не любила Сулеймана, то и ревновать было не за что? Ошибаешься, моя дорогая. Я давно уже сгорел. — Что ж, тогда наши пути расходятся паша. Теперь нас связывает лишь тайна моего сына, — Хюррем взяла его за руку и проговорила, — я всю жизнь буду благодарна тебе за его спасение, Ибрагим. Паша кивнул, и поцеловав ее руку, зашагал к лошадям. Хюррем же смотрела ему вслед до тех пор, пока он не скрылся за горизонтом, и развернувшись, зашагала во дворец.