KRONOS

      После ухода Ирбиса меня не покидало чувство, что за мной следят. Наверное, весь он, этот загадочный человек, его вид, запах и состояние, в которое он меня погружал, были липкие, с глубоким осязаемым шлейфом. Такого мне не приходилось чувствовать, наверное, никогда. Как только спустился вечер, я услышал стук в дверь, и сразу подумал, что он явился раньше, чем обещал. Распахнув дверь, я склонил голову на бок. На пороге стоял незнакомец. Он был вдвое старше меня, по крайней мере его усталое, покрытое мелкими морщинками лицо, вызывало ощущение, что он прожил больше жизней, чем положено обычному смертному. Мы молча смотрели друг на друга. Неужто Ирбис воспринял мою прямолинейность за грубость и решил отправить коллегу, чтобы тот убедил меня продать дом — манипуляции не сработали, так может выйдет через пиетет и уважение к старшим. Как же мало они обо мне знают…       — Что ты там наговорил моей жене? — после долгой паузы, как следует меня разглядев, сказал мужчина.       — На женщинах обычно не написано, что они чьи-то жены. Вы не могли бы быть конкретнее? — я инстинктивно прикрыл дверь, но словив себя на этом действии, тут же открыл пошире, делая вид, что это сквозняк, не страх. Он сузил глаза.       — Ты приходил к моей жене и сказал ей, что спишь с моей женой.       — С вами точно все в порядке? Если я спал с вашей женой, то зачем мне приходить к ней и говорить, что я с ней сплю? Она что, в коме? — я хотел закрыть дверь и вызвать скорую, сначала подумав, что это один из престарелых наркоманов или контуженный ветеран какой-нибудь войны, но, вспомнив, что страна не шибко участвует в мировых побоищах, попробовал разобрать его слова. Я сказал его жене, что спал с его женой… Точно! Я круто развернулся и хохотнул, — Действительно, я разговаривал с двумя женщинами, каждая из которых называла себя вашей женой. Что вам нужно?       — Для начала — войти.       — Вынужден вам отказать.       — Спасибо, — мужчина оттолкнул меня и прошел в дом. — Мне не нужно твое приглашение.       — Не поймите меня неправильно, но когда вы зовете разных женщин женами, то звучите как умалишенный. Если вам так нравится это слово, я бы их пронумеровал, — съязвил я, в ответ на грубое вторжение.       — Какой острый у тебя язык, неужели никто не пытался его подрезать?       — Он отрастает заново.       — Как у змеи?       — Как у ящерицы.       — Ты еще молодой, не знаешь наших традиций, — начал он, растягивая слова.       — А вы достаточно стары, чтобы переписывать их по своему вкусу?       — Зачем ты приходил?       — Искал женщину. Она живет в вашем доме. Для удобства назовем ее “номер один”.       — Зачем ты ее искал? Вы были любовниками?       — Вас это не касается, но мне нужно было кое-что у нее спросить. Захотелось увидеться лично. Прогуляться, — у меня не было ее номера, но этот мужчина был настолько отвратителен, что мне хотелось “подергать тигра за усы”.       — Она мертва, идиот!       — Вы слишком бурно переносите измены. Если она мертва для вас, то это не значит…       — Как часто вы виделись?!       — Мы любовались звездами, — улыбочка постепенно сползала с его лица, смешивая все его мускулы в гневные кружева, и я старался как можно безжалостней растягивать слова, — под светом луны. Она сказала, что уйдет от вас, и вроде как даже сдержала свое обещание.       Он замахнулся, но я схватил его за локоть. На земле больше не осталось людей, которые могут меня бить.       — Пожалуйста, не нужно драться. Вы больше, но я-то моложе. Скорее всего, мы сыграем вничью.       — Никаких игр, сопляк, — он достал пистолет и направил его на меня, — я пристрелю тебя и спишу на террористов. Одним трупом больше, одним меньше. Война прощает все.       Он снял предохранитель и положил ногтевую фалангу указательного пальца на спусковой крючок. Как по учебнику. Сейчас он прицелится в ту часть моего тела, которую посчитает наиболее захватывающей, и выстрелит. Бежать или дергаться бессмысленно. Голова пуста, только стук, кто-то стучит в дверь, но сердце стучит сильнее. Я медленно моргнул, наслаждаясь кровью, текущей по венам.       — Кто это? — он нехотя повернул голову в сторону двери.       — Роза, она приходит проверить кормлю ли я кота, — я смирился с тем, что вот-вот отправлюсь на тот свет, но забирать с собой Розу не планировал. В ней слишком много жизни. Нужно было хотя бы поцеловать ее, чтобы ощутить этот привкус.       — У тебя есть кот? — он недовольно поморщился. — Я аллергик.       — Супрастина нет, вы уж извините, — я вспомнил, что сложил его в аптечку, канувшую в Лету. Подумав о загробной реке, я зачем-то ощупал карманы на предмет монеток, которые могли понадобиться мне с минуты на минуту.       — Не открывай дверь, — прошептал он.       — Я и не собирался.       — Это твоя девушка?       — Она замужем, — я не смог сдержать нервный смешок, догадываясь, что он скажет.       — А ты любишь путаться с чужими женами.       Стук продолжался. Я молился, чтобы Роза поскорее убралась отсюда, ее шрамы не танатос, а скорее эрос, она просто хочет существовать чуть острее, чем другие. Этот мужчина стар, он может задеть ее шальной пулей. Я подумал о том, что Розе не суждено умереть старухой, в луже собственной мочи. Она предпочтет лужу крови. Вскоре стук стал все больше походить на артиллерийскую симфонию Чайковского — то ли пульс салютовал в ушные перепонки, норовя их разорвать, то ли дверь действительно сбивали с петель.       — А это точно Роза? — мужчина пытался заглянуть в оконную щель, оставшись при этом незамеченным.       — Я похож на прорицателя?       — Это не женщина, судя по стуку, бьют плечом. Кто это может быть?       — Как несовременно, — я не понимал, что несу, но подтрунивать над ним было приятно.       — Что именно? — спросил он раздраженно.       — Женщины тоже могут сносить двери, так говорят феминистки, — я снова хохотнул.       — Шли бы они нахер, это определенно точно мужчина.       — Что прикажете делать? — скучающе выговорил я.       — Будем ждать, пока он не уйдет. Не дергайся.       — Если это тот, о ком я думаю, то не уйдет. Такой настойчивый. Сам от него устал.       — О ком ты думаешь?       — Только о вас, вам удалось целиком захватить мое внимание.       — Ты шутишь?!       — А что мне остается делать?! — моя драгоценная дверь, он вот-вот выбьет ее, и мне придется искать замену. Учитывая, что погромленный город нуждается в новых дверях, самые качественные и прочные тут же разберут. Я взбесился и ринулся к выходу.       — Ты мне сейчас ее выломаешь, придурок!       — А почему ты не открываешь?! — я сразу узнал бархатный голос Ирбиса, сейчас звучавший надрывно. — Мне нужно поговорить, это срочно!       — Я занят!       — Чем же таким ты занят? Впусти меня немедленно!       Я обернулся к ревнивцу, который успел спрятать пистолет и сидел в кресле как ни в чем не бывало. Только сейчас я заметил, что он красил седые волосы в поглощающий оттенок черного. Приняв решение никогда не скрывать свой возраст настолько нарочито, я ненадолго прикрыл глаза, чтобы высечь эту мысль на обелиске разума и вернуться к ней, когда настанет мое время. Если оно настанет.       Престарелый мужчина прочистил горло, обращая на себя внимание, и коротко кивнул мне, позволяя выйти. Ирбис рывком вытянул меня наружу, обдав вспотевшее тело приятным холодом. Мы смотрели друг на друга так, будто пытались заговорить мыслеформами, пока это не стало подозрительно неловко.       — Что тебе нужно? — наскоро выпалил я, стараясь отдышаться. — Я не один.       — Я… Забыл у тебя кое-что, — сказал он на выдохе. — С кем?       — С женщиной, — я выдумывал на ходу, понимая, что логичнее было бы попросить его о помощи, но желание его защитить пересилило здравый смысл.       — Выгони ее, — он недоверчиво сузил глаза, а я принялся дышать интенсивнее, пытаясь сделать свою ложь более достоверной.       — Не могу я ее выгнать, мы посреди.... Ты ничего не оставлял. Уходи, — я развернулся, чтобы зайти обратно, но он схватил меня за руку и притянул к себе.       — Ты всегда занимаешься сексом в одежде? — спросил он полушепотом, с улыбкой, а затем добавил, уже громче, — Я отьеду в продуктовый, мы же договаривались поужинать? Буду через полчаса, дождись и не закрывай дверь.       Последнюю фразу он практически крикнул, будто американец, оказавшийся в Киотской библиотеке.       — Хорошо, — ни о каком ужине мы не договаривались, он будто знал, что я вляпался в неприятности, и дал моему разъяренному соседу возможность убраться восвояси, не натворив глупостей.       Получаса будет достаточно, чтобы распрощаться, но определенно не хватит на то, чтобы спрятать мой труп или попытаться инсценировать самоубийство. Со стороны Ирбиса это было умно, если бы не одно “но”. Я вошел обратно и понял, что мой гость прислушивается к шагам. Бессмысленное занятие.       — Он ходит очень тихо, не напрягайте слух. В вашем возрасте… — игнорируя голос разума, я принялся его задирать.       — Кто это? — строго спросил мужчина.       — Друг. К сожалению, у него нет жены, а то бы… — мечтательно протянул я.       — Ты продолжаешь паясничать.       — Меня не останавливает даже заряженный пистолет. Говорят, интроверты любят поболтать с первыми встречными.       — Что у тебя было с моей женой, интроверт поганый?       — Вас это не касается, — я прильнул к раковине и налил стакан воды, чтобы вульгарно ей прихлебывать и раздражать своего собеседника еще больше.       — Я убью тебя, — он накрыл лицо руками и говорил натужно, сквозь пальцы.       — Не вижу ни одного препятствия. Стреляйте.       — Не отнекиваешься, значит, между вами что-то было.       — Вы ее любите?       — Нет, — он презрительно выспеснул это слово, так, будто это самый очевидный факт на свете, писанный в самой азбуке напротив его фотографии.       — Тогда в чем дело? Вы готовы убить за нее.       — Я не готов убить за нее, я готов убить за то, что принадлежало мне.       — Вот оно как. Для вас люди все равно что тряпичные игрушки? Одни стоят на полке, а вторые еще на витрине?       — К какой категории относишься ты?       — Мне бы хотелось верить, что я не продаюсь. Но это вопрос цены.       — У меня много денег. Ты на это намекаешь?       — Ох, — я устало опустился на стул, — если бы все крутилось вокруг одних только денег, вы не представляете, насколько счастливой была моя жизнь. Я имею ввиду — без них плохо, но с ними плохо как-то по другому.       — Не понимаю о чем ты.       — Вам не нужно пытаться меня понять.       — Держись подальше от моей семьи.       — Перечислите, кого конкретно вы имеете ввиду. Или повесьте на них колокольчики, я не знаю.       — Мы друг друга поняли, — он встал.       — Вы меня вообще слушаете?       — Не нахожу это необходимым, урод сопливый.       — Вообще-то, — я провел пальцами по лицу, — меня считают симпатичным.       Он ушел, и я разлегся на полу, чтобы перевести дух. Даже когда мне доводилось представлять себя солдатом в одном из сценариев, которые я придумывал чтобы уснуть, я не видел себя храбрецом, но благодаря идиоту, размахивающему пушкой в заново обретенном и таком хрупком мире, я открывал самого себя — ноги косились, но я не упал. Меня тошнило, но не вырвало. Неужели я справился? Мне хотелось жить, съесть сладкое, пить крепкое, одомашнить дикого кота и слушать как он мурчит, пока я танцую.       Казалось, что Ирбис явился ровно через полчаса, я был уверен, что он не из тех, кто опаздывает. В следующий раз обязательно поставлю таймер, почему-то я был уверен в том, что следующий раз обязательно настанет. Дожидаясь его прихода, я проверил все горизонтальные поверхности в поисках того, что он мог оставить. Он ничего не забывал, я был уверен в этом, но объяснить его такое внезапное, спасительное появление ничем другим не мог. Все-таки он вел себя странно.       — Объяснишь? — только и мог спросить я, как только он вошел, передавая мне пакеты. Один из них был надорван, и, как только я взял его в руки, из него посыпались вишни. — Черт, все рассыпается!       — Ты пока собирай, я поищу, — он вильнул внутрь дома. — Ну, я сказал, что выронил у тебя кое-что.       — Ты ничего не оставлял. Я все проверил, — я успел собрать ягоды и метнулся за ним.       — Да вот же! — он сидел на полу и делал вид, что поднимал портативные наушники. — Жить без них не могу.       — Ложь. Я бы заметил.       — Ложь? — он усмехнулся. — Странные у тебя вкусы на женщин. Та, что вышла, была похожа на разваливающийся шкаф.       — Это сосед, у него недавно ушла жена, — отпираться не было смысла.       — Ушла? Так ты это называешь… — Бросил он, скрывая заговорческую улыбку.       — Для нее так даже лучше, я тебя уверяю.       — Почему ты так думаешь?       — Просто чувствую.       — Хорошая интуиция? — спросил Ирбис.       — Я с хирургической точностью определяю странных типов, которые пытаются меня взгреть.       — Это ты про меня? Я не пытаюсь. Если бы не я…— Он мгновенно остановился.       — То что?       — Ничего. Какие у тебя дела с этим твоим соседом?       — Никаких, он просто хотел меня убить, но ты и так это знаешь. Откуда? — Я произнес последнее слово с нажимом, агрессивно, чтобы забрать у него возможность выдумать отговорку.       — Увидел через окно.       — Что ты делал под моими окнами?       — Собирался предложить кое-что.       — Например.       — Если ты не хочешь продавать мне дом, то я возьму его в аренду.       — Чем больше ты говоришь, тем больше подозрений вызываешь.       — Послушай, я понимаю, что звучу отчаянно, как будто мне это очень нужно. Ты прав, это так. Я не могу сказать, зачем мне это. Мне нужно, чтобы ты поверил, что нужно, и все. Хочешь знать причины? Ты с ними не связан, этого должно быть достаточно.       Я задумался. Действительно, мне не обязательно знать, чем конкретно его так интересует эта местность. Все это бессмысленно. До тех пор, пока он не создает проблем, мне совершенно неинтересно чем он занимается. Упираюсь я скорее из вредности. Да, этот человек полон противоречий, от таких людей всегда нужно ждать подвоха. Не больше, чем от всех остальных. В конце концов зло — банально, и несут его заурядные люди. Ирбис не такой. Я опасался, что этот парень возмутит мое вымученное спокойствие и сделает это как-то по-особенному эффектно. Я не хотел продавать ему дом, потому что не желал, чтобы наше соседство длилось вечно, но впустить его ненадолго и выгнать, как только мне заблагорассудится, казалось здравой идеей. В конце концов, Лала бы порадовалась, если бы в мире нашелся человек, способный скрасить мое одиночество, и предложила бы ему грушевых чипсов, а я не стал бы противиться, и мы сели бы за стол отведать чего-нибудь… На ум приходила только долма.       Я старался не обращать на это внимания, но со дня ее смерти у меня то и дело отнималась левая рука. Это не было похоже на инсульт, точнее, это не было инсультом вовсе — я мог бы ей пошевелить, но для этого требовалось настолько неимоверное усилие, что предпочитал этого не делать. Боль в руке была скорее щекоткой, поэтому я просто переставал ею пользоваться. Вот и сейчас, она безжизненно повисла и немного покалывала в районе локтя. Мне казалось, что Ирбис это заметил.       — Насколько ты хочешь снять мой дом? — спросил я, пытаясь отвлечь его от разглядывания моей непослушной конечности.       — Не могу сказать точно, давай подпишемся на год. А там будет видно.       — Полгода?       — Год. Я оплачу всю сумму. — Строго сказал он, поднимаясь взглядом от руки до лица.       — Еще скажи, что наличными, и я буду думать, что ты наркоторговец или вроде того.       — Перевод на карту усыпит твою бдительность? — Он достал телефон и начал что-то набирать.       — Кому ты пишешь?       — Хочу перевести деньги.       — Так быстро? — Каждый раз, когда мне нужно было принимать сиюминутные решения, меня охватывала паника.       — Мы кого-то ждем? — он поднял на меня взгляд.       — Давай поужинаем. В пакетах есть что-нибудь кроме вишни? — Мне хотелось выторговать себе немного времени на раздумья.       Ирбис подошел к столу.       — Маринованные стейки из конины, сырые. Бутылка красного, бутылка белого — на твой вкус, несколько баночек пива, если вдруг ты не притязательный, и тоник, если вообще не пьешь. Еще салат из свеклы и кукурузы, но его можно дозаправить. Несколько пирожных, тут недалеко открылась кондитерская, там “павлова”, если ты следишь за питанием, и какой-то шоколадный ужас, если вдруг тебе доводилось бывать в тюрьме, и ты пристрастился к сладкому, — он аккуратно раскладывал продукты.       — Всего этого мне хватит на неделю.       — Думал отпраздновать завершение сделки, — он развернулся и сложил пакеты именно туда, где я их хранил. — Ты против?       — Хотел споить меня и подсунуть договор аренды?       — Пусть будет по-твоему. Рано или поздно ты поймешь, что я замечательный сосед, — он улыбнулся, я ответил тем же. — Белое или красное?       — Красное. Белое я пью только летом. Если вообще пью.       — А, в тебя тоже вбивали все эти правила приличия, что белое вино хорошо подходит к рыбе и подается только в жару, охлажденным до четырнадцати градусов? — Он без проблем нашел штопор в одной из задвижек, я удивился, насколько быстро он это сделал, учитывая, что сам запамятовал куда его положил.       — Что-то вроде того, — я сел, позволив ему хозяйничать на кухне, но неотрывно следил за каждым его действием, в которых находил приятную невесомость.       — Знаешь, а я отбросил все это как только ушел из дому. Просто подумал — теперь я взрослый и мне дозволено все. Не в плане вседозволенности, какой ее понимают — грабить и насиловать. В плане быть достаточно свободным, чтобы купить целый торт, даже если сегодня не день рождения, или пойти в кино утром вторника.       — Или выпить белое вино зимой?       — Да, именно, — он достал два бокала, выбрав самые хрупкие. Меня это покоробило, и, будто почувствовав это, он обернулся и вскинул брови, прося разрешения. Я кивнул. Почему-то мне не было страшно разбить их сегодня ночью.       — Тогда давай выпьем белого, — он тут же разлил его по бокалам, протягивая мне один.       — За взросление и свободу, — сказал Ирбис, ударяя наши бокалы.       — За свободу, — согласился я.       С ним было легко. Он больше не пытался давить, манипулировать или запугивать меня. Как только мы согласились быть несогласными, все стало так уютно и безопасно, что разговаривать хотелось как никогда много. Он легко понимал мои мысли, схватывая их даже тогда, когда я просто водил пальцами в воздухе и смеялся над тем, что мне казалось неудачной шуткой. Как и положено непьющему человеку, хлебающему вино, я принялся ныть. Ирбис внимательно выслушивал стенания о моей никчемности, повторяя, что “ноль исключительно важен”.       Когда мои жалобы на жизнь прикончили первую бутылку, он предложил составить список того, что меня беспокоит, и вычеркнуть из него то, что я не могу контролировать. Этот совет показался мне дельным. Я испугался что забуду его наутро, поэтому то и дело поглядывал на ручку. Мне хотелось за ним записывать. Так, мы допили обе бутылки и договорились встретиться утром, чтобы закрепить договоренности на бумаге.       Я сдам ему свой дом, оставив кое-какие вещи, а сам перееду к Лале, чтобы ухаживать за ее икебанами. Платил он щедро, так, что я мог позволить себе не работать и жить в относительной роскоши до тех пор, пока он снимает у меня жилье. В ту ночь я засыпал счастливым человеком, у которого нет тревог ни в быте, ни в бытие.