Глава 8
2000 год.
Они не смотрели специальный выпуск Дика Кларка, который включили пару часов назад. Хаус даже не обращал внимания на время. Уилсон пришёл, как и обещал. Они выпили, потому что всегда так делали, и выпили лишнего, потому что все люди так делают в канун Нового года. Хаус не был уверен, в каком именно году он наконец слез с дивана и сел на пол перед Уилсоном. Он не знал, в каком году прижался лицом к колену Уилсона, а затем уткнулся носом в его бедро. Он не был уверен, какой сейчас год, когда дышал на натянутую ткань вокруг промежности, чувствуя, как член Уилсона напрягается от близкого контакта. — Твоя нога, — пробормотал Уилсон, но не с отвращением, а с беспокойством. — Ты в порядке? — Я в порядке, — тихо ответил Хаус, потянувшись к ремню Уилсона и расстегивая его ширинку. — Я остановлюсь, если будет больно. Уилсон уронил голову на диван, будто сдаваясь. Вероятно, победой это быть не должно, но Хаус был явно доволен тем, что имел, и кого. Впрочем, у всех сейчас был переломный момент в жизни. Весь на нервах, Уилсон не мог усидеть на месте. Он дёрнул бедрами, тем самым погружая член полностью в рот Хаусу, позволил своим рукам свободно вскарабкаться по подушкам на диване, потом по плечам и волосам. Он молчал, пока Хаус целенаправленно не стиснул зубы. После этого он не мог контролировать свои крики, тихие стоны и сдавленные вздохи. Каждый звук, который он издавал, попадал прямо в штаны к Хаусу, заставляя ощущать дискомфорт от недостатка внимания. Всё тело ныло, напоминая, что пора бы ублажить не только чужие извращённые фантазии, но и свои. — Я близок к тому, чтобы кончить… — успел вовремя предупредить его Уилсон, закрыв глаза. — Тебе не нужно… Хаус покачал головой, продолжая настаивать на своём. Он до упора поглотил член Уилсона, так, что чуть не задохнулся. Уилсон расслабился и выстрелил спермой в заднюю часть горла, Хаусу пришлось отстраниться, чтобы проглотить всё это, и он едва смог проглотить её, не поперхнувшись. Пока он пытался собирался с мыслями, Уилсон провел рукой по его голове, словно успокаивал испуганную лошадь. Хаус схватился за оба колена, используя их как точку равновесия, когда оттолкнулся от земли. Он поковылял в ванную, но Уилсон поймал его за запястье. — Не надо, — он дёрнул Хауса за руку, жестом приглашая сесть. — Давай. Через мгновение Хаус оказался на диване, точнее его зад. Уилсон набросился на Грега прежде, чем он успел спросить, что тот собирается делать. Его губы мягко легли на шею Хаусу, упорно работая над засосом. Он толкнул руку вниз по животу Хауса и схватил его член через штаны. Одно только прикосновение заставило его хрюкнуть от удивления, настолько он был твёрд. Уилсон поцеловал кадык Хауса, пока расстёгивал ширинку, он дразнился, не глядя в глаза другу, и вскоре его рука оказалась в штанах. Хаусу показалось приятным чувствовать то, как к нему прикасаются, поэтому не имело значение то, что сейчас делает этот бесстыдник Уилсон. Для начала он дёргал его член, будто автомобильную коробку передач, но как только он свыкся с ощущением чужого члена в своей руке, перешёл в наступление. Судя по всему, Уилсон очень хорошо мастурбировал… Всё удовольствие кончилось довольно быстро, достаточно, чтобы Хаус смог кончить и получить достаточно внимания. Хаус чувствовал, как пульсирует кровь в его шее, где Уилсон та старательно пытался отставить след, и он точно знал, что кожа уже покраснела и распухла. Завтра в больнице все смогут узреть бесстыдные любовные укусы и, вероятно, решат, что он вызвал проститутку. Уилсон недолго сидел молча, даже не посмотрел на Хауса, а потом пошёл в ванную, чтобы вымыть руки. Хаус смотрел, как он уходит, глядя на его безупречную задницу. Сценарии этого вечера, ну и последующих, пронеслись в его голове, и он тщательно обдумал каждый, пока Уилсон не появился снова. Он стоял в дверном проёме с рулоном бумажного полотенца, протягивая его, чтобы Хаус мог убрать часть липкого месива, вечно скапливающегося на нижнем белье. Хаус вытерся, скомкал бумажное полотенце и швырнул его в коридор, целясь в мусорное ведро в ванной. Уилсон сморщил нос с лёгким отвращением, когда бумажка упала на пол. Они в замешательстве посмотрели друг на друга. Уилсон упёр руки в бедра, словно собираясь рассердиться, но не сказал ни слова. Хаус небрежно разгладил складку на джинсах, медленно застегивая молнию и пуговицы. В конце концов Уилсон снова сел рядом с ним. Он посмотрел в пол и тяжело вздохнул: — Мы должны поговорить об этом. — О чём поговорить? — Хаус полез в карманы, доставая таблетки. — Ты женат. — Так и есть! — поморщился Уилсон, он пальцем показал на себя, потом на Хауса. — Значит, этого, что бы это ни было, быть не может. Хаус моргнул, едва скрывая улыбку. — Слишком поздно ты спохватился, тебе не кажется? Спрятав лицо в ладонях, Уилсон упёрся локтями в колени и, казалось, больше решил не говорить об этом. Хаус похлопал его между лопаток, круговыми движениями погладил по спине. — Я не оставлю её, — спустя минуту молчания пробормотал Уилсон. — Я и не ждал, что ты это сделаешь, — сказал правду Хаус, потому что он никогда и не задумывался на этим. — Но и об этом ты ей не скажешь. — Нет! — воскликнул Уилсон, снова выпрямляясь. — Я не… — Потому что ты не хочешь останавливаться? — формулировка больше смахивала на догадку, но ответ Хаус уже знал. Он знал ответ с тех пор, как Уилсон вышел из тюремной камеры округа. Сначала Уилсон насупившись смотрел на него. Затем его гнев уступил место чему-то похожему на принятие, он наклонился вперёд и уронил голову на плечо Хауса. Хаус обнял его, смутно понимая, что они редко обнимаются. — Я понимаю, ирония в том, что ты слышишь это от меня, но лучше не думать об этом слишком много, — предложил Хаус, водя пальцами по плечу Уилсона и отбивая ноты «К Элизе». — Это базовое удовлетворение потребностей. Усмехнувшись, Уилсон откинулся назад ровно настолько, чтобы посмотреть Хаусу в глаза. — Итак, насколько понимаю, я тебе нужен? Хаус не стал отвечать, просто поднял руку и провёл большим пальцем по скуле Уилсона. Он послушно повернулся в его сторону, глядя на Хауса сквозь ресницы, с улыбкой. — Что я тебе говорил о чрезмерном размышлении? — пробормотал Хаус, а затем поцеловал его, прежде чем тот успел оспорить вопрос. В том году они много целовались. В итоге они так же много спорили. Почти каждую неделю они занимались сексом два или три раза. Хаус был уверен, что выкладывается больше, чем Бонни, но у него не было причин жаловаться на это, поэтому он не стал и задумываться. Спустя несколько месяцев после очередной ссоры с женой Уилсон начал проводить большинство ночей не у себя дома, спать в другой постели. Он нагло врал жене, мол был слишком пьян, чтобы водить машину, либо лгал о том, что вызывал экстренную помощь, поскольку квартира Хауса была удобно расположена ближе к больнице. И, конечно же, Хаус никогда бы не сказал ему этого, но ему нравилось просыпаться с волосами Уилсона на лице, с прижатой лодыжкой к голени. Ему нравилось ездить на работу и с работы на машине и покупать по дороге Dunkin' Donuts. Ему нравилось всё и останавливаться было бы эгоизмом по отношению к себе. — Мы должны остановиться, — повторял изо дня в день Уилсон, но даже несмотря на это всегда позволял Хаусу отсосать ему. После этого он ещё раз вздохнул с явным чувством вины в одном лишь вздохе. — Мы не можем продолжать заниматься сексом, — взволнованно пробормотал Уилсон. — Конечно, можем, — сказал Хаус, легкомысленно и без угрызений совести. — Это дело Шрёдингера. На самом деле никто не пострадает, пока коробка остаётся закрытой. Это было ложью, конечно. Но все лгут, особенно себе, а Хаус всегда был в этом особенно талантлив.***
На годовщину свадьбы Уилсон и Бонни провели долгие выходные на Кубе. Воспользовавшись свободным временем, которое Хаусу некуда было девать, он отправился в стриптиз-клуб. Ему нравился грохот басов и мейнстримный хип-хоп, который звучал из динамиков. Похоже всё это было на повторяющийся ритм, который беспрестанно гудел в голове, все его несвязные мысли приобрели смысл. Одна из танцовщиц подмигнула ему, пока танцевала на шесте, и ему понравился изгиб её бедер. Однако то, что Хаус действительно искал, он нашёл на тротуаре менее чем в квартале от клуба. — Сколько? — вместо приветствия спросил Хаус у самой высокой из проституток, столпившихся у края тротуара. Несколько невысоких девушек вытянули шеи, чтобы посмотреть на него, посмеиваясь между собой. Наверное, смеялись они над тростью, а не над несчастным видом клиента. Самая высокая улыбнулась ему, глядя вниз на свой широкий нос с пирсингом. — Четыреста в час, милый. — Неплохо, — присвистнул он, но на этом не закончил. — У тебя есть страпон в этой сумочке? Одна из рядом стоявших девушек захихикала над его смелостью. Высокая покачала головой. — Я знаю место, где ты мог бы купить его, если бы у тебя было время на пит-стоп. — Эй, — встряла другая девушка, — у меня есть настоящая вещь, если тебе интересно. Без дополнительной платы. Хаус решил дать ей один шанс. Было нетрудно понять её мотивы после тщательного и долгого взгляда. — Похоже, у нас есть победитель, — он предложил ей руку, не сдерживая тени улыбки. Высокая девушка раздражённо цокнула языком о зубы. — Повезёт в следующий раз. Проститутку, которую Хаус привёл к себе домой, звали Шантель. Когда он сказал ей, что он врач, она воспользовалась этим как возможностью пересказать ему всю свою медицинскую карточку. Как решил Хаус, эта девчонка прибегла к хитрости, чтобы оплатить одну из своих гормональных терапий. По её словам, у докторов всегда были самые глубокие карманы. Когда она закончила эту долгую трель, Хаус прямо объяснил, чего он ищет — анальный секс, чистый и простой. — Я делал это раньше, но было будто целую вечность назад. И… меня не трахали. Один случай с Хаусом случился после того, как он подобрал какого-то парня с ирокезом на концерте Pink Floyd, тогда ему был двадцать один год. Они сделали это на заднем сиденье машины другого парня, и Хаус был так пьян, что всё, что он мог вспомнить, это то, насколько холодной была смазка на его руке, и как сложно было не ударяться о крышу машины, пока он трахал его. Хаус не сказал об этом Шантель, но она поняла к чему тот ведёт. — Тебе интересно быть на другом конце провода, да? Не волнуйся, малыш, я сделаю всё максимально аккуратно, правильно и приятно. — Надеюсь, что так и будет. Я ведь заплачу за приятные вещи, а не за грубое обращение с моим задом, — он ухмыльнулся, глядя на девушку. Она рассмеялась с его шутки, это успокоило Хауса. Он давно хотел попробовать этот вид секса, но тогда, когда его нога была в форме, это не было приоритетом, скорее отдалённым любопытством. В последнее время он думал об этом всё больше и больше из-за всего, что происходило с Уилсоном, и хотел убедиться, что это приносит удовольствие, прежде чем предлагать ему. В конце концов, он должен был проверить гипотезу, прежде чем оценивать от одного до десяти. Шантель провела его через каждый шаг процесса, сделав его столь же познавательным, сколь и сексуальным. Хаус ожидал, что это будет болезненно, но после инфаркта, живя с постоянным жжением в теле, волноваться было не о чем. Палец в его заднице был… просто был. Дискомфорт и общие ощущения в конце концов уступили место возбуждению. Шантель дразняще гладила его, в то время как другой рукой блуждала по телу, всё время шепча страстные слова ободрения: «Ты так хорошо справляешься, малыш. Потерпи ещё немного». Для начала нужна была удобная поза, прежде чем Шантель возьмёт дело в свои руки. Надев презерватив, Шантель подложила Хаусу под спину подушку и водрузила его здоровую ногу за своё бедро. Она медленно, будто делая расчёты, вошла в него, и, хотя это было всё ещё напряжённое, незнакомое ощущение, оно отвлекло Хауса от боли в ноге. Викодин, несомненно, помог в обоих случаях. Как и в случае с пальцами, чем более энергичным и запутанным было движение, тем большее удовлетворение оно приносило. Шантель была настоящим профессионалом, терпеливо повторяющим одно и то же, пока Хаус не начал вникать в дело. Её волосы были достаточно длинными, чтобы касаться его груди при каждом толчке. Она сосредоточенно закусила губу, что Хаус нашёл достаточно милым, потому что это напомнило ему об Уилсоне. Секс стал намного лучше, когда Хаус стал думать о нём, и чувство становилось сильнее при повторной стимуляции его простаты. Когда Хаус кончил, ему показалось, что он видит звёзды. Шантель сдалась через несколько секунд после, и прямая кишка немного ныла от пережитого за сегодняшний вечер. В целом он решил, что эксперимент удался. В любом случае, это стоило сверхурочной платы. Шантель с улыбкой взяла щедрые чаевые и поцеловала Хауса в щёку, прежде чем выйти из квартиры. Она оставила ему номер телефона на случай, если ему снова потребуются её услуги. Хаус положил этот листок бумаги в прикроватный ящик, который давно был завален другими «случайными номерами», накопившимися за несколько лет. Это ощущение и сам результат стал новой переменой в жизни с тех пор, как Хаус встретил Стейси. Слишком долго размышляя об этом, Хаус набрал номер офиса юридической фирмы Стейси, в которой она работала, и застал себя на мысли: «А она всё ещё там работает?» Он повесил трубку на половине второго гудка, решив, что лучше не знать ответа. Уилсон привёз ему сигары с Кубы. На вкус они были как сладкий перец, и Хаус поделился одной с Уилсоном, когда они стояли на том самом балконе, соединявшем офисы двух коллег. Кадди не удивилась, когда её чуткий нос уловил этот приторный запах. Её реакция была достойно острой, поэтому вечером Хаус и Уилсон от души посмеялись, шутя над Кадди. Волна жары накатила в середине июля. В доме не было работающего кондиционера, поэтому Хаус довольствовался небольшими портативными вентиляторами, разбросанными по его гостиной и спальне. Когда Уилсон приходил после работы, они пили холодное пиво и сидели в своих боксёрах, наблюдая за турнирами ММА. В какой-то момент Хаус почувствовал, как чья-то рука легла ему на затылок, вытирая свежую капельку пота. Он повернулся и поцеловал Уилсона, волна страсти ухватила обоих и в конце концов Хаус оседлал его на полу рядом с кофейным столиком. — Я думаю, нам следует заняться сексом, — сказал Хаус, зажав запястья Уилсона в своих руках и откинув голову на ковер. — Я имею в виду… ты действительно мог бы трахнуть меня. Он ожидал, что Уилсон будет спорить или протестовать. Думал, что пока они не делают полное проникновение, это не мошенничество и не гейство. Хаус даже предположил, что врачебная часть его гениального мозга начнет беспокоиться и волноваться об анальных трещинах. Чего Хаус не ожидал, так это того, что Уилсон рванёт вверх, чтобы вернуть должное — поцелуй. Он запутался руками в его волосах и отчаянно дёргал их, как будто ему никогда не будет достаточно касаться Хауса, чтобы удовлетворить свои биологические потребности.***
В сентябре Бонни выдвинула ультиматум. — Она говорит, что я невнимателен к ней, — пробормотал Уилсон, будучи пьяным и выглядя несчастным, лёжа на боку на кровати Хауса. — Она думает, что у меня роман. — Что ж, — сказал Хаус, но воздержался от язвительных высказываний, когда Уилсон посмотрел на него, беспомощно и несчастно. — Она собирается бросить меня, — простонал он, закрывая глаза руками. — Она хочет внимания. Она хочет ходить на свидания два раза в неделю. Она хочет меня исправить! Хаус сел рядом с ним, схватил недопитую бутылку пива Уилсона с тумбочки и сделал большой глоток. Уилсон уставился на него, сначала глядя сквозь пальцы, а затем беззастенчиво продолжил, опустив руки. — Просто покончим с этим, — вздохнул Хаус, делая ещё один долгий горький глоток. — Ты пришёл сюда, чтобы сказать мне, что мы не можем бездействовать. Ты должен посвятить всего себя спасению своего брака, Уилсон, и в долгосрочной перспективе, вероятно, для нас лучшим будет разлука. Всё в порядке — без обид. Хаус ждал, пока Уилсон согласится с ним. Он ждал его потрясённого взгляда, его неохотного принятия. И ждать пришлось достаточно долго. — Это действительно всё, что ты хочешь сказать? — наконец спросил Уилсон, и в его голосе была грусть. Ответ Хауса застрял у него в горле. Заставив себя встретиться с беспомощным взглядом Уилсона, он глубоко вздохнул и решил поступить правильно. В конце концов Уилсон поблагодарит его за это. — Это всего лишь секс, — заверил Хаус, сжимая его плечо. — Мы всё ещё можем тусоваться, просто это будет менее весело. Уилсон прикусил нижнюю губу, раздув ноздри. Он был зол. Хаус не ожидал гнева. — Ты знаешь, что я прав, — добавил он несколько отчаянно. — Ты и Бонни, — возможно, у вас было бы настоящее будущее, если бы я вас не удерживал. Это было то, что, как он полагал, хотел услышать Уилсон, то, что ему нужно было услышать, чтобы восстановить ясность ума. После долгого, обжигающего молчания гнев Уилсона стих. Он сбросил руку Хауса со своего плеча и поднялся на ноги. — Увидимся на работе, — пробормотал он, выуживая ключи из кармана. — Приезжай завтра на моей машине, я вызову такси. Бонни подбросит меня утром. Хаус поймал ключи и крепко сжал их. — Хорошо, — коротко ответил он, наблюдая, как Уилсон шатаясь из стороны в сторону аккуратно собирает вещи и уходит. Через два месяца Уилсон развёлся. Бонни уехала к своей сестре, а Уилсон пытался скрыться от последствий, посетив дом своих родителей в праздничный сезон. За все полторы недели своего отсутствия он позвонил Хаусу только один раз и большую часть времени провел за тем, что жаловался на мать. Хаус был благодарен, что у него есть предлог не ходить к пациенту, не общаться с родными, и серьёзно кивал каждый раз, когда кто-то проходил мимо его кабинета, делая вид, что звонит по работе. — Она уже говорит о свахе, — простонал Уилсон, и Хаус легко представил, как тот раздражённо массирует виски. — Она думает, что оба моих брака потерпели неудачу, потому что я не выбрал красивую еврейскую девушку. Мой отец не еврей, поэтому я не знаю, на чём основывается такой вывод… — Она просто мать. Делает своё дело. — Кстати говоря, тебе следует позвонить своим родителям. Настала очередь Хауса недовольно стонать в трубку: — Не могу рисковать. Мой отец может поднять трубку. — Сочельник, Хаус. Позвони маме, — и Уилсон сразу повесил трубку. Неохотно, с камнем на душе, Хаус набрал номер стационарного телефона родителей и стал ожидать ответа.