Heim und Herd

      Шелленберг понимал, что первым делом надо дать задание новым сотрудникам в качестве проверки. Тем не менее, нужно придумать что-то такое, чтобы они все побегали. В принципе, как он понял, все новички достаточно смышлёные и неплохие – ну, на первый взгляд, по крайней мере. Наконец, Вальтер вызвал их всех и раздал необходимые сведения, замечая холодным тоном: — Вот вам материалы, напишите что-то такое вначале, чтобы мне, а затем и моему начальству, это понравилось. Как только преуспеете – начнёте и у нас печататься, я какие попало статьи не пускаю дальше. — Но мы пишем не чтобы понравилось вам, а обычным людям! — раздалось со стороны какого-то юноши, который возмущённо посмотрел на него. — Наоборот, вы пишите, чтобы понравилось мне, ведь я редактор, я – ваш главный судья и, поверьте, не понравится мне – не понравится моему начальству. Вы получили материалы? Работайте, — фыркнул Шелленберг, громко добавляя, когда все русские уже были в дверях. — Ах, да, напишите что-то от себя, попробуйте меня удивить, это дополнительная работа!       Все вышли, переговариваясь, кто-то тихо ворчал и жаловался, в основном, никто и не ожидал сразу тёплый приём. Хотя, подобная проверка не была чем-то удивительным, она была даже вполне логичной. В конце концов, чтобы чего-то добиться – надо много работать.       Вальтер же задумчиво пролистал в пятый раз информацию о Штирлице, которую ему предоставил Гейдрих. Он не знал даже: восхищаться или расстраиваться. Макс Отто фон Штирлиц был чист, причём настолько, что в его деле не было ничего примечательного. Никаких даже драк, вот, вообще ничего. Отучился в университете, работал там и там и всё. Шелленберг от обиды стукнул по столу так, что пара бумаг слетела на пол. Нет, он хотел, чтобы было хоть что-то – он привык иметь разные нити для контроля или достижения своих целей. С "чистыми" всегда тяжело – не найти на них так легко способы влияния. Ладно, это заслуживало уважения. Вальтера интересовали такие люди, особенно если они не были по своей натуре "праведниками" – тогда становилось интереснее. Он рассчитывал, что новый сотрудник не обманет его ожидания.       Спустя пару дней Вальтер решил, что раз больше информации нет, то стоит действительно похвалить русского – всё-таки он давно уже так не запаривался из-за другого человека. — Штирлиц, вы нужны мне по делу! — Шелленберг махнул рукой, выглядывая из своего кабинета.       Отто вздохнул и направился к шефу, понимая, что этот насмешливый тон не сулит ничего хорошего. На самом деле, работай он дольше чем первый день в отделе Шелленберга, понял бы, что тот очень часто – с поводом и без – так делает. Однако Штирлиц этого не знал, поэтому чувствовал себя напряжённо.       В кабинете царил творческий беспорядок: бумаги валялись повсюду. Точнее, не "валялись", а были разложены! Шелленберг всегда говорил подобным образом и, по правде говоря, он действительно знал, где находится какая бумага, статья или даже письменный приказ начальства. Он действительно в этих кучах бумаг видел порядок. Учитывая, сколько он постоянно работал – это было неудивительно. Отто же замер в дверях, не решаясь пройти дальше. Хотя, скорее, он не знал куда можно шагнуть. Вальтер кивнул на кресло напротив своего стола, которое вначале несчастный подчинённый попросту не заметил. Когда Штирлиц занял своё место, Шелленберг лёгким движением руки достал досье и положил на стол, довольно начиная речь: — Вы хорошо работаете, знаете, я под впечатлением: ни одной скандальной статьи. Это действительно удивительно, обычно всё-таки именно подобный материал помогает продвинуться по карьерной лестнице. — Я считаю скандалы – мерзким делом, мне кажется, хорошему журналисту не обязательно рыться в подобной грязи, — спокойно ответил он, поглядывая на то, как шеф перебирал каждый лист его дела. — Ну, боюсь, под моим руководством в нашем издательстве вам придётся разнообразить материал ваших статей и расширить кругозор, не только о "цветочках и искусстве" писать, — ехидно заметил Вальтер, откидываясь на своём кресле, с превосходством поглядывая на того. — Возможно, вам бы стоило попытаться написать о "цветочках и искусстве", — раздалось тихое и мрачное со стороны Штирлица.       Шелленберг опешил и изумлённо уставился на русского, который скрестил руки и вопросительно приподнял брови – вызов. О да, это будоражило что-то внутри, это было интересно. Вальтер восторженно аж облокотился на стол, молча глядя на подчинённого. Штирлиц не совсем понимал эмоции своего шефа, но очевидная угроза ощущалась. Причём рисковал явно сам Отто, но что поделать – прямота была одной из его неотъемлемых черт. — Я заранее ознакомился с информацией о том, кто, предварительно, моё начальство. Ваши сенсации – скандалы, вам не помешало бы познакомить читателей с чем-то покультурнее, — продолжил Штирлиц, не прерывая зрительного контакта с Вальтером.       Молчание продолжалось ещё пару секунд, после этой фразы, пока наконец Шелленберг размеренно не хлопнул пару раз в ладоши и рассмеялся. Да, этот русский ему не даром сразу понравился. Он кивнул тому, позволяя уйти, а сам вновь откинулся на спинку кресла, понимая, что обязан взять реванш.       Штирлиц вышел из кабинета и замер: вокруг стояла толпа, точнее, практически весь отдел. И русские его коллеги, и немецкие – в общем, все. Он посмотрел на них в полном замешательстве, пока наконец из толпы не раздалось: «Ну, вы даёте... Сказать такое нашему шефу – бесстрашный человек!» Отто неловко рассмеялся, пока все наперебой что-то говорили и делились эмоциями. Его коллега Айсман лишь похлопал его по спине и многозначительно заметил: «Мы завтра вас либо хоронить будем, либо вы станете незаменимы». Штирлиц покачал головой, так и желая сказать, что, очевидно, его скоро депортируют.

***

      Шелленберг задумчиво стоял среди цветов, с очень серьёзным видом пытаясь понять что же выбрать. Нет, если бы ему неделю назад сказали, что он будет так по-придурошному стоять в каком-то цветочном и пялиться на гвоздики и пионы – Вальтер бы хохотал до слёз и предположил бы, что его собеседник знатно выпил. Однако, неделю назад у него в жизни не было никаких "Штирлицев" в отделе, которые предъявили ему за цветы. Нет, ну, хочет он цветов – будут цветы. По этой причине, Шелленберг слушал бесконечный поток объяснений какой цветок что значит от крупной дамы в голубом переднике. Честно говоря, мозг знатно закипал. Он хотел сделать всё красиво, элегантно и без... Странных намёков, да, а то эти русские с их тонкой душевной организацией – не дай Бог подумает что-то не то.       Вальтер вздохнул, потёр переносицу и спросил: — Ну, а если я хочу подарить в знак уважения цветок. Один цветок, вы понимаете? — Вы точно не хотите прекрасный букет из бордовых пионов? Вы знаете какие у нас сейчас пионы! Пионы просто загляденье, просто посмотрите. А запах, запах, Боже! Любая девушка будет ваша с этими пионами, — дама восторженно показывала на цветы. — Я коллеге подарить хочу и он не девушка, — удручённо заметил Шелленберг, измученно взмахивая руками. — Хорошо-хорошо. Коралловые пионы подойдут–- они значат уважение и почтение, самое то для подарка коллеге. Только вот тут надо быть аккуратнее с выбором количества цветков... — продолжала тараторить женщина, но после рассказа о цветах Вальтер перестал слушать. — Ради всего святого, дайте мне один коралловый пион и я пойду, я иначе опоздаю, — в отчаянии взмолился он. — Вы уверены, что один? — переспросила дама, посмотрев на мужчину. — Да, один. Не буду же я букет дарить! Кстати, только не упаковывайте в этот ужасный целлофан, прошу вас. У вас есть бумага разных оттенков? — оживлённо спросил Шелленберг. — Да, есть, — женщина кивнула, доставая разные цвета. — Отлично, пожалуйста, сделайте сочетание в виде флага России, — усмехнулся он, довольно потирая руки.       Даме ничего не оставалось, как только выполнить пожелание клиента, размышляя о том, как интересно живут некоторые люди.       В это же время в офис вбежал Холтофф, размахивая руками, тем самым привлекая всеобщее внимание. Он так запыхался, что вначале ему принесли воды и обступили, желая узнать, что же такого произошло. К тому же, пока нет начальства - можно немного менее усердно работать. Штирлиц, который тоже находился тогда в офисе, подошёл послушать немецкого коллегу, который рассмеялся и хрипло воскликнул: — Не поверите, где я нашего шефа увидел! Он выбирал цветы, да ещё с таким серьёзным видом, клянусь. — Вот те на, неужели у него подружка появится? — раздалось из толпы. — Или, не дай Бог, появилась. — Почему все так удручённо об этом говорят? Может он добрее станет, — заметил Штирлиц. — Ох, Отто, не избежать нам страданий, если его отошьют, — с сожалением вздохнул Айсман, положив ему руку на плечо.       На этом всё и успокоилось, пока дверь в офис не распахнулась с такой силой, что все, кто были рядом отскочили. Вальтер Шелленберг собственной персоной важно поправил пиджак с галстуком, поздоровался с несчастными, которых чуть не зашиб дверью, а потом крикнул на весь коридор, стоя напротив конференц-зала, который они отдали под рабочее место всех русских сотрудников: — Штирлиц, подойдите, пожалуйста.       Неуверенно мужчина вышел, с опаской смотря на шефа, который с коварной усмешкой стоял перед ним, держа руки за спиной. — Вы звали? Я ещё не успел закончить... — начал было он говорить, но Шелленберг его остановил. — Это вам, — из-за спины Вальтера появился коралловый пион, оформленный бумагой под цвета флага России.       Повисла мёртвая тишина. Кто-то выронил пластмассовый стаканчик, стоя в коридоре рядом с кулером, а Холтофф, выглядывающий из своего кабинета начал давиться смехом. Русский посмотрел на своего крайне довольного шефа, затем на цветок, потом снова на шефа и тихо вкрадчиво спросил: — Зачем? — Как зачем? — Шелленберг так громко воскликнул, что новые лица высунулись поглазеть на "сцену". — Вы же любитель "цветочков"? Тем более, мне понравилось ваше досье, и вы сами не промах – коралловый цвет значит уважение, а один цветок пиона дарят в качестве благодарности или комплимента. Я вот благодарю вас за хорошую подготовку к работе в моём отделе, вы даже обо мне заранее узнали, как мило! Вы очаровательны.       Штирлиц чувствовал себя крайне не в своей тарелке, в то время как его шеф наслаждался идеальной сценой и местью: нечего было его цветами попрекать. — У нас в России так не принято, — в отчаянии выпалил он, глядя на злополучный цветок. — Ну и что? Я вам цветок дарю в качестве уважения, а вы! — театрально возмутился Шелленберг. — Возьмите пион, Штирлиц, или вы не оценили мои старания, чтобы был флаг вашей страны? — Я оценил. Но зачем мне розовый пион? — Он коралловый, а не розовый, не позорьтесь! Возьмите. — Шеф, пожалуйста... — Возьмите пион, Штирлиц. — Хорошо, только, прошу вас, не надо мне так больше уважение выказывать, — взмолился русский, забирая несчастный цветок. — А вы что все замерли? Живо за работу, я со Штирлицем говорил, а не со всем отделом! — грозно прикрикнул Вальтер на коридор, полный любопытных глаз, и довольно, с видом победителя, ушёл к себе в кабинет.       Злополучный пион был помещён на стол Отто, который до этого и так не мог придумать о чём написать, чтобы удивить, а теперь был в замешательстве. Совершенно внезапно, глядя на цветок и вспоминая речь шефа, его осенило: статья о значении и языке цветов, приуроченная к скорой цветочной выставке, ещё подкрепить бы это материалами с первого дня мероприятия и фотографиями – вот, что было бы идеально! Как раз открытие на этой неделе. Штирлиц радостно принялся за работу, понимая, что наконец нашёл то, что нужно.

***

      Гейдрих присел на диване, с огромным усилием дотягиваясь до мобильника, который всё трезвонил. Он очень хотел отдохнуть сейчас, так как этой ночью его тоже решило погонять высшее начальство с документами – из-за этого он даже не успел приструнить Шелленберга и узнать как дела у русских кадров. Тем не менее, отдыха ему видимо не видать. — Гейдрих, у меня катастрофа! — раздался крик отчаяния на другом конце провода. — Вальтер, что случилось? Кого ты убил? — Рейнхард аж подскочил. — Я ошибся, я подарил один пион - это значит не выказывание уважения, а знак нежности и симпатии! Три пиона, три пиона, Гейдрих, я должен был подарить три, — простонал голос в трубке. — Ты с ума сошёл мне по этому поводу звонить, какие ещё пионы? — мужчина протёр глаза, пытаясь понять, что происходит. — Я коллеге в знак уважения подарил не то количество пионов, я прослушал фрау из цветочного магазина, — пояснил Шелленберг. — Вальтер, может этот твой Штирлиц не будет дотошно проверять подобное? — устало вздохнул Рейнхард. — Так, с чего ты взял, что это "мой Штирлиц"? — после минутной паузы раздалось в трубке. — Потому что пока я тебе информацию искал о нём уже фамилию запомнил. Да и кому ты ещё бы решил пионы дарить, явно не Холтоффу, — рассмеялся Гейдрих. — Нет, этот будет, он докопается, — печально заметил Шелленберг. — Я могу тебя поздравить с началом новых отношений? — захохотал Рейнхард, доставая бутылку виски из-под дивана. — Знаешь куда тебе пойти с такими шутками? — Завтра рапорт спрошу и спущу три шкуры. — Прекрасно, буду ждать.

***

      В это время Штирлиц озадаченно сидел у себя на кухне, читая о значении одного цветка пиона при подарке другому человеку.