По ту сторону Английского пролива

*  — Это не укладывается у меня в голове, прости, — Нимуэ, сердито чеканя кажый шаг так, что каблуки её сапожек оставляли лунки на утоптанной земле дороги к воротам замка, посмотрела на Пим с таким выражением, что у Пескарика мурашки побежали по коже, — подумать только, эта бандитская шайка считает, что все можно так просто решить!       Пим в привычной манере наигранно всплеснула руками, демонстрируя, что подруга, возможно, излишне драматизирует:  — Вообще-то мои люди — тоже разбойничья шайка! Но это никак не мешает нам всем работать вместе на благо нашего народа! Нимуэ наподдала ногой по кирпичу, вывороченному из некогда аккуратно выложенного бордюра дороги:  — Твои люди изначально не охотились на нас.  — Так и люди этого самого, который написал вам с Артуром, тоже на нас никогда не охотились, — Пим нахмурилась, — напомни, этот самый, как его?  — Берлихинген, — Нимуэ сморщила кончик носа, ощущая, что при произношении германской фамилии её артикуляционный аппарат готов взбунтоваться, — Гёц Берлихинген, он же Железнорукий.  — Вот да, он самый! — Пим усмехнулась. В общем-то, речь шла о письме, которое Артур получил буквально несколько часов назад. Накануне отплытия из Бремерхафена Ланселот и Гёц пришли к выводу, что пожалуй лучше написать лидерам Восстания о том, кто и зачем собирается к Восстанию присоединиться. Во избежание кровопролитных сюрпризов.  — Ты бы слышала, как он ругался, — проворчала Нимуэ, подходя к воротам и машинально берясь за массивное кольцо над засовом.  — Артур? — Пескарик запустила обе руки в волосы, приглаживая всклокоченные ветром пряди, — о, поверь, мы слышали! Весь двор слышал! Так когда они собираются прибыть?       Королева обернулась, вглядевшись в птичью стаю на горизонте, показавшуюся со стороны Чилтона:  — Не знаю. Скоро. Мы рады подкреплению в лице армии Пепельных фэйри, но… сама понимаешь, чего я боюсь. Артур верит Железнорукому, а я верю Артуру. Но я не верю, что можно верить в исправление такого монстра, как Плачущий Монах. Если он ступит на нашу землю… — девушка сжала кулаки и из покрытых травой кочек у дороги поползли тонкие плети хищной колючей лианы. Пим испуганно взвизгнула, отскакивая и задирая края штанов, чтобы стебли ненароком не ухватили свободную ткань:  — Нимуэ!  — Прости! — фэйрийка охнула, тут же беря себя в руки: стебли нехотя свернулись уползая обратно в грунт,  — у них Белка. Понимаешь? Пим понимала. Ещё с самого начала Нимуэ предприняла несколько попыток отыскать Белку. Тогда, той роковой для всех ночью — когда погиб Гавейн, замученный паладинами, когда меч обезглавил Кардена, когда часть членов Восстания и воины Камбера остались бездыханными лежать на побережье — его не оказалось среди мертвецов, и позднее, как только Нимуэ пришла в себя, прокаженные, обобравшие трупы до нитки, подтвердили: мальчишки там не было. Это подарило ей надежду — ровнёхонько до тех пор, пока до королевы фэйри не дошли слухи, что орден разыскивает Плачущего Монаха и маленького фэйри, которого Монах, предавший своих людей, спас от рук палача и сбежал с ним на север. Как бы ни хотелось королеве думать и надеяться только на хорошее, горький опыт вынуждал опасаться худшего. Что, быть может, Плачущий Монах навредил мальчику. Что скорее всего Персиваль — пленник и средство давления на неё, Нимуэ. Что всё это может оказаться чудовищной ловушкой — несмотря на увещевания Артура о том, что Гёц Берлихинген хоть и бесчестный мерзавец, но живет по понятиям чести и рыцарским принципам.       Однажды Белка уже стал приманкой в смертельной ловушке для фэйри. Плачущий Монах убил всех, при том, что у него в прямом смысле были связаны руки.       Солнце клонилось к закату. Скоро дозорным нужно будет сменить друг друга. *       Утер не любил этот город — Ахен, вольный край святого римского престола, столицу Священной Римской империи. Здесь и сейчас под песочно-золотым мозаичным сводом ахенского Имперского собора Пендрагон особенно остро ощущал то, до какой степени его положение в качестве правителя земель бриттов шатко. Справа, утопив колени в бархатной подушке, молился Фридрих Гогенштауфен. Император на вид был чуть младше Утера Пендрагона, крепко сложенный, с крупными чертами лица и ясным взглядом тёмных миндалевидных глаз. Он был тем, кто привык добиваться своих целей не делая скидок на то, какими путями эти цели были достигнуты. Он был тем, от чьей воли зависело, останется ли Пендрагон на троне, или же его заменят более перспективным кем-нибудь. Камбером, к примеру. Утер, осеняя себя крестным знамением в такт с Фридрихом, украдкой покосился на императора. Огненно-рыжая борода — та самая причина, по которой Гогенштауфена на юге называли Барбароссой, а на севере Ротбартом — по обыкновению хаотично кудрявая, сейчас была причесана и легкими волнами ниспадала на грудь властителя. У Пендрагона на миг перед глазами возникла картинка, как эта самая борода напитывается кровью, хлещущей из перерезанного им, Утером, императорского горла. Словно прочитав мысли короля бриттов, Фридрих обернулся на Пендрагона и заговорщически ему подмигнул. Утер смущенно отвел взгляд, делая вид, что усердно молится, но Гогенштауфен поднялся с колен и подошел к королю, тронув того за локоть. Личная стража императора тут же сомкнула свой строй за спинами этих двоих.  — Выйдем, поговорим?       Пендрагон мрачно подумал, что у него нет выбора — ни сейчас, ни в принципе. Гулкие шаги обоих монархов утонули в топоте закованной в броню охраны. Двери собора натужно всхлипнули, отворяясь и выпуская гостей, а затем так же натужно захлопнулись, оставляя остальных прихожан наедине с мессой.  — Я хочу вскрыть усыпальницу императора Карла, чтобы перенести останки в алтарь, — Гогенштауфен неторопливой походкой направился в сторону внешнего входа в стрельчато-воздушную капеллу, обходя собор по кругу, там, как знал Утер, покоился Карл Великий, славный предшественник нынешнего рыжебородого императора, — как думаете, Ваше Величество, достойно ли это будет?  — Достойно есть все, что только ни пожелает воплотить в жизнь Ваше Императорское Величество! — Утер терпеть не мог подобных речей, если только, конечно, речь была не о нем, а ещё ощущал в тоне Фридриха издевку.  — Перейдем на «ты», с вашего позволения? — Барбаросса ухмыльнулся, — ведь здесь все свои, да?       Пендрагон нервно потеребил черную узкую бороду:  — Как повелите, мой император!  — Итак, — Гогенштауфен остановился под аркой внешнего входа капеллы, скользя взглядом по тому, как стража оцепила ближайший край площади, оберегая своего правителя, — мне нужен Зуб дьявола и венец Пепельных. Что думаешь и что скажешь?       Пендрагон поперхнулся собственным вдохом. Вообще-то… вообще-то, Утер рассчитывал, что оба артефакта достанутся именно ему.  — У моего императора всегда были весьма масштабные амбиции, — король бриттов осторожно избегал обращаться к императору на «ты», несмотря на то, что тот сам предложил, — но насколько мне известно, Зуб дьявола был похищен Мерлином, а короной Пепельных может увенчать себя только представитель дьявольского рода фэйри.       Гогенштауфен одарил Утера долгим взглядом, и Пендрагон неожиданно для себя отметил, что буквально чувствует этот взгляд на себе — пронизывающий до костей, и в то же время теплый, любопытный.  — Разве обязательно носить эту корону, для того, чтобы её чары действовали? — Барбаросса сунул руки в глубокие карманы багровой мантии и покачнулся взад-вперед на пятках. Утер почесал затылок:  — Не уверен, что хорошо разбираюсь в этом вопросе. А что до меча — все мы думали, что Мерлин мертв, но стоило мечу попасть ему в руки, как тот позабыл о том, что моя собственная стража нашпиговала его железом, и убил нескольких паладинов из…  — Из того самого ордена, правильно? — Барбаросса хмыкнул, подался вперед и отворил одну из створок богато украшенных дверей усыпальницы, пропуская Утера в своеобразный притвор и тут же запирая дверь, отрезав таким образом себя от охраны.  — Что происхо… — Утер договорить не успел, император сгреб его за шиворот и прижал к стене, скалясь не то в улыбке, не то в гримасе гнева.  — Мне плевать, что можно, а что нельзя делать с этими артефактами, — Гогенштауфен понизил голос до рыка, — мне плевать, где они сейчас, потому, что рано или поздно они будут в моих руках, и я буду искать любые пути, чтобы завладеть этими милыми вещицами, слышишь меня?       Пендрагон не стал вырываться, только дипломатично перехватил запястья императора обеими руками, чтобы немного ослабить его хватку:  — Папа Авель тоже их хочет.  — Папа Авель не подавится ли? — Барбаросса хрипло коротко рассмеялся, отпуская ворот короля бриттов и делая шаг назад, — Утер, я знаю, ты окажешь мне услугу, иначе ты отправишься вслед за своей матерью. Отыщи мне меч, отыщи для меня эту корону, и я сделаю так, что никакие паладины, никакие церковные иерархи больше не посмеют каким-либо образом вредить тебе или ущемлять твою власть. И, да, — тон императора стал ласково-угрожающим, — только попробуй скрыть от меня первое, или второе. Я узнаю, — рыжебородый Гогенштауфен наклонился близко-близко, обжигая дыханием щеку и ухо Пендрагона, — и даже наши старинные друзья Гюнтеры не смогут спрятать тебя.       Утер сглотнул:  — А если у меня не получится отыскать меч и корону?  — Сделай так, чтобы получилось, — Барбаросса лучезарно улыбнулся и толкнул дверь, позволяя паре стражников заглянуть внутрь с целью проверить, все ли в порядке.       Утер поправил плащ, поёжившись. Запах осени, ворвавшийся снаружи, смешался с пьянящим ароматом ладана.       Где-то в глубине центрального зала капеллы в черно-золотой полутьме усыпальницы на широком каменном троне восседал усопший Карл Великий. *       В трапезной царил полумрак: паладины экономили свечи, а новый предводитель воинствующих монахов — и по совместительству новый настоятель аббатства святого Христофора, того самого, где провел юность Плачущий Монах — справедливо решил, что для того, чтобы поднести еду ко рту, много света и не потребуется: не промахнешься.       Паладины собрались за вечерней трапезой, когда сквозь бормотание чтеца, который расположившись на стасидии читал жизнеописание какого-то католического святого, пробился дробный топот ног. Отец Филипп Гольц поднялся из-за стола, подошел к порогу трапезной и вдруг широко распростер объятья. И заключил в них подбежавшую к нему девочку. Та трижды чмокнула его в щеки и радостно провозгласила:  — Наконец-то мы будем работать вместе! Наслышана о ваших воинских подвигах, отче! Гольц широким жестом пригласил девочку к столу:  — Братья мои, думаю, вы уже давно знакомы с сестрой Айрис, с нашим маленьким ангелом мщения?       Нестройный хор ужинавших мужчин отозвался утвердительно. Айрис скромничать не стала и деловито устроилась на указанном месте, накладывая себе из ближайшего горшочка овощи с рыбой:  — Его святейшество отстранил аббата Уиклоу от участия в поимке предателя Церкви, теперь он имеет право только наблюдать и передавать информацию Папе, — девочка принялась ювелирно очищать рыбий бочок от мелких костей, — отец Филипп, у меня для вас письмо из Ватикана с распоряжениями лично от Папы, — она кивнула на маленький легкий тубус, который тут же отправился в руки военачальника ордена, — теперь не я одна ищу Плачущего Монаха, не вы сами по себе охотитесь на фэйри, а мы работаем вместе. Чудесно, не правда ли? — Айрис надпила из кружки душистого компоту, следом утирая губы тыльной стороной ладони. Отец Филипп, пробежав глазами по аккуратным строкам, выведенным рукой папского писаря, закивал:  — Все верно, сестра, все верно, — его будничный тон если не дарил надежду всем присутствующим на удачный ход событий, то как минимум успокаивал, — должен сказать, если ты ещё не была осведомлена, я уже отправил в Драйшткригер группу людей под личиной язычников-изгнанников, которые ищут пристанища в разбойничьем гнезде. Они наши, хе-хе, информаторы за стенами этого города головорезов и воров, — Гольц звонко стукнул вилкой по дну тарелки, охотясь на фасолинку, — и они же прямо сейчас занимаются тем, что раскачивают лодку изнутри, ведь Драйшткригер ещё никогда не принимал за один раз такое количество новоселов. А Пепельных фэйри с севера прибыло целое селение. Как бы Гюнтеры ни старались держать всё под контролем, нельзя всегда и везде поспеть за всем.       Айрис помрачнела. Целое селение выживших Пепельных! И как только этим уродам удавалось все эти столетия так удачно скрываться, что даже католическое преследование потеряло след?       Чтец захлопнул одну книгу, взметнув в воздух душное облачко пыли, взялся за другую, пошуршал страницами и возобновил монотонное негромкое чтение. Юной Стражнице Троицы вдруг невпопад подумалось, что даже несмотря на убийство Ведьмы Волчьей Крови, восстание чудовищ только всё сильнее набирает разбег. Уж не сделали ли они, верные слуги инквизиции, и вправду Нимуэ мученицей, символом, который ещё больше вдохновил фэйри бороться за своё право жить?       Отец Филипп вымакал юшку со дна тарелки кусочком хлеба и облокотился на спинку лавки:  — Сестра, у тебя есть какие-нибудь соображения?  — Есть, — Айрис ни на секунду не смутило, что взрослый уважаемый священнослужитель спрашивает у неё совета: ей доверился сам Папа римский, сделав её самой молодой влиятельной женщиной Ватикана, — мне нужно совсем немножко времени и информации для первого шага. *       Эви, бежавший далеко впереди колонны путников, остановился и нетерпеливо затявкал.       Первое, чему Ланселот искренне удивился, как только их караван стал спускаться с холма по дороге, ведущей к давно уже вросшим по пояс в землю воротам Гластонбери — их действительно встречали с оружием, но мечи были в ножнах, а стрелы лучников, хоть и взведенные, глядели не путникам в грудь, а в землю. Живой коридор из вооруженных фавнов, Небесных фэйри, бивней и викингов сомкнулся стеной, когда Пепельный спустил капюшон, открывая лицо. Рано или поздно следовало это сделать.       Отделившийся от защитников Камелота всадник — им оказался Артур, никого другого он бы и не отправил первым — подъехал вплотную, одарив Берлихингена сдержанным кивком, и с холодной яростью в каждой ноте своей интонации обратился к тому, кто ещё два месяца назад был злейшим врагов короля фэйри:  — Ты должен сдать оружие. Эльга, стараясь не выдавать волнения, беспокойно глянула на бывшего инквизитора. Плачущий Монах с каменным лицом медленно отстегнул ремень, к которому крепились ножны с мечом и длинным кинжалом. Ремень с лязгом скользнул на землю. Из толпы защитников выскочил молоденький фавн-оленёнок, шустро подобрал оружие и подал Артуру.  — Всё оружие! — Артур стиснул челюсти, едва сдерживая злость. Он до сих пор не приказал стрелять в Монаха только потому, что не хотел оскорбить Железнорукого негостеприимством. Ланселот выудил из-за голенища сапога ещё один кинжал и подал оленёнку рукоятью вперед. Белка, вынужденный сидеть тихо, как мышка, чтобы не спровоцировать ни одну из сторон атаковать, все же пискнул:  — Он теперь на нашей стороне, не причиняйте ему зла!..  — Персиваль, — Артур похлопал Египет по бархатистому боку, — ты едешь со мной. Его, — король фэйри кивнул ближайшим воителям, — в кандалы. Если будет сопротивляться, убейте. И, да, — мужчина потянул за повод, поворачивая лошадь и оглядываясь на караван новоприбывших, — добро пожаловать в Гластонбери.       Ланселот спешился, передав уздечку Голиафа Циммербергу. Тот с не меньшей тревогой, чем Эльга, наблюдал за тем, как Плачущему Монаху связывают руки, а поверх защелкивают тяжелые старые колодки. Рыжая певичка нервно усмехнулась: как бы ни требовал Артур, чтобы Ланселот разоружился, он не сможет конфисковать у Пепельного то оружие, которое хранит его собственная природа. И то, что бывший охотник на фэйри позволил надеть на себя путы, означало демонстрацию полной готовности идти на компромисс.       При других обстоятельствах зеленое пламя фэйри уже испепелило бы и колодки, и толстую жесткую веревку. И в общем-то всех, кто попадет в категорию недругов.       Гёц сделал жест здоровой рукой, подавая сигнал остальному каравану: все в порядке, идем дальше. Нас приняли всех. Ну, почти всех.       Эльга не выдержала, соскочила из седла, отдав повод кобылы Железнорукому, изловила Эви за ошейник да и нагнала конвой Ланселота, пристраиваясь вплотную. Один из бивней, чья стальная хватка сомкнулась чуть выше локтя Плачущего Монаха, грозно зыркнул на девушку, и та в ответ оскалилась:  — Уж не думаете ли вы, что я просто так отдам его вам?       Бивень фыркнул, а Ланселот улыбнулся, чувствуя, как на скованные за спиной кисти его рук ложится мягкая ладошка бардессы. Конечно, он не нуждался в её защите физически — тут бы уследить, как бы не пришлось ему того и гляди самому её спасать. Но душевное единение и моральная поддержка здесь, среди полсотни устремленных враждебных взглядов, полных ненависти и недоверия, были теперь более, чем вовремя. Белка, видя всё это, закусил губу и жалобно уставился на Артура:  — Это так обязательно?  — Ты не понимаешь, — король фэйри сдержанно вздохнул, правя в сторону ворот Гластонбери, — хотя должен понимать. Ведь ты сам видел, как он и ему подобные убийцы, его братья, расправились с твоей семьей, с семьей Нимуэ и Пим, со всеми, кто был тебе дорог!  — Ему подобные сейчас следуют за нами, потому, что хотят помочь Восстанию! — Персиваль конечно же имел в виду Пепельных с их оружием, — а те, кого ты назвал убийцами, давно перестали быть ему братьями! — мальчик обернулся на девчонку Гюнтер, чуть повысив голос, — я не дам вас в обиду!  — Спасибо, мелкий, — Ланселот не без мальчишеского злорадства отметил, что от звука его голоса Артура передёрнуло. Да, к моменту всех этих событий следовало отказаться от каких-либо личных придирок, но Пепельный уже несколько раз надрал Артуру задницу в прошлом: как скажется это на решении руководства Восстания на предстоящем суде? *       В огромном гулком зале было три трона на полукруглом возвышении: центральный, явно для хозяина замка, и по обе стороны два поменьше, либо для членов семьи, либо для советников. От каменного возвышения во все стороны спускались узкие ступени, образуя небольшой, но изящный каскад. Широкие витражные окна располагались по обеим сторонам зала, даря пространству разноцветно-нежные сполохи света в самых неожиданных местах: Нимуэ не привыкла находиться в такой обстановке, всё слишком просторное и светлое, но раз уж дареным коням в зубы не смотрят, то дареным замкам — тем паче.       Девушка нервно прохрустела костяшками пальцев, поочередно сжав кулаки: с каждой минутой самообладание все явственнее силилось ей изменить. Пока Пим и фавнесса Кора отправились расселять новоприбывших Пепельных, а Моргана была занята допросом каждого из новеньких, ей предстояла долгая и нелегкая встреча.  — Сядь, — негромкий тон Мерлина, как ни странно, чуть успокоил её, и юная королева фэйри опустилась на трон по центру, потирая виски.  — Я не могу поверить в происходящее!.. — Нимуэ с отчаянием посмотрела на отца, — я как будто в каком-то кошмарном сне!  — Значит просто наблюдай, ты ведь… — друид не смог закончить — двери тронного зала замка распахнулись, и на пороге показался было Артур, как его едва не сбил с ног светловолосый голубоглазый сорванец.       Нимуэ не успела ничего сказать, не успела даже ничего подумать, как объятия ребенка сомкнулись на её плечах.  — Я думал, ты умерла! — возглас Персиваля сорвался на писк едва сдерживаемых мальчишеских слёз, — мы думали!..  — Все хорошо, все хорошо! — Ведьма Волчьей крови прижала Белку к себе так сильно, что буквально ощутила, как колотится его маленькое, но такое чистое и храброе сердце, — все хорошо, мы живы, мы здесь, все хорошо! Белка, обычно не терпевший проявлений нежности, позволил королеве фэйри совершенно не по-королевски расцеловать его и утереть ему набежавшие слёзы. Артур отвел взгляд — сцена была настолько трогательная, что даже сердце бывшего налетчика предательски сентиментально ёкнуло. Мерлин кашлянул и окликнул дочь:  — Ваше Величество.       Нимуэ выпустила Белку из рук и тот… со всех ног припустил к троим незнакомым гостям и одному слишком знакомому. Конвой бивней отступил чуть поодаль, и эти рогатые мужчины всем видом показывали теперь, что в любой момент готовы встать на защиту своей правительницы.  — Сестрёнка, познакомься, это дядя Гец Берлихинген, это — Михаэль Циммерберг, — принялся увлеченно перечислять мальчик, бесцеремонно указывая на каждого прибывшего, — это Эльга Гюнтер, она очень-очень добрая, а с Ланселотом вы уже встр…  — Персиваль, — Нимуэ встала, — отойди от него.  — Нимуэ, он… — Белка загородил собой Монаха, — ты только не убивай его!  — Отойди! — фэйрийка сошла со ступеней, медленно приближаясь к гостям и не сводя глаз с одного-единственного такого знакомого лица, — или мне придется расправиться с ними прямо сейчас.       Персиваль удрученно умолк и юркнул за спину Берлихингена. Он ещё никогда не видел подругу такой разгневанной. Даже когда та отрубила руки Бу`улуфу там, в Граммэре.  — Нимуэ, — Артур не собирался сглаживать ситуацию, но ему и вправду не очень хотелось, чтобы любимая снова замаралась, убив кого-то, кто не был им врагом, — выслушай их, прошу.       Фэйрийка в упор посмотрела в глаза Плачущему Монаху. Память непрошеным уколом тут же подсунула картинку — как она, среди криков, лязга металла и рёва огня, сжирающего её родную деревню, увидела его впервые, такого жуткого, в неизменно надвинутом до самых глаз капюшоне, и его вороной конь переступал через трупы её близких. А сейчас этот убийца стоит перед ней и ждет, что она его помилует?  — Как ты посмел?       Ланселот прикусил язык, отгоняя подальше невпопад вертевшуюся колкость: из всего того, что я посмел, что конкретно ты, ведьма, имеешь в виду?  — Как ты посмел допустить мысль о том, что после всего того, что ты сделал, существует хоть какая-то вероятность того, что мы примем тебя? — Нимуэ отшатнулась вбок, обходя Пепельного по дуге, и вдруг увидела, что стоявшая чуть позади Монаха рыжая девица, которую Белка представил Эльгой Гюнтер, сжимает пальцы в замок с жесткими пальцами Плачущего, чьи руки в колодках уже успели налиться кусачими мурашками онемения.       "Да неужели?"       Нимуэ нахмурилась.       Неужели действительно нашелся кто-то кроме Кардена, кто оказался способен приручить этого монстра? Что ж.  — Отец, — Нимуэ не оборачиваясь обратилась к Мерлину, — загляни ему в голову.       Друид, подобрав полы плаща, шагнул к Монаху и протянул руку к правому виску бывшего инквизитора:  — Больно не будет. Пока что, — Мерлин коснулся пульсирующей жилки на виске убийцы и закрыл глаза.       Калейдоскоп чужих воспоминаний вихрем засосал сознание друида. Мерлин не стал заходить слишком далеко, и в общем-то то, что он увидел, его удовлетворило. Вспышки зеленого огня, крики умирающих гвардейцев Папы римского, мелькающие улыбающиеся лица Белки, Эльги, строй армии Драйшткригера, синий сноп драконьего пламени, свист ветра, разгоняемого белыми драконьими крыльями, разъяренное лицо Уиклоу, морские волны, горячие прикосновения и наслаждение моментов близости со всё этой же рыжей, качка на носу корабля, качка в седле, трупы паладинов, обугленные тела братьев Троицы… Друид с шумным выдохом «отпустил» Пепельного, буквально вырывая себя из его сознания. Ланселот склонился и потер виском о плечо Эльги, избавляясь от жутких ощущений прикосновения друида.       Нимуэ вопросительно посмотрела на отца:  — Ну?  — Ваше Величество, — Мерлин понизил голос до вкрадчивого шёпота и молвил на ухо фэйрийке, — он наш. Твой мальчишка прав. И Берлихинген тоже сказал правду в своём письме.       Правду? То есть, простите, что? Предлагаете ей, более всех пострадавшей от рук Красных паладинов, поверить в искреннее исправление этого чудовища? И что с того, что он спас Белку, что он привел подкрепление, что он предлагает свою собственную помощь?       Нимуэ вновь встала перед Пепельным, чувствуя, как справедливая злость расползается по её жилам раскаленными змеями:  — Покажи мне, что умеешь, палач.       Ланселот мягко выпустил руку Эльги, рыжая сделала шаг назад. Оба хорошо знали, что Пепельный все ещё не научился с ювелирной точностью управлять направлением огня. Бывший инквизитор обвел зал взглядом. Сумерки уже спустились на холмы, а из восьми старинных каминов в зале не горел ещё ни один.  — Давай тот, что справа, он ближе, — шепотом подсказала Эльга. Плачущий согласно кивнул, и колодки затрещали, разъедаемые зелеными огненными языками.       Мерлин не сдержал возглас восторга, Артур схватился за меч, Нимуэ вскинула руки, готовясь в любой момент отшвырнуть Пепельного к дверям, но этого не потребовалось. В считанные секунды освободившись, Ланселот взмахом затекшей кисти буквально из воздуха послал не очень ровный и не самый эффектный, но очень прицельный клок огня в тот приглянувшийся им с рыжей камин. Друид тут же оказался рядом с решеткой камина, будто наслаждаясь тем, что там сейчас горели не поленья, которые ещё не успели сложить, а сами камни:  — Великолепно, совершенно великолепно! А погасить сможешь?       Монах пожал плечами и повел ладонью в воздухе — было в этом дирижерском движении что-то мягкое, успокаивающее. Зеленый огонь, загудев, нехотя улегся, рассыпаясь искорками и тая в воздухе.       Нимуэ скрестила руки на груди:  — Значит, ты отрекся от своей веры?       Ланселот покачал головой:  — Не отрекся. Но это не мешает мне быть одним из вас.       И никогда не мешало, добавил бы Гавейн, будь он жив, будь он здесь, никогда не мешало, от собственной природы не избавиться.       Королева фэйри поманила вооруженных бивней:  — В темницу его. А вы трое, — девушка повернулась спиной к гостям и поднялась к центральному трону, — теперь ваша очередь.       Под окнами послышался встревоженный лай Эви. Волкодаву не нравилось, что его не пригласили. *