По ту сторону Английского пролива

      *       Артур всегда искал признания — предсмертные слова отца засели в кудрявой голове молодого мужчины навсегда: он должен вернуть честь своему роду. Искал признания у дядюшки, у уличных банд Грэммора и округи, у Борса, даже у родной сестры. Моргана очень любила брата, но когда в прошлом ей стало ясно, что он ищет легкие пути и быстрые деньги, она перестала ждать от него подвигов, желая одного: лишь бы этот непутёвый себя не угробил.       И сейчас этот самый непутёвый мальчишка в теле взрослого мужчины стоял посреди облюбованного им кабинета, разглядывая гобелен с изображением герба Тинтагелей. Тут, по-видимому, раньше уединялся отец сира Агравейна: обстановка была чисто берложье-мужская — по стенам красовались мечи, секиры да набитые соломой звериные головы, над небольшим камином — полка со скелетом какой-то зубастой твари. По центру, утопив широкие дубовые ножки в мехе медвежьей шкуры, высился стол, отчего-то круглый, массивный, внешне больше напоминающий жертвенник, чем просто мебель. Для полноты атмосферы не хватало на нём лишь желобка для стока крови.       На эту берлогу Артур наткнулся ещё в самый первый день своего тут пребывания. Только в этом помещении окна были самые обыкновенные, а не витражные, как по всему замку. Это придавало месту поволоку солидности и спокойствия. С самого первого дня Артур уходил сюда в поисках хоть скольки-нибудь минут психологической разгрузки. Артур искал признания, и оно на него свалилось, вместе с ответственностью, к которой, как ему раньше бы подумалось, бывший налётчик не был готов. Вот только появление в его жизни Нимуэ изменило всё. В том числе и самого Артура, его мировоззрение и ценности. Но новоявленный король фэйри бессознательно искал поддержку — не от Нимуэ, не от сестры, а от того, кто будет таким же отщепенцем, как он сам. Мерлин на эту роль не подходил — друида признавали и боялись по умолчанию, а Артуру зарабатывать авторитет пришлось кровью и истощением души. Артуру нужен был такой же чужак для фэйри, как и он сам, чтобы не чувствовать себя уязвленным, обделенным.       Тяжелая дверь кабинета скрипнула, Пепельный шагнул за порог. Круглый стол сразу бросился в глаза Плачущему, но странная мебель — последнее, что сейчас заинтересовало бы Ланселота. — Заходи, — Артур жестом указал на одну из пыльных бутылок с виски на полке, — прости, выпить пока что, не предлагаю, ведь мы оба на службе. — Я хочу, чтобы мне вернули мечи и остальное оружие, — Плачущий Монах прошагал в центр кабинета и остановился по ту сторону круглого стола, скрестив руки на груди, — это не проблема? — Проблемой может оказаться то, что по замку и по деревне, которые полны фэйри, будет расхаживать вооруженный Плачущий Монах, — Артур потер переносицу, — я распоряжусь, чтобы тебе все вернули в твои покои, но ты сам все понимаешь. — Что ж, и на том спасибо, — Ланселот отозвался неприкрыто сухо, — Так о чем пойдет речь? — Мы изначально не с того начали. Знаю, что разговорами прошлое не исцелить, но я хочу попробовать.       Плачущий Монах едва заметно ухмыльнулся. Перед глазами пронеслись табуном воспоминаний те самые события: то, как воин великой Католической Церкви надрал зад будущему королю фэйри там, на опушке Железного Леса, у старой мельницы. Что ж, они действительно не с того начали. То была их первая и единственная встреча нос к носу. Все, что Артур знал о Плачущем Монахе до Восстания фэйри и знакомства с Нимуэ — что тот является приемным сыном и правой рукой отца Кардена, хорош в разжигании костров из ведьм и фэйри, да ним пугают фэйрийскую малышню. Столкнувшись с Ланселотом в бою Артур на собственной шкуре испытал, едва не погибнув, что Плачущему Монаху не обязательно доставать меч, чтобы убивать. На момент того их поединка Ланселот чувствовал, как сильно Артур его ненавидит и как боится за всех сразу — за свою жизнь, за своих соратников, за свой маленький отряд. У Артура не было фэйрийской ловкости и скорости, но продержался он тогда как для человека довольно неплохо. И только Гавейн встал между Артуром и смертью, вмешавшись в его поединок с инквизитором. Да, память короля все ещё слишком явственно воспроизводила то, как безжалостно кинжал Ланселота выпускал потроха бивню Бергеруму, там, у мельницы, и ледяной голос Плачущего Монаха тогда звучал ровнёхонько с такими же нотками, как ныне. Но сейчас Артуру предстояло начать все с чистого листа. И некоронованный король надеялся на понимание. — Я хочу, чтобы мы были на одной стороне, — Артур сцепил пальцы в замок, подпирая подбородок кулаками, — и я сейчас говорю не про стороны Восстания и Церкви. Я хочу, чтобы мы работали вместе, чтобы я мог полностью тебе доверять. Я не навязываю дружбу. Я ищу соратника. — Предлагаешь работать на тебя? — Ланселот усмехнулся, — уверен? — Не на меня, а со мной, — Артур понизил голос, — фэйри на тебя смотрят так же, как и на меня когда-то, с опаской, недоверием, раздражением, а то и злостью. Тебе тоже не помешает союзник, кто-то помимо твоего оруженосца. И ещё. Когда дело дойдет до обороны Гластонбери, это ляжет на нас.       Ланселот помрачнел. Артур был прав. К сожалению, мало того, что оружием Берлихингена кто-то должен махать, махать им нужно будет с правильной тактикой. А военная аналитика в полевых условиях с лёту дается лишь тем, кто в этом уже варился. — Я не буду к тебе придираться, оставим прошлое в прошлом, — Артур продолжил, — нами движет одна цель: мы дожны создать безопасное пространство для наших любимых, уберечь наш народ и наш новый дом. — Пусть так, — Плачущий Монах пристально поглядел на Артура, — с чего планируешь начать? — С самого основного, — Артур сглотнул ком в горле, — научи меня драться. Ланселот вздохнул. Когда-то он думал, что всю жизнь он так и будет убийцей под знаменами Церкви. Теперь ему всё чаще казалось, что судьба пытается сделать из него наставника. — Как стемнеет, встретимся на заднем дворе замка, — Монах оскалился, — разведем огонь и попляшем. Устроит?       Артур подался вперед, протягивая ладонь.       Бывший инквизитор и бывший налётчик пожали друг другу руки. *       В те времена, когда орден Красных паладинов еще только учился быть сильной и грозной организацией, отец будущего аббата Уиклоу, работавший в секретном архиве Ватикана, познакомился с певчей-клирикессой, которая и стала будущей матерью аббата. В юности Уиклоу, получив строгое католическое воспитание, и отучившись в духовной академии, Уиклоу какое-то время работал помощником секретаря Папы Авеля — без связей отца тут, конечно, не обошлось. Папа Римский заметил потенциально шустрого исполнителя — Уиклоу был глубоковерующий, педантичный, преданный Церкви, но не лишенный амбициозности и гордыни. Но кто из нас без греха? К фэйри аббат Уиклоу всегда относился с брезгливостью, и как только он получил свой сан, Папа Авель назначил его координатором Братьев Троицы.       Это было ровно год назад.       А прямо сейчас ветер трепал полог его шатра, не давая сосредоточиться на молитве. Аббат вздохнул, поднялся с колен и вышел, намереваясь прогуляться, в надежде, что хоть так табун мыслей уляжется. Уиклоу прибыл на земли Пендрагона раньше, чем Филипп Гольц и Айрис. Вчера на рассвете все трое сошлись в одном из лагерей паладинов — этот лагерь простирался между холмов от Грэммора вдоль Железного Леса, другой был ближе к Вестгейтсу. Разведка уже доложила, что часть фэйри эвакуировалась, но грядущее наступление было скорым и в общем-то неостановимым.       Шатер Айрис был максимально аскетичный — молитвенный угол, койка, на койке жусткое одеяло. Айрис в шатре не оказалось, и Уиклоу хотел было идти прогуливаться дальше, однако внезапно кто-то подергал его за край рясы. — Привет, — детский голос прозвучал неожиданно так, что Уиклоу стало не по себе, — вы не гвардеец, не паладин. Кто вы? Аббат оглянулся. Мальчишка лет семи, кучерявый, темноволосый, глядел на аббата снизу вверх. Мальчик подобрался так неслышно, что действительно смог напугать священника. — Дитя, — аббат присел, разглядывая маленького незнакомца, — Откуда ты тут взялся? — Отче, отойдите! — подбежавший Гвардеец Троицы сгреб пацана за шкирку и повел в сторону одного из шатров Братьев, — не трогайте его и не слушайте, это фэйрийский выродок! Удивленный аббат зашагал за ними: — Кто его здесь держит, зачем он тут нужен? Гвардеец остановился, сдвигая маску на макушку: — Это оборотень, сын лазутчицы, которую шантажирует Айрис. Мальчишка слишком мал для оков, ручонки из кандалов выскальзывают, связали веревкой, так перегрыз. Все ищет мать, но знает, что если кого-нибудь укусит, то её убьют. Но мало ли, — гвардеец подтолкнул Виктора и они пошли дальше, — что в голове у мелкого демона? Уиклоу в задумчивости отстал. Вот как. Судя по всему, Айрис согласна на любые методы ведения войны. Что ж. — Святой отец, — Айрис была легка на помине, — благословите! — девочка вышле из того самого шатра, куда гвардеец повел мальенького заложника, поклонилась священнослужителю, приветствуя того, как полагал церковный этикет. Аббат, не глядя на неё, перекрестил самую юную воительницу Церкви, провожая тяжелым взглядом гвардейца и мальчика: — Гляжу, сестра, тебе не чужды методы Кардена. — А чем плохи методы отца Кардена, да упокоит Господь его душу? — обманчиво-елейный голосок Айрис мог обмануть многих, но не Уиклоу. — К примеру, тем, что отец Карден мертв, и его в могилу свел его собственный подход? — Уиклоу поглядел вдаль, мысленно прикидывая, сколько же здесь шатров, если их остроконечные верхушки виднелись от тодного горизонта к другому, скрываясь в тумане сегодняшней осенней промозглости. Айрис отвечать не стала. Вместо этого спросила: — Отче, как ваши шрамы? — она не могла не спросить. Пора напомнить, что они с некоторых пор на равных. — Твоими молитвами, сестра, — аббат осклабился, — могу я поинтересоваться, когда отец Филипп соберет штаб для утверждения плана наступления? — Вы узнаете об этом первый, — Айрис изобразила реверанс, — теперь прошу меня простить, отче, мне пора идти и просить небеса, чтобы от ваших шрамов не осталось и следа. *       Пепельные за свою многотысячелетнюю историю никогда не начинали войн первыми. Успешно защищались — да, но само захватничество было абсолютно им чуждо. Потому регулярная армия была лишь во времена Пепельных королей — когда пришла эпоха выборных князей, в случае столкновений вооружались все, кто был способен обороняться. Генри Отто нынешний князь Пепельных фэйри, отправил с Ланселотом тех, кто мог сражаться обыкновенным оружием, но при этом тех, кто владел искусством обращениея с пламенем фэйри в совершенстве. Оружие Пепельного — не металл, оружие Пепельного — его природная стихия. Ланселот только учился этому. И помимо всего прочего, также бывшему инквизитору предстояло научиться мыслить, как Пепельный.       Тут, в Гластонбери, прибывшие с Плачущим Монахом Пепельные фэйри заняли несколько заброшенных кварталов. Фэйри прибывали каждый день, расселением беженцев занималась Пим, и объединенные общей бедой и общим врагом фэйри разных племен помогали друг другу, чем могли. Гластонбери оживал на глазах. И судя по темпам заселения, деревня скоро могла превратиться в город.       Артур не обманул — не успел Ланселот дойти до покоев, как его нагнала стража, и пусть и с нескрываемой неохотой, передала конфискованное оружие. Прежде, чем приступить к подготовке плана по завоеванию сердца императора Фридриха Гогенштауфена, Ланселот хотел сделать несколько важных для него дел. Для начала — отыскать своих и понять, насколько велика между ними и ним пропасть тут, в Гластонбери — ведь в Драйшткригере Монах общался в основном лишь с князем Генри и его помощниками. Сейчас князь был по ту сторону Английского пролива. И пробовать переходить на «ты» со своим племенем стоило уже сейчас — до начала боевых действий, до того, как Гольц атакует. Солнце было уже в зените, сейчас, в эти дни, время летело предательски быстро. — Я не пущу тебя одного, — выслушав идею Ланселота, Эльга принялась прихорашиваться, подводя глаза той самой краской из золы и масел, — не хватало, чтоб ты случайно их спровоцировал… — рыжая проверила, красиво ли лежат волосы, покрутилась у зеркала и закончила, — …и они тебя, не дай Бог, как того гардарийского князя, за руки-ноги, к деревьям — и кирдык! — Скажешь тоже, милая, — Ланселот усмехнулся, любуясь, как полукровка отточенными движениями перезатягивает корсет, — я хочу всего лишь увидеть, как они устроились, поговорить по-человечески, может им что-либо необходимо. Разве я не прав? — Прав. — Гюнтер одернула подол платья, — но я в любом случае пойду с тобой. Плачущий Монах сделал руку калачиком, чтобы Эльга взялась за него, и распахнул дверь, пропуская свою леди.       В чем-то Эльга тоже была права. Пепельные фэйри уже доверяли Плачущему Монаху, но считали ли они его частью их народа? Ведь метки на лице и зеленый огонь в ладонях — ещё не пропуск в самое сердце древнего рода.       Покуда Монах и бардесса шли через замок и двор к воротам Камелота, отделявшим замок от Гластонбери, оба украдкой наблюдали за реакцией фэйри на их появление. Те, кто был занят стройкой, вообще не обратили внимания на проходящих мимо гостей. Стража проводила пару внимательными, но уже лишенными презрения взглядами — впрочем, подозрительности там было хоть отбавляй. Но раз уж Плачущий Монах спокойно шел через Камелот с мечом в ножнах, значит Ведьма волчьей крови дала на то разрешение. Только несколько девушек-бивней с полными корзинами выстиранного белья испуганно шарахнулись с дороги при виде бывшего инквизитора. — Что ж, — Ланселот поглядел по сторонам, — никто не бросил камень, уже хорошо. — Боюсь, Пламя моё, ещё очень рано подытоживать, — Эльга, переступая черту ворот замка, чуть поёжилась, словно внезапно подул ветер, — вот сейчас уж если доберемся целыми до твоих соплеменников, вот тогда…       Соплеменники визитеров не ждали. С момента прибытия в Гластонбери прошло от силы двое суток, но Пепельные уже успели привести в порядок несколько кузниц, собрать по округе мало-мальски железного хлама, вроде переломанных ободьев, щербатых тупых наконечников стрел и копий, не подлежащие ремонту земледельческие инструменты, отжившее свой срок оружие и утратившую целостность железную утварь. Успели запланировать все это переплавить пробным заходом, перековать на мечи и наконечники стрел, и в довершение всего — сходить на вылазку для выявления, где именно на ближайших взгорьях есть смысл вскрывать породу для поиска железняка. Это в Аске, в горах морозного фьорда руда, считай, сама шла в руки, компенсируя этим худую плодородность тамошних земель. Здесь же, в краях бриттов, ради этого предстояло попотеть. И война войной, но закладывать фундамент для будущего благополучия своих семей, которые приедут из Драйшткригера, когда угроза минет, Пепельные фэйри начали уже сейчас.       Ланселот привык к тому, что в основном здесь фэйри встречают его молчанием и тишиной, но когда Плачущий и Эльга ступили на узкую улочку между облюбованных Пепельными домов, никто от своих дел не оторвался. Уже неплохо. Монах решился идти на грохот кузнечного молота, с неприкрытым любопытством разглядывая встречных фэйри. Эльга семенила рядом, в который раз удивляясь тому, как причудлива природа — ещё ни у кого из Пепельных не попалось одинаковых отметин. У кого-то на лицах, у кого-то — на руках, у некоторых багровые метки и вовсе были скрыты под одеждой. На ступеньках широкого крыльца кузницы сидел Пепельный в расстегнутой рубахе и с раскрасневшимся лицом — вышел передохнуть от жара мастерской. Светлые волосы, выцветшие голубые глаза, мягкие линии лица — мужчина выглядел миролюбиво, а из-за расстегнутого ворота виднелись темно-красные полоски отметин которые змеились по кругу, чем-то напоминая оставляемый Зубом дьявола ожог под кожей. Пепельный был немолод, но явно в расцвете сил. Он поднял глаза на подошедших: — Никак Плачущий Монах пожаловал. Леди, — кузнец кивнул Эльге, приветствуя девушку, а потом вновь обратился к Монаху, — что-то случилось? Чем обязан? Монах будто забыл все слова. Почему-то именно среди тех, кого он должен считать своей кровью, он ощущал нечто, похожее на благоговение и робость. И сейчас, неожиданно для самого себя, у Ланселота вырвалось: — Я могу посмотреть, как ты работаешь? — А дама вынесет температуру внутри мастерской? — Пепельный поднялся, утирая лицо. — Если что-то пойдет не так, я выйду на воздух, — Гюнтер улыбнулась так обезоруживающе, что Пепельный подобрел. — Хорошо. Ступайте за мной, только ничего не трогайте. Пока что. — кузнец чуть задержался на пороге, — Меня зовут Гольфрид.       В кузнице было очень жарко, пыльно, но пламя фэйри в горниле посреди неё, словно на алтаре, трещало и полыхало так, что несмотря на душный полумрак мастерской кузнеца, рассмотреть можно было абсолютно все. В каком-то смысле это действительно был алтарь Тараниса, божества огня и грома.       Эльга пошла с Плачущим Монахом не только по причине женского беспокойства. В глубине души она чувствовала потребность в том, чтобы соплеменники её мужчины ей доверяли — не только на словах. Да, Пепельные и без того уже доверили разбойничьей общине свои жизни, но миннезингерша хотела стать ещё ближе. И сейчас, находясь рядом с Ланселотом, она впитывала каждую ноту атмосферы вокруг всем своим сознанием и душой. — Ничего не ёкает, Плачущий Монах? — голос кузнеца Гольфрида звучал спокойно, так, словно к нему каждый день заглядывали бывшие церковники, — это тоже часть тебя.       Ланселот смотрел во все глаза. На то, как в горне пляшет зеленый огонь, за считанные мгновения заставляющий расплавленный металл стекать в каменную форму. На то, как молот Гольфрида со звенящим грохотом опускается на ярко-оранжевый кусок того, что вот-вот станет лезвием будущего меча. — Совсем ничего? — кузнец взмахом руки чуть уменьшил игру пламени, вызвав у певички восхищенный вздох. Это, действительно, было словно песня. Древняя, спокойная, пробирающаяся под кожу и врастающая в кости. — Я… Могу чем-нибудь помочь тебе? — Ланселот хотел было расстегнуть ремни плаща, чтобы снять его, чтобы тот не мешал за работой. Но кузнец остановил воина: — Боюсь пока ещё рано.       Чужой голос прозвучал за спинами неожиданно, Эльга и Ланселот, созерцающие работу мастера-Пепельного, синхронно оглянулись. — Ты поможешь, если начнешь учиться и будешь схватывать все на лету, — в кузницу вошел ещё Пепельный, а за ним ещё двое. Новоприбывшие принесли ещё сырья — обломки старого оружия, которое в скором времени переродится в их руках. — Верно, — Гольфрид опустил оформленный кусок металла в воду, шипение и пар поползли по мастерской, — я слышал, тебя пытались обучать в Цитадели чародеев в Драйшткригере. Но никто не научит Пепельного лучше, чем другие Пепельные. Приходи на рассвете к воротам деревни. То, что мы тебе покажем, и ты должен будешь повторить, лучше делать в безлюдных местах. *       Совет старейшин Драйшткригера собирался в конце каждого месяца для подведения итогов — налоги, корректировка переписи прибывших, планирование земледельческого быта и экономики на следующий сезон и так далее. Но сегодня в тронном зале замка Гюнтеров те, кто носил негласный титул старейшины, собрались внепланово, и на это были причины. Зал наполнился гомоном, переросшим в явно повышенные тона. —Во что превратилась община! — Почему мы вообще это допустили!..       Все резко стихло, когда на пороге зала показался Ойген Гюнтер.       Старый оборотень, чеканя шаг, тяжело прошел посреди собравшихся к своему трону, опустился на него, оглядел толпу и только после этого молвил: — Если у кого-то есть вопросы, по одному. Старейшины — люди и фэйри, разбойники и торгаши, сыграв в переглядки, вытолкнули вперед самого храброго — низенький полный старичок, очень дальний родственник ксёндза Иоганна Гюнтера, надтреснутым голосом затараторил: — Фрайгерр Гюнтер впустил в наш дом Пепельных, они убивают средь бела дня наших детей, как нам все на это реагировать, если ты бездействуешь? Гам тут же возобновился. Ойген снова оглядел толпу. Кто-то был без глаза, кто-то без руки или ноги, кто-то со страшными шрамами на лице, кто-то с рогами, кто-то с крыльями. На первый взгляд — сборище чудовищ. По факту — да, сборище чудовищ, но при этих чудовищах воздвигался Драйшткригер. И они вложили в него немало денег и сил. Они имеют право спрашивать. Гюнтер-старший подался вперед, скаля клыки, и шум тотчас же стих. — Мои сыновья лично занимаются расследованием гибели детей. И как они уже успели выяснить, дело вовсе не в Пепельных фэйри! — Фрайгерр Гюнтер, ты хочешь сказать, что все под контролем? Пока по Драйшткригеру ползут слухи, что Пепельными готовится переворот? — старичок чуть попятился. Ойген устало прикрыл глаза. В последнее время слухов стало слишком много. — Ладислаус, Ксандр и Михаэль найдут причастных, казнят и принесут вам их головы. Вас такое устроит? Старейшины вновь зашумели. Ойген внезапно почувствовал, как зверски все они ему осточертели. *       Как бы он ни храбрился, а все-таки Циммерберг не был готов к такому повороту событий. — Не мог бы ты сидеть ровно и не дергаться? — Моргана поморщилась, поводя ладонью над макушкой конокрада. Тот не особо учтиво огрызнулся: — Не могу! Так-то мне есть чем заняться, а приходится сидеть тут!.. — Он всегда столько болтает? — Мерлин с любопытством рассматривал разбойника. Михаэль нервно поерзал на высоком жестком стуле, чем вновь вызвал вздох негодования у Темной фэйри. — Ещё раз, и я пристегну тебя к месту кандалами! Циммерберг фыркнул. Обстановка и без того была не очень вдохновляющей — Моргана и Мерлин оборудовали себе рабочее пространство в башне аккурат над покоями друида. И то, что сейчас происходило, до боли напоминало конокраду события в Цитадели чародеев. До той боли, которая выворачивает кости и плавит мозг. — Что вы хотите найти… там? — конокрад не знал, как сказать, имея в виду свой разум. Друид с Темной сейчас возились над ним так, словно он был шкатулкой под замком. От этого было жутко. Да и обстановка лаборатории не бодрила — под стенами были запертые шкафы да стеллажи, полки которых были уставлены запечатанными сосудами с сомнительным содержимым, кубки со странными знаками, посреди низкого стола высился ворох чьих-то костей. Все это навеивало мысли о камере пыток, а не о мастерской двух волшебников. — Я ищу следы чар, оставленные Повелителями Теней, - Моргана повернула голову конокрада за подбородок так, чтобы тот смотрел вбок, попутно вытаскивая из виска Михаэля видимую только ей и друиду вереницу искр, — я учусь, и собираюсь использовать любую возможность перенять новые знания. А почерк чужой волшбы — одно из моих пособий. — Искры покружились над ладонью Морганы, а затем растаяли меж её пальцев. — Вижу, Дивитиак с компанией славно поработали над тобой, парень, — Мерлин уселся напротив, откорковывая оставленную на потом бутылку с недопитым элем, — Моргана, найди след короны и попробуй расшифровать, кем был создатель запретительного заклятия венца. Ты умница, ты сможешь. Чародейка сосредоточилась. Любое оккультное вмешательство в сознание человека оставляет неисцелимый след. Она знала, что такие отпечатки могут не просто наслаиваться, но и смешиваться. Темная уже поняла, до какой степени агрессивной магией был атакован в свое время конокрад, и какое забористое понадобилось противоядие. Моргана закрыла глаза, частично сознанием проваливаясь в междумирье. След короны на разуме Циммерберга отпечатался багровым кольцом. Чародейка, не рискуя прикасаться к энергетическому следу, смогла только мысленно вопросить: «Что ты такое?» В ответ отозвался один-единственный голос. Древний, как сама природа. — Из пламени мы восстанем. — Достаточно! — окрик Мерлина вырвал Моргану из созерцания по ту сторону действительности. Чародейка проморгалась, несколько мгновений приходя в себя, а затем взглянула на Мерлина, и в глазах её читалось крайнее благоговение: — Мне отозвался мастер-первопредок. Мерлин покачал головой: — Разве создавший венец Пепельный был чародеем? — Боюсь, Таранис мог «наградить» вора вдогонку не только отметинами. Друид кивнул конокраду: — Все, парень, пока свободен. Циммерберга со стула как ветром сдуло. Конокрад уже поняла, что препарировать чужую магию для того, чтобы использовать в своих целях друиду было не впервой. Но приносить ради этого себя в жертву Михаэль, мягко говоря, не собирался. А ещё Циммерберг так и не понял, о ком речь: кто такой мастер-первопредок, и о каком воре сказал Мерлин? *       Пожалуй, если бы они спросили разрешения у Нимуэ поджечь задний двор, она бы отправила этих двоих куда подальше. Поэтому Артур и Ланселот организовали себе широкое кольцо из живого огня чисто по факту. Увидев это из окон замка, Нимуэ только рукой махнула: нет, её не беспокоило, что её любимый мужчина нашел общий язык с их некогда заклятым врагом. Главное чтобы они от серьёзности не перешли к ребячеству, ведь как известно, первые сорок лет детства у мужчин самые сложные.       Белка с Эльгой уже устроились поодаль в качестве зрителей. Наблюдая за тем, как наставник и ученик обмениваются колкостями на импровизированной арене, мальчишка взахлеб рассказывал певичке: — Я сегодня помогал Пим встречать новых фэйри, собрал в дорогу еду сиру Гёцу, послушал рассказы Нимуэ про короля Ругена, у него рубиновый глаз, представляешь? — Нимуэ присоединится к нам? — Эльга поправила Белке его лохматую челку. Мальчик беспечно улыбнулся: — Да, ей тоже интересно будет поглядеть. Певичке тут же подумалось: «Поглядеть и проконтролировать, чтобы эти двое друг друга не поубивали».       У Артура на какой-то момент случилось дежавю. Вот он стоит один, без своего отряда, а его собирается атаковать Плачущий Монах. У противника такая знакомая манера двигаться, такой угрожающий силуэт… Артур сглотнул. У дерева тогда лежал мертвый фавн, тот бедолага хотел быть оруженосцем Артура. Но прошлое в прошлом. — Железо или древесина? — голос Ланселота прозвучал в который раз насмешливо в адрес короля. Но тот привык и парировал: — А что, боишься? — Да, за твою шкуру, — Плачущий Монах бросил деревянный тренировочный меч, который Артур поймал на лету, — чтобы не было, как в прошлый раз, — Ланселот усмехнулся. — Моя шкура в тот раз не так уж и сильно попортилась, — Артур подмигнул Ланселоту, взешивая меч в руках и обходя противника по кругу. — Угу, и потому ты верещал, как раненный зайчишка? — Монах развернулся плавно, но Артур все равно едва успел уклониться от меча. Ланселот поморщился: — Ты же опытный боец. Да, в уличных стычках, но тем не менее. Что не так? Артур пожал плечами, сделал выпад, Ланселот позволил себя задеть, но сделал это демонстративно, давая ученику понять, что его здесь иногда будут поощрять, как кошку: если играть с кошкой в догонялки и не давать поймать игрушку, кошке забава может наскучить. — Человеку сложно выстоять против фэйри, — Плачущий Монах погладил пляшущий клок огня из пламенного кольца, очерчивающего границы учебного поля боя, — но тебе это не нужно. Гольц приведет таких же болванов, с какими ходил Карден, но вот Уиклоу… — до Ланселота уже дошли новости, что аббат выздоровел, — Уиклоу приведет Братьев Троицы. С ними нужно уметь работать очень быстро и не подпускать близко к себе. — Монах поддел деревянным телом меча короля под колени, и Артур под свист Белки шлепнулся на землю. Тут же, правда, вскочил, но деревянное острие учебного меча в руках Плачущего уже упиралось ученику в кадык. — Сосредоточься и не дай мне подойти, — Ланселот отсчитал несколько шагов, встал в позицию и взмахнул тренировочным клинком, совершая обманный выпад. На этот раз Артур, к своей чести, увернулся. Монах стал заходить по дуге, и Артур понял, что сейчас не должен позволить противнику заставить себя пятиться. Король старательно отзеркалил движения наставника, но в последний момент едва не подпалил рубаху, опасно приблизившись к огню. — Забываешь смотреть по сторонам. Хочешь выжить в бою с Братьями Троицы — отрасти глаза на затылке. Артур перевел дух и снова начал атаковать. — Ну, как они? — Нимуэ подсела к Эльге с Белкой. Вокруг начали собираться другие фэйри. Белка хихикнул: — Ну, Артур ещё жив. Рыжая с опаской взглянула на королеву, ожидая резкой реакции, но Нимуэ была спокойна — сказывалась усталость за день: — Радует. Ничего, пусть. Ему полезно. Когда придет время, он не сможет защитить себя магией, поэтому пусть учится. Гюнтер опустила глаза. Ей очень хотелось верить, что это самое время придет ещё нескоро. В кругу огня Артур снова оказался на земле. — Представь, что было бы, — Плачущий Монах легонько ткнул короля носком сапога в бок, — если бы мы взяли настоящие мечи? Артур сплюнул скрипящую на зубах пыль. *