Учиться жить заново

      Сказать, что я с огромным удовольствием мчался на встречу нельзя. Я был до чёртиков напуган мыслью, что опозорюсь не только сам, но и потяну плохие впечатления на сторону Марка. Поэтому в такси меня потряхивало, а Джарви продолжал мне напевать успокоительные мысли. И вот такси остановилось и я вышел. Джарви моментально переключил режим и начал описывать окружающую среду, начиная от цвета и рисунка плитки под моими ногами до внушительного мужчины рядом с дверью в место, которое я должен сегодня посетить. — Здравствуйте, — я подошёл у секьюрити, — У меня встреча с Алексеем Громовым. — Как вас зовут? — Черт, голос этого мужчины наждачкой проехался по моим ушам. — Павел.       Затем треск — судя по всему рации или чего-то подобного и неприятный голос оповестил, что господин Громов подойдёт через минутку. Сердце ускорило ритм. Спустя какое-то время дверь открылась и из помещения послышылась музыка. В нос ударил неповторимый запах цитруса. — Здравствуйте, Павел, я — Алексей. — Джарви вовремя подсказал как и куда мне стоит протянуть руку. Рукопожатие было крепким, уверенным и… властным? Но запах апельсинов щекотал рецепторы, мне было плевать на ужин, но теперь я отчаянно желал десерта. — Пойдёмте.       Алексей слегка приобнял меня и направил внутрь, по телу зябко промаршировали мурашки — прикосновения стали для меня табу, но Алексей не был навязчивым, хоть и принял на себя роль ведущего. Я ощущал много взглядов на своём теле и лице. Причём разных взглядов — недовольных, нетерпеливых, любопытных, заинтересованных и даже Боги — ревнивых. А затем я услышал как закрылась дверь и стало гораздо спокойнее, уютнее. Нет, конечно, оказаться в небольшом пространстве с человеком которого никогда не видел (смешно, нет), новым и незнакомым наедине было довольно щекотливо и будь я девушкой, то точно бы не согласился, но…       От мистера Громова не исходило опасности, ярости или чего-то, что могло заставить меня ощущать себя загнанным в угол зверьком — и это уже радовало. Джарви сканировал кабинет и описывал мне новое место. Большое кожаное кресло за масивным столом из красного дерева, на котором были две… два меню! Уютное, мягкое кресло напротив — вероятно для меня, и диванчик слева, замшевый или что-то подобное, мягкий и ворсистый.       От «разглядывания» помещения меня отвлек голос владельца и я сел напротив — действительно мягко, но оказывается у этого странного кресла-пуфика есть довольно крепкая спинка. До ушей доносилась приятная классическая музыка, — тихо играл реквием, а затем слух уловил шуршание бумаг в мою сторону. На пару мгновений мне стало стыдно и обидно, я наверное, начал покрываться красными пятнами, но…       Шрифт, мать его, Брайля. Меню со шрифтом Брайля и меня затопила бесконечная благодарность, что я даже не сразу обратил внимание на тщательный взгляд в мою сторону. Нет, Алексей не смотрел на меня как на калеку, или снисходительно или жалостливо, этот взгляд скорее напоминал обычный взгляд на нового человека. Просто.       А затем завязалась беседа, вернее её начал мой новый знакомый. Изначально он старался дать мне слово и выслушать все пожелания, но когда понял, что я не могу сориентироваться и слишком волнуюсь, мой поганый монолог превратился в интервью. А интервьюером Алексей оказался грамотным и умелым. Мы смогли обсудить причину моего желание, интерес того как я хочу чтобы это всё выглядело и насколько это возможно облечь в реальность. Смогли договориться о дате, через полтора месяца — потому что иначе выходные заняты, обсудили блюда, что я бы хотел и мог себе позволить в этот вечер, Алексей даже помог с организацией приглашений — придумыванием это было назвать слишком низко, а затем ужинали.       Господи! Как же это приятно, когда тебя спрашивают чего бы ты хотел не для того, чтобы самому искать в меню, а просто чтобы советовать. Или спрашивают про выбор, когда мои пальцы сами находят названия блюд или их описание.       А затем мы говорили ни о чем, медленно, спокойно и расслабленно. Конечно, не о погоде, скорее о литературе с моей стороны и ресторанном бизнесе и прочем — с его. Блюда нам принесли одновременно, спустя минут десять после напитков. Кофе — насыщенный терпкий аромат приятно ударил в мозг, а вкус оказался наверное одним из самых ярких из всех, что я пробовал. Но вот есть… всё-таки было неловко, волнение прямым текстом говорило мне, что я умудрюсь уронить что-то или просто в тарелку или на себя. Разницы не было — ощущение беспомощности и покалечености — было.       Это стыдно. Перед человеком, которого я даже не вижу, но уверен, по крайней мере ощущаю, он не только умно и слажено говорит, он наверняка ещё красив, талантлив и бесконечно уверен в себе. Словно услышав мои мысли он с лёгким задором произнёс: — Если это тебя настолько беспокоит, можем выключить свет. Твой, ммм… помощник справится, да и я неплохо ориентируюсь в темноте. — В словах не было не капли снисхождения или насмешки, он просто играл событиями так, чтобы происходящее было… шло само по себе.       Стыдно. Это ебать как стыдно и ты ничего не можешь исправить.       Я помотал головой и постарался оттяпать себе хоть часть его уверенности — надеюсь помогло. Картофель был запечен дольками, которые я мог, к счастью, брать руками, и не был уже слишком горячим, а вот макать в соус я не решился, поначалу. Но вот с курицей и её разрезанием было немного сложнее, да и звук ножа по тарелке ужасно царапал уши. Хуже могло быть только если бы я заказал салат как и Алексей. — Я могу закрыть глаза, — наверное на моем лице отобразится все мои мысли, но он продолжил: — не для того, чтобы не видеть как ешь ты, а чтобы не видеть свою еду.       Меня лишило дара речи… — Зачем? — Голос всё-таки дрогнул. — Ты беспокоишься, как по мне, зря. В том чтобы уронить что-то или испачкаться нет ничего зазорного… — Да, в моем-то случае. — В любом случае, — с упором продолжил мужчина. — Я устроил всё достаточно уютно для того, чтобы ты не беспокоился. Меня не волнует как ты ешь, мне гораздо интереснее как ты творишь, пойми. Каждый человек уникален, а ты уникален в квадрате.       Мне стало легче и я смог таки насладиться голландским соусом бе-ша-лью вместе с гарниром. Настроение улучшилось, а беседа протекала своим чредом.       Вместе с Алексеем оказалось очень просто…       Мы говорили о еде, напитках, встречах, людях, которые оценивают нас, но не имеют на это никаких прав, о бизнесе и вернулись к названиям ресторанов и цветам, конечно, я не забыл упомянуть о кафе в котором тоже есть меню на шрифте Брайля, и оказался прав — его кафе. — О цветах есть огромное множество легенд и мифов, которые раскрывают их красоту. — Я чувствовал теплоту и улыбку. — Большинство привыкло к красоте роз как символ любви и романтики, особенно если они красные — страсть любви. Мы так же чтим традицию праздника всех женщин и волю мириад тюльпанов, не забываем о гвоздиках во времена майской памяти, а вот об остальных уже знаем меньше.       Он встрепенулся и уточнил не напрягает ли меня такой абстрактный рассказ, но мне нравилось слушать и он продолжал. — Каждый цветок и растение по своему дар природы, будь то кактус, — тихий смешок, — они невероятно цветут, лаванда, запах которой нам приятен, сосны и ели, котороые дарят нам сказку волшебства или другие. Ослепительные фиалки и хризантемы, домашние ромашки и одуванчики — неважно. Они всё природа, а жестокие животные, то бесть мы, их срывают и лишают жизни. Спустя каких-то пару мгновений появился официант и пустая посуда исчезла, а вместо неё появились новые тарелки. Я более ничего не заказывал, но чашка горячего и точно тягучего шоколада манила и требовала внимания. — Наш вариант тирамису с ягодными нотками… — Но… — Ещё можно сопоставить со Шварцвальдом, пробуй…       И в этом пробуй было что-то такое, что погнало кровь быстрее да и явно ближе к коже, потому что я почувствовал как лицо наливается краской. Шоколад был горяч — я даже умудрился обжечь язык, поэтому выдыхал тонкой трубочкой и сжимал губы… меня оказалось новой волной беспокойства, когда я понял, что Алексей внимательно на меня смотрит. Да, я как ребёнок поспешил и обжегся, но в его взгляде не было родительской подопеки. Просто интерес?       А десерт оказался не менее вкусным — сочетание шоколадного бисквита, печенья тирамису, кофейных ноток и малины было крышесносным — я был готов мурлыкать и стонать от такого оргазмического наслаждения.       Боюсь моя улыбка на всю морду была явным тому доказательством, Алексей тихо хихикал. Он не ел сладостей — ну конечно, какой бизнесмен будет топтать вкусняшки за обе щеки, — но пил вино и какие-то хлебцы. — Есть ещё одна легенда, — начал он как-то слишком внезапно, — Это очень красивая легенда… Когда-то, очень давно все цветы были одинаково белого цвета. И пришел к цветам художник с набором очень ярких красок. Он предложил цветам покрасить их в те цвета, которые им нравились больше всего на свете. Жасмин был ближе всех к художнику, он сразу попросил покрасить его в золотистый — он хотел быть цвета своего любимого солнца. — Мужчина тепло улыбнулся, — Но художнику не понравилось, что жасмин был первый, первее розы — королевы цветов, его любимого цветка. В наказание вредный, противный художник оставил его ждать до самого конца, пока он не закончит красить другие цветы. Облюбованный жасмином золотисто-желтый цвет почти весь истратился на одуванчики. Оскорбленный жасмин не стал вновь просить художника окрасить его в золотистый, оставшись девственно-белым. Злой художник потребовал, чтобы жасмин поклонился ему, на что тот ответил: «Я предпочитаю сломаться, но не согнуться». — Действительно, красиво… — Я завороженно представлял эту картину и вырисовывал более детальный вариант рассказа. На свой манер и лад. — Паша, — Алексей впервые назвал меня так… ласково? — Мы не цветы, мы не можем сломаться, но и гнуться под систему не стоит. Достаточно научиться гнуть её под себя.