Scheiße

      Лосяш находит его в ангаре. Пин выглядит каким-то особенно потрепанным, осунувшимся, усталым и беспомощным, сидя на холодном полу склада. — Не идет дело? Пин поднял на него расстроенный и злой взгляд. — Совсем. — Не переживай, друг мой, — Лосяш садится рядом с ним, приобнимая коллегу одной рукой за плечи. Белоснежный лабораторный халат тут же измазывается сажей и какой-то черной маслянистой дрянью, которая запятнала когда-то красный рабочий комбинезон Пина и его кожанку. — У тебя просто день плохой. Нужно отдохнуть, поспать, и все тут же наладится. Вот увидишь, Пин. — Это не день плохой, — летчик яростно смотрит на свое неудавшееся творение, которое дымится прогорклым дымом. — Это я плохой изобретатель. — Ну-ну, хватит. Посмотри, сколько прекрасных машин ты сделал, — успокаивает коллегу Лосяш, одновременно залезая незаметно ему в карман комбинезона и вытаскивая сигареты. Это наверное глупо, и Лосяш догадывается, что Пин замечает регулярную пропажу. Но ему как-то все равно: главное, чтобы не курил. Изобретатель вдруг неожиданно встает, почувствовав прилив энергии, и Лосяш улыбается от радости. Раньше приступы так легко не проходили.       Но улыбка быстро сползает с лица, когда до ушей доносится хриплое и злое немецкое «Nein, es ist nicht gut». Пин начинает яростно сваливать все свои изобретения в одну кучу, ворча что-то на своем родном языке. — Что ты делаешь? — ученый встает следом. — Хочу сжечь к чертям этот хлам… Das ist schrott. Es ist zu. Und dies und dies… — продолжает перечислять Пин, с отвращением складывая железяки в кучу.       Ученый чувствует, как опускаются руки.       Через пять минут Лосяш оставляет попытки отговорить его от идеи «сжечь к чертям этот хлам» и просто стоит в стороне, тоскливо наблюдая за творческим кризисом своего коллеги и слушая отчаянно злую немецкую речь. — Dreck, müll, schmutz, schrott, — перечисляет изобретатель, складывая все свои последние чертежи в ту же кучу — видимо, в качестве растопки, чтоб горело лучше. И смачно добавляет. — Scheiße.       Лосяш почувствовал, как к лицу и шее приливает краска, и решается все же обратить на себя внимание. — Мне кажется, мой самокритичный друг, ты слишком низкого мнения о своих способностях.       Пин оборачивается тяжело дыша и недоуменно хмурится. — Ты знаешь, Пин, — продолжал ученый, — я тут недавно подумал, что немецкий — очень красивый язык. Ну, и начал его учить…       Лосяш закусывает губу, не зная, что еще можно сказать в такой ситуации. Пин отзеркаливает его движение, чувствуя себя неловко. — И почему ты решить начать его учить с такой… Spezifisches vokabular? Ученый не находится, что ответить, и замолкает. А инженер, поджигая чертежи и конструкции в своем ангаре, вновь бесстыдно повторяет, еще больше вгоняя друга в краску: — Scheiße. — Так, ну-ка, — Лосяш, загоревшись идеей, взял коллегу за руку и притягивает к себе. — Давай, отучайся от всякой дряни. А то я ведь все теперь понимаю. — Отучайтся. Легко сказать, — демонстративно закатывает глаза Пин. — Если тебе так не нравийтся, отучи меня. — Сейчас я тебе такое scheiße устрою, что вовек не забудешь.

***

      Замок на двери с противным скрежетом закрывается — все еще свежа в памяти сцена их первого поцелуя. И лишь после повторной проверки, Лосяш наконец приникает к чужим губам. Пин отчаянно прижимается к нему, подлезая теплыми, измазанными в саже руками под рубашку. Ученого ведет от одного только этого, и он шепчет: — Если я сойду с ума, виноват в этом будешь только ты.       Изобретатель улыбается. Он садится прямо на пол, прислоняясь спиной к стене, и тянет следом Лосяша, который седлает его бедра. Ученый негромко сетует: — Холодно же. — Сейчас станет жарко, — Пин скидывает посеревший халат, расстегивает жилет, тихо ругаясь на количество одежды. На рубашку терпения не хватает, и пуговицы разлетаются по всей комнате. Лосяш не отстаёт, стягивая лямки комбинезона с чужих широких плеч, а следом и майку. Вновь мягко целует Пина, почти целомудренно, пока тот не перехватывает инициативу, слегка оттягивая зубами его нижнюю губу и тут же скользя языком по ребристому небу. Лосяш в ответ покусывает его губы, скользя одновременно руками по его груди. Изобретатель перехватывает его поудобнее под бедра, вынуждая прижаться ближе, кожей к коже, и целует нежную кожу шеи. Вылизывает ямку между ключиц, чувствуя, как Лосяш оставляет на спине царапины, подставляясь под поцелуи. Тихие стоны разносятся по комнате, и изобретатель вторит им, когда Лосяш сжимает вставший член сквозь комбинезон. Звенит пряжка ремня. Остатки одежды выбрасываются куда-то в сторону.       Лосяш чувствует смесь смущения и возбуждения, когда обхватывает рукой их обоих. Пин выдыхает в чужую шею, больно кусая, когда рука начинает двигаться. Запрокидывает голову, жмурится, подмахивая бедрами, цепляясь за чужую талию. Лосяш проводит пальцем по головкам, смешивая смазку, и понимает, что близок к концу. Новый поцелуй получается совсем уж бесстыдным, развязным, и Пин, толкнувшись в последний раз бедрами, выгибается, Лосяш — следом за ним. Последняя судорога пробегает по телу, и он обессиленно ложится на Пина, тяжело дыша.       Изобретатель тянется к ящику стола, в котором всегда лежат салфетки. — Mist. Мне кажется, mein Liebe, что мы немного спешить. В следующий раз не будем торопиться.       Лосяш с трудом поднимается и тут же валится на кровать. Пин ложится рядом. — Согласен. Я не был готов к такой нагрузке, — говорит ученый, отдышавшись. Не видит, слышит, как Пин улыбается, когда говорит: — Вот уж действительно scheiße.