Каприз.

       Кашин дремал на диванчике в кабинете, когда его разбудил писк домофона. Ночь была сложной, стримы выносили из парня весь дух, а сон, как на зло, сбился. Поэтому рыжий даже не заметил, как отрубился на диване с телефоном в руках. Устал он, конечно, пиздец. — Кого тянет не легкая? — Даня с трудом разлепил глаза и взглянул на время. Всего-то шесть вечера. Гостей битмейкер не ждал, а потому оповещение домофона, в каком-то роде, напугали его. Встав кое-как и размяв ноги, — когда ты под два метра, спать на маленьком диванчике тот ещё квест. — Кашин дошёл до прихожей и посмотрел на экран домофона. — Ебануться. — выдохнул Даня, рассматривая знакомую фигуру с темными глаза и уебской стрижкой. Хули он тут забыл? Открывать Даня не спешил, скорее, не хотел. Просто потому что «а нахуя?» было железным аргументом. Но гость не успокаивался и вот уже минуты три звонил, будто зная, что Кашин дома. Уже раздражаясь, голубоглазый нажимает кнопку «открыть» и замечает победную ухмылку. Не радуйся так, долбоеб. Кашин надеялся, что Руслан пришёл к кому угодно, но не к нему. Что хату перепутал, что номера квартиры какого-то пчела не знает, что просто мимо проходил и решил зайти в чужой падик. Но хуй там плавал, как говорится. На лестничной площадке было слышно, как работает лифт. Хотя, сейчас люди с работы возвращаются, пиздюки гулять идут, причём тут Тушенцов? Даню охватывает паника. Но окончательно становится хуево, когда в звонок на двери тоже позвонили. Блятьблятьблятьблять Кашин отшатнулся от двери так, будто её сейчас вынесут. Он не готов впускать этого идиота, он не готов, блять, слышать его. Он не готов сорваться. Нормально же жили: пиздострадали каждый в своём углу, никто в чужое одиночество не лез. Нахуя этот долбоеб материализовался сейчас под дверью? Но бежать было некуда, Руслан знал, что рыжий дома. А потому было два варианта: или забить и не открыть, или открыть и обосраться. Битмейкер понимал, что ведёт себя не очень хорошо, истерично даже. Он полгода ждал момента, чтобы наконец-то поговорить, а теперь сам судорожно ищет такое место в квартире, где его бы не нашли. Мысли по поводу всего, что он пережил и чувствовал с момента ссоры подкатили к горлу неприятным, горьким комом. — Дань, открой, — Руслан будто бы знал, что его старый друг стоит прям там, за дверью, и ждёт. Ждёт, когда темноволосый хоть что-то скажет. Кашин же ждал, когда он съебет. Всё стало диким. Сон и усталость снесло странным ощущением внутри. Оно распирало, оно тянуло руки к двери и послушно, будто под гипнозом, снимало засов. Кашин этого не хотел, но зачем-то сделал. Его тело — его враг. Полноценно он это понял, когда дверь открылась, показывая причину многих переживаний. Они молчали двоем, просто рассматривая друг друга, путаясь в мыслях и не зная, что сказать. И Даня решил расставить всё по местам. — У тебя минут пять, а потом ты съебешься отсюда к херам собачьим, — в необычно грубой даже для себя форме прошипел битмейкер. Руслан тенью проплыл в квартиру, закрывая за собой дверь. — Надо поговорить. — Говори. И всё, у одного ступор, у другого мерзкое ощущение беспомощности. Эти кошки-мышки подзаебали обоих, но сейчас, когда можно было бы уже всё решить, каждый почему-то сдался. — Как ты? В рейтинге тупых вопросов побеждает вопрос Руслана СМН. Что ж, забавно. — Идеально. Это всё? — Кашин был выше Руслана не намного, но сейчас ощущал себя маленьким и хрупким. Ледяной взгляд Тушенцова, замученный и жалкий, в геометрической прогрессии уменьшали Кашина и его самообладание. Мерзость. — Дань, давай завязывать? Я больше так не могу, — голос срывался и дрожал. Тихий, истеричный. Где твоя самоуверенность, Русь, которая была, когда ты меня кинул? — Ночами плохо сплю, всё думаю об этом, блять, — у Кашина сердце чечетку пляшет, а руки трясутся, будто рыжий словил припадок. Он внимательно слушал Руслана, но не видел его. Смотрел будто сквозь блогера, не желая останавливаться ни на чем, что хоть как-то досказывает существование старшего в квартире рыжего. — Дань, я нихуя не вывожу. Херово, будто переехал поезд. Тушенцов делает пошатывающейся шаг вперёд, к Дане, а тот, будто готовясь отойти подальше, если темноволосый упадёт, ловил для себя терпкий запах спирта. Руслан был пьян. Одеколон, конечно, бил в нос сильнее белой жидкости, но перегар в душной квартире так легко не спрятать. — Ты нажратый в ноль, друг, — констатировал Даня, морщась. Он не любил выяснять отношения, если разум не трезв. — Дань, я пиздец скучаю. Ты мне друг хороший, ближе матери, походу, — может, СМН и был пьян, но язык не заплетался. Только глаза сияли, выдавая хозяина с потрохами. — Говори себе это перед зеркалом прежде, чем слать меня к херам. — Кашин опирается на стену плечом и складывает руки на груди. Ему был неинтересен этот разговор, но что-то внутри толкало его сейчас обнять Тушенцова, успокоить и сказать, что всё в прошлом. Всё в прошлом, а поэтому держи дистанцию. Но у Руслана другой взгляд на ситуацию. Он сокращает расстояние между двумя телами, буквально наваливаясь на битмейкера, обхватывая его талию и утыкаясь лбом в плечо. Его тошнит, но вместо рвотных позывов из брюнета доносятся только всхлипы. Алкоголь слишком сильно развозит Руслана, особенно в тепле. Он плакать ненавидит, потому что тогда тряпкой сам себе кажется, но тут он себя сдерживать не мог. Хотелось поделиться своими ощущениями, чувствами, да чем угодно, блять, лишь бы подольше с Кашиным вместе постоять. А рыжий отворачивает голову, дабы не ощущать этого прокуренного и пропитого запаха, смешанного с дорогим парфюмом. — Ты мне всегда на помощь приходил, я тебе, блять, всегда верил и… помнишь, как ты на меня равнялся? — шептал Тушенцов, не смея поднять голову. Кашину было дурно. Внутри всё пылало от смешанных ощущений. Хотелось тоже напиться или покурить. — Не помню. Тушенцов сжимает ткань домашней кофты Дани. Всхлипы становятся громче. В квартире почему-то опускается температура. — А помнишь как на видфесте тогда пили? Ты мне тогда столько всего рассказывал, мы пробухали вместе все деньги, ты меня домой вёз, — Руслан не оставлял попыток разговорить Кашина. Он не хотел оставлять Кашина совсем. А у битмейкера голова заболела, когда он вспомнил 2018 год. Когда Руслан так нажрался, что сам идти не мог, а только лежал, издавая неясное мычание. А Дане тогда башню рвало от ощущений и он поцеловал его, мешая вкус дорогого алкоголя с мятной жевачкой, которую обожал рыжий. Руслан на утро ничего не вспомнил, а битмейкер до сих пор жалеет. Потому что это не правильно, потому что он воспользовался другом. Потому что… Кашину пиздец понравилось. Это стирало границы дружбы со стороны младшего, а Руслан до сих пор не знает, от чего в последние года их общения Даня вечно на позитиве и улыбается, стоит только брюнету появиться в поле голубых глаз. Кашин не специально, он просто в себе запутался. Стоило бы, наверное, оттолкнуть Руслана, дать по морде и выгнать, но рыжий просто сглатывал слюну и молился, чтоб хоть кто-то написал, позвонил, пришёл. Чтоб, блять, метеорит упал и Тушенцова нахуй снесло. А Руслан жмётся так близко, словно котёнок к матери. Слово за окном минус сорок, а Кашин — тёплая батарея. Всхлипы утихли, и теперь они просто молча стоят, не зная, как поступить и что говорить. — Руслан, — наконец-то хриплый голос разрезал тишину. — отойди от меня, умоляю. Но Руслану похуй. Он чувствует себя сейчас хорошо, но не ясно, от алкоголя или от двухметрового тёплого тела. Руслана ведёт так, что он мыслей своих не понимает, но сейчас знает точно — делает все верно, правильно. Он ткань отпускает и перекладывает руки на чужие плечи. Глаза Кашина, наконец-то, направлены на лицо СМН, но в них читается немой вопрос. Нахуя ты здесь. И Руслан, поддаваясь пьяному бреду в голове и уюту, тянется, чтобы оставить на Кашина свою метку. Чтоб залезть языком в самую глотку, чтоб потом в него так же залезли. Но вряд ли языком. Боль в скуле разлетается, отдавая в ушибленную голову. Тушенцов не понял, что произошло, а Кашин потирал ушибленные костяшки руки. — Съебался, блять, — агрессивный тон Кашина не смущал Руслана. Он сидел на полу и держал руку на левой щеке. Завтра он и не вспомнит, откуда он взялся. И это рвёт Кашина. Приди этот черт трезвым — Даня бы и слова не сказал, подыграл бы. А тут всё не так, Кашин чувствует, что его тупо используют. — Уйди или тебя на скорой заберут, — уже тише, но в голосе чувствовалось бешенство, сказал Кашин. Руслан, аккуратно поднимаясь, усмехнулся. Ядовито так, в своей манере. — А в 2018 году, когда я от тика чуть не умер, ты меня ебать был готов. Мудак пидорковатый, — и Тушенцов, будто всего этого и не было, уходит, не замечая, как Данила замахивается на стену.