Иллюзия выбора

— Любишь же ты брата, — как всегда, ехидствует Паймон. — Такой путь проделать и никуда не пойти. — А что такого? — возражает Люмин. — Вот и люблю. Настолько, что даю хоть что-то сделать самому. Хватит одной мне отдуваться. Да и вообще, вдруг я к нему заявлюсь, а он тоже… Влюблённый.       Она неопределённо махнула головой в сторону Сяо. Он сидел чуть позади, и она дивилась тому, как по-прежнему робки его глаза, не дозволяющие себе большего, чем осторожный взгляд украдкой. — Но ты так и не узнала, — говорит он. — Не пожалеешь? — Ничуть, — отрезает она, — Пусть докажет, что я ему важна. Не удивлюсь, если он растратил свою душу на первых встречных, и теперь не может от них отвязаться. Он не такой избирательный, как я.       На этом Сяо смущается, ощущая себя кем-то, кого можно было бы запросто назвать первым встречным. Самоуверенность, осознание, что он всё же заполучил Люмин, постепенно отпускают его — на первый план выходят сомнения главным образом о том, чем он одарит её в ответ. Не имея ничего за душой кроме стихийного вихря, он запоздало сожалеет, как же этого мало, чтоб удержать Люмин подле себя. Такие мысли постыдны, потому что он никогда бы и не стал её привязывать к себе. Проросшее давным-давно зерно свободы строго запрещает обрубать свободу других. Как сильно бы ни хотелось, нельзя сжать птицу в кулаке.       Люмин чувствует в нём перемену настроений, и всё в ней зудит и требует заставить его отказаться от этой глупой жертвенности. Он уже может быть счастлив, но как будто продолжает ждать на это разрешения, согласия. «Неужели в тебе уснул мятежный дух? — злится она. — Ты одолел бессчëтное число демонов, но не можешь завоевать одну человеческую женщину? Отринь сомнения, наконец». — Паймон, — негромко говорит она, — Мы отойдём прогуляться? — А? Да идите уже, — машет она руками, заваливаясь подремать, — Ещё не надоели друг другу?       Тонкая рука берёт его покорную ладонь и мягко тянет за собой. Они уходят довольно далеко, пока, наконец, Люмин не чувствует, что они действительно одни, толкает его в траву и смотрит сверху вниз, с вызовом, с укором. — Я прогневал тебя? — Что, если да?       Она спрашивает твёрдо, но Сяо так невесомо касается губами каждого кончика еë пальцев, что голос под конец изменяет ей. — Чем мне искупить вину?       Она смело садится сверху, пряча во взгляде нарастающую страсть. Руки оплетают талию, не выше, не ниже — а ей хочется немного иного. — Сам поймёшь. — Скажи, — говорит он, — Ты правда не пожалеешь? — Ещё раз спросишь, и точно начну жалеть, — отзывается Люмин, поигрывая плечами. Её интонация зла, но в мыслях только очередная провокация. Он явно заслужил ещё один уничижающий взгляд. — Я понял, — вырывается из него усмешка, — Больше не спрошу. Обещаю. — Вот и славно. Не знаю, сколько живут Якши, но у тебя есть целая вечность, чтоб я не передумала. Распорядись ей с умом.       Люмин ждёт его глаз и губ, и рук, и слов, и даёт ему приглашений больше, чем всегда, но Сяо сдержан и напряжён. Он действительно не признаёт, что она подарила себя ему; что-то не даёт это осознать до конца. Раз так, веер её ресниц прячет нетерпение и щекочет его шею. — Ты такой робкий, когда речь заходит о любви. — С тобой не дозволено быть другим.       Как же это плавит её сердце. Люмин улыбается ему в шею сладко, почти хищно — она не ошиблась в нëм, он совершенно точно самый лучший выбор из возможных. На этом сознание перестаёт ожидать от него движений. Пусть будет, каким есть. Он сам стискивает бёдра, когда её губы льнут к коже, и на то есть причина. Они удивительно влажны и развязны.       Люмин признаёт, что её душа на самом деле полна. Ей не нужно ничего другого. Та россыпь ярких кристаллов имеет ценность только… идеальную. Идейная их суть, своеобразный памятник её связям, когда-то родившимся в путешествиях, перестаёт иметь смысл. Что толку держать в руке тот камешек, где в отражении звёзд трепещет бабочка, если рядом сидит Сяо, который её и подарил? Зачем беречь память, если можно не терять её источник? Верность выбора только теперь кажется ей настолько очевидной и простой.       Она готова признаться ему во всём. Пальцы скользят по лицу, накрывают его третий глаз. Сквозь них струится золотой свет.

***

      Знакомый обрыв простирается перед ним. Впереди только мягкие барханы из белоснежного песка. Он подходит к самому краю, кладёт ладонь на одну из колонн — древний и шершавый камень резонирует энергией в ответ. Смерч давно утих — он уже и не помнит, когда Люмин в последний раз закрывалась бушующим заслоном. Её солнце всегда взирает на него с равномерным теплом. Но теперь сердце колотится чаще — он здесь не один. — Так вот ты какая, солнечная душа.       Внизу, посреди пустыни, под шаром звёздного огня стоит Люмин. Её длинный саван развевается от ветра, плавно пересыпающего барханы. Полупрозрачные белые ткани шелестят по песку, разлетаются на метры вокруг. Золотые контуры крыльев трепещут вместе с ним. Их целых шесть, и они переливаются в звёздном огне янтарём. Восхищает ли это зрелище? Сяо не может ответить, потому что смотрит под ноги, преклонив колено. Шелест шелка достаёт и до сюда: он видит, как медленно покачивается Люмин, подобно змее. Что-то побуждает его достать флейту; немой вопрос, и она дарит ему улыбку одобрения.       Её движения плавны и выверены: под свист флейты и шорох песка она кружится в танце, изумляя его скрытой прежде грацией тела. Длинные худые ноги взметают за собой облака пыли, гибкие руки будто трогают небесную твердь. Солнце держит еë в круге света: кожа лоснится от влаги, придаёт ей притягательный зной, вселяет в разум жар. Взгляд за взглядом она бросается в него признанием в любви — оно прячется в каждом повороте тела, в каждой ноте, в каждом такте. Крылья, подрагивая, венчают еë другим золотым светом; Люмин ослепительна, и она знает это. Для её света сейчас лишь одна цель.       Её рука тянется вверх и срывает с себя саван. Горячий смех разливается по её груди, когда музыка прерывается на небольшие мгновения — у Сяо перехватывает дух. Стройное тело продолжает танцевать, дурманя каждым изгибом. Его острый глаз подмечает бельё, несомненно, ритуальное — не может же быть так, чтобы женщина сама по собственной воле надела что-то, столь откровенно изобличающее её. В противовес савану оно чёрное, расшитое золотом, и прячет наготу лишь на грани приличия. Было бы оно белым, он бы ослеп.       Отбросив смущение, Сяо продолжает играть — богини не нуждаются в одеждах. Для них не существует запретов. Люмин двигается с торжественной улыбкой, её глаза полны чистого огня: она даёт ему оценить тело со всех сторон и обещает подарить всё без остатка. Заметив в Сяо огонь не тише своего, она отталкивается от песка, взмывает в небо. Забытое ощущение полёта наполняет, оставляет сладкое удовлетворение от свершившейся цели — и всё благодаря ему. Люмин спрыгивает на край скалы, и две колонны обрамляют её гибкий стан и шелестящий позади прозрачный шлейф, накинутый поверх бёдер. Сяо думает, что даже красот Селестии недостаточно для её величия. Он кланяется ей, с восхищением огладив взглядом стройные ноги. — Встань, — говорит она, приближаясь и припадая рядом на песок. — Это я должна тебе поклониться. Мои крылья вернулись благодаря тебе.       Его руки сразу же опускаются на мягкий край бедра, заваливают её на горячий песок; с наслаждением запястье мнёт твёрдость поясницы, а дыхание обжигает скулы. Пальцы давят в ямочки крестца, гнут к себе ближе. По-настоящему ближе. — Ты всего лишь хотела крылья? Я бы отдал тебе свои. — На кой чëрт мне твои крылья, — коварно смеётся она в губы, — Если я на них никуда не улечу? — Ты и не улетишь, — ревниво хрипит его горло, — Даже на своих.       Поцелуй обрывчатый, недолгий, но ласка в нём страстная, жадная, обещающая большее. Мельком Люмин думает, что он единственный, чью жадность она захотела.       Она лежит перед ним на песке беззащитная и почти нагая, способная соблазнить любым изгибом. «Желай меня», — говорят её глаза. «Бери меня», — просит тело.       Его губы опускаются на пальцы ног, покрывают поцелуями косточки лодыжек, поднимаются к коленям. Целуя живот, он почти сходит с ума от того, как тянет рука волосы, и как изящная ножка опускается на плечо и надавливает на спину. Он мажет по ней влажными губами и возвращается к животу. Хочется быть выше, попробовать на вкус плечи, но и это слишком хорошо, чтобы сбросить еë ногу. Ладони сминают мягкость бедра, не доходя до скрытого тканью. Сяо кажется, что он может вылепить из неё всё, что только захочет — настолько она податлива и подвижна под его неумелой рукой.       Он ослеплён, зачарован тем, как жадность не растворяется в голоде — он жаждет угождать, и собственные тёмные желания больше не выглядят пыткой. Они смирны перед её величием. Никакая грязь отныне не коснётся Люмин. — Прими мой дар, последний из Якш, Хранитель гавани и Защитник Ли Юэ, — прерывисто и томно шепчет она, наслаждаясь пальцами и губами, — Истребитель зла и Завоеватель демонов. Пусть тебя благословят звëзды за твою любовь.       Каждый названный титул только сильнее привязывает к себе. Как будто даёт ему доказательство, что всё происходит с ним — не с кем-то ещё. Осознание момента ясно говорит, что он ни разу не ошибся на её счёт: Люмин всегда была ему справедливым судьёй. Всегда её отстранённая гордость взвешивала и карала; всегда присутствие Люмин говорило: «Ты поступай, а я оценю», — и приговор пришёлся ему по душе. В её справедливость Сяо верит безоговорочно — она одарит до того щедро, что он останется ей должен. И он совсем не против, что остаток вечности негласным контрактом давно вверил ей.       Сяо ждёт конца её клятвы, чтобы скрепить её неистовым ответом тела к телу, губами к губам. — Пусть твоё прошлое останется с тобой как память, пусть твоё будущее будет связано со мной нерушимо и вечно.       Одурманенный вкусом её поцелованной солнцем кожи, он не смеет ей возразить. В самом деле, кто смог бы противиться такому? — Ты научился любить, Златокрылый Король, и научил любить меня. За это звёздная милость одарит тебя. Ты получишь то, что жаждешь. Ты сделал меня… богиней. Тебе и принадлежит солнечный гнев.       Они обмениваются мигом полного понимания и чистой взаимности. Сяо чувствует, как под руками концентрируется в её роскошном гибком теле вся астральная мощь. — Я люблю тебя, Адепт Сяо… Алатус. Будь свободен от грехов.       С неба одна за другой падают кометы, разбиваясь об песок осколками стекла. Звёздный блеск сыпется под веками.       Её ярчайший свет изгоняет из него тьму.