Иллюзия выбора

      Проснувшись вот так, он понял, почему люди столь сильно любят комфорт. На самом деле, нет — он всегда понимал, почему уют и отсутствие тревог усыпляют одни инстинкты и пробуждают другие, но теперь казался себе больше человеком, чем когда-либо. Люмин фыркнула от смеха ему в висок, когда он заметил, как тонкая чёрная лямка её белья скатилась с плеча, и поспешно натянул её обратно. Пальцы скользнули по коже щекотливо и легко, но, словно передумав, опустились на плечо целиком, не только кончиками. Люмин придвинулась, и вторая рука под одеялом прокралась к бедру, закинула на себя. Её нос легонько клюнул щеку, локти навалились сверху на шею — стало теснее, теплее; колени сплелись, и упругий мягкий вес её ноги Сяо погладил с безудержным желанием запомнить, каков на ощупь каждый дюйм кожи.       Когда-то он трогал дорогой шёлк чьей-то одежды — очень похоже, только теплее, и искрит блеском не таким явным, а сдержанным и спокойным. От касания она ожидаемо хихикнула, но притихла, когда ладонь с плеча скатилась на спину и прижалась к лопаткам, двинулась ниже — от этого захотелось двигаться самой, и уже совсем скоро его ухо поймало дрожащие губы и их раскалённый воздух. Сяо дёрнул её на себя, завернувшись в ещё один оборот одеяла, и фыркнул уже сам, когда Люмин, воспротивившись, попыталась вылезти из рук, но не получилось. — Либо пусти, либо не выпускай совсем, — она заворчала в грудь, и из-под одеяла её голос зазвучал ещё жалобнее и жальче, вырывая усмешку. — Доброе утро. — Доброе, — она, наконец, сбросила верхний край и вытащила наружу нос. Её пушистые волосы, протеревшись о ткань, так и остались стоять торчком. — Зачастил ты со мной спать, знаешь ли. Я так и привыкнуть могу. Снилось что-нибудь?       Он пожал плечом, вспомнив, как легко оказалось провалиться в крепкий сон, если перед этим вобрать в себя побольше её тепла. Как всякая птица, он не любил холод, а объятия, мягкая под губами щека, хрупкие ладони, то обвивающие шею, то щекотящие ребра, дарили столько спокойных миролюбивых чувств, что его кипучая первородная ярость, подчинившись, сама начала клубком сворачиваться подле этого смирного костра. Честно сказать, он переживал, что потеряет бдительность, слишком расслабится, бессовестно позволяя себе забыться и спать, пока за ночной мглой никто не следит, но запах её тела, запах кровати после её тела, как будто оказался сильнее всякого рода обязанностей и выдержки. Он упорно не признавался, что приводил её к себе всякий раз, когда этот запах с подушки начинал ослабевать. — Вставать будем? — Может, не надо? — она опять накрылась одеялом, но завозилась, задрыгалась, — ай, ноги застряли, пусти. — Я и не держу. — Чёртов пододеяльник. — Не ругайся. Вылазь. Почти полдень.       Он вздохнул и медленно размотал одеяло. Утро было слишком позднее — настолько слишком, что солнце уже набирало высоту в зенит. Проспать больше половины суток звучало хоть и заманчиво, но совсем уже неприлично. — У тебя ведь нет никаких дел… Давай ещё полежим? — Почему это нет? — Были бы, ты б давно убежал, — Люмин зевнула, но всё же села в кровати и отрешённо посмотрела на одеяло. Перекрутившись, оно почти полностью вылезло из пододеяльника наружу. — Мы что, дрались ночью? — Что? — Вообще не понимаю, как оно каждый раз снаружи оказывается.       На это Сяо мог только хмыкнуть. Несмотря на многолетний опыт жизни, с одеялами он пока ещё никаких близких дел не имел. Торопливо одевшись, он тихо выскользнул наружу, прикрыв за собой дверь, и быстро побежал по ступеням.       Чуть погодя раздался его стук. — Я же говорила, можешь не стучать! — Люмин крикнула, и скрип двери впустил сквозняк, который прошёлся у неё между колен. — Тебя по шагам легко узнать. — Мало ли…       Сяо остановился, смутившись, кашлянул, не понимая, чем она занята, и решил, что постучал не зря. Ее бедра и босые ступни торчали из расстеленного на полу пододеяльника, край которого Паймон держала на весу, а сама она ползла внутри от одного конца к другому, протягивая одеяло. — Чëрт бы побрал эти дырки ромбиком.       Люмин вылезла, глянула снизу вверх и растаяла, расплылась в улыбке — с кухни он принёс целые горы дымящейся овощной лапши и следующие десять минут рассеянно смотрел, как Паймон спорит с ней, чья тарелка опустеет быстрее. Ещё через десять минут он уверенно заключил, что победа Люмин не досталась.

***

— Это всегда так долго? — О! Снова ты! Проходи, — светлая макушка оторвалась от книги и повернулась обратно.       Сяо заглянул в комнату, не переступая порог. Полнейший хаос её комнаты, наконец, достиг своего апогея. Он бы сразу зашёл внутрь, но не решился — над дверью угрожающе навис свёрнутый в рулон воздушный змей, вот-вот норовя свалиться. Все ящики шкафа, тумбочки и маленького бюро в углу были раскрыты, а их содержимое лезло наружу и заполняло всё свободное пространство в таком количестве, что Сяо невольно поразился, как вообще столько вещей влезло в эту тесную каморку. Чего тут только не было: разбитый чайный набор, вывеска цветочного магазина, чучело барсука, невообразимое число орехов, бусин, камешков и ракушек, рассыпавшихся по полу из опрокинутой миски, чугунный утюг без ручки, топор — тоже без ручки, гигантская тренога и мраморная к ней тарелка для подношений — конечно же, с трещиной, латный рыцарский сапог, огромный полосатый шарф, которым можно было бы обвязать три шеи сразу, пузырёк с законсервированным в нём странным щупальцем, куски витражного стекла, обломки простого меча, высоченная коробка цветных карандашей — не меньше трёх сотен штук! — фестивальные куклы, глиняное яйцо на верёвочке, тетрадь с чёрными листами, китовьи кости, разбитый монокль, покорëженный компас с гнутой стрелкой, шкатулка без дна и ещё столько всякой всячины, что в глазах зарябило. И это не считая тех вещей, которые он уже видел и которые ещё как-то могли быть ей полезны. Разумеется, не считая её одежды и груды туфель, не считая того громадного количества материалов, что были ей нужны для путешествий, не считая и целой башни из банок и корзин, в которых ждали своего часа кулинарные ингредиенты. Ну а на дверце шкафа вообще висел шмат вяленого мяса, а на самом шкафу сверху опасно накренился аквариум, в котором маленькая оранжевая рыбка неторопливо плавала по кругу. — Ничего не изменилось, — проворчал Сяо недовольно.       В самом деле, уходя от Люмин тремя-четырьмя часами ранее, он оставлял её ровно на том же месте, где она сидела сейчас — на полу, на маленьком квадратике оконного солнца, раскрыв книгу и не поднимая лица. — Уборка — весьма утомительный процесс, — вяло отозвалась она, впрочем, не поворачивая головы.       Он всё же шагнул за порог и споткнулся о что-то массивное возле входа, тихонько цыкнул языком и еле подавил раздражение в ответ на её насмешливое фырканье: — Ну колесо-то от телеги тебе здесь для чего? — Трофейное, — многозначительно произнесла она.       Он посмотрел на колесо, откатывая его обратно к стене, и потряс головой, отгоняя все странные вопросы. Не хватало ещё поверить в эту глупость. — Почему ты не можешь просто взять и выбросить всё лишнее? — Ты никогда не убирался, похоже. Знаешь, как это бывает? Сначала одну памятную вещицу находишь, потом другую, а потом сидишь несколько часов, теребя и вещи, и воспоминания. А тут памятное ни много ни мало абсолютно всё. — Очень интересно… И какие у тебя воспоминания о колесе? — он вопросительно поднял бровь, впустив в голос иронии. Что-то явно подсказывало, что уж оно-то здесь действительно просто так. — Совершенно невероятные! Оно из мира, плывущего на спине черепахи. Кстати, возьмёшь в руки — и ощутишь себя глупее, чем есть. Удивительно, но это работает! Я этим иногда пользуюсь, когда надо увериться, что я не совсем дура. — На черепахе? Бред какой! — он усмехнулся, но тотчас подумал, вдруг Люмин не врëт, и тут же себя одернул. С колесом в руках он и правда, кажется, выглядел глупо. — Почему бред? Черепаха, кстати, была говорящая…       Сяо закатил глаза. Ему надоело слушать, и он тремя большими шагами пересёк весь буйный хаос комнаты. Почувствовав себя обделённым вниманием, он глянул сверху вниз на еë женственные плечи и спадающие вниз светлые волосы, обиженно понял, что она так ни разу и не посмотрела на него, не считая приветствия, и ощутил ревнивый интерес к пожелтевшим страницам, по которым она так увлечённо водила ногтем. — Дай сюда, — он ловко увёл у неё книгу прямо из-под носа и задрал руку вверх, не давая отнять, — что это? Посмотрим… «Правила турнира»? П-ф-ф…       Книга с виду казалась какой-то рекламной брошюрой вроде тех, что раздают в порту, и он почти потерял к ней интерес, но Люмин слишком резво пыталась её выхватить, чтобы он догадался, что не всё так просто. — Не отдам, как ни не старайся. Лучше убирайся, а я почитаю вслух.       Ее плечи сникли, и она нехотя поплелась разбирать хлам. Читать он начал всё же про себя, и в какой-то момент шорох страницы оборвался в тишине, нарушаемой только дребезжанием собираемого с пола стекла. — Что из этого правда? — Абсолютно всё, — спокойно ответила она. — То есть… — Что смущает? Что нам порой становится так скучно, что мы дерёмся друг с другом за громкую славу? Итэр, кстати, шесть раз подряд выходил чемпионом, пока позорно не продул какому-то рыжему пареньку с ключом вместо меча… Как его звали? Вспомнить бы... — Ты ведь не просто так это читаешь… — Сяо посмотрел на неё пристально, изогнув бровь, — и всё уже решила. — Думаешь, из меня хороший боец? — Люмин обернулась и глянула насмешливо и с вызовом. Пляшущие в её глазах огоньки тут же зажгли огоньки и в нём. — Не самый плохой точно. — Из тебя получше будет, — она подарила ему согревающий, буквально бегущий на границе жара дразнящий взгляд, и он понял в который раз, как глупо поддался ей, когда пришёл в себя, еле найдя волю оторваться от губ.       Растрёпанная и красная, она лежала на полу среди всей пестроты её комнаты — среди воспоминаний о своей жизни, прожитой невообразимыми чудесами и раскрашенной самыми яркими красками. Несомненно, самая загадочная девушка на свете — что в этом мире, что в любом другом не нашлось бы никого, кто обещал бы взглядом так много, а отдавал душой ещё больше. Он перестал быть глуп — интуитивно понял, что книга эта для него, что титул Стража выбран ей не просто так, что её заманчивая приманка сработала, как всегда, безукоризненно. В который раз она сумела увлечь его чем-то совершенно новым и незнакомым и уже нарисовала этим контур будущих воспоминаний, которые они обязательно разделят на двоих — раскрасят их вдвоём, расплавят в памяти и отольют из золотого текучего света монеты, похожие на круглые угольки.       Те самые, единственные во всех мирах монеты, которыми можно купить любовь. «Купить» — неправильное слово, думается ей, и «оплатить» не подойдёт, подумает уже он… «Обменять» — вот нужное слово. Как энергия обменивается в мире безграничным потоком, вращаясь и трансформируясь, проходит все состояния, вдыхает жизнь и покидает со смертью лишь ради нового круга, не останавливаясь, не притормаживая ни на миг. Её бег неумолим, и Люмин чувствует себя безгранично счастливой, обретя того, кто хочет гнаться за этим потоком вместе с ней — того, чьи крылья достаточно быстры, чтобы не просто догнать, а сравняться с ним. А ведь ещё немного, и смогут обогнать. — Сяо!.. — она краснеет, когда лямка скатывается по плечу ниже. В памяти ещё свежи ласковые утренние пальцы, но теперь движения их требовательны и сильны. В следующий раз позовёт по имени беззвучно — потому что потеряет ненадолго и голос, и слух, когда он столкнëт с кровати весь хлам на пол и добьётся от неё дрожания колен, но до этого ещë минимум час. Форма его любви не тактильная, но любую возможность выразить её он использует от начала и до конца; как бы ни был робок, терять шансы не в его природе. А ей… Ей просто нравится. Без оценочных суждений. Без ставших привычными сравнений, без догадок и расчётов, даже без намёков и слов. Потерять голову и побыть абсолютно пустой от мыслей удаётся так редко, что грешно этим пренебрегать.       Его забавляет и радует, как под рукой послушно и мягко тело, как Люмин совершенно не в состоянии собрать разум воедино, пока хватка перекатывает на себе бёдра, пока язык зажат между зубов. В отличие от неё, его голова сейчас полна самых разных мыслей, главная из которых вращается вокруг обладания ей. Это льстит. Восхищает до той степени, что хочется засмеяться — как человек. Люди, должно быть, совершенные глупцы, если имея возможность любить, стремятся ещё к чему-то. Сяо смеётся глазами, не голосом — надеется, что Люмин хоть приблизительно поймёт, что сейчас творится с ним, великодушно прощает ей то, как не хочется мыслить. Удивительно, но этот этап он сам уже прошёл, проскочил — как будто раньше уже имел подобный опыт. В первый раз всё было слишком спонтанно — хотя бы от осознания, что в этом смысле они тоже теперь принадлежат друг другу, хотелось насладиться, насытиться, следуя за движением тела, а не мысли. В свою очередь она, очевидно, мысли смогла усмирить только сейчас, и контраст их восприятия предстал перед ним до того понятным и заманчивым, что он задышал чаще и глубже. Лёгкие словно расширились, сами собой впустили в грудь больше воздуха, больше чувства. Больше жизни.       Удивительно, но поток этой жизни подсказал ему, что дальше так и будет. Сменяя по цепочке мысли и желания, они с Люмин так никогда друг друга и не догонят: стоит приблизиться к ней, как она бросится облаком чернил, подобно осьминогу, скроется, спрячет к себе дороги и тропы, и путь до тайн сердца снова придётся находить наугад. Как и с ним — окунув с головой в море человеческой субъективности, научив чувству, она не ждёт, что Сяо таким и останется. Когда разум говорит ему: «Мысли», — он мыслит, когда сердце трепещет от свободы в выражении себя, он идёт на его зов, но каждый раз его демоническая суть сытой кошкой урчит от того, как Люмин смела и хитра. Понятия не имея, откуда она знает, как подчинять себе всё сущее, он соглашается, что выбранный ею их общий путь — самый приятный путь из всех. И всё потому что она научила его дразнить, оставаться недосягаемым, по-прежнему интересным, даже когда все грани между неприкасаемым оказались стёрты.       Резонируя, их ритмы жизни сходились и расходились снова, то бились в унисон, порождая волнующую вибрацию, то угасали, чтобы быть преследуемыми; видоизменялись, но не теряли обещания большего. Целуя её, любуясь тем, как ей хочется забыть в этот миг обо всём, он понимал, что в следующий раз окажется на её месте сам, и эта негласная игра, очередная погоня в попытке узнать суть их общего чувства и вместе, и порознь, сделала его истинно счастливым. Человека сделал счастливым человек… Мог ли он теперь назвать себя так же?       Он наконец-то уверился, что не надоест ей, если продолжит показывать и прятать то, чему научился, если научит преследовать и еë. Охота на настоящую жизнь оказалась настоящей жизнью: Сяо больше не ждал с гавани свежего ветра — он нёс его сам и ловил ответы воздуха каждым пëрышком души.       Что до её души… Люмин ещё не знала, но кое-что он принёс в неё тайком. Пусть Сяо и не представлял, как она откликнется на это, в нём уже взросло нетерпение, и его томительный, тревожный зуд еле сдерживался от желания показать ей… Впрочем, это подождёт. Реальная она сейчас не могла ждать.       Сначала он было подумал, что она так сильно хочет хотя бы временно избежать рутины и просто ленится выкидывать хлам, вот и цепляется, как всегда, за воротник, лезет под смятый шёлк и ëрзает сверху, — отвлëкся, спросил: — Насчет турнира… — Замолчи, — ладони требовательно скинули на спину, — и не щади. Не сломаюсь.       Он и правда замолчал, красный, но не такой уж теперь робкий, взбудораженный её нахальным видом и ещё более нахальным предложением, подлез, завернув ткань, к рёбрам, загладил от груди вниз, поманил к себе. Волосы свалились на лицо, прилипли, спутались — Люмин наклонилась ниже, одобряя каждое движение: гибкий поворот плеч, жмущую руку по спине, нарочито медленную подвижность его бёдер — ряд блестящих побрякушек пояса зацарапал и захолодил её разгорячëнную кожу. Удивлённый её жаром, Сяо подчинился, тоже захотел большего, с ожиданием принял еë властные губы — прямолинейные, требовательные… — Вас ничего не смущает? Я вообще-то здесь.       Люмин вздрогнула, замерла, и Сяо замер под ней, отвернув лицо. Паймон фыркнула и пролетела от окна к двери. — Ухожу-ухожу… Притворюсь, что ничего не видела. А с виду такие приличные…       Под руками спина мелко задрожала — Сяо почувствовал, как Люмин задвигалась и припала ниже, пряча под собой его лицо. Она тряслась от смеха, и ему в лоб слетали её тихие сдерживаемые смешки. Не отрывая от него веса, она выдернула подушку и швырнула её в Паймон, но та успела хлопнуть дверью, и подушка врезалась в глухую доску. — Что смешного? — просипел он. — Пытаюсь представить, какой ты красный…       Тут она почти засмеялась в голос, и он понял, что она полностью права, даже расхотелось её скидывать с себя, раз нарочно спрятала его смущение от Паймон. Это показалось ему… милым, и с него тоже слетел смешок. Один-единственный, но его было достаточно, чтобы Люмин растянула губы в улыбке, и яблочки её щёк, тоже, конечно, красные, придали ей вид мягкий и безмерно приветливый. — Она нарочно, — никак не могла отсмеяться, — дурочка. Впредь надо закрывать окно. — Да уже весь Тейват, кажется, знает, — вздохнул Сяо с раздражением. — Тебя, что, адепты дразнят? — Ещё как, — с отчаянием простонал он. — Да ладно?! — изумилась она, — Правда? — Тебе даже подарки какие-то передали. Не знаю, что там. Я свалил это на Гань Юй, потому что в карман они не влезли. Забери у неё, если хочешь. — Ого… Ничего себе! — тут она закусила губу. — Тебе, наверное, неловко. Извини… — Вечно скрывать всё равно не выйдет.       Люмин прищурилась и погладила его хмурое лицо. — Тебе разве неприятно показать, что нас связывает? — Ты знаешь, что я думаю. — Когда я давала тебе титул, ты был готов признать меня перед всеми, — чуть обиделась она, скатившись с него в кровать. — В этом я всё так же уверен. Просто… Теперь смотрят на меня иначе. Я же, ну… — А, знаю. «Бла-бла, я жестокий Якша, уходи-не подходи», да? — Да, — обречённо выдохнул, покраснев от лёгкой обиды, — сам же говорил, как эмоции мешают жить. — А теперь… — Люмин улыбнулась, — ну да, согласна. Не очень приятно менять свой формальный… облик. Я этого каким-то чудом избежала. — Ха, это ты так думаешь. Слышал я, что о тебе говорят. — Что? — она вскинулась и нависла над ним снова, — ну-ка, рассказывай. — Пустые сплетни, — отмахнулся он. — Хотя доля правды в них есть. Как минимум то, что в спутники к тебе не набьëшься. — Из-за Якши? — жеманно спросила, тряхнув волосами, и Сяо усмехнулся, отпустив всю возможную обиду. — Из-за Якши.