***
— Что стоишь мнёшься? Иди сюда. Люмин прижалась к стене и исподлобья посмотрела на это странное существо. Не женщина и не мужчина — во всяком случае, форма человека, бледная и прозрачная, с крыльями из серых неаккуратных перьев. Увидев крылья, Люмин только сильнее зажглась гневом, но уставший и резкий голос, как будто безликий, но пытающийся им не быть, заставил её ощутить стеснение и даже отчасти стыд. — Мне… воскресить надо. — Неужели? А мне показалось, поболтать. Все вы за одним и тем же приходите. Только и делаю, что поднимаю всяких идиотов. — Тела не осталось, — поморщилась, предательски упав голосом. Ей не хотелось плакать, но она поняла, что вот-вот разрыдается снова. — А, так это ты… — неожиданно смягчилось существо, поправив капюшон, и Люмин сама убедилась, что лица под ним нет, — и куда вы только лезете? Приходите неготовыми пожелать всякой ерунды, и какой ценой? Никто же не остановит, если кому-то действительно захочется убить. — А как же правила? — печально спросила Люмин. — Нашла, чему верить. Всего лишь… договор. И тот без защиты. Сначала ж убьют, а потом будут выяснять, кто и почему. Читать надо было внимательнее, — бледные руки осторожно подхватили под локоть и потащили вглубь тёмного зала. — Забудь. Лучше думай, как тело возвращать будем. Ты же касалась его? Покажи мне. Боязливо Люмин дотронулась до прозрачных ладоней, и те прикоснулись к ней на удивление аккуратно и легко. Прохладные, как будто водянистые — сразу вспомнилась Мона и её изящные руки, тасующие колоду карт. Точно так же, как Мона, руки погрузили её ладони в воду, налитую на зеркало, и по нему плавно прошла рябь. Вода потемнела, потом посветлела обратно, и Люмин нахмурилась, поджав губы — облик Сяо нарисовался очень сомнительный, но она все же узнала его по очертаниям взлохмаченных волос и контуру плеч. — Тебе очень повезло, что он не из смертных, — вздохнуло существо, — иначе б сейчас лила горькие слезы. — Я и так… Не очень-то рада, — отвернулась, опять сдерживая плач. — Давай что-нибудь его. Вещи какие-нибудь. Всё, что есть. — Его? — упал до шёпота голос. — Он весь рассыпался… И одежда, и маска… — Совсем ничего нет? Она покачала головой, дрожа, и закрылась руками. — А ну не хнычь, много вас таких. Всех жалеть у меня сил не хватит. Вспоминай лучше. Что держал при себе? Дарил что-нибудь? Перстни, бусы? — Кое-что есть, — выдохнув, вспомнила Люмин, судорожно потянувшись к волосам. Она осторожно вытащила из волос перья и бережно покрутила в руках — Это… его. Его собственные. — Часть тела? — удивилось безликое. — Это лучше, чем подарок. Клади, что встала. Теперь отойди. Люмин опустила перья на пол в центре зала и осторожно отошла, не поднимая ветер движений, но кругом расставленные свечи всё равно заколыхались, и часть их потухла. — Растяпа, зажигай обратно. Всё, теперь брысь отсюда. Перья сначала только одиноко лежали среди свеч и мелом расчерченных полос, но чуть погодя вдруг начали гореть, и дым затрещал и повалил таким чёрным и густым, что Люмин сразу поняла — всё получится. С замиранием сердца она пыталась приглядеться к тому, как он постепенно собирается в форму тела и обретает плотность. Глаз выцепил за пеленой очертания лица, она рванулась ближе, но закашлялась и остановилась. Целитель душ цыкнул и покачал головой. Когда дым начал рассеиваться, Люмин, протерев капающие слезой глаза, всмотрелась, и в следующий миг уже склонилась над грудью, потащила к себе на колени, зацеловала лицо. Сяо не просыпался — лежал безмятежный и спокойный, но тёплый. Она приникла к нему, как цветок от дождя клонится к земле — низко, но невесомо; услышала дыхание, по щеке едва осязаемое, и заплакала снова. — Довольна? Тощий какой... Сама отнесешь его? Люмин кивнула, улыбнувшись сквозь слезы. Прижав к себе, она смотрела на его тонкие черты и самыми кончиками пальцев водила по щеке.***
Она вскинулась, услышав короткий негромкий кашель, подлетела ближе и уселась на пол возле кровати. Сяо поморгал, закрываясь от света рукой, стянул со лба волосы назад, выдохнул устало. — Почему ты всегда рядом? Уже вошло в привычку… воскресать вот так, — процитировал её мрачно. — Это разве плохо? — тихо спросила она. — Я о тебе забочусь. — Я знаю, — он посмотрел в потолок пустым взглядом и прикрыл глаза. — Что случилось-то? Мы проиграли, да? — Это не важно. — Где мы? Люмин прижалась лбом к кровати, стараясь восстановить спокойствие. Он не узнал комнату? — Всё там же. Он промолчал, потом повернулся чуть и, щурясь, посмотрел на неё. — Ты почему ревёшь? Она фыркнула, вытирая глаза, и в следующий миг уже обхватывала ладонями лицо. Сяо обнял её легонько и пожалел, что совершенно не ощущает сейчас, как её пушистые кудри касаются щеки. — Как будто в первый раз, — проворчал, терпя, но добавил уже печально, — прости, я… Тело как деревянное. Так всегда после воскрешения. Я почти ничего не чувствую от слабости. Я тебя вижу-то только… внутренним зрением. Слышу еле-еле. Ни запаха, ни касаний. Ничего. Она сжала его крепче, все же понимая, что это бесполезно, и нахмурилась. Сдержаться было невозможно, и он понял это, позволил обнять снова. Как и понял, что должен объясниться, чтоб не оттолкнуть её. Пусть не думает, что забыл, как приятны сердцу бережные объятия. — Я сейчас как никогда к человеку близок по состоянию… Беспомощный и жалкий. — Я могу чем-то помочь? Он покачал головой. — Не так много способов накопить энергию. Либо подождать, пока наберётся своя, либо отобрать чужую. — А если тофу? — Я и вкус не чувствую. Она расстроилась, его же затерзало сожаление. — Прости, Люмин. Реинкарнация отнимает всё до капли, а в этот раз она как будто забрала ещё больше. Сяо закрыл глаза снова, понимая, что открытыми их держать бесполезно. Только чутье формы подсказывало, что у Люмин влажные веки и крупные по щекам горячие слёзы. Всхлипов её он не слышал. Того, как она рылась в сумке, как листались затем хаотично страниц книг — тем более. — Ты рассыпался весь, — вдруг зашептала она в ухо, отбросив всё, чем заняла в беспокойстве руки, — даже пыли не осталось. Даже маска. А я подойти не могу — чуть шаг делаю, тебе больно. И смотреть пришлось, как ты горишь, и сделать ничего нельзя… Он молчал, сохраняя лицо спокойным. — Не знаю, что с этой дрянью стало. Надеюсь, их выгнали, и она тоже все глаза выплакала. — Ч-ш-ш, — зашипел Сяо, — прекрати. — Прекратить? Да она считай что убила тебя! Идиотка. — Не убила же, — вздохнул он. — В любом случае, всё позади. Можешь вернуть нас домой? — А ты сможешь идти? Через белый коридор придётся шагать самому. — Подожди немного тогда. Я ещё... не набрался сил. — Хорошо, не буду трепаться. Отдыхай. Она поцеловала его в щеку, вытерев с него свои слезы, раскрыла на окне книгу, стремясь отвлечься. Через несколько минут вернулась, но не стала тревожить, снова присев на полу, сложила с краю руки, опять упав духом. Уронив в локти подбородок, загладила взглядом, как будто могла в лице найти ответ, как поступить и что сделать. Сяо глубоко спал. Ему не снились сны. Люмин сидела рядом, избегая желания самой закрыть глаза. Ей казалось, что у неё больше не осталось слëз, но они самовольно щипали веки, не думая щадить. Падали на доски пола, впитывались в простынь, заливались в сгиб локтя... В конце концов, она уткнулась лбом в смятое одеяло и снова разрыдалась, не сдерживая себя. Поток эмоций постепенно иссяк, выпил её до дна, усталость навалилась сверху тяжёлым покрывалом, и она так и заснула, сидя на коленях и сжимая в кулаке одеяло. Пожалуй, если б она знала, как сейчас Сяо благодарен ей, она бы не смогла так заплакать умышленно. Каждая пролитая слеза не исчезала бесследно: сквозь сон он неосознанно тянул из неё энергию, поглощал её капля за каплей; пусть она и не могла исцелить, но напитать чувствами ей было вполне по силам. Люмин узнала об этом только утром, когда проснулась, повела затëкшей шеей и вновь раскрыла книгу. Со случайной страницы на неё смотрели исчерпывающие ответы. В этот раз они пришлись ей по душе. Первое, что она сделала после того, как проверила сон Сяо — это достала зеркальце и старательно привела себя в порядок.