Хватаясь за Смерть

      — Вновь настало время — незнакомая мужская фигура накинула на себя капюшон чёрного балахона, и в тот же час лицо, руки и все части, что не скрывало одеяние, окрасились в чёрный густой мрак. Он отпил что-то из серебряной чарки и поставил её на подоконье особняка, который создавал впечатление заброшенного давным-давно дома. Незнакомец пошёл по пустой тропе, освещённой луной, вытягивая из тьмы своего рукава косу с заточенным лезвием. Он вдохнул гнилой воздух и, еле ухмыльнувшись, последовал по тропе вдаль. Его фигура шла всё дальше, а мычание жуткой мелодии следовало за ним следом.              

***

      Дождь большими каплями звонко ударял о каменные стены и окна поместья, где-то вдали слышалось раскатистое громыхание. Вскоре всё небо стало окутанно молниями, которые лишь усиливались, напластовываясь друг на друга.              Этот день был особенным для жителей государства Виры. Сегодня алые розы показали свою красоту, наконец вырвавшись из узкого бутона, защищённого зелёными листьями; для жителей это предзнаменовало наступление выхода смерийев из глубин земли. Это те, кто умер, но не смог переродиться, словно хватался за что-то в людском мире. Смерийи являются вполне разумными существами, но обезумевшими из-за горя своей кончины, потому в день, когда розы раскрывают свои лепестки, эти существа способны выползти из-под земли и сделать то, что им хотелось всё это время.              Розы символизируют смерть и любовь, а потому, связав эти значения вместе, они стали утешением для нелюдей, но лишь коснувшись этого цветка, они возвращаются в своё пристанище после смерти. Очень жаль, что, лишь когда расцветает этот цветок, они способны выйти, так и не сделав то, почему не могут переродиться. Может, повезёт, и хоть кто-нибудь из смерийев упокоится и переродится, но кто позволит сделать это?              Каждый город, каждая деревня и любое поселение украшают в этот день дома и улицы. Делают гирлянды, ставят розы в вазу на окна, выставляют цветы на входе, чтобы их не убили мёртвые. И так приходится делать каждый день, чтобы цветы не успевали вянуть. Весь сплошной круговорот повторяется до тех пор, пока цветы не умрут по своей прихоти, а не из-за того, что их вырвали и украсили ими местность.              Да, жуткие дни, но они и могут дать знание о любви. Люди гадают на суженых, на любимых и на скорую смерть, а алые цветы дают на это ответ.              — Какое пугающее небо. — В комнату забежала нянечка Алексии и ужаснулась, увидев её с распущенными волосами русо-серого цвета, что развевались волнами так же, как и складки синеватого платья. Она стояла возле открытого окна, наблюдая за погодой. Нянечка оббежала свою воспитанницу, захлопывая еле подающееся окно. — Алексия! Вы что делаете? О Всесоздатель, у вас всё лицо мокрое. — Достав из кармана своего фартука платок, женщина, приподняв голову, начала нежно убирать капли дождя с лица Алексии, чьи серо-зелёные глаза бездушно продолжали смотреть в окно. — Вы плакали? — убрав платок, нянечка, сведя брови, беспокойно спросила девушку.              — Вы что-то хотели, Сьерра? — Алексия почти шёпотом спросила няню и, не дожидаясь ответа, прошлась по своей тёмной комнате, садясь за туалетный столик, на котором лежал деревянный гребень. Девушка взяла его и протянула за своё плечо. — Расчешете мне волосы? — апатично спросила воспитанница, рассматривая своё лицо в зеркале.              — Милочка моя, что сейчас было? — Сьерра положила на подоконник красную розу, с которой пришла, и, подойдя к девушке, забрала из бледной руки гребень. — Вы захотели заболеть?              — Просто они опять… — прикусив нижнюю губу, остановила свою мысль Алексия.              — Опять? Вы что-то услышали? — сосредоточенно расчёсывая волосы, Сьерра взглянула на Алексию через отражение.              — Я проклятие для отца, они сказали, что мне нет смысла жить, всё равно я ни для чего не существую. Удивительно, но я согласна с их словами, — равнодушно продолжила девушка. — Никто не знает даже, что я существую, — уныло сказав, она постаралась улыбнуться, но, увы, алые губы замерли в грустной гримасе.              — Эти служанки! — рявкнула нянечка, убирая гребень от волос. — Не слушайте этих куриц! Опять сплетничали за вашими покоями? Гадины! Я их сейчас же накажу!              — Сьерра, думаешь, есть в этом смысл? Отец самолично одарил меня такой судьбой.              — Госпожа, вам не пять лет, чтобы высказываться подобными словами, скоро двадцать, а ведете себя как ребёнок. Он сделал это, чтобы защитить вас от врагов, — глубоко выдохнув, закончила женщина, убирая чёрную прядь со своего лица за ухо.              Нянечка была едва ли ровесницей отца Алексии, её зелёные глаза всегда выделялись на простодушном лице, что нравилось девушке, ведь серые мрачные глаза, которые были у неё, всегда напоминали ей о несчастной жизни.              — Это смешно. Любая влиятельная семья имеет врагов, но они не скрывают своих детей, а наоборот, помогают им кем-то стать. Что же обо мне, я же просто существую, а вот для чего, известно, увы, не мне.              — Уверяю, однажды всё это закончится, ваша жизнь будет украшена всеми яркими красками, и вы засияете, подобно звёздам. — Сьерра погладила Алексию по голове, искренне улыбаясь. Она понимала, что девушке тяжело, ведь она всю жизнь живёт затворницей, и правда не замечая продвижений в своей жизни. Чтобы хоть как-то взбодрить воспитанницу, Сьерра попыталась поменять тему для разговора. — Кстати, я к вам зашла, так как заметила, что красные розы распустились. Это, конечно, не очень хорошее явление, но красивое. Раз в несколько лет они распускаются, можно погадать на любовь.              — Сьерра, второй раз за свою жизнь я увижу нелюдей, как будто это красиво.              Первый раз Алексия видела их ещё в детстве из окна, смерийи бродили около поместья, еле перебирая своими прогнившими ногами, их руки были изодраны, оттуда сочилась как-то тёмная жижа, их одежда была уже и не одеждой вовсе, а тряпьем, вросшим в плоть чудовищ. Тогда ещё маленькая девочка, увидев их, зажалась в угол комнаты и долго там сидела.              — Они не страшны, если при себе носить эти розы. — Женщина, рассматривая прибранную комнату, заметила незаправленную кровать, к которой подошла, продолжая свою мысль: — Благодаря им они находят путь из бездны в мир людей, но и благодаря им они не могут нам навредить: задев цветок, они исчезают. — Нянечка расправила одеяло воспитанницы и взглянула на розу, лежавшую на подоконнике. — Жаль, раньше они цвели ежегодно, не приводя нелюдей. Ладненько, я, пожалуй, пойду, если что, найдёте меня на кухне. — Закончив дело, Сьерра последовала к выходу.              — Подожди, пока не ушла, могу я сегодня выйти в сад? Хочу подышать свежим воздухом.              — Ох, извините, но Его Сиятельство запретил вас сегодня выпускать. Поместье должны посетить гости.              — Неужели они сейчас приедут сюда?              — Нет, прибудут на закате.              — Отлично, приедут они на закате, а сидеть в четырёх стенах я должна с самого утра. Смех просто!              — Простите, но я ничем не могу вам помочь.              — Ничего, ступай.              Нянечка вышла из комнаты, и Алексия, тяжело вздохнув, взглянула на своё отражение в зеркале. Она, словно пытаясь посмотреть вглубь зеркала, заворожённо наблюдала за собой.              — Ну и что ты на меня смотришь? Грустно тебе, да? Конечно грустно, куда уж веселиться… некуда и никак. — Разворошив свои волосы, она встала из-за столика и разгладила складки своего синеватого повседневного платья с волнистым сбором на рукавах. Алексия вновь взглянула в зеркало, демонстративно улыбнулась, и в одночасье горло сжалось от ощущения противоречия самой себе.              Когда девочка ещё была в утробе, мать добилась обещания мужа, что, когда их ребёнок родится, она обязательно получит благословение Звездомого — монарха центрального государства, в нём была заключена сила звёзд, и он мог благословить, предостеречь, а порой судьба отворачивается от человека, и всё что Звездомый мог, так это сказать какой будет будущая жизнь ребёнка. Так случилось и с Алексией. Она помнила очень яркие глаза святого Звездомого, такие светлые, небесные бирюза; было чувство, словно они нежно заманивали маленькую девочку в глубь подсознания, забирали плохие ощущения и даровали, хоть и на мгновение, но приятные ощущения. Тогда он сказал, что жизнь Алексии будет несчастна, а счастье она обретёт лишь в далёком будущем. И вот только и оставалось гадать всю жизнь, когда это счастье наступит, что должно произойти такого, что перевернёт всю её несчастную жизнь с ног наголову. Да и сама Алексия, смирившаяся с тем, что отец ею не интересуется, запирает в покоях, когда вздумается, ругается порой без повода, а главное — запрещает вздохнуть всей грудью спокойно, — старается ничего не делать.              Когда-то было время, и Алексия бегала по своему дому без страха и предостережений со стороны взрослых. Её видели все, но почему-то называли дочкой Сьерры, а не её отца, и однажды Алексия устала от неправды, которая лучилась из всех, кто её окружает, и сказала одному мальчику при слугах и стражнике, что она является дочерью графа. С того дня она и стала заложницей своей жизни. Отец приказал стражнику немедля обезглавить всех, кто слышал о том, кем является Алексия, а в конце и ему сам перерезал горло. Видевшая всё это дочь закричала от безумия что было перед её глазами, и тогда первый и единственный раз она увидела страшный, зловещий взгляд графа, после чего, покачнувшись, она упала в обморок прямо на кровь убитых.              Проснулась Алексия от мелодии, которую напевала её няня, обтирая девочке лицо и руки, на которых подсыхала чужая кровь. Волосы слиплись, и им оставалось только погрузиться в горячую воду, чтобы вернуть свой свежий вид.              — Ох, солнышко, ничего не говори, — Сьерра заметила, что Алексия уже что-то намеривалась сказать, и легко прикрыла рукой губы девочки, — отдохни…              — Сьерра, мне стра-ашно… — Девочка заревела настолько сильно, что складывалось ощущение, будто всё поместье слышало этот плачь, и только нянечка понимающе гладила подопечную по голове, разрешая выплакаться.              О том, кто же есть на самом деле Алексия, знали только люди, работающие в поместье, ну а остальные если и видели её, то тешутся иллюзией того, что она является дочкой Сьерры, хотя при этом Алексия, может, и выросла, поняла, что нельзя ничего говорить про то, кто она есть, всё равно находится взаперти, и, может быть когда-нибудь, всё это прекратится.              Отмахнув свои воспоминания, девушка взглянула на розу, всё также лежавшую на подоконнике.              — Она хочет, чтобы я погадала, что ли? — с усмешкой тихо проговорила девушка, подходя к розе.              Сначала Алексия думала о том, как выбросит этот цветок из окна, но, всматриваясь в тёмно-красные лепестки, в почти незаметные шипы, она всё-таки решила попробовать.              — Возможно, я узнаю что-то новенькое… — Присаживаясь за стол, девушка легко взяла в руки розу и начала полушепотом напевать слова: — Своей кровью я окрашу твои лепесточки, — уколов шипом указательный палец, Алексия чуть вздрогнула, — попрошу тебя узнать о моём сердечном, — кровь каплями падала в сердцевину розы, — кто меня полюбит, полюбит ли, поделись со мною своим знанием… — Закончив песню, девушка облизнула свой палец от крови.              Алексия поставила розу в пустую вазу, что стояла уже очень давно в столе. Теперь оставалось подождать некоторое время. Если роза просто завянет и оставит при этом свой аромат — любовь обязательно появится. Если цветок не завянет — любовь очень близка и является настолько яркой и свежей, что подарит двум половинкам вечную любовь. Если хоть один лепесток опадет на завядшем бутоне — любви твоей нет на земле.              После гадания у Алексии проснулось неимоверное желание хотя бы на чуть-чуть выйти в сад, подышать свежим воздухом, тем более что дождь прекратился, а тучи ушли в сторону столицы.              — Полагаю, ничего плохого не случится, если я прогуляюсь лишние пару минут. — Накидывая на плечи тёплую накидку, девушка с настороженностью открыла двери, посмотрела внимательно на пустой коридор, постаралась прислушаться к посторонним звукам и ехидно улыбнулась самой себе, понимая, что в её крыле никого нет. Быстро пробежав к лестнице, она ещё раз остановилась и, уже не сильно настораживаясь, погружённая в азартное чувство, побежала вниз. Пробегая мимо кухни, где бушевала работа поваров и сонного стражника, она выскочила в сад.              — Ура! — воскликнула она, выдыхая тёплое дыхание в прохладный вечер, и несильно прикусила губу, неспешно смотря по сторонам. Никого не было, и это успокаивало.              Спокойным умеренным шагом девушка шагала по ровной дорожке, проходя кусты цветов. Раньше ей говорила няня, что мать Алексии очень любила цветы, особенно белые розы. Мать Алексии сама из знатной семьи, часто путешествовала в Эйфлерин, где и правил Заведомый. Однажды матушка приходила в храм к нему и на всю жизнь запомнила те цветы, они погрузились в её сердце навсегда. Когда она вышла замуж за графа, посадила белые розы и самолично ухаживала за садом. Это были приятные дни. Мать Алексии никогда не печалилась, всегда была бодрой и весёлой, пока не умерла.              Пока Алексия расхаживала по саду, вдыхая землистый запах, оставшийся после дождя, не заметила, как столкнулась взглядом с каким-то мужчиной, и в этот момент сердце девушки стало предательски быстро колотиться, казалось, будто было слышно даже незнакомцу. В её сторону всё ближе стал подходить какой-то мужчина. Он не торопился, и его шаги в какой-то момент показались неловкими, а под конец и вовсе отстранёнными.              — Леди, кто вы? — уверенным голосом спросил мужчина, заставив стоящую к нему Алексию вздрогнуть. Она давно так не боялась. Сердце словно пыталось выпрыгнуть из груди, она сильно сжала подол платья и, притворно улыбаясь, начала отвечать на заданный вопрос.              — Добрый вечер, господин, я гостья Его Сиятельства. Прошу прощения, но меня уже ищут, потому мне следует удалиться. — Учтиво поклонившись, Алексия уже намеревалась уйти в свои покои, боясь, что её страх выйдет наружу, но мужчина преградил ей дорогу, что заставило девушку ошарашено поднять голову на незнакомца. Для себя она отметила его белокурые короткие волосы, перекинутые на левое плечо, выразительные глаза с заметными на уголках морщинками. Казалось, будто он жизнерадостный человек, и на первый взгляд ему можно было дать лет тридцать.              — Из какой вы семьи, леди? — По его тону было сразу понятно, что он мало верил в слова Алексии, которая замешкалась, а её глаза стали предательски бегать по пространству, было страшно ошибиться.              — А кем же являетесь вы? — ехидно процедила Алексия, искренне улыбаясь.              — Прошу прощения что не представился, я герцог Роэль Эршенфол Миниас, также являюсь гостем графа, поэтому мне было неожиданно увидеть столь прелестную леди. Почему-то вы мне очень сильно кого-то напоминаете…              В этот момент мужчину кто-то окликнул, и Алексия рефлекторно сдвинулась назад, побежав в сторону своего крыла, поднимая подол своего платья. Она всеми конечностями чувствовала, что натворила сегодня. Отец с семьёй Эршенфол тесно общались, и он тот, с кем девушке не следовало встречаться.              Забежав в свою комнату, Алексия прижалась спиной к двери и сползла на пол. Девушка глубоко дышала, старалась успокоить взбудораженное дыхание и сердце. Руками охватив себя, на неё нахлынули мысли о том, что герцог, возможно, узнал её, а если узнал, то отец его не сможет убить, по крайней мере, просто так. Это не просто какой-то конюх или безродный солдат, это дворянин. Умрёт один, и королева не будет молчать. Конечно, если смерть не будет оправдана, или земли Эршенфол не будут захвачены по решению Её Величества, что очень невероятно, а потому недопустимо.              Взгляд Алексии упал в пол, и она вспомнила, как Сьерра рассказывала ей о том, что Роэль Эршенфол раньше часто приезжал к ним в поместье, когда матушка ещё носила Алексию под сердцем. Слуги поговаривали, что он хотел в будущем заключить брак с ещё нарождённым ребенком. Конечно, этот союз был выгоден для семей, и брак, разумеется, был возможен. Как бы то ни было, но эти слухи быстро испарились, будто никто об этом и не говорил никогда. За месяц до рождения Алексии семья Эршенфол на длительное время перестали посещать семью Алексии, и сейчас это был первый визит после её рождения самого Роэля. Он, разумеется, был привлекательным, статным мужчиной с добрым лицом, но что-то в нём было не так. Эти его неестественно добрые глаза и притягательная внешность пугали. От этой мысли девушку передернуло.              — Жуть какая. — Алексия встала на ноги, попыталась встряхнуться и утешить себя тем, что всё может быть хорошо, и герцог поверил ей. Отец-то, естественно, скажет, что она гостья, но потом будет очень зол.