* * *
На пороге дома Ода, следуя какой-то только ей понятной привычке, остановилась, бездумно глядя на дверь. Девушку заполнила пустота, придав телу необычайную лёгкость. Саюри казалась самой себе в такие моменты тончайшей оболочкой, которую если лопнешь - ничего не останется. Дом родители купили большой, вот только уютом наполнить не смогли. Даже не пытались. А там, где нет любви, селится несчастье. Ода вдохнула тёплый воздух, посмотрела на оранжевое от лучей закатного солнца небо с пушистыми облаками, улыбнулась. Когда девушка в следующий раз увидит небо, оно уже наверняка не будет казаться ей такими прекрасным.* * *
- Ты пришла! - радостный юный голос и бесподобная по своей искренности улыбка - Как сегодня в школе? Саюри не удивляется тому, что стоило ей открыть дверь, как в коридоре тут же показалась Наоки. Её младшая сестра для своих четырнадцати была низковата и едва доставала девушке до груди. - У меня всë хорошо, - мягко улыбнулась Ода, забыв скинуть обувь в прихожей - а ты как? - Всë замечательно, - Наоки смотрит на сестру полными обожания карими глазами - я прекрасно лажу с ребятами. Девушка знает, что её сестра лжëт. Потому что в их семье так принято. Потому что Саюри сама её этому научила, подала пример. Наоки не даёт себе поблажек, не позволяет узнать другим, что ей плохо. Наоки добрая, отзывчивая, понимающая, послушная. Старается ей быть. Однако старшая Ода знает, что сестре больно и она не в силах эту боль облегчить. Девушка раскрывает руки в приглашающем жесте, Наоки широко улыбается и обнимает сестру. Саюри гладит её по чёрным волосам, задевая резинку с небольшим белым бантиком, чувствует тепло младшей Оды. Наоки - единственная причина, по которой девушка возвращается в дом. - "Они тебя больше не тронут," - думает Саюри, утыкаясь носом в голову сестры - "никто не тронет."* * *
Два года назад младшая Ода узнала от одноклассников, что она толстая. Тогда же ребята дали понять девочке, что это причина, по которой они могут над ней издеваться. Наоки им поверила. Сама не знала почему. С того момента в зеркале уже отражалась не Ода, а свинья. Её тело оказалось причиной для ненависти. Для школьников и для неё самой. И своё тело девочке стало совсем не жалко. Всë началось с маленьких порезов на запястьях канцелярским ножиком. Это оказалось больно и совсем неприятно. Наоки не понравилось. Она выбросила нож и думать забыла об этом, не пытаясь спрятать порезы. Ребенку не понять, что в этом неправильного. На следующий же день это заметили родители во время ужина. Ода его плохо запомнила. Всë началось с пронзительно острого взгляда матери и еë искажённого гневом лица. Кажется, потом она схватила девочку за волосы, а что было дальше Наоки не помнила. Оде мерещились разозленные крики родителей, вроде её пинали ногами и таскали туда-сюда, всë было как в тумане, а иногда, видимо, она и вовсе теряла сознание. Девочка помнила только, что в какой-то момент её тело сильно-сильно сдавило что-то, накрывая от мира темнотой. Эта темнота прерывисто дышала и сотрясалась, но с ней Наоки стало спокойнее, тише. Ода очнулась в больнице. Врач сказал родителям, что у неё ушиб мозга. Девочка не знала, что это, а потому по привычке вопросительно посмотрела на старшую сестру. Саюри почему-то была очень бледной и держала спину неестественно прямо. Старшая Ода медленно и неглубоко дышала, как будто ей было очень больно. Однако стоило девушке заметить взгляд сестры, как она вымученно улыбнулась, давая понять, что всë будет хорошо. Когда доктор вышел, мама долго говорила что-то про неблагодарность Наоки и её бестолковость, но девочка всë прослушала. Младшая Ода смотрела в ярко-зелёные, блестящие глаза сестры. Почему Саюри было больно Наоки поняла лишь много месяцев спустя. Этот случай стал для неё важным открытием: физическая боль - лучшее успокоительное.* * *
Саюри не закрывала за собой дверь в прихожую, а потому услышала шаги отца ещё издалека. Наоки тоже. Младшая Ода с неохотой выскользнула из рук сестры и поправила волосы, изобразила дежурную, приветливую улыбку. Девушка обернулась и увидела на пороге главу семьи. Хирикава работал в полиции и рука у него была тяжёлая. Саюри спокойно взглянула в его беспристрастные зелёные глаза и хмыкнула. Наоки тихонько вскрикнула, когда мужчина дал дочери пощёчину. Сил он не пожалел и из уголка губ девушки потекла на воротник рубашки струйка крови. - Убирайся, - отчеканил Хирикава, пристально глядя на дочь. У Саюри звенело в голове, а правая щека пульсировала от боли и жара. Она не посмотрела на сестру, выдерживая полный холодного презрения взгляд отца и вышла на улицу. Дверь за ней захлопнулась. Ода осталась наедине с оранжевым вечером. Взглянув на небо девушка подумала: - "Нет, всë же погода сегодня прекрасная..."* * *
- Что с тобой, Дуракава? - не выдержал Иваизуми. Они с самой школы пëрлись в гробовой тишине. Хаджимэ уже начало казаться, что он слышит звук заходящего солнца. - Ты о чем? - непонимающе вскинул брови волейболист, посмотрев на друга растерянным взглядом. Несколько секунд подросток хмуро вглядывался в бараньи глаза Тоору, а потом принял решение разозлиться. - Ты всю тренировку лажал, а теперь идëшь себе, как ни в чем не бывало, - воспитание Иваизуми не позволяло ему слишком громко орать на улице в поздний час, но от того менее грозно он не выглядел - Ты ж не о волейболе сейчас думаешь, я прав? Клянусь своей единственной пятёркой по литературе, если ты действительно начал курить... - Да не курил я! - огрызнулся Ойкава, скорчив недовольную физиономию. Хаджимэ сложил руки на груди, ожидая подробных объяснений от друга, почему тот сегодня ведёт себя более дебильно, чем обычно. - Сколько можно повторять? Бычок мне Энн Бонни дала, - раздражённо пояснил парень. - Так нафига его было с собой таскать? - в тон ему заметил подросток - И прекрати называть Оду Энн Бонни. Это оскорбительно. - Не мог же я выкинуть сигарету в школе, - недовольно отозвался Тоору, уже готовясь разругаться с товарищем - и я уже звал её так. Она не обижалась. - Это потому, что ей всë равно, что там вылетает из твоего рта. Ойкава уже готов был разразиться чередой гадостей, но тут заметил на детской площадке, мимо которой они проходили, Саюри. Сгорбившись и вытянув длинные ноги, девушка сидела на качелях, слегка раскачиваясь. В вечерней тишине волейболист уловил едва различимый скрип ржавых петель. - До завтра, - Иваизуми хлопнул друга по плечу и продолжил путь. Тоору сам не заметил как переступил через низкую ограду и зашагал по песку к качелям. Он остановился напротив Оды, глядя на её склоненную голову. - Слышал, тебя отстранили. Насмешливый, приторный тон - больше привычка, опция "по умолчанию", которую парень часто забывает отключать. В его мозг тонкими иглами вонзаются детали, которые он не хочет подмечать - капли засохшей крови на кроссовках и лавандовом воротнике рубашки, разбитые костяшки, атмосфера. Вокруг Саюри воздух словно немного подрагивал, искривлялся. Казалось, её здесь вовсе не было. Они уже встречались тут когда-то. В то время всë было проще, совсем не как сейчас. - А что? - голос девушки насмешливый и живой - Будешь скучать по мне? Колкость застревает в горле Ойкавы, стоит Оде поднять голову. Волейболиста не интересуют чужие судьбы. Они ему безразличны. Безразличен подростку и след от удара на щеке школьницы. - Говорила, что не Энн Бонни, - хмыкнул Тоору, садясь на соседние качели - а сама только и делаешь, что дерешься. Много ли чести, сломать нос первогодке? Парень делает вид, что не замечает пристальный взгляд зелёных глаз, медленно раскачивается насколько позволяют его ноги, длинноватые, пожалуй, для детских качелей. Слышится тихий звон цепей. Ойкава поворачивается и невозмутимо смотрит на Саюри. Она усмехается немного криво из-за припухшей щеки, но заметно, что черты её лица смягчаются. - Я не только дерусь, - девушка продолжила слегка качаться и к звону цепей добавился скрип - и кроме первогодки я уработала сегодня троих третьегодок из средней школы. - За это тебе полагаются отдельные аплодисменты? - иронично уточнил волейболист. - Просто делюсь славными подвигами, - пожала плечами Ода. Некоторое время подростки молчали. Пустые детские площадки обладают какой-то особой магией, отпускающей все тревоги и заботы, возвращающей в те времена, когда всë было хорошо. - Ты не идëшь домой? - встав с качелей, спросил Тоору. С наступлением сумерек стало холодать. Саюри подняла на парня задумчивый, умиротворенный взгляд и покачала головой. - Сегодня мне туда нельзя. - Проведешь здесь ночь? - Ойкава долго подбирал нейтральный вопрос. - Да, - кивнула девушка. Если бы это сказал кто-то другой, Тоору бы ему не поверил, но безмятежность Оды не была искусственной. Её действительно не тревожила перспектива провести ночь на улице. - В таком случае, - сказал парень - доброй ночи. - Доброй ночи, - тихо отозвалась Саюри.