***
Тихие голоса на фоне с шебуршанием таки вырывают из сонного царства. Антон устало моргает, чувствуя щекой маленькую лужицу, успевшую впитаться в серую ткань и пуховую подушку. Рука, на которой всю ночь лежала голова, устало вытирает влагу с кожи тыльной стороной. — Сень, передай это Тоше, — шепчет женщина своим тёплым голосом. — Подарок на Новый год. — Передам, — голос бесцветный, словно выгоревший на солнечных лучах. — Идите, иначе опоздаете, — Арсений тоже шепчет, даже чуть тише, нежели его мать. Антон старается не двигаться, он не особо хочет подниматься и куда-то идти. — Хорошей дороги, — бросил на лестничную клетку Попов, тут же запирая дверь на ключ. Тяжёлый выдох Антон услышал даже из гостиной. Парень бросает взгляд на кофейный столик, где лежала коробочка с нетронутым в ней новым телефоном, и тоже выдыхает. Всё-таки, это ему не приснилось. Услышав, как шаги отдаляются из коридора на кухню, юноша слегка привстал, но из тёплой кровати вылезать был не намерен. Рука потянулась к коробочке, снимая верхнюю крышку. Когда эмоции отступили, а принять подарок было необходимо, иначе Арсений мог расстроиться, парень таки принялся изучать новое мобильное устройство, уже не боясь включить. — Нравится? — парень не заметил, как Арсений прошёл в комнату, останавливаясь у спинки дивана. Неожиданность заставила слегка вздрогнуть, вместе с тем раздался едва слышимый писк. — Извини, — кратко усмехнулся Попов под испуганный взгляд больших зелёных глаз. В руке директора зажата белая чашка, один в один, какие были в ресторане. — Арсений Сергеевич, вы кружку спёрли, что ли? — бестактно замечает парень, тут же жалея о таких резких словах. — Во-первых не спёр, а одолжил, — в свою защиту утверждает мужчина. — А во-вторых, что это за тон с самого утра, Антош? Парень смотрит в голубые глаза снизу вверх ещё с минуту, слегка приоткрыв рот. Но так и не отвечает мужчине: мысли совсем покидают черепную коробку. В груди лишь сердце, звонко стуча, выплясывает резвый танец. Случайно парень вспоминает прошедшую ночь. А точнее, один определённый момент: когда касался кончиком носа кончик носа Арсения. И тут же жалеет об этом, поскольку щёки начинают алеть, а внутри живота стягивает узел ещё крепче, чем раньше. — Умывайся и пойдём кушать, — приказал Арсений, удаляясь в сторону коридора.***
За весь день не произошло ничего интересного: Антон пытался разобраться в новом устройстве, целиком и полностью подстраивая его под себя и уже смирившись с положением принять его. Арсений же почти не выходил из спальни, где располагался его импровизированный кабинет. Квартальный отчёт, который нужно было отправить сразу после праздников, отнимал много времени, учитывая поток людей в декабре и перевыполненный план. Хоть и находясь в одной квартире, они почти не видели друг друга, погружаясь в собственные дела, но вот время уже перевалило за полночь. Обоих клонило в сон. — Спать? — в коридоре появился Арсений, бросая вопрос в гостиную. — Мгм, — промямлил Антон, уже успевший скачать какую-то игрушку на телефон. Мальчик быстро понял, что терять времени нельзя. Сейчас он вновь окунётся в сон рядом с мужчиной, который уже, шумя водой в ванной, собирался уснуть. Завтра предстояло выйти на работу. Расправив диван и постелив всё так, как и было раньше, Антон быстро запрыгнул под одеяло, дожидаясь мужчину, который уже выходил из ванной комнаты. — Спокойной ночи, — бросил Попов, даже не заходя в комнату, чем вызвал диссонанс в голове юноши. — А…э? — только и смог вымолвить Шастун, поднимая корпус на чуть подрагивающих ручках. — Что? — мужчина остановился, заглядывая в гостиную. — Вы не… — мысли путались; положение сейчас казалось слишком абсурдно, будто Антон действительно желает поспать с директором. Хотя, именно так всё и было. — Ну… не здесь? В плане… — Шастун, — оборвал строгий голос мужчины. — Спать вместе — это вынужденная мера. Родители уехали, я иду к себе. — А… — понятливо кивнул парень, смотря теперь не в голубые глаза директора, а куда-то вниз, на свои руки, сжатые в кулачки. — Ладно, — к глазам будто прикасалась влага. Парень понял своё ужасное положение в это мгновение. — Спокойной ночи, — голос дрогнул. Корпус тела соприкоснулся с мягким диваном, пока дрожащие руки закрывали лицо. «Так опозориться перед ним…» — думал парень, издавая глухие всхлипы. Он не до конца понимал, что именно его так расстроило — резкий отказ директора или нахлынувшее чувство одиночества. А может, всё сразу? Он зря думал, что является чем-то важным и ценным для Арсения, зря питал эти ложные надежды. Из раза в раз он просто навязывается, а мужчина он… он слишком добрый, чтобы отказать. Слишком хороший, слишком красивый и слишком щедрый. «Я слишком вас люблю, Арсений Сергеевич» — парень выдыхает, лишь сильнее сжимая кулачки, отчего на ладонях остаются красные полумесяцы.***
Мальчик всё же заселяется в квартиру и свой честный выходной проводит за расставлением тарелочек, вазочек, свечек и прочей мишуры, которую перевозил с собой. Бегает от одного угла комнаты к другому. Квартира чем-то напоминала его прежнюю, только вот спальное место сейчас было на втором ярусе, отчего сама студия казалась в разы меньше, но это не смущало. Такой расклад вполне устраивал. Антон был рад, что успел снять именно такую квартиру без явных недочётов и за не слишком завышенную цену, даже несмотря на центр города, где она располагалась. Парень судорожно проверяет баланс карты каждый час в мнимой надежде, что туда поступят средства, но на карте светится лишь одна цифра в тысячу рублей. Благо ещё две тысячи подарили родители Арсения, что было приятным подарком для разорившегося администратора, по собственной глупости спустившего все деньги на квартиру и подарки. Выжить за две недели, пока не придёт аванс, вроде, представлялось возможным. Если ещё и взять подработку официантом на пару дней. Оставалось только поговорить с Арсением на эту тему.***
— Я сказал нет, Шастун! — более строгим голосом отзывается мужчина, которого уже полчаса умоляют о подработке. — Я давал тебе три дня. Разговор окончен. Парень резко выдыхает, хмурясь, и выбегает на улицу, прихватив пачку сигарет. Говорить о своих финансовых трудностях он не стал, боясь показаться жалким и неразумным перед директором. Юноша не должен злиться на него, ведь он вправе отказать. Иначе парень забирает работу у официантов, нехватки которых сейчас не было, да и у него есть своя должность, на которой также приходилось работать, не покладая рук. Кажется, придется всё же выживать на три тысячи две недели. Что, в принципе, казалось возможным. — Блять, — в пачке красуются две последние сигареты. Приходится идти в небольшую табачку за углом, дабы приобрести новую пачку, но, сравнив цены, он не позволяет купить себе красный чапман, останавливаясь на обычных LD, которыми он, скорее, травился, нежели наслаждался.***
Проходит неделя; полки в квартире, доныне наполненные едой, пустуют, пока живот неприятно урчит из-за пропуска завтрака. Обед также не отличается изысками — отваренная картошка с остатками растительного масла. В горле прорастает ком злости и отчаяния. На втором ярусе, у кровати, начинает вибрировать телефон, отчего приходится отложить трапезу и подняться к устройству. — Блять, — реагирует парень на входящий контакт, ежесекундно отвечая. — Да? — Тош, у меня плохие новости, — сообщает бархатный строгий голос, пока сердце парня постепенно начинает отплясывать чечётку, порываясь выпрыгнуть из груди. — Зарплату задержат на неделю. Ты как, сможешь справиться? Мальчик поджимает губы, тяжело вздыхая через нос. Этой новости он явно не ожидал. — Да, — лжёт он, ясно понимая, что прокормить себя не сможет, так ещё и скоро нужно платить за интернет на ноуте и телефоне, что выйдет в круглую сумму. — Смогу. Он не верит сам себе, но Арсений, кажется, поверил парню, бросив на последок скомканное «хорошо», и отключился. Парень потирает горячий лоб холодными пальцами, прикладывая их к пульсирующим вискам. Раньше зарплату не задерживали, она всегда приходила вовремя, но жизнь, видимо, хочет поставить Антона на место, показать, какое он ничтожество и ничего в ней не стоит.***
Через неделю парень заметно похудел: небольшие щёчки уже приросли к черепу, оголяя выпирающие скулы, под глазами скопились заметные тёмные пятна, да и рёбра виднелись только сильнее, отчего на работу приходилось идти не в обтягивающей водолазке, а в мешковатых свитерах, из раза в раз получая выговор от директора, с которым отношения за этот период также усугублялись. Мужчина, будто не замечал парня, общался только о работе и не о чем больше. Их было сложно назвать друзьями. Арсений будто забыл понятие этого слова. Его будто что-то расстроило или сломило в какой-то момент, только понять в какой именно — парень не мог, каждый раз ловя влагу на глазах от очередного игнорирования со стороны Попова. Любовь разрывала на части, уже давно не принося чувства эйфории, с которого всё началось. Эти чувства были болезненны: они ранили сильнее ухода отца из семьи, ранили больше, чем невозможность встретиться с матерью. Даже чувства к Юре были более безобидны, нежели сейчас. Парень отчаянно понимал с каждым днём, что только сильнее любит Арсения. И это чувство убивало заживо. — Антон, новый заказ! — слегка повышает голос блондинка, мешавшая за баром очередной коктейль. — Иду, — сообщает парень, срываясь с места, отчего тут же начинает едко пульсировать в висках. Он всё же доходит до барной стойки и берёт в руки новый чек, тут же отправляясь вместе с ним на кухню. — Доставка, — вкрадчиво осведомляет он, прикрепляя тонкую белую бумажку на специальную доску. Ещё пара шагов с кухни, и лёгкое головокружение касается его тела. Под мысль о том, что нужно выйти покурить, парень доходит до кабинета, желая взять с полки сигареты, но не успевает. Как только дверь открывается, черная дымка, затуманившая сперва края кругозора, полность покрывает видимую часть, отчего парень хватается за спинку первого же стула, привлекая внимания голубых глаз, которые сперва непонимающим взглядом обводят слабое тело. Ватные ноги подогнулись — парень летит на пол, неприятно ударяясь о ножку стула, стоящего рядом. — Антон! — в голове лишь сдавленный писк, а перед глазами полная темнота. Антон не чувствует, как сильные руки перекладывают его на мягкий диван, не чувствует, как разгорячённые ладони ударяют по впалым щекам. Кажется, не есть несколько дней подряд было плохой идеей. Растягивая еду на пару недель, парень и не заметил, как припасы заметно убавились, а организм, совершенно не привыкший к такому, отчаянно пытался доказать юноше, что подобное поведение скажется не лучшим образом на и без того слабом теле. Каждый день сопровождался головной болью, едкой пульсацией в висках при каждом подъёме и затуманиванием сознания совместно с потемнением в глазах. Ноги всё чаще подгибались. Со сном было более напряжно: чем меньше парень ел, тем меньше спал, на утро просыпался с синяками на бёдрах и рёбрах от того, что за ночь они больно впечатывались в матрас. У Антона были деньги, вполне неплохая сумма, накопленная за тот год, что он работал, но тратить её не рисковал, поскольку она была отложена на осуществление мечты, которая на фоне всех его грёз на данный момент казалась слишком блеклой и незначительной. — Антош, — резкий разъедающий запах коснулся кончика носа, приводя в сознание. Влага резко выступила на покрасневших веках, просачиваясь сквозь мягкие ресницы на закрытых глазах. Юноша не сразу распахнул их, недовольно хмурясь от запаха, от которого хотелось кашлять. — Тош, — отчаянно добивался ответа от парня директор, сидя на корточках перед почти неживым телом. Веки неосознанно дёргаются, и глаза всё же открываются, демонстрируя красную паутинку на белках. Арсений нервно проводит горячей рукой по холодной бледной коже, испуганно заглядывая в зёленые глаза. — Ты меня слышишь, солнышко? — директор испуган. Он корит себя за то, что не замечал усугубляющегося с каждым днём состояния Шастуна. Он ненавидит себя, что позволил разрастись дистанции между ними, которую сам создал, совершенно наплевав на чувства мальчика. — Мгм, — мычит юноша, пока уголки губ слегка дёргаются от милого обращения. — Что случилось, Тош? — Арсений не убирает руку с бледного лица, оглаживая большим пальцем выступающие скулы. — Всё в порядке, — сипло отвечает младший, пытаясь спрятать взгляд в светлых стенах кабинета. — Это самая явная ложь, которую я слышал в своей жизни, — нервно усмехается мужчина, продолжая оглаживать кожу, чем вызывает волну мурашек у юноши. — Перестань быть гордым. Даже после строгой фразы, отпущенной директором, Антон лишь кончиком языка облизывает пересохшие губы и сдавленно улыбается, не в силах смотреть в голубые глаза, которые вызывают так много чувств. От нежных прикосновений и милых слов становится только хуже. Это приятно и одновременно пугает. Пугает неизвестность. Что, если мужчина вновь отвернётся от него? Что, если совсем исчезнет из его жизни? — Я просто… — выдавливает Шастун, пока в мыслях крутится лишь строчка песни из детского мультика «Что-то срочно надо выдумать такое…». — Не высыпаюсь в последнее время, — это, конечно, правда, но недосказанная. — От недосыпов не худеют, — заключает мысль мужчина, таки убирая руку со скулы. — Антон, у тебя анорексия? — Что? — словно пробудившись ото сна, спрашивает парень. — Нет у меня никакой анорексии, — протестует он, уже не боясь взглянуть в растерянные голубые глаза, в которых читается забота. — Я могу как-то помочь тебе? — словно игнорирует брошенную фразу Попов. — Вы уже помогли, — рычит парень, сам от себя не ожидая такой озлобленности в отношении Арсения. Начав недоедать и вовсе голодать, парень также начал срываться на всех вокруг и вечно чувствовать раздражение. — Когда запретили поработать официантом, — объясняется он всё таким же грубым тоном. — Солнышко, — вторит Арсений и от этого слова всё внутри замирает, словно каменеет, пока внизу живота приятно стягивает знакомое чувство. И Антон уже готов простить директору всё, только лишь бы он вновь назвал его так. — Рассказывай. — Ничего я вам не расскажу, Арсений Сергеевич, — рыкает Шастун, уже наигранно, поскольку злость давно отступила. — Ясно, — спокойно говорит директор, поднимая взгляд на часы. — Одевайся, поехали. — Что? — парень слегка приподнимается на локтях. — Куда? Но ответа не следует.