***
— Твою мать, Алёна! — уже срывается на крик мужчина, как только девушка приходит в сознание. — Какого черта это происходит снова? Арсений, привыкший сдерживать свои эмоции, сейчас не выносит накопившуюся озлобленность, выплёскивая её на самого родного человека. — Сень, я просто… — девушка сдерживает слёзы и слегка дрожит исхудавшим телом.— Я не могу это контролировать, — таки выдаёт она, боясь посмотреть своими зелёными глазами в строгие голубые напротив. — Прости, — мужчина до боли сжимает зубами нижнюю губу, тут же ударяя себя открытой ладонью по бедру, пытаясь хоть как-то выплеснуть накопившиеся эмоции. — Я просто… — директор подходит ближе к лежащей на постели девушке, вставая на одно колено. Он берёт её тонкую кисть в свою, припадая губами к тыльной стороне ладони. — Я очень переживаю за тебя, — он целует руку несколько раз, прежде чем негативные эмоции сменяются жалобными. — Давай вместе сходим к специалисту? Девушка осторожно, будто боясь сделать лишнее движение, кивает, смотря полными слёз глазами на мужа.***
— Тош, ты до чего себя хочешь довести? — несмотря на милое обращение, в голосе всё же проблёскивают нотки металла, заставляя тело сжиматься. — Умереть захотел? Антон в растерянности; он не знает, что ответить. Нагружать мужчину лишними проблемами явно не входило в его планы, тем более Арсений помогает слишком часто, чтобы жаловаться и просить помощь вновь. Мужчина подходит к кухонным полкам, начиная что-то искать. — Ты на таблетках сидишь? — парень впадает в ступор; он не понимает, о чем говорит директор, активно рассматривая каждый уголок кухни. — Арсений Сергеевич, я не сижу ни на каких таблетках, — выпаливает парень, пытаясь хоть как-то успокоить мужчину. — Тогда в чём проблема, Тош? — кажется, голос слегка дрогнул, — Почему ты не ешь? Антон молчит, сглатывая ком в горле. Его руки немного трясёт, пока он жмётся у прохода за лестницей на второй ярус. Губы поджаты, а взгляд рассматривает забавные фиолетовые носки с пандочками, которые накануне подарила Катя в честь Нового Года. Мысли спутываются в один большой комок, переплетаясь между собой. — Солнышко, — тон становится мягче. Мужчина подходит ближе, кладя руку на худое плечо, кости которого чувствовались даже сквозь плотную ткань кофты. — Расскажи, что случилось. Я хочу помочь. Антон жмётся, не в силах выдавить из себя ни одного звука. Внутри всё сжимается, ладони потеют. Он в растерянности. — Я… — всё же выдавливает Шастун, преодолевая собственный страх. — У меня нет возможности, — он делает небольшую паузу, во время которой делает рваный вздох. — Я потратил все деньги и сейчас… — он рассказывает правду. Впервые за столько времени, что он хотел казаться самостоятельным и сильным, он делится насущной проблемой, сам не зная, зачем. Может, голос Попова действует, как транс? — Твою мать, — ругается мужчина, убирая руку с плеча. — А раньше ты сказать не мог? — вновь злится он, слегка усмехаясь тому, что слишком рано начал бить тревогу. Зачем-то Арсений достаёт свой телефон из кармана пальто, проводя за ним около пяти минут. — Арсений Сергеевич, — голос тихий, парень боится потревожить мужчину. — Мне не нужна помощь. — Заткнись, Шастун, — рычит он в ответ, даже не смотря на зажатого парня. Спустя долгих пять минут, что парень не сдвинулся с места, а Арсений копался в телефоне, изредка смеряя напуганного мальчика строгим взглядом голубых глаз, мужчина почему-то подрывается с места, выбегая из квартиры. Парень смотрит в удаляющуюся спину вопросительно, совершенно недоумевая, куда направился Арсений, но без него в комнате вдруг снова появился воздух, которым даже можно было дышать после такой эмоциональной встряски. Юноша медленно поднимается на второй ярус, где лежал двуспальный матрас, и ложится на него, пытаясь подавить все эмоции в мягкой подушке. Тело всё ещё слегка трясет, но уже скорее от холода. Руки плотно сжаты лодочкой под щекой, а ноги согнуты. Насладиться одиночеством и тусклым светом настольной лампы, расположенной на небольшой кухне, получилось недолго. Спустя каких-то пять минут входная дверь хлопнула, а на пороге появился всё тот же мужчина, только теперь в его руках были плотно сжаты какие-то пакеты и квадратная коробка с популярной доставкой на этикетке. Парень нехотя слезает обратно вниз, изумлённо смотря на мужчину, который за это время уже расположил пакеты по столу, активного доставая содержимое. В основном, там была еда. Самая различная: от обычных пельменей и макарон до сладкого пакетированного сока и даже салатов в контейнерах. Антон жалобно сминал нижнюю губу, смотря на изобилие пищи, неожиданно появившейся в доме. Язык активно вырабатывал слюну, когда по носу вдруг ударил запах свежей пиццы. — Садись и ешь, — мужчина указал на место за небольшим квадратным столом, открывая картонную крышку коробки. Мальчик послушно сел, чуть ли не жадно набрасываясь на желанную еду. Он уже ел сегодня в ресторане, когда нашёл вчерашнюю лишнюю порцию грибного супа, стоящей в холодильнике. Но порция была до того небольшой, что чувство насыщения ушло через каких-то полчаса, а через пару часов последовало чувство голода, смешанное с отвратительным состоянием. Арсений слегка усмехнулся, замечая, как парень поедает вкусное блюдо, а сам принялся за готовку, желая приготовить нечто питательное, чего бы хватило не на один день. Все время, пока Попов находился в квартире юноши, они не особо обменивались фразами. Арсений слишком устал и измотался за день на работе, чтобы у него остались силы на диалог, а парень просто сжался, часто занимая рот какой-нибудь едой в надежде насытиться, отчего после внутри появилась сильная тяжесть. — Наелся? — бросил через плечо директор, пока перед ним на сковородке шипел бекон, залитый сливочно-сырным соусом. — Угу, — отзывается парень, слегка отклоняясь на спинку светлого стула. — Спасибо, — он искренне улыбается, смотря на спину, отмечая, как под синей водолазкой то сжимаются, то разжимаются лопатки. Арсений что-то усердно готовил, а юноша лишь наслаждался вкусным запахом еды, которым пропиталась вся квартира, отвыкшая от подобного. Парень был искренне благодарен мужчине за всё, что он для него делает, он готов был сделать для того что угодно в ответ, но Арсений никогда не жаловался на свои проблемы, никогда о них не говорил и не казался слабым. Арсений был тем, кто всегда мог прийти на помощь, но не принять её у других. За окном сумерки уже давно сменились поздней ночью, что было слишком типично для зимы. Множество различных фонариков, которые были отчётливо видны с высокого этажа здания, расплывались по городу, вечно сменяясь и мельтеша перед глазами. Из приоткрытой форточки дул свежий ветер, а около окна, где тёплый домашний воздух смешивался с холодом, извивались прозрачные языки пламени, будто текстуры в компьютерной игре. Вслед за плотным ужином последовало естественное желание поспать, но Антон не решался так бесцеремонно забраться в постель и раствориться в желаемом сне, ожидая, когда закончит директор. Ждать пришлось недолго: спустя пятнадцать минут на плите уже стояло картофельное пюре в кастрюле и вкусный гарнир в сливочно-сырном соусе. Арсений моет руки под большим напором воды, после чего разворачивается к Антону, припадая бёдрами к столешнице. — Будешь каждый день отчитываться мне, что и в какое время ешь, понял? — голос мягкий, но строгие нотки всё же пронзают некоторые слова, делая обращение более серьезным. — Ладно, — смирился с положением парень, сминая пальцами кольца. Арсений, сдвинувшись с места, проходит вперёд, по пути слегка растрепав кудрявые волосы парня одной рукой, в ответ на что получает сдержанную усмешку, сам расплываясь в улыбке. — Закрой за мной дверь, — комментирует свой уход мужчина, натягивая на плечи пальто. Антон не хочет вновь оставаться один. Он боится одиночества, пропитавшего стены этой квартиры за пару недель. Боится, что Арсений вновь будет относиться пренебрежительно и холодно. Боится вновь столкнуться со всем этим и как-то неосознанно даже для самого себя выдает: — Арсений Сергеевич, пожалуйста, останьтесь, — будто скороговоркой срывается с губ, пока длинные пальцы мнут край тёплой кофты. Арсений, стоявший спиной к парню, медленно оборачивается, смотря в щенячьи глаза, полные надежды. Отчего-то внутри всё замирает. Юноша вызывает желание заботиться и быть рядом с ним. Раньше Арсений относился к нему, скорее, как к собственному сыну, но парень вовремя показал, что в опеке не нуждается, тогда и чувства переросли во что-то большее. Мужчина уже не мыслил о жизни без него, вечно думая, потому пришла идея увеличить расстояние между ними, сократить общение и дружественный подход к парню. Не сказать, что это делало счастливее, скорее наоборот — морально уничтожало, ведь такое резкое отдаление только заставляло сильнее питать надежды и иллюзии по отношению к этому мальчику, так неожиданно появившемуся в жизни и забравшему её полностью. Арсений бросил все свои привычки: быструю связь с парнями без обязательств, излюбленное им вино, сон и заботу о себе, которую в последнее время отдавал только парню напротив. В зелёных глазах светилась искренняя надежда на то, что Попов останется подольше. И он был бы рад так сделать, но это было бы слишком неправильно. Слишком опасно подпускать его ближе, опасно влюбляться, ведь Арсений, как ему казалось, не сможет подарить нужную для парня любовь и заботу. Он будет не лучшим парнем. Но мужчина, в противовес мыслям, выдаёт на одном дыхании: — Остаться? — он негромко хмыкает, будто задумываясь над чем-то, пока уголки его губ приподнимаются. — Хорошо. Крепкие руки стягивают тяжёлое пальто, возвращая обратно, на крючок в прихожей, а парень ровно и громко выдыхает, расплываясь в тёплой улыбке. Поздний час. Половина первого. Пора бы уже лечь в тёплую постель, забывшись сном. Так они и поступают. Антон, найдя подходящую для директора домашнюю одежду в своём чемодане, который разбирался максимально медленно, протягивает её в руки мужчины, а тот, кивнув, удаляется в ванную комнату. Для чего была эта формальность — не понимали оба, ведь скрывать будто уже нечего, что самому Арсению, что Антону. Парень же, переодевшись наспех в то, что обычно лежало на мягком кресле, быстро поднимается по ступенькам, запрыгивая в мягкую кровать. Лишнего одеяла у Антона не было, так что они будут спать под одним. Парень был в восторге от этой мысли. Арсений также поднимается в полной темноте, сперва не разобравшись, куда ложиться и где находится сам Шастун, пару раз задев ладонью о его лицо. — Прости, — с небольшой усмешкой говорит мужчина, забираясь под тёплое одеяло. — Знаешь, когда я переехал в Питер, жил почти в такой же квартирке, — вспоминает он, укладываясь на спину. — Только планировка была немного иной, но спал тоже наверху, — Арсений улыбается собственным воспоминаниям. Тогда он был совсем юн, примерно как Антон, даже слегка младше. Один перебрался в большой город, совсем не осознавая, как здесь можно выжить. Для парня из региона северная столица России была чем-то недостижимым. Тогда он первый раз обжёгся и обжигался ещё кучу раз, но это лишь закрепило характер, позволило стать тем, кем является сейчас. — А теперь спать, солнышко, — и внутри вновь всё переворачивается от этого уютного «солнышко», а темп дыхания сбивается на более сумбурный. — Спокойной ночи, Арсений Сергеевич, — в ответ мужчина цокает языком на столь формальное обращение, никак не в силах привыкнуть. — Спокойной ночи, — мужчина поворачивается на бок, в этот раз, на удивление, лицом к парню, который явно не ожидал такого. Глаза мужчины были прикрыты в тусклым свете уличных фонарей, губы плотно сомкнуты. Антон слегка облизнул свои, завороженно смотря на директора, и слегка подвинулся к нему. В ответ на это действие мужчина почти неуловимо улыбнулся одними уголками губ. Крепкая рука по-свойски легка на бок юноши, притягивая ближе. У Антона внутри всё загудело, отдавая вибрацией. Органы стягивались в узел, слегка щекоча живот изнутри. Было так приятно чувствовать эти касания, входить в иллюзию значимости для самого любимого человека. Парень расширил глаза, пока тело прикасалось к другому. Кажется, ускоренное сердцебиение было не только ощутимо для человека напротив, но и вполне слышимо в этой пустой комнате. Дыхание сбилось, а в мыслях только одно слово «блять». Мужские руки обнимали тело, прижимая к себе всё ближе положенного. Арсений и сам не понимал, что делал, но такое действие было так необходимо сейчас. Этого слишком сильно хотелось.