***
— Как там кафе? — неуверенно начал Попов, желая отвлечь парня хоть чем-нибудь, пока тот ждал скорого приготовления сырного супа. — Один официант уволился, но завтра будет собеседование сразу с двумя, — объявил вполголоса Антон, крутя в длинных пальцах серебряное кольцо. Директором в кафе Арсения он работал уже полтора года и работу свою выполнял на отлично, пока Попов всячески поддерживал его и давал наставления. Правда, для работы директором в других заведениях требовалось высшее образование, так что Антон, помимо работы, ещё и усердно учился в одном из вузов Питера на экономиста. — Кто уволился? — Да Лёва, раздолбай один, — отмахнулся парень, чей тон значительно облегчился. — И слава богу, что уволился, такой баклан… — Антон слегка усмехнулся, смотря на прямую спину своего парня. — Ты там долго ещё? Мне тут холодно, знаешь ли, — несмотря на сухие теплые вещи и горячий душ парень всё еще ёжился от холода. В последнее время он начал замерзать гораздо чаще, даже несмотря на тёплую погоду и присутствие Арсения рядом. Мужчина усмехнулся, смотря через плечо на юношу, который выпячивал нижнюю губу и тянулся ручками к нему. — Котёнок, — Арсений помотал головой, выключая плиту, и подошёл к Антону, заключая в тёплые объятия. Он дышал куда-то в шею, опаляя размеренным дыханием. Мягкие юные губы уверенно касаются родных, завлекая в нежный, но по-прежнему полный страсти поцелуй. Руки ползут под домашнюю белую футболку, из-за чего по коже разползаются мурашки от прикосновения холодных пальцев и ещё более холодного металла. А трогать гусиную кожу мужчины приятно, даже очень. Она всегда становилась такой твёрдой, но в то же время хрупкой, что, казалось, только пальцы Антона успеют согреться от горячего тела, как кожа вмиг сломается или размякнет. Парень проводит по талии, спине, выступающим лопаткам и целует с ещё большим напором, но Арсений разрывает поцелуй, шепча в самые губы. — Мы разве не будем кушать? — Не сейчас, — и парень вновь подаётся вперёд, вцепляясь в губы ещё сильнее, думая, что если поцелуй из напористого перерастёт в нежный, то мужчина тут же испарится. — Пойдём в спальню, — пытается сказать Попов, но его голову с силой прижимает чужая рука, поэтому мужчина, скорее, скулит в полуоткрытый рот, чем действительно произносит членораздельные слова. Его руки ползут вниз, огибают ягодицы и останавливаются около изгиба колен. Одно резкое движение — и Антон уже седлает бёдра мужчины, пока тот, не разрывая поцелуй, направляется в спальню на ощупь, поскольку Антон сейчас смотреть точно не даст. Да что там говорить — парень не даст даже отстраниться от него. Юноша за три года никогда не отлипал от мужчины, словно магнит, пригвоздённый на века к одному месту. Вечно ластился, хотел чувствовать его. Чувствовать всегда. Даже больше, чем смотреть на своего строго прошлого директора, поскольку один неверный взгляд, и у Антона сносило крышу: возбуждение брало верх над разумом и он уже не мог остановиться. К ласковости и тактильности Антона привыкать было сложно, особенно во время работы, потому Арсению пришлось разделить гардеробную на две зоны и поставить туда рабочий стол, перенести документы и ноутбук, чтобы хоть как-то не отвлекаться от особо важных дел по развитию ресторана и кафе, что было так сложно делать, когда сзади вечно подходил Антон, желая лишний раз поцеловать и прижаться посильнее. Или, бывало, парень совсем наглел — сразу припадал к ширинке, выцеловывая каждый миллиметр паха, хорошо зная, что мужчина не способен устоять под таким напором. Уложив парня на кровать, Арсению таки пришлось разорвать поцелуй, дабы стянуть с себя футболку. В квартире становилось до невыносимого жарко, что дыхание перехватывало от такой духоты. Мужчина тут же припадает обратно, прекрасно зная, что если задержится ещё хотя бы на пару секунд — Антон начнёт скулить и ёрзать: он никогда не любит ждать. Странно, как этот парень вообще смог продержаться без него целый месяц тогда, в Польше. Антон охватывает руками корпус тела, нависающего сверху, но его руки тут же перехватывают, переплетают пальцы и вжимают в мягкий матрац над головой. Арсений углубляет поцелуй, прижимается всем телом, вызывая судороги у парня. Обоим некомфортно в стягивающей одежде, а тем более в нижнем белье, которое так мешает в этот момент. Антон захлёбывается новой волной чувств и эмоций, не может оторваться, чтобы обнажить пылающее тело, которое уже начинает обильно потеть. Но отрываться не приходится: Арсений практически рвёт на нём лишнюю одежду, как и на себе, освобождая обоих от этого испепеляющего тело чувства. Отрывается от губ, целует подбородок, шею, и, уже не в силах вечно сдерживать себя от такого любимого удовольствия, с силой впивается в молочную кожу губами, оставляя розовые наливные пятна, которые за считанные минуты начинают заливаться багровым оттенком. Антон же, вечно протестующий таким действиям со стороны мужчины, поскольку «мой образ строгого начальника сломается сразу же, если сотрудники узнают, как меня трахает владелец», сейчас, наоборот, выгибается в спине, подставляет шею навстречу. Видимо, неделя без ласк говорит сама за себя. Антон невероятно сильно по этому скучал: прошла целая неделя, во время которой на Попова свалилось слишком много финансовых вопросов касаемо ресторана, которые он был не в силах решить за один день, а Антон приходил с работы каждый раз поздно, поскольку в кафе было слишком много неразрешенных дел. Арсений подставлял раскрытую ладонь под изгиб влажной спины, прижимая хрупкое худое тело к своему. Вжимался сильнее, чувствуя тепло Антона, а особенно хорошо он чувствовал затвердевший орган, который тёрся об обнаженный пах Попова, что сносило крышу и заставляло желать сильнее. Сильные руки в одно движение переворачивают дрожащее под ним тело, и теперь губы выцеловывают плечи, спускаются по спине. Одна рука сжимает оба запястья, заводя их над светлой макушкой, а другая рука в это время выводит рисунки на мягких ягодицах, проходится между ними и скользит в уже влажное отверстие. Арсений не церемонится, сразу заводит два пальца, отчего Антон гортанно стонет. Мужчина обожает его стоны, обожает чувствовать трепет и растекающуюся дрожь по телу под ним. Он любит своего чувственного мальчика. А пальцев внутри Антона становится только больше, отчего он уже яро дрожит и не может сдержаться, когда пальцы достигают нужной точки. Стон вырывается особенно яркий; парень уже не боится тревожить соседей, которые по большей части закрывали глаза на это трёхгодовое гей-порно. Арсений пытается нащупать смазку и презерватив, которые лежат прямо на прикроватной тумбочке. Гости посещали квартиру мужчины до того редко, что прятать подобные вещи приходилось лишь раз в полгода, а то и реже. Длинные пальцы таки находят всё нужное. Натягивать презерватив одной рукой оказалось до безумия сложно, особенно когда орган уже вовсю сочился смазкой и дико пульсировал от желания, что уж говорить про Антона, который так яро вилял бёдрами, что мешал мужчине своими действиями. — А-арс… — не в силах терпеть, простонал парень, выгибаясь сильнее. — Арс? — Попов припал корпусом к родной спине, шепча в красное ухо. — Как ты меня назвал? — А-арсе-ений Сергее-евич-ч… — надрывисто говорит он, тяжело дыша. — Вот так, — мужчина усмехнулся, обхватывая свой член одной рукой и направляя в нужное место. Попов запрещал парню называть его полным именем в повседневной жизни, но в постели это звучало как нельзя кстати, вызывало желание. Как только Антон почувствовал головку, тут же начал насаживаться сам, но мужчина медлил, отдалялся от нетерпеливого юноши, желая продлить это состояние. Арсений кладёт руку на пульсирующий орган своего мальчика, размазывая большим пальцем выступающий предэякулят по всему периметру, а тот лишь подаётся вперёд, нервно тычась головкой в раскрытую ладонь. Антон изнывает от нетерпения, а Попов так и замирает на месте, лишь выцеловывая выступающие косточки ключиц и плеч. Но вдруг входит, резко и быстро, настолько, что парень под ним на мгновение забывает, как дышать, и надрывисто постанывает в подушку. Крепкие руки разжимают запястья, и теперь правая рука ложится под плечи, крепко их сжимает, ползёт к горлу и надавливает на него. Арсений знает, как подобное нравится парню. Знает и пользуется этим. Антон же обожает это доминирование и потому скулит сильнее, выгибается и направляется бёдрами в такт ритмичным движениям. Длинные пальцы Арсения тянутся выше, к подбородку; большой палец скользит к влажным полуоткрытым губам, проникая в рот. Мужчина придавливает похотливый язык, который уже начал вырисовывать рисунки на пальце. Прижимает, сдавливает шею, пока кисти Антона впиваются в деревянное изголовье кровати, сжимая его до побеления костяшек. Движения Попова чёткие и размеренные; он сперва проникает глубоко, во всю длину, а позже — полностью выходит. Не стремится ускорять темп, пытается оттянуть собственное удовольствие. Вторая рука плотно сжимает тазобедренную выступающую кость, впиваясь в неё до лёгкой боли, которая сейчас совершенно неощутима. Антон дёргается от очередной резкой пустоты внутри себя. Ему хочется ещё, хочется резче, быстрее и чувственнее. Арсений это понимает и, уже не в силах сдерживать себя, сжимает одной рукой пульсирующий разгорячённый орган юноши, начиная водить вверх-вниз в такт своим быстрым движениям. Антон стонет, ёрзает и задыхается. Он наконец-то этого дождался. Подстраивается под темп, желает прочувствовать всё до последнего вздоха. Рука Арсения на тонкой шее сжимается сильнее, он тянет Антона на себя, губы сминают мочку уха, целуют шею. Попов замечает, что дрожь растекается по телу Антона сильнее, понимает, что мальчику осталось недолго, и сам сходит от этого с ума. Тот стонет громче, чаще, пытается поймать губами воздух, но вдруг перед глазами всё заливается мутной плёнкой, а по телу растекается удовольствие. Арсений, чувствуя это, также кончает, крепче обнимая парня в этот момент. — Арс… — шепчет юноша, упав лицом в подушку. Сил в теле совершенно не осталось. Арсений ложится рядом, крепко обнимая парня за талию. — Что такое? — устало шепчет он, всё ещё пытаясь стабилизировать учащенное дыхание. — Я замарал постель, — Антон прячет голову в подушке, не рискнув взглянуть в голубые глаза. Мужчина усмехается, переворачиваясь на спину. Влажное тело вмиг покрывается прохладным воздухом. Вскоре они решают сходить в душ и таки снять испачканный серый пододеяльник с тёмным от влаги следом. День поспешно перерастает в вечер, и оба удаляются в кровать, поскольку Антону завтра вставать рано: работа сама себя не выполнит. — Арс, — парень поворачивается лицом к мужчине, касаясь кончиками пальцев тёплой груди. — Помнишь, ты забирал меня пьяного к себе? Мы тогда ещё не встречались… — Это сложно забыть, — прыснул Попов, подвигая парня ближе. — Тогда, в ванной… — голос был нерешителен, Антон смущался, но хотел знать ответ на мучающий вопрос. — Ну, когда ты помогал мне… — Что в ванной, Тош? — губы касаются мягкой щеки. — Видел ли я твоё возбуждение? — мужчина усмехнулся, проводя раскрытой ладонью по впалому животу. — Всё-таки, видел… — парень зарылся лицом в подушку, пытаясь скрыть волнение, осевшее пламенем на щеках. — С твоим размером это сложно не заметить, — мужчина не переставал отшучиваться, в то время как парень уже сгорал со стыда. — Блять, Арс! — Да ладно тебе, с кем не бывает? Антон таки отпрянул от подушки, заглядывая в любимые глаза, которые в тусклым свете огней за окном виднелись крайне плохо. — То есть даже после этого ты считал, что твои чувства не взаимны? — парень хмурился, допытываясь. — Угу, — только и сказал мужчина. — А когда ты остался у меня… Когда мы обнимались ночью, помнишь? Я ведь был счастлив и думал, что ты… — Антон, — юноша, привыкший к фамильярности в общении с Арсением, даже слегка вздрогнул от такого обращения. — Ты не давал повода для таких мыслей. Тогда, в ванной, ты был пьян; я думал, что это просто реакция организма на алкоголь, но даже представить не мог, что это случилось из-за меня, — мужчина объяснял всё спокойно, но тон пропитывали нотки грусти. Кажется, Арсению было тяжело вспоминать прошлое. — Всё понимать я начал только в тот месяц, когда ты уехал в Польшу, — мужчина громко сглотнул вязкую слюну. Тот месяц без Антона превратился в настоящий ад. Арсений и подумать не мог, что всё так обернётся. Его стабильный график жизни разрушился на глазах: бессонница, частые попытки залить шипящие раны алкоголем, курение, самобичевание сопровождали его в то болезненное время. — Понимал, почему ты сбежал из кафе, когда один официант присел тебе на уши; понимал, почему именно ты уехал в Польшу. Только тогда я понял, как был слеп. Ты полюбил меня намного раньше, чем я мог себе представить. А я, дурак, не замечал. В ответ парень не ответил ничего, лишь прижался посильнее, утыкаясь носом в горячую шею. Вся недосказанность развеялась, словно от порыва ветра.***
— Арс, я же просил тебя не приходить ко мне на работу, — Антон заметно злился, а Попов лишь улыбался, без возможности отвести от него взгляд: чёрный смокинг, плотно зализанные назад непослушные кудри, выглядывающая белая водолазка с высоким горлышком. Антон выглядел гораздо старше своего возраста. Перед Арсением стоял не маленький робкий мальчик, коим Антон был дома, и совсем не похотливый ласковый юноша, коим Антон был в постели. Сейчас на его месте был статный молодой человек, хмурый и погружённый в собственные мысли. Шастун и правда был против того, чтобы его парень навещал его в кафе. На это был ряд причин, но главной являлись слухи в коллективе. Всё же неспроста парень пытался строить из себя холостого натурала, слепо веря в то, что сформировавшееся в числе сотрудников ЛГБТ-компьюнити до сих пор остаётся в неведении, какие на самом деле взаимоотношения у директора кафе и его владельца. Это видел лишь Арсений: замечал неоднозначные радостные взгляды официанток при каждом взаимодействии с Антоном, замечал улыбку при входе в заведение, но своему парню рассказывать об этом не спешил. Пусть верит, что его образ не начинает трескаться по частям. — Во-первых, это моё кафе, а во-вторых я соскучился, — Попов провёл кончиком языка по верхней губе. Опять запрещённый приём. — Блять, Попов, что ты делаешь? — жалостиво прошептал юноша, неосознанно сжимая кулаки. Он окинул взглядом зал, оценивая обстановку: всё было спокойно и тихо, занято отсилы пять столов, оно и неудивительно: за окном дождь не стихал уже третий день. — Пойдём, — тихо произнес парень и ринулся к служебному помещению, которое от зала отделяла лишь плотная шторка. Нервно озираясь по сторонам, он мысленно благодарит сотрудников за отсутствие в этом небольшом коридоре. Заходит в кабинет сразу после Арсения и плотно запирает дверь, прокручивая вставленный ключ в замочной скважине. Этот кабинет отличался от ресторана в центре Петербурга: места здесь было ещё меньше, стояло два деревянных стола с компьютерными мониторами, одно мягкое чёрное кресло и ещё шаткий стул, который следовало уже давно отнести на помойку, и сейф. Также на стене расположилась одна полка для личных вещей, но даже не было крючка для верхней одежды: её приходилось оставлять в коридоре. Резкий поворот на сто восемьдесят градусов, и губы Антона уже сминают другие, впиваясь так жадно, словно он делит Арсения ещё с кем-то. — Из-за тебя пришлось надевать эту водолазку, — Антон пытался продемонстрировать всё своё раздражение в этой фразе, но когда Арсений ведёт цепочку поцелуев к шее — получается скудно. — Очень красивая водолазка, — пальцы оттягивают воротник, раскрывая большее пространство для поцелуев, но Арсений вдруг останавливается. — Вау, — только и говорит он, смотря на ярко-алые, с фиолетовым подтоном пятна. — И что нужно сказать? — наигранно позлился Антон. — Это возбуждает… — Нет, Арс, не это! — негодует юноша, но тут же успокиваивается, когда руки мужчины тянутся ниже, к ремню черных брюк. — Бля-ять, — шёпотом простанывает он, запрокидывая голову назад. Попов прижимает парня поясницей к деревянному столу, усаживая на него. Это не первое проявление нежности на этом столе, да и в принципе в кабинете Антона. Он каждый раз протестовал после этого процесса, но изначально не мог сдерживаться. Он ощущал власть Попова над ситуацией, его телом и разумом. Не смел перечить, он и сам задыхался от желания. Ремень высвобождается из шлевок одним движением руки, и вот пальцы уже скользят по ширинке, пока мягкие пухлые губы всё ещё накрывают губы шатена. Арсений приспускает брюки парня вместе с нижним бельём и припадает к паху, сперва просто целуя и выводя рисунки языком, а позже проходится губами по красной наливной головке. — Блять, — обрывает Антон, прикрывая одной рукой глаза от наслаждения и закусывая губу.***
— Мне каждый раз стыдно пускать менеджера в этот кабинет, — жаловался Антон, застегивая ремень на худых бёдрах. — Она, бедная, даже не знает, чем тут занимается её начальник, — продолжает Антон, грозно смотря на Попова, который по-блядски вытирает указательным и большим пальцем с губ слюну, смешанную с вязкой полупрозрачной жидкостью. — Арс, ты чертовка. Попов лишь смеётся, смотря на румяного парня напротив. Он счастлив, а от этого счастлив и Арсений. Ему, на самом деле, для этого чувства нужно было крайне мало — лишь Антона рядом. Парень дарит ему любовь, ласку, секс, разговоры обо всём и ни о чём одновременно. У них не взрослая любовь, в обоих бушуют яркие чувства, которые не остывают спустя года, а только нарастают с большей силой. Можно ли назвать их отношения хрупкими? Скорее нет, чем да. Арсений всегда останется рядом, всегда будет любить и заботиться, даже если Антон начнёт остывать, но тот всё не начинает. Даже спустя пять лет, даже спустя десять. Он по-прежнему юный мальчик в глазах Арсений. По-прежнему робкий дома, безумный в постели и строгий на работе. Их любовь нечто большее, чем просто быть рядом. Их любовь — чувствовать, ощущать, пылать от одного вздоха партнёра. Она не может разорваться просто так. Их тела слишком наэлектрезованы чувствами, без намека на короткое замыкание. Но сколько бы лет ни прошло, сколько бы должностей ни сменил Антон, для Арсения он навсегда останется его любимым официантом.