Другая женщина

      Солнечный день согрел до этого мерзшие на задворках страны стены домов Конохи. Тёплая впервые в новом году ночь позволила Каори потушить пламя ирори раньше обычного времени. Полная луна уже поднялась высоко над горизонтом, освещая холодным светом отполированный до блеска пол в доме девушки, что бликовал клетчатыми тенями деревянных внешних ставней, а безветренная погода обещала тишину до утра и глубокий, крепкий сон.       Пережив трудный, насыщенный день, Каори валилась от усталости с ног. Растрёпывая влажные, тёплые после купания волосы, наслаждаясь запахом эфирного масла с нотами жасмина, что любила добавлять в обжигающую воду, девушка шла к уже заблаговременно разложенному футону, чтобы наконец-то закончить эту нервную череду сегодняшних событий и, скомкав одеяло в своих ногах, с блаженством уснуть.       Потушив переносной фонарь, она поставила его возле местами тлевшего традиционного домашнего очага и улыбнулась чувству лёгкого сердца: сцена с Масаи вновь вселила в неё уверенность в себе, почти изгнав зачатки отчаяния и безысходности. И поэтому хотелось со спокойной душой предаться сновидениям без тяжких мыслей и рассуждений о будущем. Волоча за собой подол шёлкового развязанного кимоно, что с тихим шелестом шуршало по половицам, девушка следовала в свою уютную постель.       Раздвинув створку фусума, Каори вздрогнула от внезапного раскалённого чувства, что вспышкой затронул все нервы разом, и замерла в смятении: знакомая фигура обосновалась в этой комнате, отбрасывая тень своей легендарной стати в лунном свете на деревянный пол. — Отрадно слышать, что в этом насквозь прогнившем клане ещё остались преданные люди, — со вздохом процедил Мадара.       Каори застыла на пороге, не решаясь войти. — О чём речь? — проговорила она, вновь ощущая беспокойство. — Как и предполагалось, Масаи начал давить на тебя, — он сделал шаг ей навстречу, скрестив руки на груди. — Но ты оказалась не так глупа, как я думал, — мужчина цокнул языком. — Было бы жаль отсекать такую красивую голову… — он медленно подошёл к ней вплотную и, вытянув руку, уверенно прикоснулся к её волосам, а затем заправил за ухо влажную белую прядь. Каори, с усилием воли не показав своего испуга и сохранив чувство самообладания, выдохнула: — Только вы можете преподнести похвалу так, что это звучит, как оскорбление… Откуда вам всё известно? — Я же говорил: у твоих соседей крайне острый слух, — отчеканил Учиха и, прикрывшись маской беспристрастности, провел пальцем по её щеке, затем рука опустилась на лацкан женского кимоно. — Я поговорю с Масаи. Он вспомнит о своём долге.       Учиха неторопливо потянул ткань в сторону женского плеча, давая понять, что пришло время раздеваться. Девушка перехватила его руку и, одержимая желанием продемонстрировать свою фальшивую уверенность, ласково проговорила: — Какая невиданная щедрость с вашей стороны! Возможно, в этом приступе благородства найдётся место для желания девушки остаться одной этой ночью? Думаю, это добавит вам чести в копилку порядочности…       Конфликтная пауза повисла в воздухе. И лишь учащающееся шумное мужское дыхание нарушало комнатную тишину. — Это мои обязанности думать и решать, — мужской тон понизился, переходя в хрипцу, — а твои — молча делать то, что скажут. Так что не умничай и приступай к тому, что у тебя так хорошо получается, — с раздражением проговорил Мадара и дёрнул свою руку.       Но Каори лишь крепче вцепилась в его ладонь: — А если откажусь?       Мадара еле заметно улыбнулся, почуяв вызов. Отпустив ткань, он со вздохом протянул: — Говорят, если женщину приложить пару раз о что-то твёрдое, она становится куда покладистей… Опробуем эту технику? — он злорадно ухмыльнулся. — Как её назовем?       Сердце Каори забилось, словно птица в клетке. Дыхание сбилось, но уже не от давнего желания поддаться распутству, а от обычного, низменного испуга.       Мельком взглянув на его лицо, застывшее в осуждающем выражении, Каори покачала головой, давая понять Мадаре, что пробовать такой метод диалога она не хочет. Затем, пытаясь унять дрожь в пальцах, взялась за его пояс, чтобы раскрыть мужскую наготу. Запах крахмала сменился пряным, сладковатым ароматом мужского тела с нотами чайного дерева и мускуса. Пытаясь усмирить тревогу, Каори постаралась привычными движениями прикоснуться к уже не таким пугающим своим количеством шрамам, что белыми нитями рассыпались по мужской коже, усеивая собой участки тела, кое-где выступая бугристыми несовершенствами. Но пальцы лишь несмело гладили мужскую грудь, готовые в любой момент прекратить движения.       Рука Мадары в миг оказалась на женском затылке, он резко притянул девушку к себе, чтобы поцеловать её шею. Каори сжалась от такой грубости. — Пожалуйста… Используйте гендзюцу, — попросила она, втягивая голову в плечи.       Его губы оторвались от нежной кожи. Мадара на миг застыл, но затем потянулся к её уху: — Чтобы в моих руках осталась безжизненная тень? — спросил он. — Это неинтересно.       Затем продолжил целовать её шею, уверенно стягивая с неё ткань, оголяя женское тело.       Каори не смела больше вносить свои предложения по их совместной и тесной работе и, будучи напуганной физической расправой, предпочла сыграть сегодня роль любовницы, выдав моноспектакль одного актёра с наигранными стонами и якобы раскрепощёнными телодвижениями. Ведь если с Тецуо не было особо тяжких последствий в спорных вопросах, ввиду скорой работы медиков над её пострадавшим от побоев телом, то здесь можно было отхватить удар посерьёзней. И будет благом, если он не станет последним в её жизни. Предсказуемый ход пьесы в классических декорациях заставил Каори расслабиться: она слишком хорошо знала эту роль, чтобы играть её машинально и бессознательно, уступив привычке место разума, который сволакивал её мысли в дебри рассуждений.       В какой-то момент Каори растеряла первоначальный страх и осторожность, размышляя о том, что если она падёт смертью храбрых на поле интимных услуг, то её похоронят рядом с мужем. Она внезапно засмеялась, поражаясь забавному совпадению: её смерть будет принята от той же руки, что отсекла голову её супругу!       Мадара напрягся от таких несовместимых с занятием реакций. Он замер, считав фальшь в женской актерской игре. — Веселишься? — проговорил мужчина.       Он навис над лицом Каори, а его волосы упали на хрупкие, женские плечи. Запустив руку под её спину, он дошёл до светлых волос на затылке, где крепко сжал их, обездвиживая девичью голову.       Посмотрев на бледные черты лица Мадары, что в лунном рассеянном свете казались особо напряжёнными, чувствуя, как мужская грудь прижимается к ней и продавливает своим тяжёлым дыханием её грудную клетку, она улыбнулась: — А за это у нас нынче тоже… «прикладывают обо что-то твёрдое»?       Мадара ничего не ответил, только с шумом выдохнул, но после этих слов девушка испытала на себе мужскую злость, вылившуюся в особо грубые, жёсткие движения, местами доставляющие боль: таким образом на ней хотели оторваться, подавить и доказать своё превосходство без особых церемоний, сосредоточиваясь лишь на себе и своих эмоциональных порывах. Прочувствовав часть учиховской злобы на своей шкуре, где с силой сжимали ладонью её рот, заставляя чуть ли не задыхаться от недостатка воздуха, не давая шанса вскрикнуть от неприятных ощущений, и где не было места для её любых ответных реакций, поскольку в этот момент её не спрашивали о предпочтениях, а использовали как игрушку, Каори вновь заполнилась тем самым страхом, который испытывала перед Мадарой ещё до вступления с ним в особо доверительные взаимоотношения: он оказался не беспочвенным.       Пережив бескомпромиссный натиск с громадной долей жестокости, Каори не могла поверить случившемуся и теперь жалела о несдержанном смешке, что обернулся для неё бурей противодействия, принёсшей страдания и молчаливую обиду. Но реветь в голос ей не хотелось: злость и желание мести поселились в душе. Только жаль, что подобные чувства вперемешку со страхом за свою жизнь не приведут к желаемому возмездию, а не имея должного выхода, со временем перерастут в выученную беспомощность и талант парадоксального замалчивания собственной боли.       И в этот раз ей будет некого просить помочь выкарабкаться из бездонной ямы отчаяния. И Мадара знал об этом, позволив развязать себе руки, чтобы по привычке не оставить выбора и таким образом научить ещё одну выскочку образцовому послушанию. После он больше не говорил с ней, предоставив Каори остаток ночи для самоедства и «правильных выводов», прекрасно осознавая, что ближайшие часы девушка проживёт мучительное перерождение из особы, что считала его равным себе, в человека, который теперь понимал, где заканчиваются границы дозволенного, и начинается разница их положений.       И поэтому сон снова не хотел снизойти к девушке, прислав вместо себя мигрень и напряжение. Как так вышло, что лёжа в объятиях одного из сильнейших шиноби, она не чувствует себя в безопасности? Мадара же, после того, как доказал делом, что игры с ним ведутся по его правилам, теперь с чувством выполненного долга отсыпался, вновь разделив одеяло с Каори, не забыв при этом прижать её тело к своему, словно боялся её побега.       Каори, вынужденная довольствоваться лишь одной неудобной позой, устаканив в себе недавнюю бурю смешанных эмоций, снова блуждала в своих прагматичных мыслях, которые сменялись одна на другую.       Ядовитый плющ слепой безнадёги уже полностью сковал её ноги, но его ещё можно было разодрать, и поэтому план побега был важен как никогда. И лучше бы провернуть его с утра пораньше, пока снова не настала ночь, где, вполне возможно, будут унижения куда изощрённей и болезненней, нежели сегодня.       Но идея была слишком хороша, чтобы стать правдой: без средств далеко не убежишь. Ведь сначала нужно преодолеть галопом пятьдесят верст по лесу днем, и, если не снять комнату на ночь в близлежащих поселениях, можно стать жертвой разбойного нападения, где могут пленить и продать в публичный дом. А ещё к вечеру за ней выдвинутся «охотники за головами»: Хокаге немедля их вышлет в разных направлениях, расписав со слов Мадары личность Каори, как особо опасного отступника.       Ещё есть вариант сменить внешность и примкнуть к ходу нищих и никому не интересных паломников, или купцов, имеющих свою нанятую, какую-никакую, но охрану, или стать частью странствующего театра, в котором её вряд ли станут искать. Но всё опять-таки упиралось в деньги: надо было где-то ночевать, что-то есть, чем-то платить за прикрытие. А значит, всё произойдёт точно не завтра, хотя желание выбраться из западни пылало ярче знаменитой воли огня. Страх, злость и обида от пережитого наконец-то отступили, а план действий придавал сил, и Каори, вдохнув воздуха поглубже, чтобы проветрить запас терпения и убедиться в том, что его ещё достаточно, попыталась выбраться из-под тяжёлой руки Мадары, чтобы наконец-то принять удобное положение, но Учиха дёрнулся во сне от её движений и ещё крепче сжал девушку. И выспится она тоже… Как-нибудь потом.       Уже утром, одержимая желанием выполнить быстрее свою работу, чтобы поскорее получить за неё оплату, Каори занималась выкройкой нескольких парадных кимоно. Несмотря на поверхностный сон этой ночью, а также высасывающие из нее соки пережитые эмоциональные потрясения, Каори чувствовала подъём сил и энергии, вдохновленная планом скорейшего побега. Делая «смётку» быстрыми движениями на парче, она снова погружалась в свои тяжёлые мысли. А может, ей упасть в ноги Хокаге и, вытирая слезы его подолом, обо всём покаяться? Он ведь умный — всех рассудит! И что же она ему скажет? Что Мадара убил её мужа, и теперь ей приходится расплачиваться за эту услугу своим телом? Вот Хаширама-сама удивится! Ведь так ведут себя не достойные куноичи образцовой деревни… А обычные проститутки. В этот момент она больно задела иглой большой палец и, вздрогнув, тихо ойкнула. — Сестрёнка! — послышался на удивление весёлый возглас старшей сестры где-то за входными панелями. — Я вошла!       Каори закатила глаза от внезапного прихода Наоми: сейчас ей снова придётся лукавить или оправдываться. Женщина появилась на пороге мастерской и, скрестив руки на груди, улыбнулась: — Пока не ясно, что ты наделала, но знаю точно: это твоих рук дело…       Поражённая несоответствием ожиданий и действительности, Каори оторопело посмотрела на сестру, сжимая в руках раненый палец. — Что уже случилось? — растерянно спросила она, готовясь к обвинениям. — Пойдем-ка прогуляемся к реке. Сама всё увидишь, — Наоми улыбнулась еще шире, смотря с интригой на младшую сестру.