«Замечательная комната!» — думал Барти, сдувая с глаз соломенную челку. Он лежал, глядя в потолок и тяжело дыша, на мягком зелёном диване, какой во времена его учебы стоял в слизеринской гостиной, где юный когтевранец проводил времени побольше, чем в собственной. Руки мужчина сложил под головой, а ноги закинул на подлокотник. Одна нога была от колена голой и босой. Да и вообще, вещи Грюма на стройном теле младшего Крауча смотрелись лохмотьями бродяжки, особенно с учётом пары новообретенных прорех…
Наверняка Барти выглядел сейчас жалко.
Хорошо, что ему было плевать.
Мужчина хмыкнул — весело, но устало. Он слишком разозлился, чтобы полностью предотвратить срыв. Да ещё вместо того, чтобы успокоиться, по дороге к Выручай-комнате накрутил себя сильнее…
Барти лениво повернул голову, окидывая взглядом то, что натворил. Диван стоял в самом центре погрома. Пол вокруг устилали хаотично разорванные, обожжённые, порезанные обломки тренировочных манекенов с нарисованными на них лицами Каркарова, остатки переломанной мебели. Ещё недавно чистые стены и потолок теперь были разукрашены подпалинами или вовсе зияли глубокими выбоинами.
Мужчина чувствовал себя и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что клокочущая злость не сжигала его больше изнутри. Вместо нее ощущалось привычное уже по предыдущим его «взрывам» и почти приятное опустошение. Он мог быть уверен, что не убьет трусливого… Русского? Белоруса? Украинца?.. (Барти не особенно этих славян различал) при встрече. Не то чтобы ему не захочется, конечно. Но в ближайшее время мужчина будет способен держать себя в руках рядом с ним.
Плохо же было то, что прошло уже некоторое время, как Краучу следовало быть на ужине, а ему даже с дивана вставать не хотелось. Это тоже было привычно и ожидаемо. Побочный эффект его всплесков. Отпусти Барти себя сегодня полностью — и вовсе бы лежал пластом целые сутки.
Как бы то ни было, встать было необходимо. У мужчины были обязанности, и он не мог подвести своего Лорда. Поэтому, с обречённым стоном сев на диване, Крауч похлопал себя по щекам, вздохнул и огляделся по сторонам уже осмысленнее.
Волшебный грюмовский глаз валялся прямо под ногами, его задолбавший уже, если честно, протез — в паре-тройке метров от него. Колдовать Рыцарю прямо сейчас было нежелательно, но Барти все равно достал палочку и призвал запчасти его рабочего образа Акцио, потому что вставать и наклоняться ему не хотелось так сильно, что лишними минутами, потраченными на восстановление использованной магии, волшебник был согласен пожертвовать. Потом пришлось починить одежду — это колдовство можно было назвать необходимым. В конце концов, он не мог выйти к людям оборванцем.
— Долбаный Грюм, — ворчал младший Крауч, доставая фляжку с Оборотным и отвинчивая крышку. — Тебе следовало бы скинуть стоуна 3-4, а то возьмёт и сломается твоя подпорка однажды.
Не то чтобы проблемы Грюма его хоть как-то волновали. Он лично был лишь шапочно знаком с аврором по нескольким стычкам Вальпургиевых Рыцарей с Орденом и по той одной, где Грозный Глаз выступал от имени Министерства. К слову, тогда параноик был ещё при обеих ногах. Лично с ним в сражение Барти никогда не вступал, а делом его, если так можно было назвать те несколько дней в авроратских застенках, прежде чем их с Лейстренджами потащили на суд, занимался другой аврор. Но вот Август, задержанный как раз Грюмом, иначе, чем как о больном ублюдке, об отставном Авроре не отзывался, и не верить приятелю у Крауча-младшего не было причин.
В принципе, самого Аластора Грюма никакие свои проблемы тоже волновать были не должны. Отпускать такого опасного противника никогда не планировалось. Так что Барти просто ворчал.
Хотя старика следовало покормить. В конце концов, двинуть фестрала тот должен был не раньше июня.
Кинув Темпус, волшебник прикинул, что ужин почти уже пропустил, и хотел ругнуться. Но передумал. Если придумать достоверную отмазку для Дамблдора, у него появлялся достоверный повод заказать у эльфа ужин в покои, не вызывая подозрений. У преподавателей было такое право, но Барти пользовался им редко, просто чтобы не вызывать лишних вопросов. В основном Грюму приходилось удовлетворяться утащенными младшим Краучем со стола булочками, пирогами, иногда куриными ножками или сосисками. Барти не морил пленника голодом, хотя понимал, что для взрослого мужчины, каким был Грозный Глаз, это вряд ли можно было назвать полноценным питанием. Ну, тот был не на курорте.
Выпив Оборотное, уже даже не кривясь, волшебник нацепил волшебный глаз, ножной протез Грюма и отправился в Большой зал.
Подоспел Барти ровно к тому моменту, когда директор Хогвартса, стоя перед расписным ларцом, объяснял ученикам правила турнира Трёх волшебников. Проковыляв от преподавательской двери к своему месту за столом, младший Крауч скользнул взглядом по присутствующим и коротко зло усмехнулся, встретившись с равнодушными глазами отца. Он почти забыл, что сегодня тот должен был присутствовать в школе.
«Ну и как, папочка, тебе твое собственное лекарство? — с ленивой яростью подумал Барти. — Нравится, когда твое тело не слушается, делает то, чего ты не хочешь, говорит то, чего ты не думаешь?»
Дамблдор между тем стукнул палочкой по ларцу, и крышка распахнулась, открывая ученикам трёх школ вид на вполне себе обычную с виду чашу, что являлась незаменимым для предстоящего соревнования артефактом. Крауч-младший отвлекся от отца, бросил внимательный взгляд на золотой кубок, затем стал наблюдать за учениками, отстранённо слушая объяснения директора Хогвартса. Слова о Запретной линии, не дающей подойти к чаше никому младше 17-ти, ожидаемо вызвали волну возмущения.
«Маленькие идиоты!» — подумал Барти, имея вполне себе конкретное представление о том, что ждало участников. Не будь у него веской на то причины, он бы на их месте (и с их уровнем подготовки) близко к Кубку не подошёл… Мужчина остановил взгляд на Поттере. Мальчик выглядел сомневающимся. Будто ему и хотелось поучаствовать, и вызвало опасение что-то, что требовало такого строгого возрастного ограничения. «Правильно, мальчик, правильно, — подумал Рыцарь, не сводя глаз с героя. — Тебе следует опасаться…» Мысль не была злорадной. Барти и сам затруднялся сказать, что испытывал прямо сейчас по этому поводу. Он не задумывался, старался не задумываться о том, что ему предстояло вынести приговор этому ребенку, с того достопамятного дня, когда они практиковали сопротивление Империусу. Так ему спокойнее вставалось по утрам, елось, пилось, засыпалось. А сейчас вот всплыло. Все и сразу… И ещё лишь начавшие раскрываться таланты поттеровского щеночка и волшебная сила… Барти собирался выполнить задание Господина. Но это не мешало Рыцарю сожалеть о будущей утрате такого ценного магического ресурса. В конце концов, волшебников было не так уж и много. Волшебная кровь была ценна. Сильная волшебная кровь — почти бесценна.
Когда все было сказано и ученики встали, чтобы покинуть зал, Барти все же пришлось столкнуться с Дамблдором.
— Аластор, я не видел тебя на ужине, — участливо, но с вопросом в голосе произнес старик.
— В этой школе теперь на целых два Пожирателя Смерти больше, чем ей необходимо, — проворчал младший Крауч, зыркнув обоими глазами в спину Каркарова, вновь излишне вольно обнимающего своего ученика. Маг уже видел мальчишку на чемпионате мира. Кажется, его фамилия была Крам. — Кто-то должен был проследить, чтобы наш меченый гость не провез в школу чего-нибудь… Запрещённого.
Барти выделил интонацией последнее слово, оставляя на волю директорской фантазии решать, что конкретно он имел этим в виду.
— Аластор, друг мой, ты слишком подозрителен, — хмыкнул в бороду старик. Очевидно, это был ожидаемый ответ от настоящего Грюма.
— Благодаря своей подозрительности я все ещё жив, Альбус, — фыркнул младший Крауч и направился к выходу. На этот раз к ученическому, потому как видел, что там именно в этот момент произошло столкновение, которое не понравилось бы Грюму ровно так же, как не нравилось оно самому Барти.
Поттер отступил на шаг, пропуская выйти первым директора Дурмстранга. Тот же вместо того, чтобы воспользоваться этим вежливым жестом, вдруг замер посреди прохода и вытаращился, как идиот, на мальчишку — узнал, очевидно. Вслед за Каркаровым на Мальчика-Который-Выжил обратили внимание его подопечные, шедшие следом, и спустя полминуты уже все ученики Дурмстранга разглядывали хмурого поттеровского щеночка.
Сам Барти не выделял Поттера в классе так откровенно с того посвященного Империусу занятия. Это было очевиднее, чем очевидно, что враг его Лорда ненавидел такое внимание к себе. Мальчишке нравилось, если внимание обращали на его собственные заслуги. В частном порядке. Но он терпеть не мог, когда его выставляли перед толпой и в особенности когда выставляли за мнимое (Крауч по-прежнему пребывал в уверенности, что по большей части в падении его Господина были замешаны родители Поттера) темнолордопобедительство. Гриффиндорец должен был доверять своему «профессору Грюму», а не сторониться. Кроме того, мужчина был серьёзен в своем намерении не накидывать щенку больше неприятностей, чем ему уже отведено.
И подавно он не собирался позволять это делать предательскому ублюдку Игорю. К тому же ситуация хорошо подходила для того, чтобы ещё немного закрепить в сознании мальчишки образ Грюма-защитника. Барти не был уверен, что двигало им в тот момент в большей степени.
Мужчина видел, подходя ближе, как не особенно опрятный дурмстранговец тычет в Поттера пальцем, как в диковинную зверушку. Он зыркнул в его сторону волшебным глазом, грозно хмуря брови. Очевидно, неряха оказался понятливым или обладал развитым инстинктом самосохранения. Так или иначе, указующая рука его была опущена и быстро спрятана за спину. Вторым, живым ещё глазом, Барти все это время следил за предателем, так увлекшимся разглядыванием Мальчика-Который-Выжил, что не заметил его приближения.
— Да, это Гарри Поттер, — заговорил Рыцарь раздражённо. Упомянутый при этом вздрогнул и бросил на своего лжепрофессора ЗОТИ короткий чуть нервный взгляд, прежде чем вернуть все внимание иностранному гостю, загораживающему подход. Младший же Крауч крутанул волшебным оком и теперь уже двумя глазами уставился, не мигая, на Каркарова, получая искреннее удовольствие от того, на сколько оттенков сбледнул с лица директор Дурмстранга при его виде. Барти видел, как расширились глаза мужчины, почти слышал, как сбилось его дыхание. Волшебник бы втянул носом воздух, если бы мог, как оборотень, чтобы почувствовать в нем запах страха. А Игорь пах им. Определенно.
— Ты! — едва выдавил из себя хрипло Каркаров и почти сделал шаг назад (Рыцарь видел, как дрогнула, намечая движение, нога предателя), но в последний момент все же сумел себя остановить. Крауч-младший не знал, с чем было связано это полное плохо прикрытого ужаса «Ты!». Может быть, Грюм оказался тем аврором, что вел его дело, может быть — что-то ещё. Во время предварительного допроса пленника речь об этом так и не зашла. Но, поскольку мужчине импонировало видеть директора Дурмстранга в этом состоянии, в котором, по скромному мнению Барти, предателю следовало находиться перманентно, он просто согласился.
— Да, я, — не то чтобы это требовалось, но Рыцарь даже кивнул для пущей убедительности. — А теперь, если нет ничего важного, что ты хотел бы сказать Гарри Поттеру, будь добр, проходи уже, не задерживайся. Ты мешаешь.
Младший Крауч не стал уточнять, чем. Окружающим Каркаров, очевидно, мешал тем, что стоял в проходе, не давая покинуть зал. За ними успела собраться толпа. А вот спокойствию и собранности Барти мешал самим фактом наличия у него дыхания, сердцебиения и свободы передвижений.
Предатель в ответ на слова Рыцаря возмущённо выдохнул, задрал подбородок и, резко развернувшись, вышел в коридор. За ним последовали его ученики. Крауч зло хмыкнул. Как бы ни пытался хорохориться Каркаров внешне, он прекрасно видел, что тот был только рад поводу убраться от лжеаврора, вернее, отставного лжеаврора подальше. Надо бы спуститься к старику в сундук, вызнать подробнее, почему это директор Дурмстранга от одного его вида уже готов напустить в штаны.
Барти опустил взгляд и встретился со светящимися любопытством и настороженностью пополам глазами Поттера. Они стояли чуть в стороне от прохода, не мешая основному потоку учащихся выходить. Вечная свита Поттера, очевидно, была не прочь к тем учащимся присоединиться. Грейнджер как раз ухватила Избранного за рукав и потянула уже за собой, но остановилась, когда тот решился все же задать «профессору» вопрос:
— Почему мистер Каркаров вас так испугался?
— Имеешь в виду помимо моей «очаровательной» внешности, сынок? — хохотнул Барти. Уизли прыснул, но, тут же, спохватившись, испуганно вытаращил на Лжегрюма глаза. Грейнджер неловко потупилась. Зато Поттер в ответ только фыркнул и очень по-подростковому закатил глаза.
— Имею в виду: ясно совершенно же, что он вас узнал.
— Ну и кто же, по-твоему, станет бояться отставного аврора? Очевидно, тот, у кого не очень чистая совесть, Поттер, — фыркнул Крауч, мысленно начислив мальчишке балл за наблюдательность. Тот слегка неуверенно кивнул, кажется, не слишком удовлетворенный ответом, но понятия не имеющий о том, что еще спросить, чтобы их беседа не превратилась в допрос преподавателя. Смотрел при этом Поттереныш не подозрительно, но как-то… испытующе. Ах, ну да, плохая история с преподавателями защиты, отрицательный кредит доверия. Придется еще с этим поработать. Позже. Сейчас все, чего хотелось младшему Краучу, — это добраться до собственной постели и отключиться ото всех проблем, Каркаровых, Поттеров, АльбиДамбусов и прочих часов на 12. Минимум. Так что Рыцарь решил избавить мальчишку от необходимости ломать голову над новыми вопросами и, обведя по очереди глазами его и свиту, попрощался:
— Доброй ночи, Поттер, Грейнджер, Уизли.
Ответа мужчина дожидаться не стал, влившись в поток покидающих Большой зал, так что нестройное «Доброй ночи, профессор Грюм!» донеслось ему уже в спину.
***
Как бы Барти ни хотелось завалиться спать и ни о чем больше не думать, он помнил о своем задании. Поэтому, когда в 3:01 зазвенело выставленное им Будильное заклинание, всего-то разок и ругнулся, прежде чем стащить свое не слишком отдохнувшее тело с кровати. Один из маглорожденных последователей Господина называл такое время «дьявольским»*. Сам мужчина этого «Дьявола» представлял себе смутно, но склонен был с соратником согласиться. Только каким-нибудь рогатым мудакам и пришлось бы по вкусу бодрствовать сейчас добровольно.
Одевшись, младший Крауч поплелся к столу. Там оторвал небольшой кусок пергамента и взялся за перо. Уже макнув его в чернила и почти опустив на бумагу, волшебник ругнулся и переложил перо в левую руку. Не хватало еще, чтобы его опознали по почерку. Существовало, конечно, немало заклинаний, меняющих его, но Барти опасался прибегать к магическому вмешательству. Дамблдор мог что-то почувствовать. Он не волновался насчет Кубка: от того и так неслабо фонило магией, чтобы заметить и вычленить постороннее воздействие. Пергамент же был просто пергаментом. Поэтому имя «Гарри Поттера» оказалось выведенным немного кривовато. Хотя в бытность свою учеником этой школы мужчина приноровился писать левой рукой — просто «потому что», потому что мог, потому что можно было над кем-то так подшутить, — он не был амбидекстром.
Пить Оборотное зелье Барти не стал. В своем теле он чувствовал себя увереннее и был, определенно, ловчее, что казалось немаловажно, учитывая поставленную перед ним задачу. Так что, сунув пергамент с именем поттеровского щеночка в карман, волшебник наставил на себя палочку и забормотал последовательно заклятие Невидимости, Мягкой поступи, а, вспомнив, что сегодня была очередь Снейпа дежурить, его огромный, наверно, чувствительный нос, добавил еще блокирующее запахи. После чего выскользнул за дверь.
Ему повезло. Снейпа он не встретил ни когда крался по темным коридорам и лестницам, ни когда накладывал на кубок Конфундус посильнее, ни когда бросал туда пергамент с именем мальчишки. Рука над чашей, правда, на секунду замерла. Вспомнились зеленые глаза, смотрящие испытующе. «Почему мистер Каркаров вас так испугался»… Какая разница, мальчик? Тебе стоило бы следовать его примеру, пусть и по иным причинам. К счастью для Барти, несмотря на некоторое недоверие к нему как к преподавателю Защиты со стороны Поттера, тот не обладал такой проницательностью.
Бумажка полетела в затуманенное нутро волшебного Кубка, вспыхнув на мгновение неярким светом, прежде чем затеряться среди остальных.
Мужчина еще некоторое время смотрел на чашу, затем развернулся и пошел обратно. У Барти оставалось еще несколько часов, чтобы поспать.
Он сделал то, что нужно. Это не обязательно должно было ему нравиться. Поэтому на невнятное муторное чувство внутри внимания волшебник постарался не обращать.
На обратном пути он Снейпа тоже не встретил…
***
Барти облизал губы, глядя на трапезничающих студентов. Самому ему кусок в горло не лез. Несмотря на то, что мужчина был почти полностью уверен в успехе собственных действий, он не мог иррационально не опасаться, что все могло внезапно пойти не так. Присутствие за тем же столом, где сидел он, отца и Каркарова тоже не добавляло аппетита. Благо никто этого не замечал. Все были взволнованы предстоящим выбором Кубка, беседуя друг с другом. Он бы опасался проницательного взгляда Дамблдора, но того от него теперь отделяли мадам Максим и Людо Бэгмен. Сидящая же слева от него Синистра уже привыкла к тому, что из отставного аврора собеседник выходил ужасный, и лишь раз бросила взгляд на тарелку, в которой он терзал ножом бифштекс, никак это не прокомментировав. Потом увлеклась беседой с Помоной Спраут.
Когда трапеза, наконец, была окончена, директор встал. Все разговоры тут же смолкли. Ученики приготовились внимать тому, что собирался сказать директор Хогвартса.
—
Кубок огня вот-вот примет решение, — разнеслись по залу торжественные слова. —
Думаю, ему потребуется еще минута. Когда имена чемпионов станут известны, прошу их подойти к столу и проследовать в комнату, примыкающую к залу. Там они получат инструкции к первому туру состязаний.
Старик взмахнул своей волшебной палочкой, потушив все свечи, кроме тех, что горели в резных тыквенных головах. Зал погрузился в таинственный полумрак. Кубок, стоявший на том же самом возвышении, что и профессорский стол, засиял ярче, все чаще вспыхивая синеватым пламенем. Это не мешало всем присутствующим продолжать следить за ним, хотя многие и щурились. Кроме Барти. Он смотрел на гриффиндорский стол. Волшебному глазу не мешал недостаток света, чтобы разглядеть предвкушающе-восторженное лицо мальчишки, вместе со всеми ожидающего решения старого артефакта. Иногда там и тут перед лицами студентов вспыхивал нетерпеливый Темпус.
Наконец колышущееся вокруг Кубка пламя окрасилось красным цветом, взметнулось вверх, сыпля искрами, и наружу вылетел первый кусок пергамента. Все замерли, затихли в ожидании.
Директор выхватил из воздуха плавно опускающийся вниз тускло светящийся пергамент и прочитал:
—
Чемпион Дурмстранга — Виктор Крам.
Зал разразился аплодисментами, приветственными выкриками.
— Молодец, Виктор! Браво! — прокричал, заставив Барти поморщиться, неподалеку Каркаров, когда сутулый мальчишка, отвратительно похожий на Снейпа хмурым видом, большим носом и нездоровым цветом лица, подошел к преподавательскому столу. Мужчина обратил внимание, что выкрики своего директора, как и предыдущее фамильярное лапание, болгарский ловец воспринимал как-то стоически-равнодушно. — Я знал, верил, что это будешь ты!
Крам удалился в означенную Дамблдором комнату.
Вскоре шум в зале стих. Вероятно, потому, что Кубок снова засветился красным и пару секунд спустя выплюнул еще один кусок пергамента.
—
Чемпион Шармбатона — Флер Делакур!
В этот раз аплодисментов было немного меньше, преимущественно со стороны мужской половины учащихся. Девушки же, прибывшие вместе с Делакур, за редким исключением, были откровенно расстроены, даже не пытаясь это скрыть. «Вот же с… Женщины!» — хмыкнул про себя Барти. Английские барышни в основном были более сдержаны в своей зависти и ревности. Исключая Беллу, конечно. Младший Крауч помнил, как та, будучи семикурсницей, прокляла его однокурсницу-софакультетницу чем-то фамильным, отчего у девочки буквально за сутки вылезли все волосы, и даже Поппи Помфри вернуть ей роскошную русую гриву так не удалось, пока родители пострадавшей не настояли на вызове Сигнуса и Друэллы Блэков. И все потому, что когтевранка якобы слишком уж пристально смотрела на Рудольфуса. К слову, они с Барти тогда едва перешли на второй курс.
Именно из-за таких вот редких, но ярких примеров женской ревности и мстительности Крауч-младший впоследствии вне заведения мадам Одри предпочитал с девушками иметь в основном дружеские, не любовные контакты. Не то чтобы он вообще успел особо много навоевать на этом фронте до своего заключения — хоть с женщинами, хоть с мужчинами.
Делакур удалилась в заднюю комнату вслед за Крамом, а огонь вокруг кубка снова покраснел. Третий кусок пергамента Дамблдор поймал в гробовой тишине. Напряжение в зале почти можно было пощупать. Всем было интересно, кто же все-таки станет чемпионом принимающей школы.
—
Чемпион Хогвартса — Седрик Диггори.
В этот раз аплодисменты можно было назвать противоречивыми. Хаффлпаффцы встречали своего софакультетника громко и восторженно, вскакивая с мест. Иностранные гости хлопали вежливо. Слизеринцы тоже, хотя и с проступающим на лицах недоумением. Среди когтевранцев и гриффиндорцев хлопки звучали избирательно. Не то чтобы Барти их прямо не понимал: для него самого стал неожиданностью выбор Кубка. Вероятно, ему следовало избавиться от этого подросткового предубеждения против хаффлпаффцев. В конце концов, он преподавал несколько месяцев и мог сказать с уверенностью, что те не были ни трусливей, ни тупее. Только предпочитали особо не выделяться и очень многое делали сообща. Про Диггори же Барти только и мог сказать, что тот неплохой ученик — старательный. Ну, еще мальчишка стал одним из тех старшекурсников, глядя на которых, мужчина осознал необходимость посещения «Demeure des plaisirs». Потому что засранец был красив аки долбанный бог!
Стоило хаффлпаффскому чемпиону скрыться в задней комнате, Дамблдор улыбнулся и заговорил:
— Замечательно! Теперь мы знаем имена чемпионов. Я уверен…
Старик объяснял что-то там о поддержке и чести школ, но Крауч-младший уже не слушал. Он напряженно смотрел на Кубок. Сейчас все должно было решиться. Получилось ли у него исполнить волю Господина или нет. Рыцарь едва подавил облегченный выдох, когда Кубок огня вновь покраснел и выстрелил в воздух еще одной бумажкой. С тем же трудом Барти заставил себя не смотреть на Поттера до того, как будет названо его имя.
Дамблдор поймал бумажку, пробежался по ней глазами и некоторое время стоял. Молча и неподвижно. Зал, затаив дыхание, ждал, что же скажет старый волшебник.
Тот откашлялся и напряженным хриплым голосом прочитал:
— Гарри Поттер.
Зал погрузился на несколько бесконечных секунд в тишину, а затем тут и там начал нарастать взволнованный ропот. Барти повернулся к гриффиндорскому столу, впившись взглядом в замершее лицо мальчишки. Тот казался немного оглушенным, будто и услышал то же, что и остальные, и не до конца понял, что эти слова обозначали. Затем, когда осознание Поттера все же накрыло, взгляд его стал недоверчивым и испуганным. Он заозирался по сторонам, повернулся к друзьям, что-то негромко сказал. Те выглядели такими же ничего не понимающими.
У преподавательского стола тем временем Дамблдор о чем-то переговорил с взволнованной МакКошкой и повторил громче:
— Гарри Поттер, подойди, пожалуйста, сюда.
Поттереныш все же поднялся, подталкиваемый обеспокоенно смотрящей на него Грейнджер, кое-как выбрался из-за лавки и деревянной походкой, пару раз споткнувшись, направился к преподавательскому столу. Он нервно косил глазами по сторонам на уже вовсю обсуждающих произошедшее учеников, взволнованно сжимал кулаками ткань школьной мантии и, очевидно, старался не горбиться. Не пытаться стать меньше под всеми этими взглядами — недоверчивыми, завистливыми, осуждающими. Крауч помимо воли почувствовал нарастающее уважение к мальчишке. Для человека, ненавидевшего быть выставленным перед толпой, Поттер держался, на удивление, неплохо.
— Тебе туда, — указал на заднюю дверь директор, когда гриффиндорец остановился перед ним. Он не улыбался, как это обычно бывало. Поттер повернулся и пошел вдоль стола. Ненадолго задержал взгляд на Рубеусе Хагриде, затем вздохнул и скрылся в комнате чемпионов. Барти, проводив обоими глазами напряженную мальчишескую спину, еще несколько секунд смотрел на закрывшуюся следом дверь. Все правильно. Так надо…
Резко выдохнув, Крауч поднялся вслед за остальными преподавателями, устремившимися в заднюю комнату. Притворяться, напуская на себя хмурый вид, ему практически не пришлось. Волшебника разрывало между облегчением и радостью от того, что сделал так, как хотел его Господин, и непониманием. Зачем все эти сложности с турниром? Почему необходимо было сделать именно так? Крауч не ставил под сомнения приказы Лорда. Просто не понимал. Не все.
