А истина где-то около

      В понедельник утром вышла статья Риты Скиттер о Турнире. Точнее, о Поттере и Турнире. Ну а если быть совсем уж точным — это были целых 5 страниц отборнейших бредней о Поттере и жалкая 2-хстраничная заметка о Турнире с исторической справкой, процентом смертности и кратким упоминанием других чемпионов. Имена Крама и Делакур были перевраны, про Диггори дамочка в своей статье и вовсе позабыла.       Отложив бездарное чтиво и пройдясь внимательным взглядом по факультетским столам, Крауч-младший безо всякого дара к прорицанию мог сказать, что мордредова статья ознаменует для Поттера новую волну нападок. Мужчина сомневался в том, что мальчишка в действительности сказал хотя бы половину из того, что приписывала его рту журналистка. И все же отвечать за неуёмную фантазию женщины гриффиндорцу так или иначе придется. Барти видел и возмущенные лица, и косые взгляды, слышал сердитые перешептывания… Он только надеялся, что моральные нападки не перейдут теперь в физические.       Поттер выглядел хмурым, нервным и о чем-то тихо разговаривал с Грейнджер. Раскрытая посередине газета лежала на столе между ними. Грязнокровочка тоже не казалась довольной, но на косые взгляды, в отличие от друга, внимания не обращала или же успешно делала вид, что это так. Она спокойно мазала тосты джемом, сидя прямо, что-то отвечала мальчишке. Тосты, как выяснилось немного позже, тоже предназначались ему. Очевидно, столь отвратное чтиво отбило у героя аппетит, потому как тарелка мальчишки сверкала первозданной чистотой, пока подруга не шлепнула туда один из тостов. Под бдительным взглядом «сногсшибательной красотки-маглы», как окрестила гриффиндорку Скиттер, приписывающая двум подросткам бурно протекающий роман, Поттереныш все же сжевал хрустящий, смазанный клубничным, кажется, джемом хлеб. От второго твердо отказался, покачав головой. Девчонка смиренно вздохнула и съела тост сама.       Крауч мог дать руку на отсечение и поставить все свое профессорское жалование тоже на то, что между героем и Грейнджер нет ни намека на романтический интерес. Поттер не смотрел на подругу ТАК. Он смотрел на свою грязнокровочку… ну… наверно, как сам Барти на Азали Руквуд когда-то. Как на подругу, своего патрона, пусть и женского пола, старшую сестру, в конце концов. И Грейнджер тоже, пусть и училась с юным Избранным на одном курсе, всегда казалась по отношению к нему и маленькому рыжему ублюдку, пока они общались, слегка покровительственной, снисходительной…       Размышления мужчины о взаимоотношении подростков прервала внезапно накалившаяся за гриффиндорским столом атмосфера, когда шестой Уизли вдруг решил прокомментировать написанное Скиттер. Обращался он при этом не к Поттеру, которого по большей части все же предпочитал игнорировать, а к Грейнджер. Барти не все смог расслышать с преподавательского стола, но насмешливое фырканье «красавица?» и довольно обвинительное «тоже славы немного урвать захотелось, да?» донеслось до него вполне осознанно. А в следующее мгновение мальчишке пришлось с криком подорваться со скамьи и шатнуться назад, отчего ноги его запнулись и рыжий предатель неуклюже шлепнулся задницей на пол под смешки слизеринцев и некоторых других студентов. Потому что Поттер, обычно лишь огрызавшийся, когда нападали на него, очевидно, терпеть не мог, когда задевали его подругу. В ответ на насмешки, наверно, все же бывшего друга герой вытащил палочку и поджег ей «Пророк», который шестой Уизли держал в это время в руках. Качнувшиеся в сторону от рыжего гриффиндорцы и все, кто сидел неподалеку, теперь переводили ошарашенные, недоуменные взгляды с одного подростка на другого, кажется, не совсем понимая, как на это следует реагировать. Конечно, Поттер сейчас был в опале, и Грейнджер вроде как многие не любили, но и Уизли поступил некрасиво, к тому же сделал это перед другими факультетами. Те, кто сидел за столом подальше, просто таращились, пытаясь понять, что произошло. Другие факультеты шептались. Грейнджер сидела с закрытыми глазами, положив ладонь на предплечье Избранного, кажется, пытаясь успокоить и его, и себя.       — Мистер Поттер! — раздался через несколько стульев от Лжегрюма сердитый голос Макгонагалл. — Что вы себе позволяете? 30 баллов с Гриффиндора и отработка со мной сегодня! Мистер Уизли, вы в порядке?       — Сумасшедший! — воскликнул рыжий ублюдок, потрясая, очевидно, обожженными, пусть и не сильно, руками. Насколько было видно Барти, огонь также успел опалить шестому Уизли брови, ресницы и челку. — Он меня сжечь хотел!       Мальчишка ткнул пальцем в сторону бывшего друга.       Из-за стола, вздохнув, выбралась школьная целительница и направилась к студенту.       — Идемте со мной, мистер Уизли, — велела женщина, положив свою маленькую пухлую ладошку на плечо рыжему мальчишке и поворачивая того к выходу.       — Да, Уизли, идите с мадам Помфри, — кивнула гриффиндорский декан, смерила еще одним суровым взглядом мрачно кивавшего в ответ на что-то, что шептала ему Грейнджер, Поттера и вернулась к собственному завтраку.       Барти презрительно фыркнул. Вот за это он и не любил никогда МакКошку. За ее политику невмешательства. Женщина никогда не разбиралась в ситуации, просто наказывала тех, кто попадался. Волшебник был более чем уверен, что с тех пор, как из Кубка вылетело имя Поттера, она так ни разу и не зашла к своим львятам, чтобы обговорить сложившуюся ситуацию и то, как к ней следовало относиться. И сейчас ей было совсем не важно, кто на самом деле спровоцировал конфликт. Формально, свои обязанности Макгонагалл выполнила. Впрочем, даже то наказание, что назначила женщина Поттеру, было, если дать себе труд подумать, откровенно смехотворным, учитывая потенциальную опасность заклинания и то, что ожоги Уизли могли оказаться гораздо серьезней. Подумать только! Баллы и одна-единственная отработка, на которой — Крауч-младший был уверен — старая кошка даже не объяснит подростку, почему того, что он сделал, делать не следовало. Вон и Снейп негодующе зыркает…       Так же в свое время гриффиндорская деканша поступала с Мародерами. Они не уходили безнаказанными, если их все же ловили на чем-то. Просто кара никогда не была достаточно серьезной, чтобы придурки хотя бы задумались над тем, что творят. Если гриффиндорского героя каждый раз наказывали подобным образом, неудивительно было, что злюке Снейпи так легко оставаться слепым в его отношении.       Поттер и Грейнджер не просидели в зале намного дольше Уизли. Факультетские столы загудели, как ульи с рассерженными пчелами, стоило двери за разозленно косившимся в сторону Избранного Уизли и целительницей закрыться. Те, кто оказался ближе и слышал, с чего все началось, передавали рассказ о том, что случилось, тем, кто обратил внимание лишь на развязку. Никому не понравилось бы сидеть и слушать, как о тебе прямо в тот самый момент создаются сплетни.       Девчонка держала Избранного за руку, когда они покидали Большой зал. Шепотки от этого стали только громче. Подростки же не обращали на это внимания. Конечно, это только убедило всех в том, что написанное Скиттер было правдой.       Барти, впрочем, остался при своем мнении. У мальчишки с его грязнокровочкой ничего не было и не будет. Учитывая, как по-сестрински — если не по-матерински — смотрела на него девчонка, это был бы почти что инцест.

***

      В последующую неделю самая обсуждаемая «пара» Хогвартса большую часть свободного от уроков времени провела, сидя в библиотеке. Грейнджер подбирала Поттеренышу книги, пролистывала, делала закладки. Мальчишка читал. Временами тренировал движения палочкой. Учитывая тематику разбираемой подростками литературы, те готовились к турниру.       Барти выбор девчонки одобрил, хотя и добавил бы пару книг от себя. Впрочем, они окажутся полезны Поттеру скорее в третьем испытании, не в первом. Проблема заключалась в том, что гриффиндорцы понятия не имели, с чем предстояло столкнуться чемпионам в ближайшее время. Крауч имел. В конце концов, мозг отца он выпотрошил тщательно перед тем, как отправиться в Хогвартс. Теперь необходимо было как-то предупредить об этом мальчишку. Барти было откровенно плевать на правила Турнира. Ему нужно было, чтобы до июня герой остался живым и здоровым, по возможности, и волшебник отказывался уповать на то, что у того внезапно проснутся какие-то ещё доселе спящие таланты плюсом к сопротивлению Империусу. Будь это возможно, младший Крауч просто за ручку провел бы его к Кубку, но — увы! — он мог гриффиндорца лишь предупредить и подготовить. Основную работу Поттереныш должен был сделать сам.       Долго думать над решением проблемы неосведомленности героя Барти не пришлось. Где-то в середине недели Дамблдор вдруг стал отлучаться куда-то с лесничим Харгридом, после чего тот ходил такой довольный и возбуждённый, как если бы его шармбатонская великанша в постели приветила. Но мадам Максим к Рубеусу Хагриду не проявляла видимой заинтересованности, насколько знал Барти. А кроме больших женщин Рыцарь знал лишь одну способную привести чудака в состояние, близкое к слюнотечению, страсть. Это были чудовища — монстры, опасные твари любой категории. То, что полувеликан считал милым. Ха! Драконы подходили под любое из этих определений.       Вообще-то было довольно очевидно, что с вопросом о размещении больших злых ящериц обратятся именно к Хагриду. В конце концов, где еще было прятать от любопытных глаз учеников драконов, если не в запретном лесу? Полувеликан же был дружен с Поттером. Это Барти понял, еще когда следил за мальчишкой в сентябре. Во всяком случае, на чай гриффиндорец со своими приятелями к нему наведывался. Младший Крауч даже стукнуть себя захотел, что такое простое решение не пришло к нему в голову сразу.       От предложения выпить вместе на следующих выходных дружелюбный ко всем, кто не был Темным волшебником, увалень предсказуемо отказываться не стал. Так и оказались они с Рубеусом Хагридом субботним днем в «Трех метлах». Лесничий пил огневиски из большой, очевидно, не предназначенной для этого кружки, Барти же, скорее демонстративно, чем на самом деле, прикладывался к своей фляжке под негодующим взглядом мадам Розмерты. Разговорить полувеликана о драконах не составило труда. Труднее оказалось убедить того, что их следовало показать Поттеру. В конце концов, Крауч-младший не был слизеринцем, и хотя он неплохо, вроде бы, играл роль Грюма все прошедшие месяцы, откровенная манипуляция людьми никогда не давалась ему естественно, как тому же Малфою, например.       А Хагрид, оказывается, «уважал правила».       На этом моменте в разговоре с полувеликаном Барти едва удержал себя от истеричного хихиканья, не особо уместного в их серьезной беседе. Еще до своего развоплощения, будучи в редком для него разговорчивом настроении, Господин рассказывал, как ему дважды было отказано в профессорской должности с подачи и лично Альбусом-чтоб-ему-очередной-леденец-поперек-горла-встал-Дамблдором. «Зато, — ядовито усмехался тогда его Лорд, — ограниченный великан-полукровка с ненормальной любовью к опасным тварям работает в Хогвартсе со времен моей юности и по сей день». Господин рассказал, как студентом Хагрид держал под кроватью детеныша вурдалака, а когда тот сбежал и едва не загрыз какого-то мальчика с Хаффлпафа, что с трудом удалось замять, «дабы не портить оступившемуся мальчику жизнь», завел себе маленького акромантула… А теперь вот «уважал правила».       Впрочем, надо отдать полувеликану должное: привязанность к мальчишке Поттеру в нем оказалась сильнее. Стоило посокрушаться, что пропадет щеночек ни за что, ни про что, да покрасочней описать никогда не происходивший, конечно, случай о столкновении парочки никогда не живших, но зато приговоренных мужчиной к мучительной смерти желторотых авроров с валлийским зеленым драконом, которого ужасный, разумеется, Темный маг незаконно (потому что все ужасные Темные маги так делают) держал у себя на заднем дворе, как Хагрид в своем искреннем стремлении не нарушать правил засомневался. И тогда Крауч шепнул лесничему по секрету, что слышал, как Каркаров планировал вызнать для своего чемпиона, с чем столкнутся участники во время первого испытания, и посоветовал быть бдительнее. По тому негодованию, что отразилось при этом на лице полувеликана, волшебник понял, что цель достигнута. Хагрид не позволит «пожирательскому воспитаннику» заполучить преимущество перед «их» Гарри.       То, что именно в этот момент в «Три метлы» вошла тема их дискуссии, можно было назвать удачей. Барти не был уверен, не засомневается ли вдруг полувеликан в своем решении, когда протрезвеет и все обдумает. Конечно, Рыцарь заметил Поттера не сразу, сидя к столику гриффиндорцев своим настоящим глазом и будучи искусственным сосредоточенным на собеседнике. А вот когда они с лесничим к радости Розмерты отправились на выход, внимание его привлек занятый столик в самом углу. Он даже замер на мгновение, уставившись своим волшебным глазом на похожего на призрака Поттера, который как раз махнул им полупрозрачной рукой. Барти сомневался, что за те пару часов, что он не видел мальчишку, тот умудрился как-то двинуть фестрала. А ещё он не думал, что в этом случае Грейнджер так спокойно сидела бы рядом. Потому увиденное его озадачило. Лишь глянув на стол подростков настоящим глазом, Крауч понял, что сидит там грязнокровочка для всех абсолютно одна, а Поттера видит только он с его волшебным зрением. Присмотревшись, Барти обратил внимание, что выглядит мальчик все же не совсем, как призрак, плотнее, а вокруг него переливается тускло-серебристое сияние.       Мантия-невидимка!       Мужчина слышал о подобных артефактах когда-то. Но стоили они такие баснословные суммы при том, что служили от года до семи, что в глаза никогда, на самом деле, не видел. Обнаружить одну у мальчишки, который не мог купить себе новые очки или кроссовки, было охренеть как странно, на самом деле.       Потом Барти фыркнул. Ну что за идиот мелкий! Было очевидно, что гриффиндорец попросту забыл о том, что прятался под мантией, когда решил им помахать.       Рыцарь постучал полувеликана между лопаток.       — Хагрид, там в углу Гарри под мантией-невидимкой. С Грейнджер рядом.       — О?       — Идем, Хагрид. Первое испытание уже во вторник. Он должен знать.       — Да-да, профессор Грюм, — пролепетал слегка заплетающимся языком лесничий, меняя курс. Барти поковылял за ним.       — Эй! — воскликнул какой-то когтевранец, когда по обычаю неуклюжий Хагрид задел их с компанией стол, расплескивая сливочное пиво, но, поймав на себе пугающий взгляд волшебного грюмовского глаза, стушевался и дальше возмущаться не стал. Зато взгляд Розмерты, успевшей их мысленно проводить, стал еще более раздраженным.       — Звиняйте, — бормотал полувеликан. — Звиняйте, пжалста!       Наконец, остановившись перед столом самых обсуждаемых в этом году четверокурсников, лесничий поздоровался, на удивление, догадавшись не использовать имен.       — Хэй, как дела?       — Привет, Хагрид, все хорошо, — улыбнулась девчонка, вскинув голову, отчего каштановые кудряшки задорно качнулись назад. Пока лесничий и грязнокровочка перекидывались еще парочкой фраз, Барти-Грюм обогнул, прихрамывая, столик и наклонился, делая вид, что заинтересовался тем, что девчонка писала в своем блокноте. Ух ты! Да это же само Г.А.В.Н.Э.!       Мужчина не стал сдерживать веселое фырканье, отчего мальчишка под мантией, чье ухо оказалось прямо рядом с ним, вздрогнул, постаравшись незаметно отодвинуться. Барти же ухмыльнулся, наверно, заставив Поттера напрячься еще сильнее. Он гриффиндорца вполне понимал и даже разделял его дискомфорт. Мужчину самого эта физиономия в зеркале пугала до пикси. Видеть же обезображенное шрамами лицо с порванной ноздрей, пугающий протез, втиснутый в опаленную глазницу, вживую в непосредственной близости от себя он мог пожелать только самым неприятным ему людям. Мальчишка был символом победы Светлой стороны, вероятно, идейным противником Барти и его Господина, но лично не сделал пока ничего, чтобы заслужить его неприязнь. Рыцарь и на Приветственном пиру-то его хаял больше за то, что оказался так далек от образа, который он, готовясь к своей миссии, уже навоображал. Да и настроение в тот день скакало между желанием кого-нибудь проклясть и рассмеяться над не заподозрившими подмену идиотами. Два с половиной месяца спустя эти долбанные перепады все еще беспокоили, но уже не так сильно, позволяя судить обо всем чуть адекватней.       — Замечательная мантия, Поттер, — хмыкнул Крауч, вновь заставив мальчишку дернуться, и не отказал себе в желании коротко хохотнуть по этому поводу.       — Ваш глаз… э-э-э… Ну… — раздался из-под мантии изумленно-озадаченный голос Поттера.       — Именно. Мантией-невидимкой меня не обманешь. К счастью, сынок.       Барти не знал, приходилось ли Грюму в своей работе сталкиваться с владельцами столь дорогого артефакта, но саму информацию о возможностях подобных его протезов к сведению принял.       Хагрид между тем, обменявшись несколькими ничего особо не значущими фразами с Гермионой, тоже — немного шатко — наклонился к Поттеру.       — Сегодня в полночь подойди ко мне в хижину. В мантии.       Разогнувшись, полувеликан улыбнулся подруге Избранного:       — Рад был повидаться, Гермиона.       А потом зашагал к дверям. Барти тоже кивнул грязнокровочке и захромал за Хагридом следом.       — Почему в полночь? — спросил лжепрофессор, когда они с лесничим отошли от Трех метел. Он знал уже, что драконов доставят около девяти. К этому времени стемнеет достаточно, чтобы из замка ничего не было видно.       Полувеликан в ответ на вопрос волшебника неожиданно стушевался и покраснел, как подросток. Рыцарь вытаращился бы на него, если бы ему не нужно было продолжать поддерживать образ грюма.       — Ну… это… Свидание у меня, — буркнул Хагрид и ускорил шаг. Барти же, напротив, замер на мгновение, прежде чем ругнуться и заковылять вперед, догоняя лесничего.       — С кем это? — спросил он. Нет, он подозревал, но…       Хагрид вздохнул, покраснев еще сильнее, и все же ответил:       — С мадам Максим, — и голос его приобрел мечтательные нотки. Шаг замедлился. — Представляете, профессор? Я же думал, что это только я… а оно вона как, оказывается… Такая женщина! Решительная! Сама ко мне подошла, сказала, что хочет познакомиться со мной поближе. А я не поверил даже… стоял аки межеумок… что сказать-то и не знаю. Мадам прогуляться предложила. По лесу. Потрясающая женщина! Я подумал, ей драконов тоже стоит показать, должно понравиться же… как мыслите, профессор?       — Твоя дама будет в восторге, Хагрид, — ответил Барти как можно ровнее, снова сбившись с шага от этих откровений. Он смерил недоверчивым взглядом спину идущего чуть впереди счастливого полувеликана и покачал головой. Ну и идиот… Ну да ладно, личная жизнь Рубеуса Хагрида его абсолютно не касалась. Равно как и способы, которыми директора иностранных школ старались обеспечить победу собственным чемпионам. Пока это не затрагивало Поттера, разумеется.       Что мужчину после всех совершенных им манипуляций и этого вот последнего разговора с легковерным лесничим неимоверно раздражало, так это бездействие Дамблдора и Макгонагалл. Допустим, последняя всегда строго следовала правилам и предписаниям — ни больше, ни меньше. Но директор на любые правила плевал с Астрономической башни, когда это было в его интересах. Почему же тогда старик отказался от помощи своему избранному герою? Почему оставил барахтаться во всем этом самого? На что рассчитывал, мордред его подери?       — Мальчик сильный, Аластор, — передразнил Барти вдохновенный тон директора вечером, шлепая оба грюмовских протеза на тумбочку рядом с кроватью и торопливо забираясь под ворох толстых одеял. Был ноябрь. И хотя за вечер камин неплохо отапливал его комнаты, к утру помещение обычно выстывало. Мужчина не рискнул давать хогвартским эльфам свободный доступ к собственным покоям — даже чтоб подкинули ночью поленьев. Но после Азкабана терпеть не мог холод, а Согревающие чары рассеивались вскоре после того, как он засыпал. Приходилось довольствоваться маггловскими ухищрениями — одеялами. Чем больше, чем толще — тем лучше, конечно.       — Я верю — он справится, Аластор… — вновь затянул Барти, чья голова теперь единственная виднелась из-под нагромождения теплой набитой пухом и шерстью материи.       Справится? 14-летний обученный из рук вон плохо подросток? С заданиями, после которых выпускников могли вынести ногами вперед?       — Да ты совсем свихнулся, старик… — пробормотал мужчина, еще глубже закапываясь в одеяла, — так, что снаружи остались только глаза, бездумно прослеживающие древесный узор на потолочных балках.