Собрание искренних желаний

— Агх… Où je suis? [Где я?] — Джозеф приподнялся на локте и осмотрелся. Голова жутко болела, словно его сильно ударили по затылку. Последнее, что запомнил фотограф, прежде чем провалиться в темноту, было искажëнное до неузнаваемости поместье: предметы вокруг исчезали, словно их просто вырывали из реальности, стены, пол и потолок смешались в единую серо-золотую цветастую кашу, по ушам бил бой часов, а полная соперников гостиная в мгновение опустела. Провал в бездонную тьму испугал Дезольнье, равно как и остальных. Он попытался было переместиться в мир фотографии, прокрутив в пальцах снимок своего фамильного особняка, но тот вылетел у него из рук и тут же скрылся в непроглядной густой темноте. Дезольнье растерянно поглядел по сторонам. Над головой лежал огромный, уходящий ввысь потолок, расписанный старыми фресками и украшенный дорогой лепниной, кое-где уже начавшей отваливаться. Высокие витражные с цветными стëклами окна, достававшие до самой крыши, пропускали сквозь себя тусклый свет улицы, слегка окрашивая его в свои побледневшие от времени краски. На подоконниках стояли давно потухшие восковые свечи в потемневших от копоти подсвечниках и без них. Вдоль стен тянулись ряды длинных скамеек из тëмного дерева, покрытых толстым слоем пыли. На паре из них кто-то давно оставил стопки священных книг, на углу спинки замерла, словно испуганная птица, белая женская шляпка. Переведя взгляд в сторону, куда были развëрнуты скамьи, Джозеф увидел на небольшом возвышении от зала широкую кафедру с золотым крестом у основания. Место, где давным-давно читал здесь молитвы священник, было огорожено маленьким деревянным заборчиком. Позади должен был висеть крест или большая икона, но стену закрывал кусок старой, кое-где оторвавшейся брезентовой ткани. Пол здания был застелен жëстким долговечным красным ковром с золотистой окантовкой, тем не менее прохудившимся за долгое время пользования в некоторых местах, а с краëв достаточно сильно растрепавшись и посерев. «Старая церковь», — заключил фотограф, с трудом садясь на землю, всë ещë страдая от головной боли. Ветер, разгулявшийся в сквозном боковом проëме сооружения, принëс с собой далеко не летний холодок. Джозеф поëжился и встал на ноги. В паре шагов от него валялось на боку его драгоценное сокровище: фотокамера-переходник. Сразу забыв о дискомфорте, Дезольнье бросился к аппарату и поставил его на треногу. Проверив каждую детальку, Джозеф всë же выдохнул с облегчением: его чудо было цело и невредимо. Ободрительно улыбнувшись, он пошарил в карманах в поисках оставшихся карточек, но с постепенно нарастающим страхом осознал, что все они оказались пусты. Лишь в нагрудном кармане устало зашуршал листок обычной бумаги. — Как же это?.. — Джозеф в панике ощупал всю одежду ещë раз, не веря в то, что его драгоценные снимки так просто исчезли. С недоумением и страхом фотограф развернул единственный найденный лист бумаги и прочитал на нëм правила игры. — Так-так… Ну, что ж, правила весьма ясны. По крайней мере сейчас. Дешифровать код и с его помощью открыть механизм ворот, остерегаясь охотника. Весьма похоже на детскую забаву… Но без фото будет проблематично скрыться от преследования. Куда же всë делось? Фотограф прильнул к камере и, нажав на едва заметную кнопочку на еë боку, открыл небольшой плоский отсек в самом низу. — Ну, хоть что-то… — Дезольнье вытащил три блока пустой плëнки и с внимательностью придирчивого учителя осмотрел каждый на наличие повреждений. Не обнаружив брака, Джозеф улыбнулся сам себе и спрятал плëнку в карман сюртука. — Но как же я сюда попал? Часы в доме сошли с ума, комната вся пошла кругом… Похоже на обморок, но тут явно есть какая-то более глубокая тайна. Ха-а… Было бы у меня больше времени, я бы с удовольствием подумал над ней, но лучше поспешить. По крайней мере три попытки сбежать у меня есть. Для начала нужно заняться машинкой… Фотограф осмотрелся вокруг и без особого труда наткнулся на стоявший возле кафедры шифровальный аппарат. Улыбнувшись своей удачливости, Джозеф отметил про себя пункт в своëм воображаемом списке дел и подошëл к машинке поближе. — Боже, я словно попал в свою юность! — промурчал он, ставя камеру на треногу. Джозеф с жадностью прильнул к машинке, рассматривая каждую деталь, и провëл тонкими пальцами по еë изгибам. — Абсолютно такая же… Правда, нет гравировки компании «ХХХ», которая их делает, но я уверен, что это именно их детище. Comme ç'est gentil! [Как мило!] И шифр замены прямо как на наших школьных уроках… Ах, сколько времени утекло с того момента, когда мы играли в шпионов, mon cher Joseph~ [Мой дорогой Джозеф~] Только Дезольнье хотел свериться с кодировкой на найденном листе с правилами, как его ностальгическую радость вспугнул громкий колокольный звон, раздавшийся прямо над головой. Джозеф вздрогнул и схватился за рукоять сабли, озираясь вокруг. Звук так звонко отражался от высоких потолков и старых стен, что чуть было не оглушил фотографа, но вскоре затих. В висках потом ещë с пару минут отдавался этот колокольный плач, нагнетая пугающую атмосферу безмолвия старой церкви. Сразу после этого сигнала машинка приветливо щëлкнула ему, а антенна над ней загорелась жëлтым светом. — Должно быть, это сигнал к старту, — подумал вслух Джозеф, задрав голову к готическим сводам. — Пока что мне вполне везëт! Ну, что ж, приступим… Дезольнье с довольной улыбочкой принялся за работу. Его фарфоровые белые пальцы с трепетом щëлкали по каждой кнопочке, по старой памяти обходя соседние буквы и используя роторы: часто на старых печатных машинках кнопки заедали при нажатии двух рядом стоящих символов. Вокруг не было ни души. Стояла мëртвая непривычная тишина, какая стоит в покинутых людьми местах, некогда бывших полными голосов и лиц. Но это совсем не смущало Джозефа. Проведя пару-тройку веков в измерении фотографии, он принимал это жуткое безмолвие за полную жизни и цвета картину. Волосы и полы сюртука его периодически трепал лëгкий ветерок, обдавая щëки и пальцы прохладой. В своëм чëрно-белом заточении он слышал лишь приглушëнное эхо тех звуков, которые запечатлел в снимке: обрывки голосов, отдалëнный звон посуды, едва слышное пение птиц, гул улиц — всë это, повторëнное минутой-другой миллионы раз, он запомнил досконально на каждой своей картине. Если день был солнечным, то на фото царила душная тëплая погода, но не заставлявшая ощущать какой-либо дискомфорт. Если шëл дождь, то он бесконечно долго и медленно падал вниз, никогда не заставляя одежду мокнуть. Снег и мороз не приносили холода: едва ощутимая прохлада охватывала всë его тело, вне зависимости от одежды. Ветер вовсе не смог попасть в объектив его камеры. Теперь же фотограф искренне наслаждался лëгким сквозняком и сыростью, приносимой с улицы. До носа доносился целый букет ароматов, которых он не ощущал всë это время: для Джозефа в мире фотографий не существовало отличия в запахах парижского портового рынка, модной кофейни, катакомб или цветочного луга — все эти места не имели и капли аромата. В первые лет двадцать Дезольнье ещë чувствовал их отголоски, звучавшие лишь в его памяти, но позже и в ней погасли воспоминания… Сейчас же нос фотографа сходил с ума от обилия ароматов и каждый казался ему прекрасным, как и глазам казался невероятно красивым каждый уголок окружающего его мира. Джозеф будто очнулся от долгого-долгого сна и теперь наслаждался каждым мгновением. Обострившиеся слух и зрение, реагирующие теперь на каждую мелочь, вдруг внезапно уловили чьë-то присутствие: кто-то быстро приближался к нему со стороны восточного входа в церковь. Дезольнье перестал печатать и замер, уставившись пустыми глазницами в сторону звука. В стенах гулко раздался шелест тяжëлого плаща, а позже и мужской прокуренный кашель. — Здесь кто-нибудь есть? — Орфиус осторожно зашëл в помещение, оглядываясь и прислушиваясь. — Весьма возможно, — шутливо улыбнувшись, ответил ему Джозеф, тут же расслабившись. — А! Мистер Дезольнье, — детектив тоже выдохнул спокойнее и подошëл к нему, но не так близко, чтобы фотограф мог его ранить: мужчина ещë в поместье заметил у этого странного человека саблю на поясе. — С Вами-то общий язык я смогу найти… Что Вы делаете? — Орфиус с вопросом и, казалось, издëвкой изогнул бровь и кивнул на машинку. Не поняв такого выражения лица, Джозеф доброжелательно уступил ему место у клавиатуры и ответил: — Странно, что Вы не видели правил игры, mon ami [мой друг]. Нужно дешифровать код с этих машинок, чтобы потом открыть ворота. Вы, должно быть, потеряли или не заметили того загадочного списка со сводом указаний? — фотограф вытащил из кармана сложенный вчетверо лист с правилами и протянул его детективу, но тот выставил вперëд руку в знак ненадобности этого жеста доброты. — Я прекрасно видел всë, что там написано. Я имею в виду, зачем Вы следуете этим правилам? — Орфиус снисходительно, будто делая одолжение ребëнку, ухмыльнулся и скрестил руки на груди. — Думаете победить таким образом? — Логично было бы предположить такое, — Джозеф с сомнением нахмурился. — Если есть правила, то им нужно следовать, разве нет? — То есть следовать правилам загадочного листа в заброшенной церкви? — Это место с самого начала было странным. У меня было слишком мало времени, чтобы выяснить все эти чудны́е происшествия, но мы уже в самой гуще событий. В таком положении лучше идти по линейному пути. Раз мы оказались в чужой игре, то нужно выполнять еë требования, иначе окажемся проигравшими. — Вот об этом я и говорю! Откуда Вы знаете, что проиграете, нарушив правила? Не ударит же вас внезапной молнией за то, что Вы решите следовать своему пути. — Я бы не был так уверен на Вашем месте — мы все здесь не дольше пары минут находимся, мсье, — Джозеф тоже показательно скрестил руки. — Всë возможно. — Вы просто привыкли полагаться на течение, — хмыкнул детектив, глубоко задев этим собеседника. Джозеф стал похож на постепенно закипающего от злобы кота: губы его скривились в прямую линию неприязни, глазницы широко раскрылись и смотрели на него исподлобья, воротник будто сам по себе стал выше, как встающий дыбом загривок. — Признайте, Вы просто испугались и боитесь оступиться. — Стали бы Вы убегать и прятаться, играя в карты, словно увлечены прятками? Это не принесëт Вам победы. — Но можно играть с тузами в рукаве, — Орфиус вздëрнул подбородок. — Не по правилам, но Вы всегда в выигрыше. Возможно, от нас и хотят, чтобы мы нарушили правила. — Зачем тогда Вы всë это мне говорите, никак в толк не возьму! — Джозеф мотнул головой, отчего она разболелась ещë сильнее. — Если не хотите играть по правилам, то не играйте. Зачем посвящать в эти планы меня? Я не стану делить с Вами победу. — Я не ищу здесь победы… — детектив присел на длинную скамью. — …и попал сюда случайно. Всë, чего я хочу, — это выбраться отсюда. И как по мне, легче и безопаснее найти выход у ворот или просто перелезть через стену! Я предлагаю Вам лëгкую победу в обмен на сотрудничество. Зачем Вам дешифровать код и избегать какого-то охотника, если можно так легко победить? — Послушайте, Орфиус… Если Вам так угодно, то можете искать лëгкий путь, но я к Вам в этом деле не присоединюсь. Уж чему я научился за столько лет, так это тому, что если Вы хотите победить на чужой территории, то нужно подчиняться правилам этого места, иначе будете обречены на провал раз за разом, — Джозеф серьëзно нахмурился, пальцы его легли обратно на кнопки. — Я весьма признателен Вам за столь щедрое предложение, но не считаете ли Вы себя подозрительным, предлагая едва знакомому мне победу за просто так? — детектив хотел было что-то ответить, но фотограф его перебил: — Довольно безрассудно с Вашей стороны вести себя подобным образом. Я не принимаю Вашего предложения. Можете искать свой лëгкий путь дальше, но не отвлекайте меня. Если передумаете, то найдите шифровальную машинку — весьма мне поможете. — Сколько ж слов… — Орфиус завалился на спинку скамейки и положил голову на еë ребро. Спустя минуту, когда Джозеф уже было погрузился в процесс дешифровки с головой, детектив встал с места и направился к западному выходу. — Удачи в потакании правилам этого места. Никто Вам здесь больше такого не предложит. Да и Вы сами, как погляжу, не желаете объединяться в команду, хотя по правилам должны были бы. — Не перевирайте написанного! Если для победы нужна командная работа, то я препираться не стану. Вопрос лишь в цели и средствах команды. А Ваш путь меня совсем не устраивает, — взор пустых глазниц с помощью подвижных бровей передал собеседнику недовольство. — Предлагайте свой план кому-нибудь другому, но я сомневаюсь, что Вы найдëте единомышленников с таким подходом. — В конце и узнаем, кто же был прав, мистер Дезольнье, — детектив щëлкнул зажигалкой и подпалил кончик дешëвой сигареты. — Adieu [Прощайте]. — Приму к сведению, mon ami, — прошипел в след Джозеф, подозрительно прищурившись в спину уходящему. — Что за фрукт, однако… Люди в этом времени все такие дерзкие? Ненароком Джозеф сбился и задел не тот символ, из-за чего аппарат обиженно на него заскрипел и обдал руки слабым электрическим током. К счастью, фотограф даже не заметил разряда, но, испугавшись искр, на пару секунд зажмурился. Вздохнув и вслух опять поругав бесцеремонного детектива на родном французском, Дезольнье продолжил дешифровку. Испорченное настроение, однако, не долго его мучило, и вскоре Джозеф успокоился, занятый столь умиротворяющим, по его меркам, делом. Воспоминания стали для него настоящей пыткой за века в мире фотографий, поэтому он с большим удовольствием прокручивал в голове схемы своей камеры, учебников физики и высшей математики. Любому другому человеку бы показалось это настоящим адом, несусветной и непонятной скукой, но только не для Дезольнье. Ещë при обычной своей жизни он упивался ночными вылазками в личную библиотеку с чашкой крепкого кофе, чтобы почитать отнюдь не художественную литературу — больше романов и стихотворений его сердце волновали механизмы, вопросы относительности реальности и абстрактной математики на грани философии. Головная боль, на удивление, притупилась после этого. Вот и сейчас он с упоением воссоздавал в памяти лекции любимых учëных и инженеров, весь поглощëнный делом. Перфолента довольно бодро выбиралась из отсека, но когда код оказался разгадан процентов на семьдесят по беглым подсчëтам Джозефа, всë его тело будто пронзило молнией. Фотограф рвано выдохнул и вцепился пальцами в рубашку, стараясь удержать ударившееся об рëбра сердце. Внезапный страх объял его за секунду, заставив в ужасе оглянуться вокруг. Но, сколько бы Дезольнье не вглядывался в тëмные уголки церкви, не смог найти ничего, что могло бы его так напугать. — Боже правый… — Джозеф выпрямился и поправил одежду, продолжая осматриваться по сторонам. — Наверное, последствия моего перехода в реальность… Но что такого произошло, чтобы я ощутил подобное? Не припомню, чтобы моë тело испытывало такие чувства без причины… — фотограф вдруг наткнулся взором на высокий силуэт неизвестного ему человека. Силуэт просвечивал сквозь стены и имел красный цвет, что сразу вызвало у Джозефа ассоциацию с опасностью. Незнакомец что-то покрутил в руках и пошëл на восток, не приближаясь к Дезольнье. — Призрак?.. Фотограф, заинтересованный этим странным явлением, прищурился, чтобы точнее рассмотреть очертания этого человека вдали, но через секунду силуэт пропал. Джозеф непонимающе смотрел в его сторону ещë с пару секунд, а после попытался воссоздать все те же действия, которые изначально и дали ему ощутить тот необъяснимый ужас и увидеть незнакомца, но попытка оказалась безрезультатной. Дезольнье безуспешно повторил эксперимент дважды, после чего сдался и задумался. — Кто это вообще был?.. Я уверен, что запомнил каждого в комнате, но этого господина даже отдалëнно не могу представить. И что за чувство меня объяло перед его появлением? Довольно резкий и быстрый страх… Даже не знаю, когда я мог такой испытать в последний раз и испытывал ли вообще. Curieuse… [Любопытно…] — Джозеф неспешно приступил к работе вновь, теперь угнетаемый загадкой, ответа которой он не находил. Дезольнье привык относиться к каждой мелочи с ревностной скрупулëзностью и вниманием, и ни одно странное событие он не мог списать на что-то случайное. Вопрос о своëм попадании в церковь волновал его не меньше, но то, что он ранее списал на сон, теперь требовало более логичных объяснений. — Что же это за место такое? Не успел фотограф и двух минут подумать в тишине о происходящих странных вещах, как чувство, которое охватило его незадолго до появления красного силуэта незнакомца, вновь поразило его тело, прокатившись волной ужаса от головы к ногам. Джозеф сильно вздрогнул и сразу принялся искать глазами причину этого молниеносного страха. Взор Дезольнье остановился на кафедре, которая стояла за его спиной. На сей раз рядом с незнакомцем появился второй силуэт, гораздо более маленький по росту. Второй человек лежал на земле и старался отползти прочь от первого, но нападающий быстро приблизился к жертве и наступил на неë. В руках высокого человека Джозеф угадал очертания холодного оружия и напряжëнно нахмурился. Не медля больше ни минуты, Дезольнье выудил из кармана пустую плëнку и вставил еë в камеру. Спешно, но аккуратно запустив аппарат, он сделал фото церкви и спрятал проявляющийся снимок в плотную чëрную коробочку, наполненную наполовину какой-то голубоватой жидкостью. Положив коробочку в боковой отсек камеры, Дезольнье сложил еë длинные ноги и подхватил их правой рукой. Ещë раз убедившись, что силуэты оставались на месте всë это время, он бросился в их сторону. *** Гренуй лежал на земле, вцепившись руками в землю, и пытался сделать вдох. На груди его стоял грубый кожаный ботинок с крупными шипами, которые болезненно впивались в его кожу через тонкую рубаху. Мучитель, который, ничего не объяснив, напал на него с ножом и преследовал до победного, сейчас казался подмастерью великаном. Лицо едва ли угадывалось где-то в вышине, засвеченное тусклым, пробивающимся сквозь тучи полуденным солнцем. Первое, что почувствовал Гренуй при встрече, а точнее за полминуты до неë, — до боли известный ему запах формалина: запах дубления кожи в кожевенных мастерских Парижа, где он провëл половину своего детства. Этот химический, отвратительный для абсолютного большинства людей аромат не раздражал парня, но определëнно заинтересовал. «Откуда он здесь мог появится?» Формалин первым достиг его чуткого носа, но совсем скоро до него донеслись оттенки целого букета запахов: медицинских препаратов, дорогих мужских духов, кожи, металла и едва уловимые веяния жëлтых роз и смерти. Смертью, однако, незнакомец пах не так, как ранее встреченный Чанг, живой мертвец по своей сути, которого насквозь пропитывала эта нотка ужаса и застывшей холодной крови. Возле незнакомца же она витала словно вокруг своего посланца. Этот запах Гренуй сравнил отдалëнно с тем, который десять лет назад он уловил от солдат на главной площади, вернувшихся с фронта: все они были пропитаны этим ароматом, вызывавшим у тогда ещë юного Гренуя холодок под кожей. Если бы он мог бояться, то наверняка бы назвал это страхом. Но всегда связанный со смертью красной нитью, он никогда не воспринимал еë как нечто пугающее. Именно по этой причине, разложив аромат незнакомца на известные его носу составляющие, Жан Батист просто развернулся ему навстречу, замерев возле только что найденной машинки. Это стало его фатальной ошибкой. Гренуй даже не успел сообразить, кто и по какой причине на него напал. Запомнил он только обилие красного и чëрного цветов в одежде высокого незнакомца, который вылетел на него из-за угла и наотмашь ударил его чём-то острым. Грудь от плеча до плеча обожгло порезом, и парень бросился прочь. «Наверное, это охотник, — решил он, запетляв между стенами каменного лабиринта. Незнакомец принялся преследовать его, то исчезая, то вновь появляясь из закутков лабиринта, но не переходил на бег. В руках у него Гренуй заметил большой чëрный чемодан и нож, похожий на маленький меч. Глаза охотника, как показалось подмастерью, сверкали красным огоньком, словно у хищного зверя в темноте. — Если бы он хотел убить, то уже сделал бы это в первый раз, — наблюдая за преследователем, думал Жан Батист. Тот и правда не торопился нагнать свою жертву, но и не отставал от неë. — Тогда что ему нужно? Только рубашку порвал…» Правда, долго думать подмастерью не дали: незнакомец неожиданно выскочил на него из-за угла и со всей силы ударил по плечу тяжëлым металлическим чемоданом, отчего парень тут же упал на землю. Только собравшись встать на ноги, он вдруг ощутил, как одежду его чуть выше линии талии стремительно начало пропитывать нечто тëплое. «Когда он успел?!» — опустив глаза и заметив глубокую тонкую рану в зоне солнечного сплетения, Гренуй невольно запаниковал. Зажав рукой порез, он отполз подальше от охотника, но тот уже подлетел к нему и прижал к земле ногой. Раны неприятно жгли, кровь пропитывала его старую истрëпанную рубашку, рëбра натужно затрещали под весом незнакомца. Парень сдавленно застонал и вцепился руками в ботинок, постаравшись убрать его с себя, но давление лишь увеличилось. — Убери руки, — вкрадчиво приказал незнакомец, приблизив нечто острое и холодное к сонной артерии подмастерья. — И не смей двигаться. Иначе я убью тебя на месте. Жан Батист решил не искушать судьбы и раскинул руки в стороны — делать было нечего. Через пару секунд дышать стало легче, но нога всë так же стояла у него на рëбрах, грозя в любой момент сломать их. Парень, щурясь от тусклого серого солнца, присмотрелся к охотнику: из-за седых волос он сначала было принял его за старика, но голос его был ясным, а лицо — молодо, пусть и большую его часть скрывала жëсткая красная маска с металлическими шипами, напоминающими намордник. Незнакомец непринуждённо вытирал со своего кинжала кровь Гренуя белым платком, задерживаясь взором на расползающихся по нему красных пятнах. Руки его были облачены в чëрные кожаные перчатки с серыми стальными вставками на костяшках: при прямом ударе он мог бы легко переломать ему кости. За исключением кроваво-красных наплечников из тяжелой и дорогой ткани, части плаща такого же оттенка и широкого бордового ремня на талии, охотник был одет в чëрную одежду из плотной ткани и кожи. На груди его поблëскивал большой крест в золотой окантовке и заполненный изнутри рубиновым драгоценным камнем. Такие же алмазы украшали его перстни, надетые поверх перчаток, несколько камней красовались на высоком поднятом воротнике плаща и ящике. «Богатый человек, на наëмника не похож. Зачем он тогда меня поймал?» — Кто Вы? — через силу выдавил Гренуй, чувствуя, как жизнь постепенно покидает его тело с медленно теряемой кровью. — Рад, что ты спросил, — охотник стянул с лица маску и надменно осклабился. — Теперь можно и правила объяснить. Ненавижу бегать… — к жертве приблизилось лицо странного человека. Кожа его была бледной, черты утончëнными, аристократическими. Холодок вновь прокатился от головы к груди, когда Гренуй вдохнул аромат незнакомца. «Таких людей боятся. Наверное, следует изобразить испуг?» Жан Батист, плохо играя, вжал голову в плечи, но скептичное выражение лица его не изменилось. — Люблю знакомиться со всеми лично. Тебе повезло стать первым в этом сезоне. Я Эзоп Карл, — охотник перехватил кинжал рукой так, что остриë стало смотреть вниз, и приблизил его ко лбу пойманной жертвы. Большие серые глаза, не моргая, прожигали душу Гренуя, как кислота. Парень замер, глядя на кинжал, застывший между его глаз. — Как ты мог понять, тебе нужно избегать встречи со мной. Но новичкам простительно, — лезвие ушло в ножны. — Дешифруй машинки со своей командой и сможешь сбежать. Если не справишься, то умрëшь от рук охотника. Довольно просто. Также тебе следует помнить, что я просто до смерти ненавижу тех, кто пытается играть не по правилам. Поэтому одно из правил, которые я обязан тебе рассказать — это правило двух ударов. Надеюсь, ты меня хорошо слышишь и понимаешь, — Гренуй несмело кивнул, будучи рад хотя бы тому, что охотник говорит медленно и чëтко — языковой барьер давал о себе знать в такие моменты особенно сильно. — Я ранил тебя два раза, поэтому, по правилам, ты не можешь бежать. Ползти по земле — пожалуйста. Пока не закроешь хотя бы одну рану, ты не имеешь права встать. Ясно? — крест Эзопа звонко ударился о металлический шип его маски. — Да, мсье, — в голове гудела неприятная мелодия, холод объял всю голову, мешая мыслить о чëм-либо ещë. Гренуй, не отрываясь, словно загипнотизированный, смотрел в глаза Карлу. — Я польщëн, что ты так спокойно и внимательно меня слушаешь… Любое нарушение правил с твоей стороны или со стороны одного из членов твоей команды даëт мне право убить кого угодно из вас, когда я посчитаю нужным. Если же вы будете паиньками, — Эзоп схватил жертву за шкирку, как бездомного котëнка, и повернул к ранее незамеченному Гренуем стулу с красной обивкой, у основания которого толпились цилиндры фейрверков и динамита. — …то будете спокойно отсиживаться на стульях, пока за вами не придëт подмога. Не бесконечно, конечно, — охотник резко опустил подмастерье вниз отчего его ноги больно ударились о землю, и потащил его к этому трону. — Десять минут — лимит на спасение. Если время истечëт, и никто так тебя и не спасëт, то тебя сначала унесëт на сотню метров вверх, а потом разорвëт на части, — сажая Гренуя на сидение и намертво фиксируя его на нëм, Эзоп говорил всë это настолько просто и устало, что могло показаться, будто для него это было обыденной скучной рутиной. — Но мне больше по нраву убивать вас целыми. Грязи меньше. — Мсье, позвольте вопрос… — Такому душке грех не позволить вопрос, — Карл натянул жуткую маску обратно и усмехнулся. — Что ты хотел? — Мсье, зачем Вы это делаете? Вы тоже пришли сюда за выигрышем? — Жан Батист безропотно замер на стуле и смотрел своими пустыми глазами на охотника. Эзоп лишь в очередной раз зловеще и хитро улыбнулся. Развернувшись спиной к парню, чтобы уйти, он бросил ему через плечо: — Всему своë время. Твоя задача — выжить, а не искать ответы на вопросы. Гренуй проводил странного человека взглядом до того момента, когда в воздухе ослабнет запах формалина, перемешанного с духами. Как только его аромат растворился, он резко рванулся вперëд, намереваясь разорвать верëвки. Путы только сильнее сдавили его грудную клетку и впились в рану. Тихо зашипев от боли, подмастерье нахмурился и постарался достать руки из-под тугих широких ремней. На первый взгляд казалось, что стоило бы просто сильно прижать руку к ручке трона, и она бы освободилась, но на деле, как Гренуй не крутил еë, достать так и не смог. Пальцы от перекрытых ремнями артерий покраснели, вены выступили синими нитями под кожей. Жан Батист, не смевший и думать о принятии такой жалкой участи смерти в первые минуты игры, попытался наклониться к своей суме на поясе и выудить из неë зубами что-нибудь острое, но хлынувшая из открывшихся ран кровь вследствие этой попытки, остановила его. Тогда Гренуй вздохнул, откинул голову на спинку стула и безэмоционально огляделся. Никого не было. Закрыв глаза, он медленно втянул в себя прохладный летний воздух. Сквозь запахи сырой земли, камня, дерева, старого лака, металла, ржавчины и скудных трав, он пытался поймать хоть один человеческий аромат. Чëтче всех ощущался Эзоп, который ещë совсем недавно был здесь, но его веяние химикатов и смерти уже начало растворяться в лëгком тумане полудня. Где-то вдалеке, едва уловимый, чувствовался тонкий манящий аромат диковинных цветов, шëлка и красоты. Именно так он называл тот аромат, который сводил с ума людей, даже не осознавающих этого, который сводил с ума и его. Сглотнув сухой ком в горле, подмастерье замотал головой. «Та девушка в диковинном платье… Надеюсь, он еë не убьëт…» Помимо этого, поблизости не витало ни одного даже намëка на людей. Само по себе место это было заброшено, и даже отдалëнной надеждой на спасение не пахло. Сконцентрировавшись на обонянии, Гренуй будто абстрагировался от реальности, ослеп и оглох, существуя лишь в мире запахов. Именно по этой причине его прилично напугало касание чужой холодной руки, а затем и человеческий голос. Жан Батист вздрогнул и открыл глаза. Не будь он связан, то скорее всего бы напал на незнакомца, так незаметно подкравшегося к нему. — Oh, bonjour, mon ami! — Джозеф облегчëнно выдохнул и улыбнулся подмастерью, увидев его реакцию. — Слава богу, Вы живой! Погодите, мсье, я освобожу Вас. — Français? Êtes-vous aussi de France? [Французский? Вы тоже из Франции?] — Гренуй, ошарашенный появлением фотографа даже более, чем нападением охотника, не сопротивлялся его действиям, позволил себя освободить и усадить на землю. — Je ne pensais pas trouver un compatriote ici! Drôle de coïncidence, n'est-ce pas? [Я и не думал встретить здесь соотечественника! Забавное совпадение, не так ли?] — расположив раненого на сухой траве возле полуразрушенной стены лабиринта, Дезольнье спешно поставил камеру на треногу и достал из кармана чëрную коробочку. — Здесь небезопасно, так что потерпите боль ещë немного. Быстрый отход нам не помешает. Как несмышлëный котëнок, парень, не моргая, уставился на белое лицо спасителя: — Comment m'as-vous abordée?.. Je ne t'avais pas remarqué… [Как Вы подошли ко мне?.. Я Вас не заметил…] — пролепетал он. — On m'a souvent dit que je suis assez discret. Je pense que vous es juste fatigué [Мне часто говорили, что я довольно незаметный. Думаю, Вы просто переутомились]. И вот так, на всякий случай… — фотограф сделал фотографию лабиринта, где находился, чтобы в случае чего суметь сюда вернуться. Далее Джозеф спешно поменял листы с плëнками, заправив фотографию церкви в проявочную ячейку, а фотографию лабиринта — в коробочку, и принялся запускать сложный механизм. — Quel est ton nom, mon ami? [Как Ваше имя, мой друг?] — Jean Baptiste. Grenouille [Жан Батист. Гренуй], — подмастерье ещë раз втянул в себя сырой воздух, но заметил лишь слабый запах жжëной плëнки. «Как странно… Очень странно! Неужели я не один такой?.. Нет, сейчас не время. Но этот человек спас меня. Зачем? Он что-то знает? Ему что-то нужно? Нет, это странно, он ведь даже имя моë спросил». — Гренуй? Мило-мило. Ирония по-французски*, — Джозеф пропустил смешок, пока возился с переключателями на камере. — Меня зовут Джозеф Дезольнье. Cependant, vous connaissez déjà mon nom. J'étais assez bruyant dans le salon. [Впрочем, Вы уже наверняка знали мое имя. Я был довольно шумным в гостиной]. Нажав последнюю кнопку, он активировал портал: из объектива вырвались голубоватые лучи света и сложились в проекцию загруженного в отсек снимка, а именно — фото старой церкви. Энергично похлопав самому себе за гениальность, он подошëл к Жану Батисту и присел на корточки, чтобы оценить его состояние. — Позволите Вас осмотреть? — Гренуй кивнул и поднял рубашку. Дезольнье сразу серьёзно нахмурился. Порезы были глубокими. Кинжал разрезал плоть несчастного до кости — белое ребро показывалось каждый раз, когда парень делал вдох. — Первой помощью тут не обойдётся… J'ai lu beaucoup de livres médicaux pendant que je vivais dans le monde de la photographie, mais je n'ai pas encore testé mes pouvoirs dans la pratique. Dommage qu'il n'y ait pas de médecin à proximité… La seule chose que j'ai avec moi, c'est un fil à coudre et une aiguille. Je sais que ce n'est pas assez, mais je ne peux pas offrir plus [Я читал много медицинских книг, пока жил в фото-мире, но на практике пока не испытывал свои силы. Жаль, что рядом нет доктора… Единственное, что у меня при себе — швейная нить и игла. Знаю, этого мало, но большего я не могу предложить]. Гренуй, размышляя, замолк на пару секунд, но пришëл к выводу, что с такими ранами ему будет проблематично даже дойти до ворот. «Что ж, предлагают — бери. Это не самое худшее, что могло случится». Через пару секунд он всë же кивнул и хотел было заранее поблагодарить фотографа, но тут до его носа донëсся запах формалина и кожи. Парень широко раскрыл глаза и повернулся в сторону исходившего аромата. Джозеф непонимающе повторил действие, но ничего не заметил. Как дикий зверëк на охоте, Жан Батист замер, часто дыша, стараясь понять, куда движется хантер. — Nous devons sortir d'ici. Immédiatement. Voici venir le chasseur [Нам надо уходить отсюда. Немедленно. Сюда идëт охотник], — Гренуй опустил рваную одежду обратно и прижал еë к ранам. — Что? Как Вы это определили? — Дезольнье насторожился и прислушался. — Я никого не-- Тут его голова вспыхнула искрами боли ещë сильнее, чем при пробуждении, словно еë стали сдавливать в тисках. Сердцебиение ни с того ни с чего начало наращивать темп, в висках отдавались его удары, более слабые, чем прежде в церкви, но с каждой секундой они становились крепче. — Мессир? Вам плохо? — поинтересовался уже на английском Гренуй, наблюдая за тем, как его спаситель скривился от головной боли и вцепился тонкими пальцами в волосы. — Надо уходить. — Ух… Та проекция… — Джозеф через силу повернулся и указал на камеру позади себя. — Vous devez passer par le portail. Ensuite, vous vous retrouverez dans une église. Elle est assez loin d'ici. Je vais vous aider. [Нужно зайти в портал. Тогда Вы окажетесь в церкви. Она довольно далеко отсюда. Я помогу Вам]. Скорее. Фотограф подхватил соигрока под плечо и медленно, чтобы не беспокоить раны, повëл его к камере. Гренуй тем временем тоже поддерживал спутника, так как Джозеф, мучимый мигренью, сам едва переставлял ноги. Эзоп был совсем рядом и явно недоволен: запаха крови вместе с ним не чувствовалось, а значит он никого ещë так и не поймал. Жан Батист, стоя перед переливающейся проекцией, заколебался. Раньше он и камеру-то видел всего пару раз мельком на витринах, когда относил товар покупателям, а здесь столь диковинный аппарат был ещë более незнакомым. Возле портала витала чуть слышимая нотка холода с оттенком аромата старой книги. Гренуй хотел было что-то спросить, но Дезольнье уже мягко толкнул его вперëд. Зажмурившись, подмастерье сделал пару шагов вперëд, исчезнув в снимке. Фотограф быстро сложил ноги камеры и нырнул следом в уже растворяющуюся проекцию. Голова его раскалывалась от давления, сходившее с ума сердце не давало спокойно дышать, и видеть: глаза различали лишь тусклый, идущий полосами и пятнами пейзаж. Когда лишь только нога его осталась за пределами портала, Джозеф вдруг увидел за спиной красно-чëрное пятно, в котором, прищурившись, он узнал человека. Последнее, что фотограф успел уловить замыленным взглядом перед полным переходом через портал, — горящие красные радужки глаз охотника, блеснувшие азартом, стоило ему встретиться взором с Дезольнье. По телу невольно пробежали мурашки, пусть он и знал, что уже находится в безопасности от этого незнакомца. Попятившись, Джозеф случайно наткнулся на скамью в церкви и сел на неë, всë ещë немного сбитый с толку появлением страшного человека с горящими глазами и острой головной болью, которая только сейчас его отпустила. «Значит, из-за охотника начинает болеть голова, и сердце колотится, как дикое… Что это за эффект? Какой-то химикат? — фотограф приложил ко лбу пальцы, словно ожидая ощутить повышенную температуру, но тело его было всë так же холодно. — Давление подскочило?..» — Ça va, monsieur? [Вы в порядке, господин?] — Гренуй, приземлившийся на скамейку правее фотографа, обеспокоенно посмотрел ему в глаза. Джозеф вздрогнул, неловко улыбнулся и повернулся к нему. Лицо парня было бледнее, чем при встрече, веки, будто ставшие тяжелее, были полуприкрыты, а вся поза раненого говорила о том, что сил у него осталось немного. — Cette personne vous a-t-elle fait du mal? [Этот человек Вас ранил?] — Non, non, tout va bien… [Нет-нет, всë в порядке…] — Дезольнье взъерошил свои волосы, чтобы прийти в чувства, аккуратно поставил камеру на ножки возле себя и жестом попросил Гренуя лечь. — Приступим… Avez-vous quelque chose pour désinfecter la plaie? [У Вас есть, чем обеззаразить рану?]. — Mieux vaut se dépêcher [Лучше поторопиться], — Жан Батист, поколебавшись, достал из сумки стеклянный флакон с духами и открутил крышечку. Джозеф почувствовал слабый сладкий аромат персика, который перебивал сильный алкогольный запах. Следом парень достал платок из тонкой белой ткани и протянул спасителю. — Ce parfum est un mariage. Vous pouvez tout dépenser [Этот парфюм — брак. Можете расходовать всë]. «Нужно его отвлечь, — подумал про себя Дезольнье, обильно пропитывая платочек парфюмом. — Иначе ему будет очень больно…» — Vous semblez avoir mentionné que vous travaillez comme apprenti parfumeur. Ces parfums sont-ils votre expérience? [Вы, кажется, упоминали, что работаете подмастерьем парфюмера. Эти духи — Ваш эксперимент?] — фотограф быстро обрабатывал края ран, чтобы не заставлять подопечного страдать, но Гренуй даже не шевелился под ним, хотя спирт отчëтливо слышался в аромате выбраковки. — Oui. J'ai gardé ce parfum pour une utilisation ultérieure. Mais apparemment, il n'y en aura plus. Et vous? Comment avez-vous fabriqué cette voiture? [Да. Я сохранил его для того, чтобы потом использовать. Но, видимо, уже не останется. А Вы? Как Вы сделали эту машину?] — Машину?.. Ах, Вы о камере! — Джозеф напряжëнно улыбнулся, проводя платком вдоль второго пореза. — Il se trouve que je cherchais un moyen de donner vie à des photos, mais mon plan a échoué et j'ai moi-même été longtemps coincé dans une prise de vue [Так вышло, что я искал способа оживить фотографии, но мой план провалился, и я сам застрял в фото-снимке на долгое время]. — Es-vous mort? [Вы мертвый?] — Гренуй внимательно следил за работой Дезольнье и не издавал ни звука, лишь иногда сильнее вздыхая. — Ou vivez-vous éternellement? Pardonnez-moi si cette question vous met mal à l'aise [Или Вы живëте вечно? Простите меня, если этот вопрос для Вас неудобный]. — Всë в порядке, не волнуйтесь. А насчëт смерти… Oui et non. Je ne comprends toujours pas tout à fait… Mais je suis plus enclin à croire que je suis mort, car lors de ma dernière transition dans l'image, alors que j'étais encore en vie, j'ai été mortellement blessé, puis la blessure a disparu. Et ce qui m'a vraiment surpris en revenant à la réalité, ce sont les changements dans le corps. Ce matériel… Cependant, je ne vais pas vous tromper. Vous-même voyez tout. [И да, и нет. Я так до конца и не понял… Но я больше склоняюсь к тому, что мëртв, потому что во время последнего моего перехода в снимок, будучи ещë живым, я был смертельно ранен, а потом рана исчезла. И что очень меня удивило по возвращении в реальность — это изменения тела. Этот материал… Впрочем, не буду морочить Вам голову. Вы и так видите], — Джозеф поднял глаза на парня, отложил платок в сторону и вытащил из кармана тонкую иглу и плотную белую нить. — Слава богу, что именно сегодня я решил подшить рубашку. Mais c'est dommage que je n'aie pas de photos passées avec moi… Je pourrais en apporter des médicaments, mais, hélas, plus de la moitié des photos sont restées dans le manoir, et j'ai perdu l'autre, tombant dans cette obscurité [Но жаль, что у меня нет при себе прошлых снимков… Я мог бы принести из них медицинские принадлежности, но, увы, бóльшая половина фотографий осталась в поместье, а другую я потерял, когда провалился в эту тьму]. — Pourquoi avez-vous voulu faire revivre la photo? [А зачем Вы хотели оживить фотографию?] — Долгая история… Nous voulons tous ramener quelque chose du passé et rester plus longtemps dans le présent, n'est-ce pas? [Все мы хотим вернуть что-нибудь из прошлого и оставить в настоящем подольше, не так ли?] Гренуй удивлëнно замер, услышав эти слова. «Это уже слишком для совпадения. Как тесен мир… — игла проткнула кожу, но парень лишь раздражëнно повëл бровью — для его измученного тела, которое он сам считал лишь отягощением, эта процедура была не более болезненной, чем работа с химикатами у кожевенника. — Может, он тоже что-то чувствует?» — Maître Desolniers [Мэтр Дезольнье]**, — обратился он к фотографу, отчего тот вздрогнул и поднял на него заинтересованный и смущëнный взор. — Non, non, continue. Je voulais demander. Ressentez-vous quelque chose de plus qu'une personne ordinaire? [Нет-нет, продолжайте. Я хотел спросить. Вы не чувствуете что-то больше, чем обычный человек?] — Что это значит? — Peut-être ressentez-vous les gens par un sentiment particulier? Peut-être que vous aimez quelque chose chez certaines personnes? [Может, чувствуете людей по какому-то особенному ощущению? Может, Вам что-то нравится в определëнных людях?] — Oh, mon ami, j'ai peur de ne pas comprendre la question [Ох, мой друг, боюсь, я не понимаю вопроса], — фотограф, не отрываясь более, продолжал операцию, радуясь тому, что кровотечение прекратилось. — Demandez-vous parce que vous ressentez la même chose? Vous m'as si habilement prévenu de l'approche du chasseur parce que vous l'as senti? [Вы спрашиваете, потому что сами чувствуете подобное? Вы так ловко предупредили меня о приближении охотника потому, что почувствовали его?] — Juste une intuition [Просто интуиция], — Гренуй разочарованно вздохнул. «Кажется, я ошибся. Но он совсем ничем не пахнет. Как и я. Как же это возможно? Из-за этого аппарата? — парень кинул взор на камеру и перевëл его обратно на лицо Дезольнье. — Но я точно не встречался ни с чем таким. Может, у него изначально не было запаха? Может, я просто не могу сконцентрироваться?» Жан Батист прикрыл веки и медленно втянул в себя воздух. Как и ожидалось, ничего человеческого не было и в помине. Даже собственная кровь не имела запаха. — J'ai presque fini [Почти закончил], — пробормотал Джозеф, вонзая иглу под кожу своего подопечного и выводя еë конец через другой край пореза. — Au fait, qui est ce chasseur? Il a l'air assez cruel [Кстати, кто этот охотник? Выглядит так, будто он очень жесток]. — Il se faisait appeler Aesop Carl. C'est un homme grand dans un costume et un masque étranges, il sent le formol. Je ne sais pas qui il est, mais il a un couteau et une boîte [Он назвался Эзопом Карлом. Это высокий человек в странном костюме и маске, от него пахнет формалином. Я не уверен, кто он, но у него есть нож и ящик]. — Формалин?.. — Джозеф задумался и нахмурил тонкие брови. — Vous semblez décrire un embaumeur. Le formol n'est généralement pas administré au personnel médical. Que veut-il? [Кажется, Вы описываете бальзамировщика. Формалин обычно не дают медицинскому персоналу. Чего он хочет?] — Embaumeur… Embaumeur… Embaumeur… Qui est-ce? [Бальзамировщик… Бальзамировщик… Бальзамировщик… Кто это?] — Жан Батист словно попробовал новое слово на вкус, медленно произнеся его три раза. — C'est une personne qui prépare le défunt pour l'enterrement [Это человек, который готовит умершего к погребению], — Дезольнье невольно передëрнуло от воспоминаний. Голос его притих и стал не таким энергичным. — Il traite le corps avec du formol et d'autres produits chimiques pour ralentir le processus de… décomposition. Il lave et habille le cadavre pour lui donner un aspect vivant à l'enterrement [Он обрабатывает тело формалином и другими химикатами, чтобы замедлить процесс… разложения. Моет и одевает труп, чтобы он выглядел, как живой, на похоронах]. —Jamais entendu parler de tels embaumeurs [Ни разу не слышал о таких бальзамировщиках]. — Правда? Я думал, что эта услуга стала доступной с момента моего ухода, — Джозеф, довольный своей работой, перекусил нить и, смочив платок повторно, обработал зашитые раны. — Êtes-vous par hasard de Paris? [Вы случайно не из Парижа?] — De là [Оттуда], — отозвался парень, оценивающе оглядывая швы. — Quelle coïncidence! Mon Dieu, Grenouille, il faut que tu me parles de Paris! Ah, que de temps a passé! [Вот так совпадение! Боже мой, Гренуй, Вы просто обязаны рассказать мне о Париже! Ах, столько времени утекло!] — Джозеф восторженно всплеснул руками и схватил пальцы подмастерья, глядя ему прямо в глаза. — Après la fin du tour, je vous invite pour le thé à cette occasion! [После конца раунда приглашаю Вас на чай по такому поводу!] — Merci de m'avoir sauvé, Maître Desolniers, [Спасибо, что спасли меня, мэтр Дезольнье], — Гренуй склонил голову перед фотографом и опустил глаза в знак признательности, проигнорировав его предложение. — Maître… [Мэтр…]** — Джозеф смущëнно запнулся на полуслове, словно его окатили ледяной водой. — Il n'y a pas besoin de telles formalités. Peut-être juste monsieur~ [Не нужно таких формальностей. Можно просто мсье~] После возвращения, думаю, Вам всë равно нужно обратиться к доктору… — Comme vous veux [Как пожелаете], — Гренуй покорно кивнул и встал со скамьи. «Лучше держаться возле него. Если взамен на спасение моей жизни он хочет только послушать о Париже, то грех не согласится. Может, узнаю что-то важное. Важное… Точно», —Maître, je dois vous dire autre chose sur le chasseur. C'est important [Мэтр, я должен Вам ещë кое-что рассказать об охотнике. Это важно]. — Хорошо, но только давайте будем делать это у машинки, — фотограф, смущëнный донельзя, отвернулся от парня и быстро зашагал к машинке, тарахтевшей в стенах церкви, как довольный тигр. —Savez-vous comment les utiliser? Vous voulez vous tenir au clavier ou travailler avec des disques? [Знаете, как ими пользоваться? Хотите стоять у клавиатуры или работать с дисками?] — J'ai essayé de comprendre mais c'est trop dur [Я пытался разобраться, но слишком сложно], — Жан Батист с сомнением поглядел на кнопки с буквами и нахмурился. — Je suis semi-lettré et en matière de langue française, mais il n'y a rien à dire sur l'anglais. Pardon, maître. Je pense que je vais juste gêner. Veuillez vous en occuper vous-même pendant que je fais quelque chose [Я малограмотный и в вопросе французского языка, а об английском и говорить нечего. Простите меня, мэтр. Думаю, я буду только мешать. Пожалуйста, займитесь этим сами, а я пока кое-что сделаю], — парень осмотрелся вокруг себя и тут же шмыгнул в угол за старыми восковыми свечами. Джозеф с интересом проследил за действиями парня, который соскоблил немного прогоревшего воска и растëр его в пальцах, но после опять принялся за дешифровку. — Le chasseur a dit qu'il n'aimait pas enfreindre les règles. Assurez-vous de tomber au sol comme si vous aviez perdu s'il vous frappait deux fois. Il est impossible de courir plus loin après ces deux coups [Охотник сказал, что не любит нарушения правил. Нужно обязательно опуститься на землю, словно Вы проиграли, если он ударит Вас дважды. Бежать дальше после этих двух ударов нельзя]. — Два удара? Так вот почему он ранил Вас дважды… Je vais essayer de m'en souvenir, mais n'est-ce pas plus facile à courir? [Я постараюсь запомнить, но не легче ли бежать дальше?] — Si quelqu'un de l'équipe enfreint les règles, le chasseur les enfreindra également [Если кто-то из команды нарушит правила, то и охотник будет их нарушать], — Гренуй схватил со скамейки давно забытую кем-то золотую, пошедшую ржавчиной цепочку, и принялся аккуратно собирать с неë верхний слой. — Si c'est un jeu facile pour lui de me blesser selon les règles, alors je ne peux pas imaginer ce qui se passera si monsieur Carl fait tout son possible [Если то, что он ранил меня по правилам — лëгкая игра, то не могу представить, что будет, если мсье Карл выложится на полную]. — Je ne discute pas [Тут не спорю], — закивал Джозеф, быстро расшифровывая код. Перфолента вот-вот должна была выдать ему последние символы. — Et pourquoi ce monsieur Carl vous a-t-il installé sur cette étrange chaise? Est-ce aussi une règle? [А почему этот мсье Карл посадил Вас на тот странный стул? Это тоже какое-то правило?] — Oui [Да], — Жан Батист старательно тряс флакон с прозрачно-оранжевой жидкостью внутри. — Après m'avoir mis dessus, il a dit que dans 10 minutes, la chaise volerait dans le ciel et me mettrait en pièces. Des feux d'artifice et de la dynamite étaient attachés aux pieds de cette chaise [После того как он посадил меня на него, то сказал, что через 10 минут стул взлетит в небо и меня разорвëт на куски. У ножек этого стула был закреплен фейрверк и динамит], — открыв бутылочку, парень вдохнул аромат получившегося парфюма и мотнул головой. Вынудив из сумки ещë пару бутыльков поменьше, он добавил в него пару капель от каждого и ещë раз, но уже тише, взболтал. — Mais j'ai de la chance que vous m'aies sauvé, maître [Но мне повезло, что Вы меня спасли, мэтр]. — Dans une telle situation, mieux vaut ne pas rester seul… [В такой ситуации лучше одному не оставаться…] — задумчиво ответил Дезольнье, ускорив темп. — Не знаете ли, кто с нами ещë в команде? — Non [Нет], — Гренуй быстрым шагом подошëл к фотографу и сделал пару прысков из флакона. — Oh, euh! Monsieur Grenouille, je pense que ce n'est pas encore l'heure du test parfum! [Ох, эм! Мсье Гренуй, я думаю, что пока что не время для теста духов!] — Джозеф постарался было увернуться, но парфюм уже осел на его коже. — Ceci n'est pas un parfum. Personne ne les sentira sauf moi. C'est nécessaire pour que je puisse vous trouver en cas d'urgence, maître. Pardon [Это не духи. Их никто не почувствует, кроме меня. Это нужно, чтобы я смог Вас найти в случае чего, мэтр. Простите], — Жан Батист спрятал бутылëк и осмотрелся вокруг на наличие опасности. — Но… у них же нет запаха, — Джозеф, чувствительный к каждой мелочи, попытавшись ощутить хоть какую-то нотку нового аромата на себе, так и не смог ничего почуять. — Pour tout le monde sauf moi [Для всех, кроме меня]. — Eh bien, je vais prendre la parole du futur maître… [Ну-с, поверю на слово будущему мастеру…], — машинка громко пискнула и замолчала. Дезольнье заулыбался проделанной работе и пробежался глазами по шифру. — Code assez long. Pouvez-vous vous en souvenir, mon ami? [Довольно длинный код. Сможете его запомнить, мой друг?] —С'est… [Это…] — подмастерье с непониманием тронул пальцами лоб и потëр его, опустив глаза в пол. — Étrange… Est-ce que…? [Странно… Это же…?] Гренуй без запинки повторил код, который Джозеф только сам едва успел увидеть. Фотограф изумлëнно раскрыл свои пустые глазницы и кивнул парню, после чего сам осознал, что может назвать этот шифр, не глядя на перфоленту. — Как это возможно? — Дезольнье помотал головой из стороны в сторону, словно прогоняя из неë комбинацию букв и цифр, но та, как знание о том, что дважды два — четыре, впилось в его мозг с такой силой, словно он знал о ней с рождения. — Je ne comprends pas… C'est quelque chose de la biologie humaine, oui. Il doit y avoir une explication à cela! [Не понимаю… Это что-то из человеческой биологии, да. Наверняка этому есть объяснение!] —Explication… Explication… Explication… [Объяснение… Объяснение… Объяснение], — Гренуй шëпотом произнëс понравившееся слово и опустил голову на машинку. Фотограф продолжал делать предположения насчёт этой аномальной памяти о коде, мешая от волнения французский с английским, но парень его не слушал. Его тоже терзала эта загадка, но даже примерных знаний о том, как эта сложная комбинация могла попасть в его разум, у подмастерья не было. Жан Батист отвлëкся от пустых раздумий, чтобы окликнуть Джозефа, но не решился прерывать его мозговой штурм. «Он озвучивает каждую свою мысль? — Дезольнье, нервно постукивая ногой и сложив руки в замок, произносил вслух множество научных терминов, которые Гренуй не знал и на родном языке. — Это… Наверное, у умных людей такая привычка. Ему так легче запомнить?» — Grenouille, mon ami, et si ce n'était qu'un rêve lucide? [Гренуй, друг мой, а что если это просто осознанное сновидение?] — фотограф поднял на парня просветлëнный взор, словно согласие неграмотного подмастерья бы объяснило всë происходящее. — Мы можем решать, что нам делать, но в конце концов заперты в том мире, который создал кто-то извне. И если так… si c'est le cas, nous devrions nous réveiller au manoir lorsque nous échapperons au rêve! Mais comment quelqu'un pourrait-il projeter leur emplacement et leurs règles dans nos têtes? Ou nos corps sont-ils réels mais existent dans le rêve de quelqu'un? Qu'est-ce que tu penses? [если так, то мы должны очнуться в поместье, когда сбежим из сна! Но как кто-то смог спроецировать свою локацию и свои правила в наши головы? Или наши тела реальны, но существуют в чьëм-то сне? Как думаете?] Внезапно сердца обоих сильно ëкнули. Жан Батист, для которого такое было здесь впервые, испуганно вздрогнул, схватившись за рубашку. Джозеф же сразу оглянулся вокруг себя, ища подсвеченный красный образ охотника. — Maître, je suis désolé, mais je ne pense pas que nous ayons le temps d'y penser [Мэтр, извините, но я думаю, что у нас нет времени на то, чтобы думать над этим], — Гренуй отчëтливо услышал в воздухе тяжëлый запах крови и формалина и повернулся в ту сторону, откуда он исходил. Взгляд его упал на красный силуэт Эзопа, стремительно преследующего свою новую жертву. Парень непонимающе наклонил голову: он был уверен, что хантер находится не менее, чем в семидесяти метрах от них, и его наверняка должны были скрывать стены церкви, но он продолжал отчëтливо видеть образ Карла, который довольно быстро приближался к ним. — Comme ça?.. [Как это?..] — Je ne l'ai pas compris moi-même, mais la même chose s'est produite quand vous as été blessé [Я не разобрался сам, но то же самое произошло, когда Вас ранили], — нахмурившись, объяснил Дезольнье и подошëл к камере. Заправив в неë снимок прошлого места, где он нашëл прикованного к стулу Гренуя, фотограф активировал телепорт и подозвал к себе парня. — Je vais retarder le chasseur, et vous, avec celui qu'il poursuit, fuyez par le portail et aidez-vous les uns les autres. C'est ma demande. Et n'oubliez pas que la première tâche est de déchiffrer le code [Я задержу охотника, а Вы вместе с тем, кого он преследует, убегайте через портал и помогите друг другу. Это моя просьба. И не забывайте, что первоочередная задача — дешифровка кода]. — Mais comment veux-- [Но как Вы--] — Жан Батист, наткнувшись взглядом на ножны на поясе фотографа, ответил сам на свой предполагаемый вопрос и тут же закивал. — Je te trouverai si vous as besoin d'aide [Я Вас найду, если понадобится помощь]. — J'espère que ce ne sera pas nécessaire [Надеюсь, что она не понадобится], — Джозеф улыбнулся угрюмому спутнику и направился к западному выходу из церкви, откуда и приближалась опасность. Жан Батист спрятался за одной из скамеек, но ждать долго не пришлось: буквально через пару секунд воздух разорвал напуганный девичий вопль. Сердце Дезольнье забилось быстрее, в голове стала вновь нарастать тупая боль, но он не двинулся с места стоя прямо в проходе. Навстречу ему, со стороны разрушенного заросшего сада, выскочила перепуганная Мичико. Еë причëска растрепалась от быстрого бега, ноги то и дело заплетались в длинных и тяжëлых полах тëмно-красного кимоно, кукольное личико с огромными глазами было смертельно бледным от ужаса. Девушка бежала вперëд, не смея ни оглянуться, ни сфокусировать взор, поэтому не сразу заметила Джозефа, бросившегося к ней. — Кто-нибудь, помогите! Прошу, на помощь! На помощь! — в истерике выкрикивала несчастная. Еë милый голос был настолько перепуганным и жалостливым, что напоминал клич грациозного хрупкого животного, от которого замирал весь лес. Столкнувшись лоб в лоб с фотографом, она сначала в страхе взвизгнула и закрылась от него руками, чуть было не упав назад, но Джозеф придержал еë за талию и растормошил: — Нет! Нет! Пожалуйста! — Мa chère Мичико, успокотесь, это я, — фотограф легонько потряс гейшу за плечи, и та подняла на него бездонные, почти что чëрные радужки своих прелестных глаз. — Мсье Дезольнье, узнаëте? — Мсье Дезольнье… — Мичико на секунду словно пришла в себя и даже тронула белую щëку фотографа, чтобы убедиться, что он настоящий, но страх, нарастающий в еë сердце, вновь вернул на еë лицо безумный ужас. — Боже, пожалуйста, бежим скорее! Там!.. Там! — Я знаю, знаю, мадемуазель. Бегите в церковь, там Вам поможет мой друг, — «сейчас не время объяснять про портал, да и она совсем не в том состоянии, чтобы понять даже беглое описание», — Джозеф отпустил девушку и подтолкнул еë в сторону заброшенного готического здания. — Скорее, пока я задержу его! — Нет! Нет, бегите! Вы не понимаете! — Мичико вцепилась в рукав фотографа и потянула его за собой, слëзно умоляя одуматься, но тот лишь мягко положил на еë руки свою и посмотрел ей в глаза. — Пожалуйста, уходите. Не беспокойтесь за меня, — Джозеф рывком вырвался из еë хватки и уже настойчиво развернул еë прочь. — Уходите и спрячьтесь! Мичико поколебалась с мгновение, но после сразу же рванула в церковь. Придерживая полы кимоно, чтобы не споткнуться, гейша вскоре исчезла во тьме зала. Боль в голове уже стала невыносимой, когда фотограф проводил взглядом еë ускользнувший красный с золотыми узорами бант оби. Джозеф выдохнул и достал из ножен саблю. «Дальше о ней должен позаботиться мсье Гренуй. Если повезëт, то я избавлюсь от этого охотника». Левая рука крепче стиснула рукоять, взгляд стал решительным и серьëзным, все мышцы напряглись, готовые к действию, и лишь сердце его сходило с ума, отдаваясь в висках тяжëлым уханьем. Пустырь между садом и церковью давал Джозефу преимущество в обзоре, и потому он чувствовал себя спокойно. Пусть он никогда и не служил в армии благодаря аристократическому происхождению, но с оружием управлялся очень искусно, а в бою показывал себя настоящим мастером фехтования. Фамильная сабля была его другом, его третьей рукой, на которую он мог положиться, как на себя самого. Несмотря на то, что прошло несколько веков с последней его дуэли, Дезольнье никогда не забывал о тренировках. Всë его тело застыло в напряжённой позе, подобно камню. Со стороны могло и правда показаться, что какой-то неизвестный скульптор оставил в этом забытом богом месте свою искусную работу. Тут из арки, заплетëнной уже давно засохшими и задубевшими путами винограда, на свет вышел высокий человек. Выше, чем положено было бы быть нормальному высокому человеку в понимании Джозефа. Охотник неторопливо покинул тень сада и встал в метрах десяти от него, протирая кинжал от свежей крови. Несмотря на то, что лицо Эзопа было закрыто шипованной маской, по его прищуренному надменному взору и высоко поднятому подбородку было понятно, что он открыто насмехается над противником. В сердце Дезольнье стало постепенно пробираться сомнение — первое семечко животного ужаса, когда человек уже не ощущает себя живым от страха. Фотограф сглотнул и отставил правую ногу подальше, чтобы суметь сорваться на охотника первым, но тот и не думал нападать: Эзоп лишь до безобразия медленно проводил белым платком вдоль лезвия и узорной рукояти ножа. Серые глаза неприятно гуляли по сопернику, словно ощупывая каждый сантиметр его тела. Наткнувшись на оружие, глаза только больше прищурились от улыбки. — Хочешь со мной сразиться? — усмехнулся Карл, стянув с лица маску, и медленно сложил платок в аккуратный треугольник, убрав в карман. — Дуэль… Как благородно… — Зачем Вы хотите нас убить? — Джозеф напряжëнно следил за каждым движением бальзамировщика, но тот был расслаблен и явно не готовился к атаке. Открыв своë лицо он дал внимательному взгляду фотографа ещë большей форы, но полуприкрытые холодные глаза прожигали его лоб подобно раскалëнному добела металлу. — Обычно вы начинаете задавать этот вопрос только через раундов пять, — Эзоп приложил палец к подбородку и перевëл взор влево, будто стараясь вспомнить точное число. Дезольнье повëл носком левой ноги в сторону Карла. От звука тот обратно вернул внимание на соперника и с издëвкой ухмыльнулся. — Как погляжу, Вы смельчак. Обычно люди убегают от меня в ужасе, ещë даже не увидев. Разве Вы не хотите сделать того же? Джозеф промолчал, лишь поджав губы. Изначальная решимость по какой-то причине стала покидать его тело. Страх, как яд, начал растекаться по каждой его клеточке, пусть сам Дезольнье не осознавал этого. Сфокусированный взор стал чаще отвлекаться, будто ища угрозы не от Эзопа, а от его окружения. Голову нещадно колотили невидимые молоточки, бьющие в такт его сердцу. Подсознательно фотограф был в ужасе от самой ауры бальзамировщика, но трезвым умом он ещë не ощущал этого и визуально не поменялся в лице. — Что значит «пятый раунд»? — Правда думаете, что, направив на меня саблю, Вы чего-то добьётесь? — Эзоп, раскрыв руки в стороны, словно показывая свою беззащитность и мирные намерения, сделал первый шаг навстречу. В левой руке он продолжал держать кинжал. «Тоже левша, — мрачно отметил про себя фотограф, сильнее выставив остриë вперëд и подняв плечо. — Это минус… Или же он блефует? Заметил, что я держу оружие в левой руке и решил меня перехитрить? Нет, он держал его в этой руке уже когда вышел из арки…» — Честно говоря, я невероятно удивлëн, что Вы решились противостоять мне. Защищать своих союзников… Спасать их… — Карл шаг за шагом приближался к Дезольнье. И с каждым сантиметром приближения, рука Джозефа начинала подрагивать сильнее, как и ноги. Не понимая реакции собственного тела, фотограф на секунду отвлëкся от охотника и посмотрел вниз: колени его мелко тряслись, выставленная вперëд шпага колебалась в воздухе. — Это же Вы спасли того заморыша? Удивлëн, очень удивлëн… Так стараться ради незнакомцев… Вы действительно хороший командный игрок. Не помню Вас здесь раньше, но игра даëтся Вам легко… — Н-не подходите! — голос Джозефа дрогнул против его воли и грозный приказ вдруг превратился в отчаянную мольбу. «Да что со мной такое?! Что происходит?! — фотограф весь покрылся холодным потом, под одеждой забегали мурашки. — Почему я так себя веду?.. Это какой-то психологический приëм? Яд? Но он меня даже не касался. Как же так?..» Карл, уже приблизившийся к жертве на пять метров вперëд, заметил еë реакцию и хищно осклабился. Дезольнье, не меняя позы, постарался встряхнуть конечностями, думая, что так прогонит судорогу, но дрожь не проходила. Сердце вопило о побеге, глаза стали в панике оглядываться, ища укрытие, ноги сами собой сделали шаг назад. — Скажите, как Вас зовут? Хочу знать имя человека, дерзнувшего на меня напасть в первую же встречу… — бальзамировщик сделал ещë один шаг, не сводя кровожадного взгляда с лица Джозефа. — Какой Вы интересный… Весь белый, внутри пустой… Как полая статуя… Брызнет ли кровь, если Вас ранить?.. А если попробовать ударить прямо в глаз? Почувствуете ли Вы что-то?.. — Прекратите! Хватит ко мне приближаться, и-иначе Вам не избежать боя! — как можно более решительно выкрикнул фотограф, вцепившись в рукоять сабли. Охотник был уже так близко, что до носа доносился слабый аромат формалина, о котором говорил Гренуй. — Я прекрасно владею оружием, Вам же л-лучше не подходить ближе! — Какое совпадение! Я тоже хорошо с ним обращаюсь, — Эзоп с пафосом показательно поиграл в руке кинжалом. — Будет интересно посмотреть, кто же лучше… Вблизи рост охотника казался ещë более аномальным. Небольшой, как думал издалека Дезольнье, кинжал, теперь больше напоминал меч. Взор совсем затуманился и замылился от ужаса, вещи стали терять свои пропорции, стали становиться крохотными на фоне этого высокого человека. Отступая на два шага назад, фотограф не отдалялся от него, так как бальзамировщик делал шаг навстречу. Серые глаза гипнотизировали его, не давали даже подумать о том, чтобы отвернуться и броситься наутëк. Только когда его каблук коснулся ступеней церкви, Дезольнье понял, что больше вслепую ему так не уйти. «Мне не может быть страшно! Не до такой степени! Кто он такой, чтобы я дрожал перед ним?!» — пусть Джозеф внутренне и был возмущëн этим фактом, но в реальности же трясся от необъяснимого ужаса. «Нет… Сейчас или никогда!» — фотограф собрал последнюю волю в кулак и, когда между ним и Эзопом оставалось не больше двух метров, рванул ему навстречу. Дезольнье замахнулся на него, чтобы нанести рубящий удар, но молниеносный ответ ножа отразил неподготовленную атаку. Из-за силы удара и угла столкновения двух лезвий сабля изогнулась и с металлическим треском переломилась. Остриё звонко упало на камень и отскочило в сторону. Руку Джозефа от такой атаки пронзило резкой болью, отчего она машинально задрожала и разжала рукоять. Здоровой конечностью он перехватил повреждëнное запястье, и опустошëнный отчаянием и ужасом взгляд медленно поднялся от сломанного оружия на Эзопа. Тот, показывая свои белоснежные зубы, смотрел на него сверху вниз, открыто заявляя этим свою очевидную победу. Всë тело Джозефа заколотило от страха. «Я безоружен… Что мне делать? Я… Я ещë ни разу так легко не проигрывал… Не боялся…» — Неплохая попытка, — Карл перехватил прямую рукоять кинжала так, как держал свою саблю пару секунд назад Дезольнье. — Наверное, ощущаешь дикий страх, — охотник чуть наклонил голову вниз и вбок, не сводя глаз с фотографа. — Хочеться убежать, но для тебя это впервые, не так ли?.. Бедняжка. Я вполне уверен, что если бы твоë лицо не было таким белым, то я бы увидел, как кровь оттекает от твоих щëк, как твои зрачки, суженные в точку, в ужасе мечатся по моему телу, ожидая удара… Но пустые глазницы тоже весьма заводят~ Бальзамировщик, гипнотизируя жертву взглядом, начал заносить над ней кинжал. Отвлëкшись на это едва заметное движение, Джозеф резко пришëл в себя и отскочил назад, выставив для защиты скрещëнные иксом руки. Удар был нанесëн в следующее же мгновение, отбросив его на полметра назад. От адреналина фотограф не почувствовал боли и, не ожидая следующего нападения, бросился к телепорту. Позади раздался зловещий смешок, но следом за ним возник недоумевающий возглас. — Что за?.. — Карл, будто чем-то глубоко оскорблëнный и возмущëнный, оглядел лезвие кинжала. Оно было всë таким же чистым и серебристым, ничуть не запачканным чужой кровью. Лишь на стороне пореза было немного белой крошки и пыли, словно он резанул побеленную стену. «Я точно его ударил! Где же кровь?» — разъярëнный охотник обозлëнно зыркнул вслед убегающему Дезольнье и бросился за ним следом. Стремительно настигнув фотографа в пару секунд, бальзамировщик полоснул его по спине, ожидая услышать болезненный вскрик, увидеть глубокую царапину или брызнувшую кровь, но ничего не произошло: Джозеф от резкого удара только подался вперëд, чуть было не упав, но удержался и схватил в руки камеру. Ныряя в растворяющийся портал, Дезольнье увидел уже блеснувшее над головой лезвие и зажмурился, уже почти ощутив удар, но телепорт успел исчезнуть до этого момента, не дав ранить своего создателя. По инерции фотограф, уже находясь далеко от церкви, попятился назад, прижимая к груди камеру, и врезался спиной в стену. Ноги его подкосились и он осел вниз, весь дрожа. — Qu'est ce qui se passe ici? Qu'est-ce qui ne va pas avec moi? [Что за чертовщина здесь происходит? Что со мной такое?] В последний раз я себя так чувствовал только в детстве, да и то… Кто этот человек? Он меня ранил… Точно, боже, раны! — Джозеф тут же опустил взгляд вниз осмотрел руки, затем бегло ощупал спину. Испуганный взор вдруг стал удивлëнным. — Ничего? Но… Но я был уверен, что… — Дезольнье закатал рукава и ещë раз внимательно провëл пальцами вдоль линии пореза на предплечьях. Под подушечками пальцев ощущалась неглубокая царапина — слишком мелкая, чтобы заметить еë сразу. — Значит, это какая-то особенность моего тела? Удары меня не берут?.. Удары меня не берут… Dieu, quel idiot je suis! Si mon sabre était intact, alors je serais invulnérable!.. [Господи, какой же я идиот! Если бы моя сабля была цела, то я был бы неуязвим!..] Откуда вообще взялся этот страх? Джозеф подогнул под себя колени и уткнулся в них лбом. Устало выдохнув, фотограф зажмурился и нахмурил брови из-за терзающего его стыда. Он хотел было подумать над ситуацией чуть дольше, но тут его спины коснулась что-то холодное и липкое. Резко вздрогнув, Дезольнье отполз в сторону, подтащив к себе камеру и с вопросом уставился на стену, на которую опирался всë это время. Поняв, что это на самом деле была спинка тяжëлого чëрного гроба, Джозеф похолодел от ужаса. Конечности его вновь сковал трепет животного страха, и он застыл на месте, наблюдая, как гроб постепенно покрывается чëрной смолой. Всего через несколько секунд из склепа послышался знакомый пугающий смешок. Шагнув из своего укрытия наружу, Карл глубоко вдохнул, словно после погружения под воду и жадно ухмыльнулся, заметив на земле возле себя перепуганную жертву. — Забавно, что у нас с тобой схожие способности. Что скажешь? — Эзоп провëл пальцами по ребру гроба и сделал шаг ближе. — Думаю, он будет тебе в пору. Лучше подчеркнëт твою бледность и испуг, чем этот проклятый ракетный трон. К тому же будет намного комфортнее~ — Дезольнье, больше не собираясь подпускать ближе охотника вскочил на ноги и рванул прочь. Улыбка сползла с лица бальзамировщика, глаза сверкнули презрением. — Все вы становитесь разговорчивыми только оказавшись в безысходном отчаянии. Нет бы кто согласился хоть раз… Фотограф, не зная местности, рванул в каменный лабиринт. Не помня себя от ужаса, он петлял из стороны в сторону, не разбирая дороги. Разум его заполнил чистый страх, от которого он не мог ни убежать, ни спрятаться. Позади отчëтливо ощущались тяжëлые шаги кожаных сапог и звон металлических готических украшений и ремней. Дыхание охотника, несмотря на скорость бега Джозефа, постоянно слышалось прямо над ухом. По пути Дезольнье пару раз переворачивал за собой высокие кованые держатели для ваз, в которых уже давно засохли все цветы, но эти препятствия никак не замедляли преследователя. Голова шла кругом от страха, перед глазами стояла высокая фигура Эзопа, гроб, покрывающийся чëрной смолой и он сам, закованный в этот склеп глубоко под землëй. Перспектива быть погребëнным заживо его пугала не меньше, чем рассказ Гренуя о ракетном стуле. Краем отчаяния для фотографа стал тупик лабиринта. Каменные стены, заросшие плющом и диким виноградом, окружали его с трëх сторон, отрезая от побега. Позади уже вырастала тень охотника. Не придумав ничего лучше, Джозеф поставил камеру на треногу и в истерике стал запускать аппарат. Тонкий механизм, словно чувствуя страх создателя, заедал и не хотел работать. — Ну же! — Дезольнье трясущимися пальцами щëлкал рычажками и кнопками, но аппарат не поддавалася, лишь жалобно скрипя и с трудом проявляя картинку. — Давай же, быстрее, работай… Ну… Тут камера окончательно отключилась. Медленно, уже осознав своë бедственное положение, Джозеф коснулся проявочного отсека и отдëрнул руку назад — металл раскалился до такой степени, что из-под крышечки с плëнкой заструилась тонкая нить дыма. Плечи фотографа от отчаяния опустились вниз, пальцы рассеянно отключали рычажки, пока на спине чувствовался тяжëлый, подобный молоту взгляд охотника. Поломка камеры для Джозефа в этот момент казалась более значимой проблемой, чем стоящий позади убийца. — Нет, нет, ну как же… Я был неосторожен и… Надо… Надо починить, — в шоковом состоянии Дезольнье хотел было начать ремонт аппарата, но тут его плеча коснулась облачëнная в чëрную с красными вставками перчатку рука. Фотограф вздрогнул, но побоялся поворачиваться. — И правда обидная поломка, — вкрадчивый низкий голос прозвучал прямо над левым ухом, заставив каждый сантиметр жертвы покрыться гусиной кожей. — Я всë больше удивляюсь тому, как ты меня упорно избегаешь. Сумасшедшие и те бросаются прочь, почувствовав меня рядом, а ты мало того что сначала в драку полез, так теперь и игнорируешь меня, — хватка на плече услилась, Джозеф вскрикнул от боли и вцепился ногтями в мучителя, но сквозь ткань перчатки охотник даже не почувствовал этого отчаянного жеста. — Никак не определюсь, нравится ли мне это или раздражает! Внезапно слева блеснул кинжал и в мгновение приблизился к шее Джозефа. Не успев отреагировать, он ощутил лишь только как остриë прошлось по его горлу с неприятным скрежетом. Дëрнувшись и схватившись за рану, Дезольнье повалился вперëд, на колени, закрыв обзор для Эзопа. Всë тело фотографа задëргалось, изо рта вырывались короткие судорожные вдохи и хрипы. Карл, понаблюдав за его мучениями с пару секунд, словно проверяя, довольно осклабился и присел на корточки возле сжавшегося в три погибели Дезольнье. — Вижу, ты не такой уж и неуязвимый~ Я ожидал, конечно, банальщины в стиле удара в сердце, но, оказалось, было достаточно перерезанного горла? Не бойся, я сделаю так, чтобы шрам был незаметным, когда положу твоë тело в гроб. Рука потянулась было к содрогающемуся фотографу, чтобы поднять его лицо и посмотреть на проделанную работу, но стоило коснуться кончиками пальцев его спины, как Джозеф резко отпрянул в сторону и бросил в глаза Эзопа горсть песка. Карл не успел отреагировать и слишком поздно вскинул руку, чтобы защититься от полетевшей в него пыли. Возмущëнный и удивлëнный взор охотника, прежде чем потерять фокусировку от попавшего в него сора, выхватил главную деталь: шея жертвы была абсолютно цела. — Агх! — бальзамировщик тут же зажмурился, когда его глаз коснулся песок и вскочил на ноги. Тем не менее, левая рука его беспорядочно продолжала наносить удары впереди себя, надеясь на случайное попадание. — Чëртов крысëныш! Ты за это поплатишься! Я ещë ни с кем так обходителен не был, а ты так нагло!.. Я убью тебя! — Джозеф, не теряя времени, быстро схватил поломанную камеру и, пригибаясь к земле, быстро шмыгнул на выход из лабиринта. — Порублю на куски! Уничтожу! Сомневаться в словах бальзамировщика, уже четырежды попытавшимся его покромсать, у Дезольнье не возникало желания. Со всех ног он уносился прочь, уже внимательно следя, куда выводит его лабиринт. Замешкавшийся позади Карл слегка отставал от него, но шëл след в след, не давая фотографу скрыться из виду. «Где же выход?! — Джозеф в панике петлял между стенами, силясь найти место, которое уже видел, но в таком состоянии было сложно понять, проходил ли он по этой дорожке раньше или она для него новая. — Нужно найти ракетный стул, где я нашëл Гренуя. Оттуда уж я смогу выбежать!» Стоило фотографу подумать об этом, как на очередном закутке ему в глаза бросился злополучный трон. Ошибки быть не могло: в земле остались вмятины от треноги его камеры. Обрадовавшись, Джозеф рванул по знакомому пути и выбежал на пустырь. Не решившись бежать обратно в церковь, так как это могло вывести охотника на союзников, Дезольнье бросился к краю территории и уже медленнее побежал вдоль высокого забора с острыми металлическими стрелами наверху. То ли от непрекращающегося страха, то ли от усталости, фотограф довольно сильно запыхался, но не выпускал из рук камеру, заметно его замедлявшую. Безумный смех позади, смешавшиеся с диким разъярëнным рыком оглушал его и не давал остановиться. Вдруг на мгновение шаги сзади прекратились, а над ним самим повисла длинная тень. «Прыгнул!» — догадался Джозеф и резко свернул в сторону. Краем глаза он заметил, как в спину ему летит острый конец кинжала. Широко раскрыв глаза, он развернулся вбок, чтобы ненароком не попасть под удар. Карл легко приземлился на землю, нож вошëл в землю до упора. Воздушный поток, поднявшийся от прыжка бальзамировщика, сильным толчком заставил Дезольнье окончательно потерять равновесие в неудобной позе и упасть. Дикий взор серых, налитых кровью глаз, развернулся в его сторону. Эзоп вскочил на ноги первым и стремительно приблизился к жертве, уже собираясь обезглавить еë, но фотограф успел вовремя пригнуться под направление удара, и кинжал просвистел в считанных сантиметрах от его уха. Извернувшись, Джозеф проскочил между двух длинных ног нападавшего и рванул вперëд. — Хватит убегать! Я ведь хочу помочь~ — с издëвкой прозвучало за спиной, после чего по спине опять с силой прошлось лезвие ножа. — Обещаю подобрать лучшие цветы для твоих похорон, если сдашься сейчас~ — Так себе, ха-а, предложение, мсье! — дерзнул ответить фотограф. От долгого бега в глазах начало мутить, во рту пересохло, а мышцы ныли на каждый его шаг. — Мсье! Неужто invités de France? [гости из Франции?] — жуткий, срывавшийся на хрип от жадного желания догнать Джозефа голос с сильным акцентом произнëс последнюю фразу. — Обещаю быть с таким дорогим гостем le plus courtois [максимально обходительным]! «Чем занимаются все остальные?! Почему до сих пор никто не расшифровал следующую часть кода?! — увернувшись от очередного режущего удара, возмутился фотограф. — Долго я так бегать не смогу. Был бы хоть какой-то момент, чтобы спрятаться, но этот сумасшедший с меня глаз не сводит!» Обернувшись, чтобы проверить, где находится его преследователь, Джозеф столкнулся с ним взглядами, отчего Карл только шире улыбнулся под маской и сделал резкий рывок вперëд. В следующую же секунду лицо Дезольнье обожгло лезвием кинжала. Вскрикнув больше от неожиданности, чем от боли, фотограф прикрыл предполагаемо раненый глаз свободной рукой и свернул к небольшому зданию, стоявшему впритык к забору. Карл замедлил бег и с кровожадностью посмотрел на лезвие. Улыбка опять пропала с его лица, но былого раздражения в груди не было. Теперь он охотился не за кровью Джозефа, а за вопросом, что же в конце концов его ранит. Стряхнув белую крошку с оружия и перчаток, бальзамировщик без особого труда вновь нагнал Дезольнье. «Сколько ещë ты пробежишь, прежде чем твои ноги откажутся идти? — новый удар наотмашь, оставивший на спине жертвы лишь едва заметный порез. — Насколько хватит твоего благородства, прежде чем ты сломаешься? Прежде чем начнëшь умолять меня о пощаде? — фотограф старался избегать острия кинжала, полагаясь на свой слух, но из-за усталости всë чаще стал попадать под руку охотника. — Что ты будешь говорить, когда окажешься на самом дне отчаяния?!» Джозеф, к неудовольствию Эзопа, сдаваться не собирался, пусть и бежал уже из последних сил. Возможно, если бы бальзамировщик не продолжал подгонять его ударами в надежде пробить его «броню», то фотограф бы уже остановился и попытался заговорить ему зубы, но в нынешней ситуации это было бы равносильно тому, что он остановился бы перед несущимся на него на полной скорости железнодорожным составом. Сердце отдавалось тяжкими ударами по всему телу, заставляя его бежать быстрее, но в то же время изматывая организм в полный ноль. Джозеф уже стал было размышлять над тем, как бы перевести дыхание на троне, чтобы прекратить эту гонку на истощение, но на его счастье охотник по какой-то причине стал отставать. Не веря в своë счастье, Дезольнье пробежал ещë пару десятков метров и лишь тогда остановился и обернулся, тяжело дыша. Но облегчение, к сожалению, длилось недолго: оказалось, что Карл просто переключил внимание на другого игрока. — Мсье Орфиус… — пролепетал осипшим от бега голосом Джозеф, безвольно уронив руки вдоль тела. Детектив, всë это время проведший возле наглухо закрытых, напоминавших огромную дверцу сейфа, ворот, теперь попал под удар бальзамировщика. — Я же… специально повëл… охотника по краю… ха-а… чтобы никто не пострадал. Dieu, je t'ai dit de suivre les règles! [Господи, я же говорил, что нужно следовать правилам!] Гнев, выплеснувшийся на детектива за его явно глупую надежду выбраться из этого места, взломав ворота, был обусловлен не столь действительной яростью, а скорее шоком, в котором пребывал фотограф. Пошатываясь на месте, он следил за тем, как перепуганный Орфиус, в котором не осталось ни капли былой уверенности и дерзости, ловко уворачивался от ударов Эзопа. Физическая подготовка, несмотря на долгое отсутствие тренировок, у детектива была приличной. Быстрая реакция позволяла ему уворачиваться от острого кинжала, а гибкое тело помогало молнией нырять под руку нападающего. Бальзамировщик, тем не менее, не казался на его фоне неповоротливым: быстро разгадав стиль противника, он всего через полминуты уже начал заигрывать с его жизнью по-настоящему. Кинжал стал пролетать со страшным свистом в паре сантиметров от жертвы, то и дело задевая еë длинный плащ и оставляя на нëм ровные порезы. Только когда остриë прошлось вдоль по его руке от ладони до плеча, Орфиус со всех ног рванул в обратную от Джозефа в сторону. Карл, прежде чем пуститься в погоню за следующей жертвой, напоследок обернулся к фотографу. Посмотрев ему прямо в душу, бальзамировщик снял с лица маску и с жуткой улыбкой провëл лезвием вдоль своего горла, а после указал им на Джозефа. После этого достаточно понятного сообщения охотник надел маску обратно и побежал следом за детективом. — Пресвятая Дева Мария… — Дезольнье приложил ко лбу руку и покачал головой, пустым взглядом уставившись в землю. — А я думал, что сам сумасшедший… Ха-ха… боже… — фотораф облокотился спиной на холодный кирпич забора и истерически заулыбался. — Ну, хотя бы не ранен. Радуйся, Джозеф, ты всë ещë жив… Опустошëнный взгляд вдруг упал на камеру, которую он сжимал в руках. Голова тут же наполнилась тревогой. В момент забыв о пережитом кошмаре, Джозеф аккуратно поставил аппарат на ножки и закатал рукава. — Перегрев… Просто перегрев… Ха-а, как камень с души! — бегло ощупав и осмотрев каждую детальку, Дезольнье наконец выдохнул. Брови жалобно выгнулись дугой, и фотограф принялся быстро заменять подплавленное дно проявочного отсека на запасной. — Спасибо мне из прошлого, что позаботиться над испытаниями!.. И прости, что не учëл перегрузки… — с ироничной улыбкой добавил он самому себе. *** «Что за херня происходит?! — Орфиус перелетел через низкий кирпичный заборчик, попав на поляну со скамейками и пересохшим фонтаном, заросшим сорняками и мелкими белыми цветочками. Спрятавшись за растянувшимся вокруг фонтана кустом, мужчина затих и в панике стал оглядываться. — Это и есть охотник? Какого чëрта он такой высокий и сильный?» Руки детектива мелко трусило от неожиданного нападения, преследования и самого жуткого образа Эзопа. Сам того не осознавая, он постоянно давал охотнику знать о своëм местонахождении — каждая неудачная попытка взлома ворот сообщалась Карлу, как сообщался выживающим код после дешифровки. Бальзамировщик, увлечëнный прошлыми жертвами, не обращал на это внимания, спокойный за невозможность такого побега, но теперь, злой от неудачной охоты на фотографа, он был готов порвать назойливого детектива на куски. На глаза Орфиусу наконец попался его преследователь: до этого от страха он не мог рассмотреть ни единой его детали, кроме роста и кинжала. Эзоп медленно зашëл на полянку с парадного входа, пройдя через полуразрушенную арку. Его неторопливая походка, скользящий по стенам взгляд, протирание лезвия от крови жертвы, мерное глубокое дыхание — всë это выдавало в нëм чувство тотального превосходства над своими жертвами. Карл был так уверен в себе и своëм чутье, что вëл себя намеренно рассеянно. «Урод… — детектив нахмурился и запустил руку в карман. — Вот, значит, как тут игры устроены? Каким бы жутким ты ни был, ты всë же тоже человек…» — под пальцами раздался тихий механический щелчок, и Орфиус замер, готовый к действию. — Знаешь, как ты надоел со своими попытками открыть ворота? — пожаловался бальзамировщик, важно вышагивая вдоль по главной дорожке. — Постоянно отвлекаться на тебя было утомительно… Из-за тебя я не мог сосредоточиться на погоне. А это меня очень злит, — Эзоп убрал платок, уже больше красный, чем белый, в карман и покрутил в руках кинжал, рассматривая драгоценный камень на его рукояти. — Кем ты себя возомнил? Думал переиграть систему? Детектив не двигался и почти не дышал. В голове, несмотря на сомнения, сработает ли его план, пульсировала лишь одна единственная цель, которая не давала ему потерять самообладание. Внимательный взор его скользил по фигуре бальзамировщика, ища слабое место. Казалось, всë тело охотника с головы до ног было неуязвимо из-за его роста и зловещей ауры, которая будто заранее убеждала жертву, что сопротивление будет бесполезно. «Жди… Жди, Орфиус… Ещë немного…» — мужчина дождался, когда Эзоп пройдëт мимо него и осторожно вытащил из кармана револьвер… Карл остановился всего в метре от укрытия детектива и вопросительно наклонил голову вбок. Кровавый след, тянувшийся за мужчиной, прервался. За спиной вдруг раздался громкий шелест и треск ломающихся веток. Действуя на опережение, бальзамировщик машинально отшатнулся в сторону звука, ещë не повернув головы, и лишь тогда резко развернулся боком, наотмашь полоснув жертву. В воздухе одновременно со свистом лезвия кинжала прогремел выстрел. Пуля пролетела мимо на уровне ниже плеча охотника и попала в скамейку, застряв в дереве. На лице Эзопа в момент отразилось дикое возмущение, смешанное с безумством. В следующую секунду детектив громко вскрикнул и выронил пистолет: кинжал до кости прошëлся по его второй руке, и та безвольно выронила оружие. — Да что ж мне везëт так сегодня, — безумная, до жути страшная улыбка легла на мрачную мину бальзамировщика. Не дожидаясь реакции жертвы, он ногой отбросил револьвер куда-то в фонтан и что есть мочи ударил детектива рукоятью кинжала по лицу. — Как с цепи сорвались! Ты, как погляжу, настолько самоуверенный, что решил сам поиграть в охотника, а?! Остриë оказалось прямо напротив груди мужчины, поэтому он машинально попятился и, споткнувшись о неровную плитку, упал на землю. Напуганный взгляд Орфиуса не отрывался от наступающего на него Карла. Попытка отползти от него подальше не увенчалась успехом: Эзоп схватил его одной рукой за грудки и рывком поднял на уровень глаз. Кинжал одним движением разрезал белую рубашку и обжëг холодом торс детектива. Медленно, оставляя лишь тонкую неглубокую рану, кончик оружия прошëлся снизу вверх, остановившись на уровне рëбер. — Ты, наверное, пропустил все правила мимо ушей, — глубокий голос бальзамировщика пробрал Орфиуса до мурашек. Любое движение сейчас означало смерть, поэтому детектив едва дышал, чувствуя, как на каждом вдохе остриë впивается в его плоть. — Тебе повезло, что ты ещë дышишь, ведь это только первый раунд, и я очень добр. Но повторять дважды я не стану. Ты и трое твоих дружков — жертвы, выживающие, зайцы — называй, как хочешь, — обязаны убегать от охотника и дешифровать код на машинках, чтобы сбежать. Хочешь жить — убегай. Если догнали — сдавайся. Шанс на спасение есть всегда, но он зависит от великодушия твоих союзников. А если захочешь понадеяться на себя и не будешь следовать правилам… — Эзоп приблизил к себе лицо детектива настолько, что мог почувствовать его бешеное сердцебиение почти физически. — …то будешь наказан. Орфиус зажмурился, ожидая боли, но бальзамировщик наоборот метнул окровавленный кинжал на землю. Раскрыв глаза, детектив с непониманием проследил за тем, как пальцы на свободной руке охотника сделала щелчок. Из-под земли стремительно вырос чëрный, вертикально поставленный гроб, украшенный парой цветов жëлтых роз. Поняв, что задумал бальзамировщик, мужчина задëргался и вцепился руками в Эзопа. Тот без особых усилий оторвал его от себя и бросил в склеп. — Нет-нет, пожалуйста! Я буду действовать по правилам! Я больше не стану атаковать Вас! Клянусь! Я просто испугался и-и-- — всë тело детектива стремительно опутали чëрные стебли роз, зафиксировав его на месте так, что двинуться уже было невозможно. — Что за?.. — Жëлтые розы, — Эзоп растянулся в благоговейной улыбке и сложил кончики пальцев вместе. — Мой любимый сорт. Не советую вертеться, так как шипы у этих красавиц пронзят тебя даже сквозь толстый слой одежды. — Нет, нет… — гроб вдруг затрясся и начал медленно уходить под землю. Орфиус от страха задëргался в попытке выбраться, но растения только крепче прижали его к спинке склепа. — А-а… Пожалуйста, господин! К-как Вас зовут? — Эзоп Карл. — Господин Карл! М-мне очень жаль, что всë так случилось! Я искренне сожалею, что выстрелил в Вас. Я просто испугался! Это не более, чем рефлекс! Я больше не возьму в руки револьвер, обещаю! Прошу, отпустите меня! — бальзамировщик сделал вид, будто задумался над предложением жертвы. — Пожалуйста! Я просто не понял правил, но ведь новичкам прощается, так ведь? В правилах не было запрета на использование оружия… — Спасибо, что сказал. Я обязательно попрошу, чтобы этот пункт добавили в основной список, — Эзоп легко вздохнул и развернулся к Орфиусу спиной, уже намереваясь уходить с поляны. — Подумай над своим поведением пока что. — Нет! Господин Карл, прошу! В-Вы сказали, что надежда на спасение есть всегда, но как мне тогда выбраться?! — ног детектива уже коснулась сухая чëрная земля. — Всë зависит от твоей команды, — пожал плечами бальзамировщик, поднимаясь к арке. — Только они могут тебя вытащить. Хм-хм~ Позволю себе немного позлорадствовать. Посмотрим, как твои дружки попытаются тебя вытащить. Если они подоспеют слишком поздно, что ж… Шипы просто сдерут с тебя всю кожу, пока твои союзники будут тащить тебя из гроба, — Орфиус весь похолодел от такого заявления. — Я даю подсказки только послушным игрокам. Ты своим примером послужишь остальным напоминанием о том, что с охотниками не шутят. Или ты правда думал, что сможешь меня убить простой пулей? — Карл повернул голову к детективу и насмешливо осклабился, заставив его поëжиться и отвести виноватый взгляд. — Посмеешь опять поднять на меня оружие, и я не буду церемониться, уж поверь. A bientôt, détective [До встречи, детектив], — Эзоп на прощание покрутил в руках удостоверение Орфиуса, которое, по-видимому, выпало у него из кармана, и бросил его на землю. — Нет, Карл, умоляю! Не уходите!.. Господин Карл!.. Чëрт тебя дери! — мужчина разгневанно дëрнулся, но шипы, вонзившиеся в кожу, сразу остудили его пыл. — Твою же!.. «И что мне теперь делать?» — взор Орфиуса в панике метался по стеблям, обвивающим его тело, по тëмным стенкам гроба, от которого пахло сырой землëй и смертью, по окружению вокруг себя, ища спасения в стоящих рядом скамьях, но тщетно. От досады детектив стукнул затылком по дну гроба, но тот даже не покачнулся, словно врос в землю устойчивыми толстыми корнями. Вздохнув, детектив проглотил последние капли гордости и громко, срывая голос, позвал на помощь. «Боже, надеюсь, Джозеф не станет на меня сильно злиться… Он же понимает, в какой ситуации я оказался — он сам убегал от этого маньяка!.. Чëрт, почему я не следил за тем, кто играет со мной в команде?!» К тому времени почва и мелкие куски доросли до щиколоток несчастного. — Помогите! Кто-нибудь, прошу, на помощь!.. *** — Да что такое… — Джозеф, только-только закончивший ремонт камеры и нашедший новую машинку для дешифровки, вдруг понял, что детективу долго бегать не пришлось. Осмотревшись, он заметил вдалеке красный подсвеченный прямоугольный силуэт. — Это ещë что такое? На стул не похоже… Боже, неужели? — по коже пробежали мелкие мурашки. В голове тут же вспыхнул чëрный высокий гроб, из которого выбрался Эзоп, замигали красными предупредительными огоньками чувства опасности и страха. — Мсье Карл же просто оставил его там? Гроб навряд ли взлетит в небо… — присмотревшись к силуэту склепа, Джозеф заметил, как он медленно, но верно погружается в землю. — Кошмар! Господи, додуматься же ещë до такого! Maniaque fou! [Сумасшедший маньяк!] — Дезодьнье торопливо собрал камеру в охапку и ринулся на выручку детективу. Увлечëнный лишь ремонтом своего аппарата и поиском машинки, фотограф почти не заметил прогремевшего в воздухе выстрела. Тем не менее, он очень чутко отреагировал на реакцию своего тела, когда Орфиуса всë же ударили во второй раз и поймали. Лишь страх, за которым закрепилось это ощущение своей команды, спас детектива от того, чтобы быть погребëнным заживо. Пока Джозеф бежал к нему с другого конца церковной территории, превозмогая непривычную ему столько веков усталость, сам Орфиус об этом не знал и медленно погружался под землю. Дезольнье двигался быстро, но аккуратно, чтобы не привлечь внимания охотника, и постоянно осматривал местность, прислушиваясь к своему сердцу. Но путь оказался не так гладок: примерно на половине дороги к союзнику он услышал чьи-то такие же торопливые и лëгкие шаги за стеной старого здания, параллельно которому он и двигался. Джозеф притих и сглотнул: после такой погони его пугал каждый шорох, а знание того, что в паре метров от него может находиться человек, пугало ещë больше. Незнакомец внутри вдруг тоже остановился и потоптался на месте. — Maître Desaulniers? [Метр Дезольнье?] — тихий голос Гренуя отразился от стен и эхом прозвучал через выбитые окна дома. Через пару секунд его бледное и покрытое нездоровым румянцем лицо показалось в проëме оконной рамы. — Гренуй! Боже, как ты меня напугал! — Джозеф схватился за сердце, словно его прихватило, и выдохнул. — Je ne savais pas quoi penser! [Я уже не знал, на кого думать!] — Pardon, maître [Простите, метр], — парень выскочил наружу и подошëл поближе к фотографу. Глаза его уставились на пустые ножны. — Où est ton sabre? [А где Ваша сабля?] — заметив, как Джозеф внезапно опустил взор, а брови его скорбно и виновато изогнулись дугой, Гренуй поспешил добавить: — Je suis désolé si cette question vous a contrarié, maîre [Простите, если этот вопрос Вас огорчил, метр]. — Non, non, c'est une bonne question… J'ai très honte de l'admettre, mais pour une raison quelconque, j'ai eu peur de l'ennemi pour la première fois de ma vie. J'ai été négligent et j'ai fini par perdre mon arme [Нет-нет, это хороший вопрос… Мне очень стыдно это признавать, но я по непонятной причине впервые в своей жизни испугался противника. Я был неосторожен и в итоге лишился оружия], — Джозеф раздосадованно опустил голову и сжал левую руку в кулак. — Je suis désolé de t'avoir fait me faire confiance… [Мне жаль, что заставил Вас зря надеяться на меня…] — Je ne le dirai à personne [Я никому не скажу], — пообещал подмастерье, попутно выискивая на теле фотографа повреждения. Не обнаружив даже малейшего пореза, парень открыл рот, дабы спросить его об этом, но потом решил не задавать возможно ещë одного неловкого вопроса и покорно замолчал. — Je me suis enfui avec Mademoiselle Michiko, comme vous l'aviez ordonné. Mais elle avait tellement peur que je n'ai pas eu le temps de l'aider avec ses blessures [Я убежал вместе с мадемуазель Мичико, как Вы и велели. Но она была так напугана, что я не успел помочь ей с ранами]. — Ох, это не хорошо… Vous lui as dit de faire le décryptage? [Вы сказали ей, что нужно заняться дешифровкой?] — M'a dit [Сказал], — кивнул парень, но почти тут же виновато втянул голову в плечи. — Je suis désolé, maître, j'ai essayé de la persuader, mais je n'ai pas pu. Elle était complètement sous le choc et s'est enfuie loin de moi. J'ai décidé de décoder la machine moi-même, mais c'est très lent… [Простите, мэтр, я уговаривал еë, но не смог. Она была в полном шоке и убежала от меня. Я решил сам декодировать машинку, но это очень медленно…] — Rien, tout va bien [Ничего, всë в порядке], — «Всë просто ужасно!» — внутренне кричал Джозеф. — D'accord, d'accord… c'est bon [Ладно, ладно… Всë нормально]. — J'ai essayé de vous suivre pendant que vous distrayiez le chasseur. Malgré la perte de l'arme, vous l'avez un peu épuisée. Même le détective ne pouvait pas le distraire aussi longtemps [Я старался следить за Вами, пока Вы отвлекали охотника. Несмотря на потерю оружия, Вы его порядочно измотали. Даже детектив не смог так долго его отвлекать], — подмастерье решил сменить тему, заметив явные нотки паники в голосе фотографа. — Детектив Орфиус! — вспомнив о попавшем в ловушку союзнике, Дезольнье ударил себя по лбу и поманил за собой парня, уже убегая вперёд. — Grenouille, viens vite, il est toujours là dans ce cercueil! Quel imbécile je suis de me lever et de parler de mes problèmes alors qu'un homme meurt lentement! [Гренуй, пойдëмте скорее, он же там до сих пор в этом гробу! Какой же я дурак: стоять и болтать тут о своих проблемах, пока человек медленно умирает!] — Dans un cercueil? [В гробу?] — переспросил парень, догоняя на бегу фотографа. — Oui, Monsieur Carl utilise des cercueils pour se déplacer rapidement [Да, мсье Карл использует гробы, чтобы быстро перемещаться], — Дезольнье залетел за полуразрушенную стену, поросшую от сырости мхом и плющом, и остановил мягким движением Гренуя. Выглянув из-за угла, Джозеф убедился, что опасность им не угрожает и первым вышел из укрытия, подзывая за собой парня. — Je n'ai pas eu le temps de réfléchir à l'agencement de ce mécanisme, mais ce cercueil fonctionne presque comme mon appareil photo. En fait, une téléportation, mais je ne serais pas surpris que ce maniaque à la place de lui-même cloue une autre personne dans un tel cercueil… [У меня не было времени подумать об устройстве этого механизма, но действует этот гроб почти как моя камера. По сути телепорт, но я не удивлюсь, что этот маньяк вместо себя другого человека в такой гроб заколотит…] «Сказал, что боится, но идëт впереди. Странный, — рассудил Гренуй, но тем не менее перечить не стал. — Телепорт, телепорт, телепорт… Знать бы, конечно, что это, но раз похоже на камеру метра, то немного понятнее. И раны… странно, что их нет. Я был уверен, что видел, как его несколько раз ударили ножом. Это потому, что метр не совсем живой? Вид у него и правда странный. На прикосновения кожи было непохоже, когда он зашивал раны. Скорее напоминает те дорогие фигурки из лавки. Из чего же они были? Фар… Фарфор? Стекло? Но стекло хрупкое, оно бы разбилось. Странно. Ладно. Наверное, так и надо. Какое-то специальное крепкое стекло… И не пахнет. Странно». — Гренуй, ха-а, когда достанем мсье Орфиуса, то ты должен будешь помочь ему с ранами, — продолжая бег, попросил Джозеф. — Comprendre? [Понимаешь?] — Oui [Да], — Гренуй, куда менее запыхавшийся, но тяжело ступающий вслед за фотографом из-за своих ран, едва слышно ответил и с интересом вдохнул в себя знакомый аромат. Резко остановившись на бегу и одëрнув бегущего Джозефа, он с недоверием указал в сторону силуэта Орфиуса, уже довольно глубоко ушедшего под землю. — Il y a une très forte odeur de mort et de chasseur. Es-tu sûr que ce n'est pas un piège? [Там очень сильно пахнет смертью и охотником. Вы уверены, что это не ловушка?] — Je n'en suis pas sûr, mais il vaut mieux se dépêcher si on ne veut pas traîner Monsieur Orphius hors de terre comme un navet! [Я не могу быть уверен, но нам лучше поспешить, если мы не хотим тянуть мсье Орфиуса из-под земли, как репу!] — нервно бросил Дезольнье, вырвавшись из хватки Гренуя и ринувшись дальше. — Plus rapide! Plus tard nous nous occuperons des odeurs! [Скорей! Потом будем разбираться с запахами!] — Pardon, maître, — робко пробормотал Жан Батист, беспрекословно последовав вперëд. «На ощупь его одежда такая же странная. Хрупкая, как тонкое стекло, но при этом мнëтся и не ломается, — Гренуй ещë больше задумался, отчего его брови превратились в напряжëнную линию. — Наверное, поэтому у него нет ран от ножа? — судьба детектива совсем не занимала его — интерес к совершенно неизвестной сути его нового спутника намного сильнее привлекал его внимание. — Даже к мертвецам у меня меньше вопросов. Но я точно отпугну мэтра, если задам их сейчас. Надеюсь, что выдастся ещë минутка». Когда пара выживших наконец-то достигла злополучной поляны, Орфиус был погребëн под землю уже по грудь и продолжал уходить под землю. Заметив движущуюся к нему подмогу, детектив громко окликнул обоих и активно задëргался. — Джозеф, Гренуй! Господи, спасибо, что вы решили меня спасти, спасибо, спасибо!.. Подмастерье первым достиг бедняги и оценил ситуацию. Фотограф, подоспевший следом, тоже с потерянным видом остановился рядом. Чëрная вершина гроба, торчавшая над головой детектива, была украшена двумя огромными шапками жëлтых роз. Всë тело Орфиуса обвивали чëрные шипы, царапающие до крови его тело. Ухватиться и вытянуть его было уже попросту не за что, так как руки ушли под землю на уровень чуть ниже плеч. — Ох, — пробормотал Джозеф, стараясь понять, как же помочь союзнику. Поставив камеру в сторону, он потянулся было к путам, обвивающим детектива, но при прикосновении они только ещë сильнее затянулись на нëм, выдавив из несчастного полный боли вскрик. — П-простите, мсье! Как же Вас вытащить? — Откуда я знаю?! — в отчаянии выкрикнул мужчина. — П-просто придумайте что-нибудь! Пожалуйста, я не хочу умирать! Не так! Я ведь… Я ведь и участвовать не хотел! «Кто-то стрелял? — отметил про себя Гренуй, заметив сквозь пелену ярких резких ароматов смерти, роз, крови, дерева, лака и земли пыльный запах пороха. — У охотника вроде не было пистолета… Значит, он был у мсье Орфиуса? — подмастерье медленно перевëл взор с лица детектива на потрескавшуюся за много лет плитку. — Наверное, охотник разозлился и не сказал, как выбраться?» — Что сказал охотник? — поинтересовался Гренуй, сверля безэмоциональным, но внимательным взглядом лоб Орфиуса. — Это важно по-твоему?! — огрызнулся мужчина. — Возможно! — паникуя, так же громко воскликнул Джозеф, ощупывая гроб на наличие каких-либо кнопок. — Должно же быть хоть что-то… — Он сказал только, что вытащить меня отсюда вполне возможно! Подмастерье безучастно сидел на корточках напротив гроба, следя за действиями фотографа, чем очень злил детектива. Не срывался он на парня лишь потому, что боялся, что тот уйдëт вместе с Джозефом, оставив его умирать. Дезольнье же отчаялся найти хоть какой-то потайной механизм и в сердцах яростно вскрикнул от отчаяния. — Гренуй, пожалуйста, копайте! — взмолился фотограф, на что парень только с молчаливым вопросом посмотрел на него, словно говоря «стоит ли?», но через пару секунд всë же принялся раскидывать землю и куски плитки, когда они уже стали доставать детективу до подбородка. — Должен же быть выход… Где-то… Что-то… Что-то, что выделяется… — Дезольнье ещë раз бегло осмотрел гроб, и наткнулся на жëлтые розы. Фотограф приподнял бутоны и увидел, что их чëрные шипастые стебли тянулись вниз к внутренней стороне склепа и, по-видимому, держали свою жертву. Лицо Джозефа словно озарило солнечными лучами. Не медля ни секунды, он одним резким движением оторвал оба цветка с верхушки гроба. Тот вдруг остановил своë движение. Только фотограф засомневался в своей идее, как через пару мгновений молчаливого ожидания, склеп стремительно пополз наверх. Дезольнье отступил в сторону на пару шагов, чтобы не попасть под разлетающийся во все стороны фонтан земли и камней. Орфиус, как только почувствовал, что его больше не стискивают в колючих объятиях, рванулся прочь из склепа и отбежал от него на трясущихся ногах. Вся его одежда была испещрена дырами от шипов и запачкана землëй. Тяжело дыша, он безумным перепуганным взглядом смотрел на гроб, в котором едва не нашëл свою смерть. Спустя полминуты склеп вновь задрожал и с концами ушëл в почву, оставив после себя только два засохших жëлтых цветка. Нервы Орфиуса сдали, и он громко выругался, схватившись за голову. Гренуй, не разобрав слов из-за плохого знания языка, и Джозеф, не поняв ругательств из-за временного барьера, наклонили голову вбок, силясь понять, что именно имеет в виду детектив. — Как Вы, мсье? — осторожно поинтересовался Джозеф, тронув мужчину за плечо. — Ты вывел на меня грëбаного маньяка, который чуть не похоронил меня заживо, — сквозь зубы прошипел Орфиус и дëрнулся прочь от руки фотографа. — Как я? В полном порядке, мать твою! — Мэтр Вас спас, — напомнил подмастерье, поднимаясь с пола и отряхивая руки от пыли. — А перед этим натравил на меня охотника, — не унимался детектив, потихоньку приходя в себя от шока. — Простите, но я и так долго его отвлекал! — Джозеф, тоже изрядно измотавшийся, нахмурился и возмущëнно всплеснул руками. — И я ясно дал Вам понять, что лучше следовать правилам, а не пытаться открывать ворота! Если бы не Ваше упрямство, то Вы были бы в полном здравии, а мы все уже бы дешифровали половину кода! Но нет! Разве Вам, детективу, было сложно дешифровать код?! — Я был близок к тому, чтобы взломать ворота, — огрызнулся Орфиус, зажимая рану на руке. Рукав его плаща уже настолько пропитался кровью, что теперь с него капали на землю крупные алые горошины. — Если бы ты не помешал мне, то уже праздновал бы победу! — Да кому Вы врëте! — Дезольнье замер на пару секунд, глубоко вдыхая и выдыхая, пытаясь прийти в себя. Прикрыв глаза и снизив тон, фотограф добавил: — Мсье Орфиус, Вы понимаете, насколько сложно подобрать код от такой двери наугад? Вы же видели первую часть кода, — детектив недоверчиво покосился на фотографа, но промолчал. — Это довольно большой набор символов. А таких частей пять. Если так угодно, то с математической точки зрения набор одного только такого значка из части кода будет равен одному к шестидесяти двум. И это без учëта специальных значков в кодировке. Пока Вы вслепую будете угадывать код, мы все тут умрëм. Надеюсь, теперь я ответил ясно на вопрос, почему хочу, чтобы Вы занялись дешифровкой на машинке? Детектив недовольно насупился, но ничего не ответил. Обдумав слова Джозефа, мужчина всë же кивнул ему. — Простите, что вспылил… Уж не каждый день меня пытается убить бешеный маньяк, — Орфиус примирительно протянул фотографу руку, и тот со вздохом пожал еë, стараясь не задеть раны. — Спасибо, что спасли меня. Я… Я буду следовать правилам. Больше мне в гроб не хочется… — Вот и славно, — Дезольнье вытащил из кармана уже знакомый моток нитей и иглу и вручил их доселе молчавшему Греную. — Позаботьтесь о мсье Орфиусе, mon ami. Я пока что найду мадемуазель Мичико. Как закончите с ранами, прошу вас обоих, займитесь дешифровкой! — Maître, — окликнул фотографа подмастерье, видимо, желая напомнить о том, что механизм машинок даëтся ему с трудом. — Ne t'en fais pas. Répétez juste après Monsieur Orphius. Ensemble, vous décrypterez le code beaucoup plus rapidement. Vous réussirez, mon ami! [Не беспокойтесь. Просто повторяйте за мсье Орфиусом. Вдвоëм Вы дешифруете код намного быстрее. У Вас всë получится, мой друг!] — подбодрив на прощание парня, Джозеф улыбнулся ему и отправился к лабиринту, чтобы начать поиски гейши оттуда. — Мичико? Это та японка? — решил уточнить Орфиус, провожая взглядом трепетающие на бегу полы сюртука фотографа. — Ай! Гренуй, не теряя времени на разговоры, уже начал стягивать с детектива плащ. Его не обременëнное интересом лицо выражало лишь скуку: парень совсем не желал возиться с Орфиусом, но ослушаться Джозефа не мог. Выбрав Дезольнье без его собственного согласия своим негласным наставником — или просто интересным случаем человека? — подмастерье не желал портить отношения с ним. Огрубевшее, уже не человеческое сердце ли или пытливый и эгоистичный до загадок ум Гренуя были замешаны в этом интересе, было ему неизвестно: всë же это первый человек, который обошëлся с ним, как с себе равным, хотя и был на много рангов выше, и при том не попытался использовать его в своих целях. Гренуй привык к тому, что его используют, поэтому сейчас его не отпускала мысль о том, что Джозеф скоро потребует что-то взамен, но фотограф не спешил с этим, что и удивляло парня. В Орфиусе же он видел обыкновенного человека, а потому и не проявлял к нему какого-то особого отношения. «Он справится с машинками, так что будет полезен», — решил для себя подмастерье, выуживая из сумки флакончик с духами. — Не двигайтесь, — попросил его Гренуй, аккуратно стянув с него окровавленную и порванную рубашку. Осмотрев глубокую рану на его плече, парень вздохнул, предвещая долгие минуты криков, ругательств и запаха крови на своих руках. Отломав от небольшого деревца неподалёку широкую и толстую ветку, подмастерье протянул еë детективу. — Возьмите в зубы, чтобы не кричать. Если услышит охотник, то будет плохо. — Мне это не понадобится, — отмахнулся Орфиус. — И не такое терпел. Гренуй положил палку на скамью, где устроился детектив, на тот случай, если он передумает, и взялся за флакончик с выбраковкой. «Не на это я хотел расходовать остатки», — мужчина ожидаемо зашипел, когда к его открытой ране прикоснулся смоченный спиртом платок, и отдëрнул руку. Парень показательно кивнул на палку, и Орфиус, поколебавшись с секунду, всë же сжал еë в зубах и отвернулся, чтобы не видеть того, как игла будет гулять по его открытой ране. Гренуй, как мог, аккуратно залатал обе руки детектива, вторую решив просто перевязать отрывками его собственной рубашки. Детектив то и дело болезненно вскрикивал, когда парень зашивал его рану, и под конец весь дрожал от болевого шока. Зубы его впились так глубоко в ветку, что, когда подмастерье закончил свою работу, детектив с трудом смог разжать челюсти. Обе руки его дрожали, взор совсем замылился от потери крови, но показаться слабым перед Гренуем мужчина не хотел, а потому старался сохранять на лице невозмутимость. — Угх… Спасибо, — через силу выдавил из себя Орфиус, пробуя пошевелить пальцами. Хирургической практики у парня не было и в помине, поэтому швы получились неровными и жутко саднили из-за того, что нить перетягивала кожу. — Что теперь? — Код, — напомнил подмастерье, наблюдая за тем, как детектив накидывает на голое тело плащ — то, что осталось от его рубашки можно было смело выкинуть на помойку. — Ах да… Слушай, парень, иди вперëд, я буду за тобой. Хочу подобрать своë удостоверение — тот чëртов маньяк его отобрал и выбросил. Я быстро, — Орфиус, не дожидаясь ответа, подтолкнул подмастерье к виднеющемуся неподалëку жëлтому огоньку. — Я никуда не убегу. В этом уже нет смысла, можешь не беспокоиться. «Удостоверение? — Гренуй, не препираясь, двинулся к машинке, но пару раз оглянулся, пока шëл. Детектив активно прошаривал кусты возле фонтана, словно и правда увлечëнный поиском, но сам внимательно следил за соигроком, пока тот не скрылся за стеной. — Он наверняка ищет свой пистолет… Неужели он всë ещë хочет попытаться напасть на мсье Карла? А что если он нападëт на меня?» Подмастерье остановился возле шифровального аппарата и внимательно прислушался к звукам на полянке, но тщетно: детектив был слишком далеко, а обоняние ему помогло бы только если Орфиус уже вернулся с револьвером кармане. Пораскинув мозгами, Гренуй тихо отошëл от машинки и спрятался за углом. Примерно через полминуты Орфиус показался в проходе, принеся с собой запах земли, сигарет и крови. Мужчина шëл не крадучись и, не обнаружив у машинки парня, нахмурился и огляделся. «Ну, ладно», — подмастерье вышел из укрытия и спешно приблизился к детективу. Объяснив свой манëвр проверкой местности, Гренуй несколько успокоился: Орфиус, потеряв много крови, не спешил спорить и пререкаться, а потому просто приступил к делу, попутно давая спутнику простые задачи. — Здесь перекрути третий барабан до буквы «Y»… Да, так. Теперь перекрути седьмой и пятый до «О»… Что-то твоего дружка давно не слышно. Где ходит Джозеф? — Я бы больше беспокоился, где находится охотник. — Ну, тут два варианта: либо он нас потерял, либо Мичико и Джозеф его мастерски обыгрывают, — ухмыльнулся детектив, без труда справляясь с кодировкой. «Времени и правда прошло немало… Где же мэтр и Мичико? — Гренуй поднял глаза от машинки и осмотрелся. — Мы же не могли пропустить сигнала, если бы кого-то ранили?..» *** Джозеф, отчаянно пытающийся дозваться девушку, раз за разом слышал в ответ своим тихим окликам только тишину. Фотограф был уверен, что заглянул в каждый уголок церкви и прилегающих к ней окрестностей, но так и не наткнулся даже на намëк пребывания здесь Мичико. Сердце его невольно сжималось от тревоги за неë: жива ли вообще девушка? Сдавшись, фотограф встал на месте и погрузился в тяжëлые раздумья. — Куда она могла пропасть, да ещë и вместе с охотником?.. Очень странно, что он до сих пор нас не нашëл. Быть может, Мичико смогла сбежать? Или отвлекает мсье Карла? — беспокоящийся взгляд Джозефа обратился вдаль. — Если бы мадемуазель Мичико услышала меня, то уже бы непременно откликнулась. Ах… Продолжу поиски — только быстрее привлеку к себе охотника и потеряю время. Наверняка она где-то в безопасном месте, а мсье Карл просто тоже занят еë тщетными поисками? Что ж, тогда мне ничего не остаëтся, кроме как дешифровать код… Уж с открытыми воротами будет куда спокойнее, чем в запертой мышеловке. Дезольнье, всë ещë внимательно приглядываясь к каждому закутку, быстро отыскал машинку в одном из ответвлений лабиринта. Словно надеясь на то, что Мичико выбежит к нему, он оглянулся, но, как ожидалось, в ответ ему только уныло помахала сухая ветка дерева. Вздохнув, Джозеф приступил к дешифровке кода, так и не отыскав гейши, которая отчаянно надеялась на помощь всего в паре сотен метров от него… Большое двухэтажное здание, ранее являвшееся приютом при церкви, обмануло Дезольнье своим покинутым и пустым видом. Внутри, в его наполненном холодом, полутьмой и безысходностью коридоре, кружилась в танце маленькая изящная фигурка. Как хищный зверь, за ней наблюдал всë это время страшный охотник. Сооружение внутри представляло собой большой зал, вдоль стен которого лениво развалились ряды коек. Возле каждой стояла маленькая тумбочка, но все они были открыты настежь, некоторые — перевëрнуты или сломаны. На полу и спинках кроватей, словно забытые впопыхах, лежали чьи-то вещи, давно покрывшиеся пылью и грязью. Поперëк этого коридора стояла одна из кроватей, как и все остальные, лишëнная матраса. На ней, закинув ногу на ногу и отклонившись назад, устроился Эзоп. Кинжал его находился в ножнах, а взор, на удивление, впервые был полон не кровожадностью, а вниманием зрителя. Напротив него кружила в танце прекрасная Мичико. Ноги гейши едва касались пола, шаг еë был не слышен, отчего казалось, будто девушка парит над землëй. Изящные тонкие руки, держащие два красных, вручную расписанных шëлковых веера, рисовали замысловатые узоры в воздухе. Широкие рукава и длинные полы кимоно, взлетая и невесомо опускаясь вниз, напоминали трепетание крыльев бабочки. Волосы, собранные в сложную причëску и разделëнные на два тонких длинных хвоста плавно вторили движениям одежды. Несмотря на лëгкий и полный нежности танец, по щекам Мичико одна за другой катились крупные слëзы. Девушка кружила возле Карла, напуганно и стыдливо прикрыв большие глаза ресницами, а губы еë вздрагивали от молчаливых рыданий каждый раз, когда она делала шаг. Присмотревшись, можно было заметить, что Мичико едва заметно прихрамывала на правую ногу. Охотник молча наблюдал за ней, заворожëнный красотой девушки и еë изящными движениями. Гейша танцевала с ученическим старанием, всеми силами пытаясь продлить свою жизнь. В гулкой тишине здания тихо шуршали еë одежды, да трепетали в руках веера. — Достаточно, милая Мичико, — Эзоп прервал танец через пару минут, насладившись им сполна. Девушка, не поднимая глаз, остановилась и сложила руки вниз. Охотник поднялся с места и медленно обошëл девушку со всех сторон, встав позади. Наклонившись к ней, он аккуратно приподнял еë подбородок и постарался заглянуть в глаза несчастной. Мичико не пыталась убежать, но продолжала держать глаза низко опущенными. — Ты очень красиво танцуешь. Мне понравилось наблюдать за тобой, — гейша молчала, пока слëзы продолжали катиться по щекам. — Не плачь… Так больно смотреть, как такая прекрасная и милая девушка плачет от страха и боли. Мне становится совестно за то, что я ранил тебя тогда… Как, говоришь, называется твой танец с веерами? — Нихон-буë… — тихим голоском пролепетала она. — Нихон-буë… Ты сама его придумала или это какая-то традиция? — Эзоп медленно достал из ножен кинжал, а свободную руку переложил на хрупкое плечо жертвы. — Это… название для любого танца с веерами, но этот — мой, господин Карл. — Какая утрата… — дыхание бальзамировщика обжигало щëку то льдом, то жаром. Казалось, он вот-вот вопьëтся в еë тонкую шею зубами, как хищный зверь. — Мне бы хотелось посмотреть его ещë раз когда-нибудь. — Тогда… Тогда Вам нужно оставить меня в живых, — чуть слышно пискнула Мичико, дëрнувшись прочь от руки Эзопа. — Но ведь уговор был другим~ — Карл выставил вперëд руку, держащую кинжал, и развернул его остриëм по направлению к талии девушки. — Танец закончен, а это значит, что я могу тебя убить. Я обещал сделать это быстро и безболезненно, и я сдержу слово. — Хнык… Пожалуйста, господин Карл, не надо, — лицо Мичико исказилось праведным ужасом, и она зарыдала в голос, дрожа всем телом в руках бальзамировщика. — Я буду танцевать столько, сколько захотите… Пожалуйста, не убивайте меня… — Как же ты будешь танцевать с такой ногой? — жалостливо ответил Эзоп, приподнимая кимоно и обнажая край еë окровавленной правой ножки. — Мне ужасно жалко смотреть на твои страдания. — Я смогу терпеть… Это совсем ничего. Я справлюсь! Мне совсем не больно, — дрожащие тонкие руки Мичико легли на рукоять кинжала и постарались отодвинуть от себя оружие, но лезвие только приблизилось к ней. — Не надо… Умоляю… — Не плачь, Мичико, ну же. Я позабочусь о том, чтобы ты осталась такой же красивой и в гробу. Я настоящий мастер в бальзамировании. Никто даже не заметит, что ты не жива. Ох, это так мило… Ты будешь прекрасным пополнением моих любимых работ~ — Нет… Я не хочу! — гейша попыталась было рвануться назад, но только упëрлась спиной в Эзопа. Остриë медленно приближалось к ней, заставляя думать о шансе на спасение, но сопротивляться Карлу было бесполезно. — Пожалуйста! Я сделаю всë! Мне нечего терять, прошу Вас, сжальтесь… Не надо! Глаза Эзопа начали наливаться жаждой крови, по лицу поползла широкая безумная улыбка. Мичико билась в его руках, как маленькая птичка, от страха не зная, куда деть свой до смерти напуганный взгляд. Внезапно счастье улыбнулось девушке, когда ноги еë подкосились, и она буквально выпала из хватки охотника на холодный пол. Тут же гейша отползла от мучителя подальше и посмотрела на него сквозь пальцы. Эзоп, словно желая подольше насладиться страданиями своей жертвы, снисходительно наклонил голову, держа на лице всë ту же вызывающую дрожь улыбку. — Как неловко вышло… Ну, что ж, Мичико, я дам тебе шанс убежать, раз тебе удалось освободиться. За такой-то танец не дать форы — настоящее преступление, — Карл подбросил кинжал в воздух и поймал его, не отрывая взгляда от девушки. — Беги. Приказ охотника подобно кнуту подстегнул Мичико. На заплетающихся ногах гейша подскочила с места и, спотыкаясь и падая, бросилась прочь, оставив оба своих веера лежать на земле. Подождав с пару секунд, бальзамировщик медленно поднял один из них и внимательно рассмотрел узор. Беззвучно усмехнувшись, охотник положил веер к себе в карман и, стоило Мичико покинуть стены заброшенного приюта, кинулся за ней. — Кто-нибудь, на помощь! Помогите! — Мичико, быстро выбиваясь из сил, отчаянно звала на, но спаситель так и не появлялся, а позвякивание металлических пряжек и шелест тяжëлой ткани становились всë громче и громче. — Господин Дезольнье! Пожалуйста! Помогите! Кто-нибудь! После настоящей погони за Джозефом и Орфиусом догнать ослабевшую девушку охотнику не составило труда. Красный огонëк сверкнул в зрачках Эзопа, когда он полоснул Мичико по пояснице, разорвав одним ударом плотный бант оби. Взвизгнув от боли, гейша ускорила бег, находясь в состоянии дичайшей паники, но это ей не помогло: девушка продолжала бежать по прямой, не пытаясь спрятаться или оглянуться. Карл, остановившись, чтобы очистить своë оружие от бордовой крови, заворожëнно уставился на стекающие по лезвию капли. — Ах, жаль, что нельзя насладиться этим подольше… — вздохнув, бальзамировщик прошëлся белым платком по острию и, даже не угадывая, пустился за гейшей следом. Еë тонкий перепуганный голосок манил его не меньше, чем вид и запах еë ещë тëплой крови. — Помогите! Помогите, прошу! Кто-нибудь! — только девушка подумала, что оторвалась, как еë вновь нагнал охотник. — Нет-нет! Сам воздух, казалось трепетал от ужаса вокруг этого жуткого человека. Едва заметив его позади себя, Мичико попыталась было свернуть с дорожки заброшенного сада, но там еë уже поджидал сверкающий в туском свете кинжал. Девушка машинально резко зажмурилась, отклонилась в сторону и закрылась руками от несущегося на неë лезвия, что спасло еë от фатального удара по шее. Металл полоснул еë по предплечьям, едва не задев лица и горла. Боль, которая обожгла гейшу, была столь острой, что на пару секунд девушка выпала из реальности, в ужасе уставившись на раны, брызжущие кровью на еë кимоно. Пальцы похолодели, голова закружилась, зрачки заполнили собой почти всю радужку. — Ну что же ты, — бальзамировщик стряхнул алые капли с лезвия и с неким разочарованием глянул на застывшую перед ним жертву. — Если бы не закрылась, то уже бы лежала мëртвая. Я ведь для тебя стараюсь~ Мичико, пришедши в себя, вздрогнула и посмотрела наверх, прямо в глаза охотника. Замотав головой из стороны в сторону в молчаливом отказе умирать, гейша стала отступать назад, пока не развернулась и не побежала дальше. Размяв левую руку, Эзоп, словно тень, последовал за ней. Дважды ещë он нагонял еë и дважды оставлял на еë спине ужасающие шрамы, но девушка продолжала рваться вперëд. Карл было увлëкся этой гонкой на изнеможение, но внезапно услышал звук дешифрованной машинки. «Ладно, пора с этим заканчивать, — решил бальзамировщик, тяжело вздыхая. — А жаль. Такую слабенькую, но стойкую жертву так приятно погонять~» Приблизившись к Мичико в последний раз, Эзоп, не жалея сил, ударил еë чуть ниже колен. Икроножные мышцы, в секунду разорвавшись от такой силы, заставили девушку взвыть от боли и упасть вперëд. Ноги тут же схватило сильным спазмом, из горла вырывались дикие крики, пальцы рук засучили по земле. — Сама виновата, — с упрëком бросил Эзоп, разведя руками в стороны. — Я ведь предлагал всë быстро закончить. — Вы! Вы — просто чудовище! — сквозь крики смогла выдавить из себя гейша, хватаясь за раны. — Зачем Вы это делаете?! Оставьте меня, умоляю! Я больше не выдержу… Я больше не могу… — Милая, не легче ли тогда закончить твои страдания? — охотник присел на корточки рядом с Мичико и заглянул в еë заплаканные глаза. — Не спорю, я очень жестокий человек, но у меня сердце кровью обливается видеть твои страдания, — плохо играя сострадание, выдал он, рывком поворачивая к себе лицо жертвы. — Именно поэтому я хочу помочь. Чем быстрее умрëшь — тем быстрее закончишь игру. Не правда ли хороший исход? С такими ранами ты теперь навряд ли-то идти сможешь. — Не трогайте меня! Нет! — рассудок от пережитой боли и страха покинул разум несчастной, когда еë прижали к земле и занесли на горлом кинжал. — Нет! Нет! Нет!.. Чтобы припугнуть и окончательно добить морально свою жертву, Эзоп остановился в сантиметре от сонной артерии девушки. Для Мичико же это оказалось последней каплей. Дернувшись в руках охотника, она потеряла сознание и обмякла. — Ха? Переборщил, кажется, — Карл вновь протëр лезвие и сложил его в ножны. Похлопав девушку по щеке и прислушавшись к еë пульсу, он понял, что та ещë жива. — Дышит… Ах, как неинтересно, — поднявшись на ноги и оглянувшись по сторонам, бальзамировщик заметил сигнал о том, что к нему приближается кто-то из выживших. Осклабившись, он посмотрел на свою умирающую жертву. — Так-так, а вот и подоспевшие спасатели. Кажется, ты ещë мне поможешь, милая. Карл отошëл от неë за высокую статую, лишëнную головы и плеч, изображавшую когда-то, по-видимому, одного из святых, и, словно готовясь к чему-то сложному, глубоко вздохнул. Стоило Эзопу щëлкнуть пальцами, как из-под земли вырос чëрный гроб. От прошлого склепа его отличал только один цветок жëлтой розы вместо двух. «Посмотрим, кто же попадëтся на такую приманку», — оставив девушку истекать кровью на земле, бальзамировщик направился к ближайшей машинке. *** «Я займусь этим, мэтр, — последнее, что сказал Гренуй Джозефу, когда отыскал его, уже бросившегося на помощь Мичико. — Дешифруйте код, а я помогу ей». Пусть и с тревогой, но Дезольнье отпустил подмастерье вперëд — пререкаться было некогда. С Орфиусом он распрощался всего одним словом: «надоело». Работа в команде ему не нравилась, тем более столь сложная для практически безграмотного человека. Детектив в ответ на это лишь попытался было поострить, но его спутник уже его не слушал к тому моменту. Уже на полпути к гейше парень ощутил вязкий дурманящий аромат еë крови. Едва уловимая печаль вдруг возникла на его лице. «Пусть она будет жива…» Отыскать Мичико было легко и по еë запаху и по еë крикам, становившимися всë громче по приближении к ней. Когда между ними оставалось не больше пятидесяти метров, в воздухе отчëтливо стало ощущаться присутствие охотника. Перейдя со скорости на аккуратные перебежки, Гренуй всë отчëтливее стал слышать запах смерти, роз и формалина. Достигнув не без опаски девушки, парень не смог отыскать на небольшой полянке охотника. «Странно… Но запах очень чëткий, словно он стоит передо мной, — выждав минуту, подмастерье всë же тихо выбрался из своего укрытия и подбежал к Мичико. Прильнув щекой к еë губам и ощутив слабое дыхание, он облегчëнно выдохнул. — Мадемуазель… Госпожа Мичико, Вы меня слышите? — обратился к ней парень, бегло осматривая еë. — Пожалуйста, очнитесь, нужно уходить. Девушка не отзывалась, но и тащить еë с такими ранами в безопасное место было не лучшей идеей. Посмотрев на ноги гейши, Гренуй нахмурился. «Выглядит серьëзно. Поможет ли тут просто зашить раны? Даже мсье Орфиусу сейчас очень тяжело двигать рукой, а тут ноги… Всë же надо еë перенести. Повезëт, если выживет, когда мы откроем ворота. А там уже пусть ей поможет доктор, — парень вытащил из сумки маленкие ножнички, мастерски, почти одним движением, отрезал от полов кимоно пару длинных кусков и перевязал ими раны на ногах и руках. Израненную спину перевязал нижним, самым тонким слоем еë одежд, подняв их на уровень пояса, сложив в несколько раз и завязав впереди неумелый, но крепкий бант. Верхними частями еë костюма он укутал Мичико как можно плотнее, чтобы ей было не так холодно. — Чтобы остановить кровь пойдëт». Ещë раз оглянувшись на наличие охотника, ощущение которого не давало ему покоя, Гренуй, аккуратно подхватил гейшу под спину выше ран и под бëдрами, дабы не зацепить раны под коленями, и поднялся на ноги. Несмотря на то, что девушка была лëгкой, подмастерье с трудом мог держать еë из-за собственных ранений. Набрав в лëгкие побольше воздуха, он уже собирался двинуться в сторону Джозефа, как за спиной раздался треск сухой ветки. Молнией обернувшись, парень встретился взглядом с Карлом, что стоял всего в шаге от него, занеся кинжал для удара. — Вот вечно что-то портит момент, — раздражëнно бросил охотник, опуская руки. Не утруждая себя ответом на это, подмастерье бросился прочь, но спустя мгновение его бок уже полоснуло заточенное лезвие. Едва сдержав крик, Гренуй продолжил бежать. Только Жану Батисту удалось скрыться из поля зрения охотника, как он спешно нашëл укромный уголок между парой клумб и положил на сухую траву девушку. Не задержавшись возле Мичико больше и секунды, чтобы не привлечь к ней внимания бальзамировщика, подмастерье рванул в противоположную от неë сторону. Стараясь сбить Эзопа со следа, парень вымазал кровью ручки скамеек и ветки кустов с той стороны, куда бежать не собирался, но преследователь быстро его раскусил. Стоило Карлу один раз заметить мелькнувшую между сухими деревьями тень Гренуя, как он уже не обращал внимания на его уловки. «Если бы не чужая кровь, то был бы ещë шанс потеряться от него, — руки подмастерья до сих пор были красны и липки от ран Орфиуса и Мичико. Если уж его собственная кровь ничем не пахла, то чужая издавала сильный металлический запах, явно влëкший бальзамировщика. — Он прятался всë то время, пока я перевязывал мадемуазель Мичико? Но зачем? Или же меня обмануло обоняние?.. Точно же, — с досады парень хотел стукнуть себя по лбу, но сдержался, чтобы не замедлить бега. — Гроб… Его гроб пахнет точно так же. Значит, он специально заманил меня в ловушку…» Зажав поплотнее рану на боку, парень свободной рукой стал копаться в суме, в слепую стараясь нащупать нужный флакон. Угадав пальцами очертания неровной широкой склянки, Гренуй выхватил еë наружу и крепко сжал в руке. Преследователь неумолимо нагонял его и, по-видимому, церемониться, как с Джозефом или Мичико не собирался. Чудом избежав страшного колотого удара в спину, подмастерье тут же поспешил открыть флакончик и выпустить его содержимое. От неожиданности Карл сначала даже отшатнулся, ожидая нападения, но поняв, что это был всего лишь один прыск духов, с издëвкой усмехнулся. — Парфюм? Парнишка, а ты очень самонадеянный! Даже не знаю, что за манëвр ты попытался устроить, но на мне как минимум маска… — сначала медленно, а потом стремительно быстро темп и уверенность в голосе охотника растаяли. В пару секунд смрад гниющего мяса и жжëных костей, пробирающий до дрожи в коленях даже самых стойких людей, достиг носа Эзопа, заставив его неприязненно покривиться, отступить подальше на пару шагов и плотнее прижать свою маску к лицу. — Оригинально для такого крысëнка, как ты… Но надеяться на то, что подобная вонь для меня — что-то невероятное новое — было ошибкой. Или ты не знаешь, чем занимаются бальзамировщики?.. Тем не менее, этих мгновений замешательства охотника Греную хватило на то, чтобы скрыться прочь с его глаз. Затаившись за соседней стеной, он решил перевести дыхание. «Пусть это мне и стоило почти что поломанного аппарата, но сейчас сыграло на руку, — подумал про себя Жан Батист, наблюдая за реакцией Карла. — Кто бы знал, что при спиртовании можно создать настоящий отпугиватель людей? Полезная штука, однако. Никому не нравится запах мëртвой плоти, каким бы ни был мастером мсье Карл. Инстинкты так просто не перебороть». Мотнув головой, чтобы прогнать синеватую дымку парфюма, Эзоп оглянулся по сторонам, и, можно было поклясться, что подмастерье услышал, как скрипят от злобы его зубы. — Паршивец… — прошипел охотник, принявшись заглядывать в каждый угол возле себя: разветвлений у руин было не так много, а потому поимка Гренуя стала лишь делом времени. — Ты уже мне проиграл, дав себя обнаружить! Бежать уже некуда, так что выходи, и, обещаю, я не стану сильно мучить тебя… Решившись бежать, дабы не быть обнаруженным, Гренуй сорвался с места и завернул в сторону приюта. Пробежав около десяти метров, парень ощутил сильный удар в спину: кинжал вошëл в его тело под тупым углом ниже рëбер. Обессиленно захрипев, подмастерье упал на колени и завалился на бок. Карл бесцеремонно приподнял его за шиворот над землëй, как и в прошлый раз. — Ты какой-то странный, — скривившись, бросил ему бальзамировщик. — Вроде такой послушный, тихий, образцовый игрок. Первым мне попался… И всë равно мне не нравишься. — Кхак… Так не марайте об меня руки, — через силу предложил ему Гренуй. — Оставьте меня умирать так. — Ещë чего, — фыркнул охотник, встав в полный рост и потащив раненого к виднеющемуся возле приюта красному трону. — Знаю я таких. Потом как на собаке всë заживëт, ещë и ворота откроешь, а то и выиграешь. — Угх… — Карл швырнул жертву на стул и прижал было ладонью его грудь к спинке трона, ожидая, что тот будет сопротивляться, но парень был спокоен и не дëргался. — Рана не такая уж серьëзная для тебя, — тëмные брови нахмурились с вопросом и претензией. — Не драматизируй мне тут. Или ты смерти не боишься? — Не знаю, — парень наблюдал за тем, как бальзамировщик защëлкивает на его руках ремни, и не делал ни единого движения. — Не чувствую, что я умру. Не похоже на смерть. Эзоп остановился и поднял на него свои прищуренные серые глаза. Лишëнный мыслей взор подмастерья глядел на него в ответ с такой же уверенностью. — Посмотрим, сколько ты протянешь с такой установкой в голове, парнишка. Но страннее ответа я ещë не слышал, снимаю шляпу. — Шляпу? — переспросил было парень, не поняв игры слов на чужом языке, но под ногами уже затрещали фейерверки и хвосты взрывчатки. Машинально попытавшись встать, он наткнулся лишь на верëвки. Бальзамировщик улыбнулся ему и слабо помахал рукой на прощание. Трон оторвался от земли и стремительно взмыл в воздух. Опустив глаза вниз, Гренуй наблюдал за тем, как охотник, напрасно бегущие к нему на помощь Орфиус и Джозеф, церковь и собственные надежды удаляются от него всë дальше и всë быстрее. Запахи земли покинули его, оставив лишь аромат жжëных фитилей, бархата трона и кожаных ремней. «Наверняка будет больно, — мрачно отметил про себя парень, глянув на почти догоревшие хвостики фейерверков. — Первым оторвëт ноги… Лишь бы только тогда побыстрее и головы лишиться». Закрыв глаза и приготовившись к худшему, Гренуй откинулся на спинку и расслабился. Спустя секунду в небе над крышей церкви раздалась серия громких, подобных грому, взрывов. Бальзамировщик, проводив взглядом свою первую встреченную на раунде жертву, отступил под крышу приюта. Без особых эмоций он через несколько секунд ожидания встретил упавшие обломки трона и человеческие останки, хотя едва ли их можно было посчитать за нечто, когда-то бывшее целым. Вся земля и стены близлежащих зданий были окроплены кровавым дождëм. Единственным напоминанием того, что совсем недавно здесь был человек, служил лишь палец руки, чудом уцелевший и упавший практически к ногам охотника. Безразлично Эзоп откинул его подальше и вздохнул, оглядев место преступления. — Из такого уже навряд ли получится что-то собрать, конечно… — Какого чëрта ты здесь устроил?.. — запыхавшийся на бегу Орфиус, придерживая уже начавшую синеть руку, в шоке уставился на залитую кровью и ошмëтками плоти поляну. Взор его уставился сначала на чëрный круг, который образовали фитили стула, когда тот ещë стоял на земле, и стремительно переместился к бальзамировщику. — Где… Где тот парнишка? — А что, мозг не совсем ещë осознаëт действительность? — хихикнул Эзоп, заведя руки за спину. — Нужно моë личное подтверждение? — Ты… Ты просто… — детектив весь помрачнел. Брови его нахмурились, дрожащие пальцы сжались в кулаки. — Ну? — Карл начал медленно наступать, попутно выуживая из ножен кинжал. — Давай же, назови меня обидным словом… Может, удастся отыскать то, каким меня ещë не называли… — Да как не обзови, суть всë равно одна у каждого из подобных тебе, — сквозь зубы выпалил Орфиус. Резко подняв глаза на маньяка, мужчина выхватил из кармана револьвер и сделал в его направлении три выстрела. Охотник, словно только ожидавший этого манëвра, безумно ухмыльнулся скользнул вбок, а затем под руку нападавшему. Последняя пуля всë же задела его, оставив, однако, на скуле всего лишь небольшую царапину. Детектив не успел обрадоваться попаданию, как в следующее мгновение Эзоп рывком развернул дуло пистолета к его нижней челюсти и нажал на курок. Последняя пуля из пистолета прошла навылет. Не издав больше ни звука, уже бездыханное тело Орфиуса рухнуло перед бальзамировщиком на землю. Густая бордовая кровь начала собираться у рта детектива, пропитывая собой сухую почву. — Борцы, называется… — покривился Карл, осторожно касаясь своей раны. Следующим шагом стало то, что он ногой раздавил револьвер и вдавил его в землю. — В первый раз следовало избавиться от этой игрушки. Кто же знал, что кто-то придëт спасать такого, как ты?! — с явным упрëком бросил он трупу детектива, бессильно потрясая кулаками в воздухе от невозможности добавить раздражавшему его игроку ещë больше страданий. — Жаль твоего французского дружка так легко не прикончить… *** Джозеф тихо чихнул, прикрыв рукой рот и нос. — Не к добру меня кто-то вспоминает… Только закончив дешифровать третью часть кода, он бросился на выручку Греную, но опоздал и лицезрел его смерть издалека. То, как с неба в том месте стал литься кровавый дождь, заставило Дезольнье впасть в шоковое состояние. С пару секунд фотограф просто стоял и смотрел с открытым ртом на то, как его недавнего знакомого, человека, с которым он смог найти общий язык и кое-как сдружиться, разорвало на много маленьких кусочков. В момент этот парнишка просто перестал существовать. Но как бы сильно огорчëн этой потерей не был Джозеф, долго он не дал себе бездействовать. Сдерживая в горле скорбь и нарастающее отчаяние, он ринулся к саду, где в последний раз заметил Мичико. В голове его крутились тяжелые упрëки к самому себе, что он бросил поиски гейши, что пустил спасать еë раненого Гренуя, что не бросил эти десять последних процентов кода, и из-за этого теперь подмастерье был мëртв… Когда прозвучало три быстрых выстрела, Джозеф сразу подумал об Орфиусе, хотя не запомнил, чтобы у того был пистолет. Последний, четвëртый выстрел, словно слишком быстрым для темпа предыдущих, был самым страшным и самым громким. — Ещë пуля… Ещë одна! — словно ожидая продолжения пальбы, воскликнул фотограф, неотрывно глядя в сторону звуков, но больше уже никто не стрелял. Смятение охватило тогда Джозефа с ног до головы, и он, потерянный в надежде спасти хотя бы Мичико, бросился к ней, умоляя судьбу, чтобы девушка ещë была жива. С силуэтом Гренуя во время атаки Эзопа он хорошо запомнил и образ гейши, которую он нëс на руках. Предположив, что парень оставил еë где-то по пути, Дезольнье направился в сад. Больше он не скрывал своего голоса и окликал девушку так, чтобы даже будучи без сознания она точно услышала его, но как бы не звал еë фотограф, гейша не могла ему ответить. На поляне, где она пролежала, истекая кровью, до того момента, как еë нашëл Гренуй, виднелось отчëтливое тëмное пятно, от которого по сухой траве протянулись следы от мужской обуви: первые, чуть больше размера самого Джозефа, и вторые, не менее чем в полтора раза больше его ноги, тяжëлые и с шипами, что выдавливали в земле маленькие ямки. Проследовав за ними, фотограф заметил, что Гренуй, прежде чем побежать дальше, свернул куда-то в густые заросли сухих кустов, оставив на них свою кровь, а уже затем двинулся в противоположную от этого укрытия сторону. Догадавшись о манëвре парня, Джозеф протиснулся за густые ветви растений и заметил лежащую меж ними Мичико. Девушка побелела от потери крови так, что кожа Джозефа почти сливалась с еë собственной по цвету. Дыхание гейши было теперь тяжëлым и медленным, но хорошо заметным. Чуть не расплакавшись от радости, Дезольнье прильнул к ней и постарался аккуратно привести в чувства, но ничего не помогало. —Мa chère Мичико, очнитесь, — похлопывать еë по щекам и щипать за руки было бесполезно — словно спящая красавица она уснула и уже не могла открыть глаз. — Пожалуйста, если слышите меня, дайте хоть какой-нибудь знак… Ah, la pauvre… [Ах, бедняжка…] Нельзя Вас здесь оставлять, охотник знает, что Вы здесь. Поднявшись на ноги, Джозеф огляделся и понял, что в этом укромном закутке места для его камеры не хватит. Выбравшись обратно на поляну, он поспешил установить аппарат на треногу и запустить его: как назло в ушах стало нарастать давление, означавшее лишь то, что Эзоп решил не угадывать место для поисков последней выжившей пары. — Всë хорошо, ты всë успеваешь, Джозеф… Только не торопись… Не паникуй… В последний раз паника чуть не оставила тебя без головы… Буквально… Готово! — в проекторе засветилось, разогреваясь, изображение церкви. — Там уж я смогу спрятать мадемуазель Мичико и закончить дело с кодом… Нужно будет сделать фотографию ворот, чтобы быстро туда переместиться в конце, да… Пульсирующая боль всë туже затягивала ремни на голове фотографа, предупреждая его о близкой опасности. Спешно забежав в закуток и аккуратно подхватив девушку, Джозеф ринулся к переходнику. Боковым зрением он заметил уже довольно близкий силуэт охотника, но он был недостаточно близок, чтобы помешать им шмыгнуть в проекцию. Оказавшись всего в двух шагах от предполагаемой свободы, фотограф услышал металлический треск позади себя, после чего изображение вдруг резко исказилось и поплыло вбок. Испугавшись поломки сильнее охотника, Джозеф весь похолодел внутри, но, надеясь на последний рывок, попытался нырнуть в искажëнную картинку, но лишь прошëл сквозь неë, так никуда и не попав… — Нет же… Как это? — Дезольнье обернулся, силясь понять, в чëм проблема камеры, и серце его словно разбилось вдребезги: из боковины аппарата торчала рукоять знакомого кинжала. Чëрная и светящаяся голубая жидкости, словно еë кровь, стремительно вытекали из камеры, расплываясь на земле и не впитывась, растекаясь по ней, как ртуть. — Нет… Нет-нет-нет! Фотограф подбежал к аппарату, но занятые важным грузом руки лишь тряслись в бессилии. Хотелось упасть на колени и рвать с земли сухие пучки травы, проклиная охотника, но от шока он не мог вымолвить и слова. Джозеф напоминал сейчас ребëнка, у которого отобрали и поломали самую любимую его игрушку: казалось, он сейчас и правда разрыдается от отчаяния. Не имело в этот момент значения то, что он знал, как построить новую камеру. Его единственную и первую машину, которую он создавал на протяжении многих лет кропотливого труда методом бесконечных проб и ошибок, разрушил одним ударом человек, не смыслящий в ней и грамма ценности. Для Дезольнье потеря своего механического детища была равна смерти его собственной частички души. — Занимательная вещица, — выходя на поляну, проронил Эзоп. Медленно приблизившись к камере, он рывком вытащил из неë своë оружие, заставив Джозефа вздрогнуть, словно от боли. — Даже мне жаль, что я еë поломал. Даже не знаю, кого тебе сейчас больше жалко при этих словах~ Дезольнье крепче прижал к себе Мичико, не смея оторвать глаз от камеры, которая, словно его дитя, теперь умирала у него на глазах. Джозеф не дал бальзамировщику сделать и шагу навстречу себе: развернувшись, он бросился прочь, прикрывая гейшу от удара своей спиной. «А вдруг из-за поломки камеры умру и я? — Джозеф посмотрел на свою мелькающую сбоку прядь волос, перевëл взор на кончики пальцев, сжимавшие плечо Мичико, и визуально представил, как тело его рассыпается в прах. — Нет, такого не может произойти. Мысли логически, Джозеф… Ты существовал в фото-мире и без этой камеры. Камера — всего лишь переходник. Ты соберëшь ещë одну, ты же наизусть знаешь еë механизм… Да, именно так… Не стоит расстраиваться. Тебе же не двадцать пять, чтобы так убиваться!» Злая решительность наполнила его сердце и заставила бежать вперëд, не оглядываясь на покорëженное тело машины. «Такое личико сделал, будто я убил кого у него на глазах, — смахивая с лезвия чëрные капли, отметил про себя охотник. — Будто сейчас расплачется. Какой ранимый, однако~ Хотел бы я посмотреть на него, если бы прикончил тех двоих прямо перед ним… Так вцепился в эту девушку, словно если один останется, то помрëт. Посмотрим, насколько его теперь хватит». Погоня длилась для Джозефа часы, хотя на деле прошло не больше пятнадцати минут. Бальзамировщик раз за разом настигал его, часто выскакивая впереди и стараясь ранить и его, и Мичико, но Дезольнье успевал вовремя среагировать и прикрыть девушку. Режущие удары с искрой отлетали от его тела, но морально фотограф был загнан в клетку паники. Эзоп не давал ему выбраться из путанных и заросших растениями сетей садовых тропинок и ни на секунду не оставлял его в покое. Какой бы ни была лëгкой Мичико, руки его стремительно уставали бегать с ней наперевес. Дыхание совсем сбилось, страх накатывал на него холодными волнами, атаки кинжала становились всë сильнее, грозя в какой-то момент и правда расколоть его, как ореховую скорлупу. Но отпустить гейшу и бежать одному Джозефу казалось преступной и невозможной идеей. В его руках сейчас теплела жизнь чужого человека, за которую он уже взял ответственность, и отвернуться от неë уже не смел. Каким-то чудом ему удалось проскочить мимо вездесущего бальзамировщика и выбежать из тëмного сада. Тусклое серое солнце обожгло глаза словно ангельский свет. Джозеф даже ощутил на мгновение глоток свободы, но уже в следующую секунду земля буквально задрожала у него под ногами. Фотограф в панике рванулся дальше, чтобы не узнавать того, что рвалось к нему, но не успел. Прямо перед его носом вдруг вырос чëрный гроб, не дав даже подумать о том, что стоит предпринять. На полной скорости Дезольнье влетел в его закрытую крышку и по инерции упал, всë ещë не выпуская Мичико из рук. В голове с такой силой зазвенело, что фотограф в первые секунды даже не услышал своего вскрика. Придерживая голову девушки одной рукой, Джозеф второй ощупал своë лицо, вдруг впервые за раунд испугавшись того, что умирает. По левой стороне его лица ото лба до щеки протянулась зияющая трещина, пустившая свои нити на нос и глаз. —Q-qu'est-ce que c'est? [Ч-что это такое?] — место трещины не болело, крови не было, но головная боль от удара до сих пор сохраняла свою силу. Джозеф и без того знал, что изнутри его тело было пусто, как детская игрушка из шоколада в Рождество, но теперь вдруг эта зияющая пустота его напугала. — Что со мной? Это… от удара?.. Вдруг деревянный скрип где-то наверху вернул его к осознанию реальности. Машинально прикрыв рукой «рану» и задрав голову, Дезольнье заметил, как на него и Мичико начала заваливаться плоская и тяжëлая крышка гроба. В страхе за сохранность девушки, фотограф только и успел, что оттолкнуть еë от себя подальше. В следующую секунду этот огромный кусок плотного дерева рухнул на Джозефа. Пытаясь спихнуть с себя этот вес, фотограф с трудом изворачивался под ним, чтобы выползти к гейше и продолжить бег, так как поднять такую тяжесть было непосильной задачей. Кое-как выбравшись наполовину из-под крышки гроба, Дезольнье вдохнул полной грудью и с некоторой радостью посмотрел на Мичико: девушка наконец-то приоткрыла глаза и смотрела с лëгкой потерянностью на своего спасителя. — Ma chère, боже, Вы очнулись! П-погодите секунду, я выберусь и помогу Вам! — фотограф с силой рванулся вперëд, выбрался из-под крышки гроба и опустился на колени перед гейшей, аккуратно пропуская руку под еë головой и приподнимая еë. — Нам надо бежать. Я понесу Вас дальше, просто держитесь за меня, хорошо? — Я не… не чувствую… — голос Мичико был настолько слаб, что разобрать еë речь было невозможно. — Господин Де… Дезольнье… — глаза несчастной стали очень напуганными, стоило ей посмотреть за его спину, тонкие руки вцепились в сюртук Джозефа так, словно от этого зависела еë жизнь. — Там… Там… — Не расходуйте сил! Скоро мы будем в безопасности, я обеща-- Договорить фотографу не дал виновник всего происходящего. Бальзамировщик, наблюдавший всю эту сцену, стоя позади фотографа, схватил его за белоснежные волосы и резко оттянул назад, заставив выронить из рук драгоценную спасëнную жизнь. — Агх! Пустите! — Джозеф автоматически вцепился в руку, пытаясь вырваться из его хватки, но пальцы лишь стильнее стиснули волосы, заставив его вскрикнуть. — Я конечно, надеялся, что ты сразу сознание потеряешь, но так даже забавнее, — серые глаза, находящиеся всего в паре сантиметров от пустых глазниц Дезольнье, наслаждались видом страданий своей жертвы. — Какая удача, конечно, так легко поймать двух зайцев… — Пожалуйста, отпустите его… — взмолилась девушка, тронув дрожащими ботинок охотника. — Не надо… — Почему? — с издëвкой поинтересовался Эзоп, в ответ лишь наступив на хрупкую ручку девушки. — Он тебе так нравится? — Джозеф, не сдержавшись попытался было пнуть мучителя, но его тут же схватили за эту ногу и перевернули вверх ногами. — Ха-ха-хах! Боже, как приятно ощущать вашу беспомощность, я бы упивался этим чувством бесконечно… — Прекратите делать ей больно! — возмутился Дезольнье, бессильно глядя на то, как грубый шипастый ботинок ломает руку его спутнице под еë слабые крики и плачь. — Это же девушка! Оставьте еë в покое, возьмите меня! Она не сделала Вам ничего плохого! — А ты думаешь, я тут наказываю кого-то? — Карл убрал ногу, но достал из ножен кинжал. Джозеф весь похолодел. — Я же не моральный каратель какой-то. Просто мне не нравится, когда кто-то меня трогает без разрешения, пусть даже это очень миленькая особа, — бальзамировщик осклабился и вздохнул. — Жаль, что нельзя так с вами поиграться подольше… Эзоп резко отбросил фотографа подальше в сторону и навис чëрной тенью над плачущей Мичико. Пока Джозеф приходил в себя, охотник уже схватил девушку за обе еë руки, мешавшие ему сосредоточиться, и занëс вторую руку над еë сердцем. — Мы, кажется, не закончили с тобой в прошлый раз~ — жуткий взор пожирал душу девушки живьëм, не оставляя в ней ничего, кроме страха. — Нет! — в один голос воскликнули выжившие, но мольбы их были не услышаны. Лезвие вонзилось в сердце Мичико, с хрустом проломив ребра. Гейша коротко дëрнулась под страшным ударом и опустилась на землю, уже бездыханная. Джозеф, замерев на полпути к ней, молча смотрел в еë плачущие даже после смерти глаза. Фотограф в шоке отступил на шаг, всë ещë не веря в то, что пару секунд назад это быстро остывающее тело было живо и трепетало от страха. Губы его дрогнули, скрывая полный скорби крик, сердце как будто перестало биться, словно тоже не желая осознавать того, что из всей команды только он один остался в живых. Бальзамировщик тем временем поднялся с земли и, как всегда, вытащил белый — наверняка уже третий за раунд — платок, чтобы смыть с кинжала следы преступления. На лице его играла лëгкая довольная улыбка. Спокойный взор, насладившись сполна красотой гейши, поднялся на Джозефа. «Что это с его лицом? Кровь? — издалека трещина и правда напоминала стекающие вниз ручейки чëрной жидкости. — Так наш фотограф, оказывается, не такой уж и неуязвимый~ Когда это я его так?» — Всë равно имени мне не скажешь? — Джозеф всë ещë пребывал в шоке, но уже хорошо осознавал своë положение. — Как же она тебя назвала… Дезолье? — Дезольнье, — хриплым голосом ответил фотограф. — Моя фамилия… — Ох, простите за такое недоразумение, — Карл наигранно поклонился растрëпанному и потерянному Джозефу, но тот даже не повернулся в его сторону. Нахмурившись и сменив тон, охотник продолжил уже более угрожающе. — Итак, ты остался совсем один из команды. Дешифровать машинки в одиночку невозможно, если одиночку станет преследовать охотник, не так ли? — фотограф, тяжело дыша, исподлобья глянул на бальзамировщика. — …Поэтому правила гласят, что если команда дешифровала хотя бы две части кода, то где-то на карте появляется люк — план спасения на тот случай, если останется кто-то вроде тебя. Он открывается только тогда, когда на карте остаëтся всего один живой игрок, как сейчас. И за то, что ты нашëл за меня эту прекрасную леди и сам вернул к моим ногам, я дарую тебе подсказку, Дезольнье. — Я не для Вас еë спасал! — выпалил Джозеф, выступив вперëд. — Если уж Вы и следуете каким-то своим правилам, то имейте совесть не осквернять памяти мëртвых! Мадемуазель Мичико — не Ваша собственность! Хватит говорить обо мне так, словно я желал угодить кому-то вроде Вас! Вы — убийца! — У тебя же тоже была шпага, если не ошибаюсь, — подстегнул фотографа Эзоп. — С моей стороны показалось именно так, словно ты нашëл девушку, которую так удачно спрятал твой друг… принëс еë на открытое место, где ей не убежать и не скрыться… зная, что по пятам иду я… Кажется, всë сходится? — Вы!.. Вы просто отвратительны! — выкрикнул Дезольнье. — Я ни за что бы такого не сделал! Это вышло по чистой случайности! — Ты так отчаянно борешься за то, чтобы доказать свою невиновность мне, — убийце твоих друзей — что даже как-то странно… — Джозеф начал не на шутку закипать, чем только больше раззадоривал охотника. — Боюсь-боюсь… Так ты примешь подсказку? Или жить уже не так хочется? — ярость фотографа потихоньку начала уходить с его возмущëнного лица, оставляя место лишь молчаливой ненависти. — Вижу, что хочется~ Славно. Я надеялся ещë немного за тобой побегать. Люк находится на той стороне церкви возле разрушенной статуи ангела, — Эзоп кивнул себе за спину, где высилась верхушка часовой башни. — Успеешь добежать — выиграешь. Если я тебя догоню — отправишься в мой гроб. Как тебе сделка? Довольно просто, чем сейчас пытаться убежать от меня куда-то ещë… — Откуда мне знать, что это не ложь? — У тебя нет выбора, кроме как поверить, — усмехнулся Карл, уже начиная крутить в руках кинжал. — Дам тебе фору в десять секунд. Бегаешь ты сносно, так что, может, и успеешь посмотреть, вру я или нет~ «Он так уверен в себе, что наверняка намеревается поймать меня до того, как я добегу до угла церкви… Значит, он хочет поменять тактику? Навряд ли он просто продолжит бить меня кинжалом, зная, что это бесполезно… — бальзамировщик терпеливо ожидал старта для своего отсчëта. — Но что именно он задумал? Что мне сделать, чтобы не попасться ему?..» На негнущихся ногах Джозеф подошëл к телу Мичико и с ужасом посмотрел на кровавое пятно, расползающееся по шëлку еë кимоно на груди. Глаза девушки всë ещë были открыты и смотрели прямо на него, словно умоляя о спасении. Дезольнье тяжело опустил голову, присел к еë телу и нежно провёл пальцами от тонких бровей до щëк, прикрывая веки. Поднявшись, но уже не смотря на неë, фотограф полминуты ещë стоял молча, словно провожая душу несчастной, после чего вдохнул глубже и со всех ног побежал к церкви. Карл тут же широко ухмыльнулся. Лезвие звонко ударилось о металл пряжки на его плаще, но охотник покорно ждал. — Десять… девять… восемь… — смакуя каждую секунду, произносил Эзоп, пожирая взглядом уносящегося всë дальше фотографа. — Семь… шесть… пять… четыре… — Джозеф успел добежать лишь до входа, находившегося почти у середины здания. — Три… два… один. Карл резко перехватил рукоять кинжала правой рукой и уже тогда бросился в погоню. Расстояние между ними стремительно сокращалось. Когда Дезольнье уже мог физически ощутить всë более нарастающий смех позади себя, он достиг только бокового придела церкви. На секунду обернувшись, Джозеф специально обратил внимание на руки охотника, так как чувствовал, что тот что-то задумал. Увидев обнажëнный кинжал, он сначала было усомнился в том, что Карл действительно умëн, но через секунду его осенило. «В правой руке! Но он ведь левша! Вторая рука была свободна, а значит…» Дезольнье тут же стал судорожно расстëгивать пуговицы на рукавах сюртука, утягивающие его запястья, и как только закончил, ожидаемо ощутил, как его схватили за одежду и потянули назад. — Попался! — охотник тут же резко затормозил, уже ощутив в руках жертву, но, к его несчастью, поторопился. Оставив в руках лишь свой сюртук, Джозеф побежал дальше, довольно сильно оторвавшись от преследователя засчëт его паузы. С яростью зарычав и бросив на землю пальто, Карл пустился бежать следом. «Раскусил, чëртов крысëнок! Но больше ему уже скидывать с себя нечего, а бежать всë равно некуда…» — Ха-ха-хах! Ах, такого азарта я уже давно не чувствовал! — бросил на бегу бальзамировщик, залетая за угол церкви и сразу же замечая белоснежную рубашку, маячащую всего в нескольких метрах от него. — Жаль только, что твой конец я уже знаю! Широкая улыбка исказила лицо бальзамировщика, придав ему небывалой жути. В пару секунд он настиг свою жертву и уже было занëс над ней руку, чтобы сгрести в охапку и отпраздновать победу, как Джозеф в одну секунду просто исчез. Когда пальцы Эзопа должны были сомкнуться на его шее, фотограф резко завалился вбок, упав на плечо и, удачно сгруппировавшись, остался без новых ран. Охотник в изумлении уставился на пустоту впереди и остановился, оглядываясь по сторонам. Обернувшись, он поймал взглядом тяжело дышащего фотографа, стоявшего сбоку от того места, где его собирался схватить Карл. Плечо его было запачкано пылью, в голове застряла пара сухих листьев. «Откатился в сторону, как понял, что я хочу его схватить… Чëрт, а он хорош! Даже раздражает… Так хочется его прикончить уже, — зубы бальзамировщика от злобы и жадности сжались с такой силой, что на лице выступили отчëтливые скулы. Хищный взор, не мигая, уставился на Джозефа. — И что же теперь ты сделаешь? Бежать некуда, манëвры закончились». — Я, ха-а, выиграл… — кинул Дезольнье, кивнув преследователю на открытый люк, оказавшийся между ними. Как судья над люком застыла статуя ангела. — Ещë нет, — хмыкнул Эзоп, перехватив кинжал в левую руку. — Ты ещë не в безопасности~ По расстоянию относительно спасительной двери Джозеф был ближе, но и шаг Карла являлся отнюдь не маленьким. Оба замерли, готовые сорваться в любой момент, уставившись друг другу в глаза. Первым рванул с места фотограф, но охотник не оставил ему форы. Если бы Джозеф бежал прямо, то и правда был бы схвачен прямо у прохода, но вместо этого он, набрав скорость, резко опустился вниз и проскользил на каблуках обуви, как на доске буквально в считанных сантиметрах от полетевшего в него кинжала. Стоило Дезольнье провалиться в спасительную пустоту люка, как крышка за ним наглухо захлопнулась. Лезвие вошло в стоящую позади деревянную бочку, оставив проигравшего наедине со звуком трепетания тонкого закалëнного металла от силы, вложенной в удар. Эзоп стоял в прежнем положении, не смея поверить, что упустил свою жертву. Осознание пришло к нему через минуту и заставило его чëрное сердце до краëв наполниться ненавистью к фотографу, желанием порвать его на мелкие куски, собрать обратно и вновь перерубить его в фарш. Но, к большому удивлению, Карл думал об этом с совершенно спокойным и холодным лицом. Только взгляд его, устремлëнный на крышку люка, отражал эту всеобъемлющую, разъедающую всë живое ярость. — Теперь тебе от меня даже под землëй не скрыться, Дезольнье. Я тебя живьëм сожру и костей не оставлю… *** — А затем я оказался в каких-то тëмных коридорах, которые вывели меня в поместье. Но когда я обернулся, то никаких коридоров словно и не было, — закончил свой рассказ Джозеф, беспокойно щупая узор на целом и невредимом сюртуке. — Я, как и вы все, общим счëтом не понимаю и половины произошедшего… Мне просто повезло, иначе бы я тоже не дожил до конца. — Господи боже… — всхлипнула Энн, не в силах осознать рассказанного кошмара. — Подведя итог, — тяжело вздохнув, заговорил Хастур. — Мы теперь знаем о люках. — И о двух ударах, — добавил Филипп, подперев подбородок руками. — Но это же и так было известно, — робко подала голос Кристина. — От той медсестры мы вообще ничего не получили, так что я хотел услышать подтверждение об этих правилах хотя бы от двух людей, — объяснил Курциус. — И о том, что атаковать охотника не получится из-за этого чувства страха… — поëжилась монахиня, утирая глаза уже насквозь мокрым платком. — Ну, не всегда, — возразила Виолетта. — Канио же удалось ракетой отправить эту Эмму куда подальше. — И потом она отрубила тебе руку! — напомнил тревожным голосом клоун. — Себе дороже нападать на них. Нам всем действительно просто очень повезло! — Кстати… Что насчëт тех гробов? — напомнил Лючино. — Они были только у Карла, так ведь? — игроки закивали. — Судя по тому, сколько времени давалось на спасение Орфиуса, могу предположить, что они являются заменой ракетных стульев… Только вместо взрыва просто погребение заживо. — «Просто погребение заживо»! — передразнил его уставшим тоном Чанг. — Вы такой циник! — Ох, прости. Не думал, что задену твои мертвецкие чувства, — хмыкнул в ответ профессор, прищурив глаза. — Я их Вам сам могу обеспечить, — прошипел дух, хватаясь за колокол на поясе. — Успокойтесь оба! — прикрикнул на пару Хастур, мрачно одарив их своим угрожающим взглядом. — Неужели после случившегося вы хотите подраться? Думаете, это поможет делу? — Ох… Я бы ещë отметил, что охотник каким-то образом чувствует нас, — тихонько подметил Канио. — Что в ситуации господина Дезольнье, что со мной и Виолеттой, охотники отыскивали жертв безошибочно… Мне кажется, этому есть какое-то объяснение. — Страх… Они чувствуют страх… — пролепетала монахиня и закрыла лицо руками. — Чувствуют, что мы боимся… — Тише, Энн, — успокоила еë Виолетта, погладив по спине и взяв за руку. — Не плачь больше… Расскажи, если сможешь, пожалуйста. Это тебе так охотник сказал? — Д-да… Я… Я расскажу… Я расскажу, но и не обещаю, что помню всë… *** Тем временем в поместье охотников, скрытом от глаз выживших, царила совсем иная атмосфера. Шумное, полное чоканий бокалов, голосов и смеха застолье было здесь совсем неуместно, но потому и придавало хантерам ещë больше безжалостной жестокости — для них жертвы были всего лишь развлечением. Вдоль длинного стола, доливая в бокалы алкоголь, сновала молодая девушка в красной бандане, тоже хитро и кровожадно посмеиваясь над рассказами остальных. Лишь одно место во главе стола пустовало, словно без своего хозяина. Подтвердилось это тем, когда входная дверь с жутким грохотом растворилась настежь, и в проходе показался Эзоп. Все как один тут же затихли, не решаясь перебить мрачного молчания явившегося главаря. Первой всë же разорвала эту неловкость именно девушка в красной бандане и туго затянутом фартуке, поигрывая в руках бутылкой вина. — А вот и босс~ Празднуем начала сезона, господин Карл? — Не в этот раз, — с уставшей миной ответил бальзамировщик и, сбросив с себя всю верхнюю одежду, сел за стол. — День выдался просто преотвратительный…