Voilà

      Тарталья помнит, что Сяо поначалу понравился ему из-за его воинской чести, невероятного мастерства в бою, отчаяния, которое не позволяет ему не относиться к каждой схватке с предельной серьёзностью — во всём этом чувствовалось невероятное родство, ради которого хотелось сблизиться, узнать лучше, узнать причины подобного.       Действительно узнал, действительно подпустили к себе, хоть и нехотя так, с возведённым в абсолют желанием закрыться и никого и никогда не пускать в душу. Да только как этого рыжего, наглого и веснушчатого придурка не пустить? Ему разрешение даже не требуется — сам возьмёт то, что хочет. Бережно и аккуратно возьмёт — не позволит даже пошатнуться хрупкому доверию, устоявшемуся между ними.       Тарталья почти сразу же дал себе слово никогда не делать ничего, что настроило бы Сяо против него. Вернее, больше ничего подобного не делать. Ошибки молодости не считаются, правда? Всё это осталось в прошлом — иначе нельзя объяснить то, насколько уязвимым ему позволено видеть Сяо. И работает это в обе стороны — с тех пор, как Тарталья познал ужас бездны, он не помнил моментов, когда ему последний раз было позволено быть просто Аяксом вне стен дома.       Сонный, наконец-то расслабленный и умиротворенный Сяо едва похож на себя в обычное время — скорее на растрёпанного воробья, доверчиво перегревшегося под боком у кота. В такие моменты язык не повернётся назвать его бывалым воином — даже гордой птицей, чей символ оплетает татуировкой его руку, нет.       И вот за это, именно за это Тарталья уже полюбил его. Да так, что впору брать это упрямое безобразие в охапку и вести в Снежную — знакомиться с родными, которых, кажется, скоро доведёт его странный выбор близких людей.       И как их знакомить-то? Сказать, мол, вот, Сяо — самую малость бешеный, пару раз пытался меня убить, потому что я чуть не уничтожил его родной город, но в целом — ласковее существа не найти. Именно существа, потому что он немножечко не человек — всего лишь адепт из Ли Юэ, устраивающий кровавую резню по ночам уже на протяжении трёх тысяч лет. Иногда днём, если настроение есть. У него это почти что хобби. На этом и сошлись, в общем-то. За это, можно сказать, и полюбил, если опустить совсем уж до интимного ласковые подробности.       Ну разве не чудо? Восторгаться разрешается.       …и всё же надо будет придумать другую речь для знакомства.