Эсмеральда вновь начала выходить на крышу, сейчас, когда стояли лунные ночи, она с удовольствием всматривалась в море черепичных крыш. Они чешуйчато сверкали в лунном свете, чем напоминали неровное биение моря. Девушка тосковала, ей опротивела келья, монахи, Квазимодо и, самое главное, архидьякон. Тот, в чьей доброте она успела себя уверить, оказался самым главным злодеем. Сейчас, прохаживаясь по крыше собора, девушка ощущала незримое присутствие священника. Наверное, прячется в самой густой тени, высматривая красными глазами вампира бедную цыганку. Другое присутствие, более доброе, так же таилось во мраке — то был звонарь, безобразный, но бескорыстный. После нападения капитана, когда Эсмеральде удалось стряхнуть с себя дремоту и оцепенение, она сняла ладанку и вместо неё повесила на шнурок с семенами лавра серебряный свисток. Теперь девушка точно знала, кто её друг, а кто враг. Квазимодо поможет ей сбежать из этого места, он отведет её во Двор чудес. Нельзя было верить лживому попу!
Клод действительно следил за своей красавицей, он томился и мучился, с тоской рассматривая чудесное видение в белом, грациозно шествующее в отдалении. Если бы она не была так жестока и не гнала его сердито, он бы почёл за высшее счастье просто находиться рядом с ней. Как раньше идти подле и, может быть, что-то рассказывать. После того, как девушка удалялась к себе, Клод возвращался в келью-кабинет, где продолжал опыты с тем ядом, что заказал Куактье. Увлекшись, он усовершенствовал формулу, сделав прозрачную смертоносную жидкость ещё опаснее, действие яда начиналось на третьи сутки и усугублялось с каждым часом. Словно желая испытать себя, Клод разработал и противоядие, способное при своевременном введении, то есть не позже четвёртых суток, полностью нейтрализовать смертоносное действие. Опыты архидьякон проводил на бродячих псах, содержал он их на монастырском подворье. Монахи опасались задавать вопросы, зачем архидьякон возится с псами, которые подозрительно быстро издыхали. Запуганные настоятелем, его славой чернокнижника и колдуна, братья смиренно закапывали трупы животных на том участке позади собора, что в простонародье получил название «Земля». Неделю назад последний из его подопечных, пегий бродячий пёс, излечившийся от отравления, был милостиво отпущен на волю. Архидьякон периодически видел его снующим на площади, путающимся под ногами у горожан и ловко стягивающим с прилавков какую-нибудь снедь. Жизнь всегда найдёт дорогу.
Сейчас архидьякон в задумчивости смотрел на почерневшую серебряную иглу, которую вымачивал в своём препарате. Какая маленькая и безобидная штука, укол ею жертва даже не заметит, только через трое суток внезапно поднимется температура и откроется рвота. Затем придет черёд судорог и беспамятства, потом короткая агония и окончание. Противоядие нужно было влить в жертву через задний проход, посредством специального рожка. Клод Фролло гордился добытой субстанцией, он мог поклясться, что её смертоносное действие превосходит препараты изощрённых итальянцев. Куактье получил только часть рецепта, самостоятельно медику не удастся восстановить его. Кривая усмешка появилась на губах священника — о, грешник, как глубоко ты можешь пасть? Почему не остановился ещё тогда, когда написал гнусную анонимку красивой невесте капитана? Быть может от того, что девица не вняла наветам, помолвка оставалась в силе. Клод продолжал хмуро наблюдать капитана, который часто навещал дом с балконом. Иного выхода у архидьякона не оставалось, он жаждал мести и он её совершит.
Но пока Клод не решался, не так легко лишить живое существо жизни, в особенности тому, кто по призванию был обязан любыми силами сохранять ближнего своего. Каждую ночь архидьякон тайно следил за девушкой, а та, лёгкая и грациозная, иногда, забывшись, принималась кружить в танце, чертя лёгкими ножками по пыли, скопившейся на крыше, замысловатые узоры. Он бы отдал всю отмеренную ему впереди жизнь ради одного сладостного мгновения: её маленькая ножка с нежностью наступает на его шею. За время её пребывания здесь он изменил своему отчаянному жизнелюбию, отчасти взращённому Церковью, отчасти приобретённому в течение долгих лет учения. Клоду всегда казалось, что его знания, умения и способность к наукам должны обрести некое продолжение, возможно, в виде учёных трактатов, возможно, в теле философского камня. А до того, как исполнится его высшее предназначение, следует бежать смерти, спасаться от неё. Но близость той, чьим жалким рабом стал некогда гордый архидьякон, лишала его воли к жизни. Он перестал бояться смерти и даже начал искать её.
Эсмеральда женским чутьём прознала о том неусыпном интересе, что питал к ней старый священник. Он был ей гадок, уж если близость с таким красавцем, как милый Феб, не принесла ей радости, то что говорить о высохшем, преждевременно состарившемся и уродливом монахе? В её всегда отзывчивой душе завяли пышные побеги симпатии к этому человеку, она больше не видела в нём отца, но лишь злодея. Чёрный человек, монах-привидение, который долго изводил её своими нападками, который сочинил гнусную ложь, чтобы заполучить её себе. Сейчас Эсмеральда уже не желала смерти, напротив, она хотела жить! Танцевать в лучах солнца, вдыхать аромат цветов и даже любить! Любить прекрасного мужчину в сияющих доспехах: храброго и сильного, того, кто сможет её защитить от всех. Девушка вспомнила похотливые взгляды горожан, сумрачную страсть священника, её в пот бросило при воспоминании о том, как капитан грубо набросился на неё. Почему он так с ней? Теперь, когда страх и отвращение отступили, девушка смогла спокойнее подумать о случившемся. И тут её поразила одна догадка. Феб ведь думал, что она пыталась его убить! Он не знал правды! Конечно, её солнце разгневалось на неё, но знай капитан истину, он бы сразу же пронзил противного попа своей шпагой! Как же она глупа, даже не попыталась ему всё объяснить! С его стороны было великой милостью не выдать её городской страже, и как это она сразу не поняла! Открытие потрясло Эсмеральду, вновь воскрес в памяти усатый красавец. Ах, если бы он знал правду, то всё могло сложиться наилучшим образом. Надо выбраться из собора, найти капитана и во всём ему признаться, он поймёт.
К большой удаче Эсмеральды, постановлением суда было решено снять круглосуточное оцепление собора, сам архидьякон поручился, что девушка не покинет стен святой обители. Девушка воспрянула духом, как только поняла, что площадь свободна от дозора. Несколько дней она пыталась заставить Квазимодо помочь себе, но тот только махал руками и головой, когда красавица пыталась донести до него, что она должна покинуть собор.
— Нельзя, опасность, — с трудом ворочая языком, бубнил Квазимодо. — Госпожа, там вас ищут.
Она гневно топала ножкой, ну что за олух! Позже цыганка догадалась, что, должно быть, это поп подучил звонаря не помогать ей. Не могло быть и речи, чтобы ещё раз послать его за капитаном, но время шло и девушка начала паниковать. Вдруг ей суждено будет состариться в этом месте? А что дальше, в одну из ночей она отдаст Богу душу и её где-нибудь закопают, как бедняжку Джали? Воспоминание о рогатой подружке заставило на долю секунды вновь усомниться в Фебе, но девушка решительно прогнала крамольные мысли. Джали сама полезла, он не хотел её так сильно пинать. Девушка вздохнула, поклялась не забывать милую козочку, но в следующий миг полностью погрузилась в мечты о Фебе. Она вспоминала не тот безобразный вечер, случившийся месяц назад, а другой, сладостный и упоительный, предшествовавший её заключению. Как нежно он целовал Эсмеральду, как сильно и в то же самое время ласково касался! Девушка знала, что не вмешайся тогда мерзкий поп, то они бы превратились в ангела, парящего под облаками. Сейчас, возможно, она бы жила с милым Фебом, как он тогда говорил? Да, на милой квартирке, ах, как бы там было славно! Но ещё не поздно всё исправить! Эсмеральда принялась лихорадочно обдумывать пути побега, она с удвоенной силой начала уговаривать горбуна, используя весь арсенал убеждения. Девушка плакала, стояла перед ним на коленях, даже, превозмогая отвращение, поцеловала уродливые губы звонаря. Ничто не действовало, а поцелуй поверг его в такое глубокое потрясение, что несчастный затрясся всем телом, из его правого глаза полились обильные слёзы.
— Госпожа, я так счастлив, — промолвил он, с бесконечной благодарностью взирая на красавицу.
Эсмеральда испугалась, что влюблённый горбун попробует сделать с ней то же самое, что и капитан. Её чуть не стошнило от представленной картины, она страшно закричала и набросилась на звонаря с кулаками. Он покорно снёс удары и поспешил оставить девушку, её поцелуй был так нежен и сладостен, что до самого последнего дня своей жизни он будет жить воспоминаниями об этой случайной ласке. Эсмеральда, отчаявшись добиться помощи от звонаря, решила разыграть последнюю карту. Она давно заметила ключ, который архидьякон носил на поясе, этот ключ, скорей всего, отпирал двери монастыря. Если бы можно было заполучить его! Но для этого придётся пойти на риск, монах стар, вряд ли у него останется много сил, если… Тут её передёрнуло от отвращения, недавно съеденный обед попросился наружу, она склонилась над ведром для нечистот. Отдышавшись, цыганка подумала о другом, что, если удастся ограничиться одним поцелуем, как с горбуном? Пока священник будет её целовать, она сумеет незаметно снять с него ключ, главное, чтобы он не сразу заметил пропажу. Мысль показалась здравой.
Клод был приятно поражён тем, что, когда он пришёл проведать девушку, она встретила его милой улыбкой.
— Простите меня, отец Клод, — произнесла она кротким тоном, не поднимая глаз. — Вы так много сделали для меня, а я, неблагодарная, вела себя очень гадко.
Архидьякон опешил от счастья, но по укоренившейся привычке не давать волю чувствам, он ограничился сдержанным кивком. Ещё больший приступ радости он испытал, когда красавица посмотрела на него и продолжила.
— Может быть, вы сможете сопровождать меня на прогулке, как раньше? — чаровница мило улыбнулась.
— Да, — выпалил священник, не веря собственному счастью.
Он почти выбежал из её кельи, девушка, едва закрылась за ним дверь, упала ничком на постель и разразилась слезами. Расчёт оправдался, ночью священник действительно поджидал её на крыше. Некоторое время они шли молча, цыганка с досадой заметила, что на этот раз у него на поясе не было ключа, а, значит, сегодня ей не удастся сбежать. Чтобы как-то отвлечь монаха, она попросила его рассказать об истории этого места. Клод принялся не спеша развёртывать перед девушкой сложную, почти двухсотлетнюю историю собора. Эсмеральда против воли увлеклась рассказом и сама задавала вопросы, если что-то было не вполне понятно. Ближе к полуночи она разрешила ему проводить себя до кельи и с обворожительной улыбкой попрощалась. Этот вечер окрылил священника и заставил отчасти раскаиваться в том поступке, который он совершил накануне. На следующую ночь всё повторилось, Эсмеральда вновь с отчаянием увидела отсутствие ключа, Клод продолжил рассказывать о соборе и о королях прошлого. Он находил их прогулки почти идиллическими, обилие воздуха на крыше собора создавало иллюзию простора и свободы. Клоду показалось, что они уподобились тем влюблённым парам, которые имели счастье гулять в тени апельсиновых деревьев, наслаждаясь обществом друг друга. Архидьякон за общим увлечением не замечал, что его дама в нетерпении кусает губы и бросает полные тоски взгляды на раскинувшийся внизу город.
***
К её радости, на третью ночь он пришёл сильно уставший, но с заветным ключом, который за кольцо был прикреплён к его поясу. Священник выглядел скверно, глубокие тени запали под глазами, заострились скулы. У него был непростой день, началось всё с того, что за ним послали из дома семейства де Гонделорье со слёзной просьбой явиться к ложу умирающего. Мадам Алоиза была щедрой жертвовательницей и приходилась дальней родственницей епископу, её просьбы не следовало оставлять без внимания. Он собрал лёгкий сундук, оставив почти все серьезные снадобья и инструменты, тот, к чьему ложу его призвали, нуждался в эту минуту не в лечении, а в покаянии. Встретил священника выводок взволнованных девиц примерно одного возраста, которые ещё не успели отправиться ко двору и пользовались гостеприимством дома де Гонделорье. Хозяйка и её прекрасная дочь проводили его в светлую комнату, где в жару метался капитан Шатопер. Рвота ещё не открылась, но это был лишь вопрос времени.
— Отец Клод, — почти рыдала госпожа де Гонделорье. — Он был совершенно здоров и вдруг, пригубив вина, побледнел и упал.
— Матушка, — Флёр-де-Лис свела золотистые брови и тем самым заставила умолкнуть свою суетливую мать.
Затем девица посмотрели на священника и кротко молвила.
— Я вас молю, если это в вашей власти, помогите ему, — она почти сразу опустила глаза.
— Я не медик, дочь моя, — спокойно ответил архидьякон. — Я священник, возможно, вам стоило пригласить другого.
— Нет! Все говорят, что вы знаетесь с нечистой силой, — неосторожно произнесла девица де Гонделорье, после чего опустилась на колени. — Если это потребуется, употребите всё свое мастерство, но помогите моему Фебу!
Слёзы стекали по белым щекам, синие глаза смотрели умоляюще и требовательно, весь облик девицы дышал такой прелестью, что Клоду Фролло захотелось повторно вонзить в тело капитана серебряную иглу. Это случилось три дня назад, как раз после того, как Эсмеральда сменила гнев на милость. В тот вечер священник, скрепя сердце, аккуратно извлёк щипцами иглу из раствора и положил её в футляр. Сам он надел чёрную сутану, поверх неё плащ с капюшоном, затем пришёл черёд чёрных перчаток из тонкой кожи. Ими он взял иглу из футляра и подколол ею, наподобие булавки, капюшон изнутри, там, где он соединялся с остальной частью плаща. Благодаря этому ухищрению игла оказалась спрятанной в складках ткани и не соприкасалась с кожей монаха. Причетники провожали архидьякона встревоженными взглядами.
— Ей-богу! — бесхитростно побожился молодой монах. — Если бы я не знал его, то подумал бы, что это монах-привидение.
Его приятель пихнул неразумного в бок и тот замолчал. Архидьякон покинул собор, чтобы подойти к излюбленному месту гуляки-капитана, к кабачку «Яблоко Евы». Клод укрылся в зазоре между домов, откуда открывался прекрасный вид на дверь, при этом сам архидьякон, благодаря своему одеянию, сливался с темнотой. Феб пожаловал в компании других стрелков, правда, бражничал он недолго и вышел на улицу один, по виду даже не сильно пьяный. Он решил пешком преодолеть путь до своей квартиры, вино слегка затуманило голову. Капитан думал о своей прелестной невесте, в которой без устали открывал всё новые совершенства. Всё такой же беззаботный, он не заметил чёрную фигуру, которая шла за ним по пятам. Архидьякон, оказавшись вблизи от капитана, быстрым движением извлёк иглу и загнал ему в спину. Феб вскрикнул, тогда священник вынул иглу и бросил её в сточную канаву.
— Что за чёрт? — Феб с удивлением оглянулся и увидел странного незнакомца, он присмотрелся. — Отец Клод, это вы?
— Да, сын мой, я искал своего брата Жоанесса, когда увидел, что вы закричали, — он участливо положил руку на плечо Шатопера. — Как вы себя чувствуете?
— Я вас не заметил, — он как-то слабо улыбнулся. — Что-то резко кольнуло меня в спину.
— Какая досада, похоже, вы много выпили, сын мой, — священник встал перед ним, загораживая луну. — Вас проводить?
— Нет, благодарю, — Феб постарался выпрямиться. — Нет такого недуга, который бы смог согнуть Шатопера.
— Похвально, — священник быстрым шагом удалялся от него.
Феб смотрел ему в спину с нехорошим чувством узнавания, словно подобное уже случалось с ним, причём совсем недавно. В голове зашумело сильнее, он с трудом добрался до собственной постели, а на следующее утро проснулся в добром здравии. Крохотная точка крови на белой коже сзади его не встревожила, он её попросту не заметил.
***
И вот, архидьякон видел редкую красавицу, смиренно стоявшую на коленях и молящую его о милости. Возможно, не будь он так вдохновлён переменой в цыганке, Клод Фролло не поддался бы очарованию девичьего горя и просто отказался бы осматривать капитана. Вместо этого он благословил женщин и выпроводил их прочь, оставив себе в помощники только сильного лакея. Для приличия он провёл внешний осмотр капитана, затем, когда увидел, что у того началась рвота, вышел к ожидавшим его дамам.
— Дело плохо, — коротко ответил священник. — Мне нужно отлучиться к себе за лекарствами и всем необходимым.
Он быстрым шагом вышел из дома, объятого тревогой, у себя в келье Клод взял противоядие, несколько других склянок и рожок, которым следовало сделать вливание. Так же быстро он пересёк Соборную площадь и, войдя в дом, потребовал в помощь ещё одного лакея. Втроём им удалось скрутить Шатопера и провести над ним унизительную манипуляцию. По глазам лакеев было понятно, что у них появилась неистощимая тема для разговоров и шуточек на обозримое будущее. Когда всё закончилось, священник велел выбросить рожок и принести ему воду для мытья рук вместе с монастырским мылом. С великой тщательностью он брезгливо отмыл руки, с ненавистью поглядывая на слабо мычащего капитана. Клод оставил женщинам инструкции, как ухаживать за Фебом, главное, его нельзя было тревожить.
— Я подозреваю кишечную хворь, — сказал архидьякон очень серьёзно. — Если лечение не поможет, то, боюсь, дело можно считать конченым.
— Лечение поможет, — твёрдо произнесла девица де Гонделорье, он не стал с ней спорить.
***
Архидьякон настолько спешил к своей красавице, что даже не заглянул в свою келью, из-за этого злополучный ключ продолжал висеть на его поясе. Эсмеральда сделала немыслимое, она взяла его под руку и, заглядывая снизу вверх в суровое лицо, произнесла:
— Какая ночь! — её маленькая рука нащупала ключ, но придётся потрудиться, чтобы снять его. — Скажите, отец Клод, — со стальным кольцом надо будет повозиться.
— Да? — он не чувствовал её манипуляций, поглощённый очарованием запрокинутого лица.
— Вы бы хотели меня поцеловать? — спросила она, кокетливо опуская глаза, затем, будто в сильно смущении, продолжила полушёпотом. — Если так, то я вам разрешаю.
Её как вихрем подхватило, архидьякон прижал девушку к колонне и припал долгим поцелуем к полным губам. Двумя руками он обхватил её за бёдра, девушка отвечала на поцелуй, она позволила его языку затеять борьбу со своим. Священник даже застонал от удовольствия, в это время она смогла отцепить вожделенный ключ. А он оторвался от её губ и, опустившись на колени, покрывал страстными поцелуями высокую грудь, его руки при этом сжали округлые ягодицы. Пока священник с закрытыми глазами предавался смелым ласкам, девушка зажала в руке ключ. В следующий миг она отпихнула архидьякона ногой и, когда тот, всклокоченный и распалённый, приподнялся, чтобы повторить натиск, девушка воскликнула.
— Неужели вы сначильничаете меня, как капитан? — она отбежала от него на некоторое расстояние.
Священник тяжело дышал, стоя на четвереньках, он сейчас походил на большого и опасного зверя, девушка мучительно сглотнула.
— Нет! — он поднялся на ноги. — Прости меня, красавица, я не хотел.
— Я сама дойду, — запальчиво произнесла девушка. — Не трудитесь меня провожать, я думала, ваш поцелуй вернёт мне желание жить, а вы чуть не повторили за Фебом!
— Клянусь, — он опустил голову.
— Не желаю слышать, приходите завтра днём, а сейчас не смейте меня тревожить! — девушка с бешено бьющимся сердцем бегом скрылась с крыши.
Архидьякон, вернувшись в свою келью, встал на колени и принялся долго молиться, ему хотелось унять бесконечное счастье, растущее в груди. Даже её упрёки не могли отравить для него мгновения чистого счастья, которые он пережил ранее. Как знать, может быть, она передумала и решила остаться с ним? Исполненный счастливыми грёзами, вспоминая совершенство её тела, волнующий запах и нежные губы, Клод обхватил себя руками, словно пытаясь удержать в объятиях призрак горячо любимой Эсмеральды.
В это время девушка кралась на ощупь к выходу, в последние ночи монахи не зажигали свечей в коридорах и проходах, уповая, видимо, на сочившийся сквозь узкие окна лунный свет. Девушка покидала собор с лёгким сердцем, её бёдра немного побаливали в том месте, где их неосторожно сжал священник, губы слегка припухли от страстных поцелуев. Но ожидаемого чувства гадливости не было, наверное из-за того, что её мысли были заняты только тем, как незаметнее отцепить ключ, она почти не обращала внимания на священника и его ласки. Скоро Эсмеральда обретёт свободу, перебежками она доберётся до Двора чудес и укроется там, а потом следовало найти Феба. Как будто в ответ на её молитвы небо заволокло тучами, скрыв луну за чёрной пеленой. Девушка с трудом отперла дверь, тяжёлые засовы, которые Квазимодо поднимал, как пушинки, чуть не придавили хрупкую цыганку. Но стремление к свободе придало ей сил, покончив с засовами и замком, она оставила ключ в замочной скважине и, лёгкая, будто тень, скрылась в ночи.
