Долгое прощание

      В келье у окна сидела молодая женщина, даже сквозь широкое монашеское одеяние просматривался округлившийся живот. Сестра Анна выглядела лет на двадцать, у неё было широкое крестьянское лицо и большие черные глаза, её кожа отливала зеленоватой смуглостью. Заметив вошедших, она хотела было подняться, но настоятельница резко велела ей:       — Сиди на месте, сестра, тебе в твоём положении следует беречь себя.       Веки настоятельницы часто заморгали, молодая монахиня робко посмотрела на Изабеллу и Клода.       — Эти сеньоры — большие учёные, — пояснила аббатиса. — Даже она, — тут женщина указала на Изабеллу, чем вновь вывела из себя Клода, тот еле сдержался от резкого выпада. — Они осмотрят тебя, дитя, и окончательно убедятся в той великой благодати, что на тебя снизошла.       — Здравствуйте, — дрожащим голосом поприветствовала их сестра Анна.       Первым делом Клод провёл осмотр головы и посчитал пульс. У монахини были чистые белки и здоровый блеск в глазах, дыхание не отличалось особой зловонностью, на языке не было налёта, у неё были неплохие зубы и здоровые розоватые гланды. С разрешения настоятельницы священник принялся считать пульс, сердцебиение оказалось учащённым, что можно списать на естественное волнение, с другой стороны, он был достаточно частым, что могло свидетельствовать о среднем периоде беременности. Закончив с этими манипуляциями, Клод вышел из кельи, уступая место моне Изабелле. По первым признакам монахиня действительно походила на беременную, о чём свидетельствовало немного одутловатое лицо и пульс. Ему следовало захватить с собой уринарий, но Клод не видел никакой надобности в этом. Профессора в Школе были неразлучны со своими матула, считая уриноскопию надёжнейшим методом диагностики. Выделяют около двух десятков цветов и состояний мочи, которые свидетельствовали бы о здоровье больного. Но чувствительный ко всякого рода телесной грязи Клод откровенно брезговал этим методом. В отчёте он ограничится фразой, что применил всё своё мастерство при осмотре монахини, если потребуется, то про исследование урины скажет отдельно.       Осмотр затягивался. Клоду надоело ждать у дверей, он немного переживал за Квазимодо — этот негодяй Пьетро повадился водить горбуна в таверну. Правда, Квазимодо всегда возвращался трезвым и, как подозревал священник, хитрый привратник брал его воспитанника с собой, чтобы иметь грозную защиту и чтобы звонарь доставлял его после попоек домой. Клод не препятствовал этой сомнительной с его точки зрения дружбе единственно ради того, чтобы избежать ошибок прошлого. Возможно, его провал как приёмного отца заключался именно в том, что он изначально посчитал Квазимодо неспособным наладить нормальную связь с окружающими. Для Клода уродство горбуна являлось веской причиной отсутствия нормальных человеческих отношений. Он опасался, что люди могут навредить мальчику, поэтому никуда его от себя не отпускал, обрекая Квазимодо на такое же глухое одиночество, в каком пребывал сам. Пусть хотя бы здесь заведёт себе друзей, благо салернцы спокойно реагировали на внешность горбуна, в какой-то мере он стал местной знаменитостью.       За дверью послышались возмущённые женские голоса, Клод прислушался. Настоятельница почти кричала, Изабелла отвечала ей напряжённым голосом, который выдавал владевшее ею раздражение. Священнику не хотелось вмешиваться, но тут в разговор на повышенных тонах вклинился тонкий, почти детский плач. Гарпии притихли, слышались только рыдания сестры Анны. Клод испытал соблазн приложиться ухом к потрескавшейся поверхности двери. Но долго ему ждать не пришлось, вскоре дверь отворилась, сначала из кельи вышла возмущённая настоятельница, затем спокойная с виду Изабелла.       — Я окончила осмотр, — обратилась к нему графиня. — Беременности нет.       — Давайте обсудим всё в моём кабинете! — взвился голос аббатисы.       — Как вам будет угодно, — холодно ответила Изабелла.       Клод посмотрел в открытую дверь и увидел скорчившуюся на постели фигурку, сестра Анна продолжала плакать. Он подумал, что в следующем письме из Реймса вполне может узнать, что Эсмеральда ждёт ребёнка. Она, наверное, будет такой же тяжёлой и неповоротливой, как эта маленькая монахиня. Привычная ревность обожгла его, заставив резко отвернуться от двери. Он никогда не избавится от призраков прошлого, хотя какое это имеет значение здесь? Настоятельница между тем стремительно вела их обратно, едва они вошли в убогий кабинет, как Стефания накинулась на мону Изабеллу.       — Вы же видели, что она невинна! Вы щупали её живот, неужели это вас не убедило! — её глаза мигали с ужасающей частотой.       Мона Изабелла встала, выпрямившись во весь свой внушительный рост, она скрестила на груди руки. Клод невольно подумал, что ещё недавно эти самые аристократичные руки исследовали потаённые части тела простой деревенской монашки. Гадливость с примесью лёгкого волнения объяли его, когда он представил эти белые пальцы, раскрывающие цветок невинности несостоявшейся Богородицы. Но тут его взгляд упал на кошелёк, который висел у её пояса, сейчас он выглядел пустым. Клод вспомнил, что графиня носила там пару перчаток из тонкой кожи на случай, если требовалось провести осмотр. Видимо, из-за ссоры с настоятельницей она могла оставить их в келье.       — Я ещё раз повторю, — теперь в мелодичном голосе звенела неприязнь. — Её чрево пусто, внутри нет ребёнка, не было шевелений. Подобное часто случается с молодыми женщинами, которые или больны, или слишком впечатлительны и мечтают зачать ребёнка. Тогда дьявол начинает кружить несчастных, насылая признаки, похожие на беременность.       Настоятельница не думала сдаваться.       — А как же молоко?! Вы ведь сами пощупали грудь и оттуда потекла струйка молока! — быстроглазая аббатиса почти тряслась от возмущения.       — Опять же, подобное случается, в некоторых случаях даже у мужчины бывает молоко! — румянец выступил на бледных щеках.       — Да что может знать об этом бездетная женщина! — закричала матушка Стефания.       Изабелла вздрогнула как от удара, она невольно перевела взгляд на Клода, тот решил вмешаться.       — Прошу вас не забываться, вы говорите с уважаемой и знатной сеньорой! — вскричал он и этот звучный голос вкупе с французским акцентом заставил настоятельницу замолчать. — Сейчас я желаю услышать от вас обеих только то, что касается осмотра!       Поджав губы, настоятельница прошла к столу и в изнеможении опустилась на кресло. Изабелла продолжила стоять, Клод также отказался сесть, устремив на графиню пристальный взгляд.       — Девушка действительно невинна, — произнесла Изабелла на итальянском, а ведь она могла прибегнуть к латыни, в которой вспыльчивая настоятельница, по-видимому, ничего не смыслила. — Её груди набухли и при надавливании сочатся белой жидкостью, напоминающей молоко. Живот тугой, но при прощупывании в разных местах так и не обнаружился ответный отклик. Дитя никак себя не проявляет, его невозможно ощутить руками, даже при сильном надавливании. Зато сестра Анна болезненно реагировала на прикосновения, — она замолчала, затем продолжила. — Я полагаю, что никакой беременности нет, но мы имеем дело с болезнью. Увы, несчастной осталось не так много.       — Это ложь! — вновь взвилась настоятельница, чуть не подлетая над своим столом.       Видно было, что Изабеллу утомила вся эта ситуация, она до белых костяшек стиснула руки. Клод подошёл к столу.       — Я услышал достаточно, — он говорил властным авторитетным тоном, перед которым матушка Стефания оказалась бессильной.       Женщина вновь села и посмотрела на него глазами, полными своеобразного благоговения.       — Еще Алкмеон Кротонский, развивая учение Гиппократа, вывел и усовершенствовал теорию о четырёх жидкостях. В человеческом теле различают четыре гумора: кровь, флегма или слизь, жёлтая слизь и чёрная слизь. Все эти четыре жидкости в теле здорового человека пребывают в гармонии. Но бывает так, что наступает дисбаланс и одна или две жидкости начинают преобладать, что приводит к появлению различных болезней. Причиной ненадлежащего смешения жидкостей могут служить неблагоприятные условия жизни или даже сильное расстройство. Я ясно изъясняюсь? — речью свою Клод вёл на латыни, отчего настоятельница сидела особенно смирно и, выпучив глаза, пыталась понять его.       — Да, отец мой, — не очень уверенно ответила женщина.       — Превосходно, — Клод прошёлся перед столом аббатисы. — Сестра Анна пережила потерю родителей, она росла среди чужих людей, что не может не приводить к глубоким огорчениям. Кроме того, ваш монастырь находится на высоте, значит, здесь слишком много холодного и сухого воздуха, что так же с лёгкостью приводит к дисбалансу гуморов. А они, в свою очередь, стали накапливаться в чреве сестры Анны, оказывая влияние и на сосцы, исторгая из низ ложное молоко, — тут он подошёл вплотную к столу и, нагнувшись, вполголоса произнёс. — Я бы советовал вам прислушаться к нашему заключению и оставить бедную девушку в покое. Ваши притязания на появление второй Богоматери выглядят в высшей степени предосудительно, здесь недалеко до ереси.       Настоятельница дёрнулась, затем в страхе заморгала глазами.       — Недавно на площади сожгли ведьму, которая извела детей своих хозяев, неужели вы хотите, чтобы в следующий раз на костре сожгли вас или несчастную сестру Анну? Будьте же благоразумны, оставьте свои безумные мечты, согласитесь с нашим заключением и не усложняйте жизнь бедной девочке, — в конце он перешёл на итальянский, а его глаза пылали как раскалённые угли.       Аббатиса нервно сглотнула, перед ней стоял мужчина — фигура авторитетная и исполненная такой важности, которая и не снилась этой простой душе. Она с готовностью закивала, соглашаясь с ним.       — Хорошо, я поняла, — веки продолжали часто моргать. — Сейчас я распоряжусь, чтобы вас накормили и проводили отдохнуть, — суетливо проговорила она, поднимаясь.       — Нет, — раздался голос Изабеллы.       Священник и монахиня с удивлением посмотрели на неё.       — Я не останусь в вашей обители, — твёрдо произнесла мона Белла.       — Проводник придёт только утром, — с некоторым раздражением напомнил ей Клод.       — Да, останьтесь, — растерянно добавила аббатиса.       — После ваших слов я не могу остаться здесь, — Изабелла гордо подняла голову. — Моя беда — то, что я не могу зачать ребёнка, не позволяет вам касаться её нечистыми руками!       Клод впервые видел её такой: пылающей праведным гневом и возмущением; он нашёл, что подобное состояние чрезвычайно шло ей. Бледное лицо горело румянцем, в глазах появился опасный блеск, грудь подрагивала от сдерживаемого гнева. Он ощутил, как пересохло во рту, желая скрыть смятение, Клод отвернулся от неё.       — Но, — аббатиса беспомощно посмотрела на священника, — куда вы собираетесь? Не зная дороги — это настоящее безумие!       — Дорога здесь одна, — жёстко произнесла Изабелла.       Клод подумал, стоит ли подразнить эту разъярённую тигрицу, но предпочёл пока себя сдержать.       — Я присоединяюсь к графине Аста, нам следует покинуть вашу обитель, — голос его был твёрд, отчего растерянная настоятельница смешалась ещё больше.       Единственной, кто взбунтовался против гордого решения моны Изабеллы, была кроткая сестра Камилла, она самым категорическим образом отказалась покидать монастырь.       — У меня кости ноют, а, значит, быть дождю, — ворчливо проговорила женщина, демонстративно хватаясь за спину.       Сестре Камилле было отчего возмущаться. Едва она легла вздремнуть, как её потревожили и позвали во двор, где монахиня с негодованием увидела священника, графиню и ослов, подготовленных к пути.       — Я не поеду без проводника, — упрямилась всегда сговорчивая монашка, она решительно покачала головой. — И вам не советую!       — Хорошо, оставайтесь, — согласилась мона Изабелла.       Настоятельница протянула Клоду мешок со съестным и водой, он поблагодарил её. Ему, как и сестре Камилле, не очень хотелось подвергать своё тело тяжёлым дорожным испытаниям. Но эту странную женщину нельзя было оставлять одну: если Изабелла не сломает себе шею, сорвавшись на осле с горы, то может натолкнуться на каких-нибудь бедовых людей, коих во множестве бродило по горам. Принц Сансеверино по мере сил боролся с мародёрами и разбойниками, осколками арагонской армии. Коварный Ферранте I предлагал помощь в усмирении своих же людей в обмен на большую лояльность, но принц упрямился, а король продолжал тайно сгонять дезертиров и прочих негодяев к границам княжества. Но какое дело обиженной женщине до политики и до возможных угроз её жизни?