***
Они ехали в полном молчании, порывы горячего ветра сдирали с головы капюшон. Клод по привычке проклинал погоду и влажность. Как вообще можно жить в такой местности и не сходить с ума? Насколько Изабелла всегда хорошо держалась, но и она поддалась всеобщему безумию. С чего бы ей так взъесться на явно не дружащую с головой настоятельницу? Но, не желая загружать себя мыслями о женской слабости, Клод сосредоточился на дороге. Первые капли дождя застали их на полпути к подножию горы, Изабелла быстро спешилась, взяла ослика под уздцы и велела Клоду следовать за ней. Он неохотно повиновался, она уводила их в сторону от основной дороги в лес, который рос по склону горы. — Здесь недалеко пещера, там мы переждём дождь, — пояснила ему Изабелла. — Вам что же, знакомы эти места? — недовольно поинтересовался он, оглядываясь на потемневший лес, капли стали чаще. — Да, не отставайте, — коротко ответила она, не оборачиваясь. Вскоре они действительно вышли к пещере. Ослов тоже завели внутрь, чему те были не рады. Вскоре на землю обрушился поток воды, животные забились вглубь пещеры, Изабелла же встала у самого выхода. Она смотрела на стекавшие вниз ручьи и потоки так же равнодушно, как на море. Ею всецело владела какая-то особая неозвученная мысль, но, по-видимому, довольно горькая, раз графиня поджала губы, словно сдерживала плач. Клод обернулся на мерцающие из темноты ослиные глаза и уже хотел присоединиться к животным, как женщина заговорила. — Вы полагаете, все они правы насчёт меня? — спросила Изабелла, всё так же глядя на дождь. Он после короткой внутренней борьбы решился подойти к ней и встать рядом. Клоду всё казалось, что ослы смотрят ему в спину с укором, священник слегка поёжился. — Нет, я полагаю, что все ошибаются и слишком озабочены чужими делами, — произнёс он, с некоторой тревогой наблюдая за тем, как вода заползает в пещеру. — Вам лучше отойти. Она резко повернулась к нему и схватила его за руку. — А вы что думаете, отец Клод? — Изабелла перешла на французский, который у неё получался особенно волнующим из-за итальянского акцента. — Думаете тоже, что я ошибка? Чудовищная нелепость: женщина-медик и при этом бесплодная? — она горько усмехнулась. — Все только и говорят об этом за моей спиной, что я не имеют права заниматься хирургией и что я должна была бы уйти в монастырь, дабы мой супруг мог жениться повторно и произвести на свет наследника. Он слегка сжал её руку, нужных слов не находилось. Клод сам до недавнего времени полагал, что ей не место в стенах школы. Только после блестящей операции по удалению бородавки и после нескольких других священник признался себе, что она достойна занимать своё место. Изабелла хорошо играла роль знатной дамы при деле. Она всегда выглядела элегантно и ухоженно, никогда не выпячивала свои заслуги и в общении с коллегами, даже самыми ничтожными, умела проявить женскую скромность. Пожалуй, только с ним Изабелла могла позволить себе отклониться от безупречной линии поведения. Он и не догадывался, какого напряжения душевных сил стоила ей хорошая репутация. Дождь усиливался, но подобный бурный ливень не мог продлиться долго. В глубине пещеры беспокойно зашевелились ослы. Клод пожалел, что подошёл не к ним, а к этой израненной душевно женщине. Как он ни старался, у него не получалось подобрать слова утешения, в которых так нуждалась Изабелла. — Это не моя вина, — начала она свой долгий рассказ. Клод молча слушал, как и сотни других историй, которые ему рассказывали кающиеся на исповеди. Слова, так долго сдерживаемые, срывались с губ бурным потоком, тайны, бережно лелеемые, открывались доверчиво его слуху. Он не перебивал её и, не отпуская похолодевшей руки, впитывал в память рассказанное. Изабелла не плакала, ближе к концу рассказа лицо её разгладилось, голос стал спокойнее. Когда она закончила говорить, Клод заключил женщину в братские объятия и запечатлел на гладком лбу нежный поцелуй. Именно ей он доверил правду о своём прошлом, о любви к маленькой плясунье и том вихре безумия, который объял его. — Я умер прошлым летом, — произнёс Клод. — Когда она покинула Париж, у меня не осталось причин продолжать жить. Я пытался прервать свои страдания, но Господь распорядился иначе. Так я оказался здесь. Вы спрашивали, что я оставил в Париже, я оставил там себя, своё сердце и свою жизнь. Сейчас с вами беседует тень, неприкаянная и нераскаявшаяся. Я не в силах изменить прошлое, да и не желаю этого. Они стояли рядом, немного смущаясь той вспышки сострадания друг к другу, которую пережили. У Клода отпала последняя надежда, что новая привязанность способна вытеснить из его сердца красавицу-цыганку. Нет, то, что он испытывал к Изабелле, не было любовью или даже страстью. Это было нечто извращённое, то, чего не должно было бы существовать между потомками Адама и Евы, а именно дружеское расположение. Ослы, напуганные громом, принялись истошно вопить, Изабелла звонко рассмеялась, закрывая руками уши. Клоду было не до смеха, но её радость была ему приятна, он даже раздумал отходить хворостиной длинноухих упрямцев. Когда ливень стих, они ещё некоторое время провели в пещере, уже не разговаривая. Клод молча протянул Изабелле кусок хлеба и фляжку с водой, она с благодарностью приняла еду. Когда небо окончательно прояснилось, они продолжили путь. Пришлось с великой осторожностью вести ослов по скользкой влажной земле. Лес окружил их запахами мокрой листвы, почвы и лёгким ароматом прошлогодней листвы. Дождь раскрыл некоторые ароматы, поднял их в воздух, ослы беспокойно прядали ушами, а Клоду чудился сладкий запах тления. Какие тайны могли скрывать эти деверья, растущие на склоне горы? В ночи они подошли к городским воротам, стража с некоторым сомнением пропустила путников обратно. Клод проводил Изабеллу, которая прятала лицо за плотной вуалью, до палаццо Аста, зайти поужинать и обсушиться он отказался, ссылаясь на то, что беспокоится о Квазимодо. Мона Белла, слишком измученная этим непростым днём, не стала его уговаривать. Ослов забрали слуги. Клод отказался от сопровождения, ему хотелось немного пройтись. Он действительно некоторое время кружил по городу, не решаясь возвращаться в общежитие. Шальная мысль пойти на побережье и плавать в ночном море чуть не показалась ему здравой. Но вовремя пришло осознание, что плавание после столь утомительного дня могло бы закончиться исследованием дна бухты. Вместо этого он оказался на улице Торговцев, прошёл в её тесноте, чтобы посмотреть на дом купца ди Карено, чьё жилище в этот час дышало покоем и умиротворением. Неужели мстительный дух Марии или тень донны Лючии, не говоря уже о покойных младенцах, не смущают покой его обитателей? Неужели только Клод вспоминает несчастных женщин и их тайну, развеянную вместе с пеплом верной служанки? Он тяжело вздохнул, минуя дом купца Бернардо, так же безрадостно священник дошёл до лангобардского акведука. Это воистину величественное сооружение проходило через весь город. Построенный по образцам римских акведуков, Салернский отличался большей воздушностью. Вокруг него высились дома и пролегали улочки, и всё равно суеверные жители города полагали, что арки «дьяволова моста» вещь опасная и пройти под ними в темноте — равносильно призванию нечистого. Клод знал об этом поверии, поэтому специально выстроил свой путь таким образом, чтобы пройти под одной из арок. Ему показалось, что где-то невдалеке послышались человеческие голоса, затем они резко стихли, может быть, какие-то гуляки возвращались домой. Что же, он в своём чёрном одеянии как нельзя лучше подходил для роли привидения. Всё как в старые добрые времена, монах-привидение, одиноко бредущий в ночи.***
На следующий день он явился с подробным отчётом для преподобного Маттео, тот выслушал священника благожелательно. — Значит, нашему благословенному диоцезу не прославиться как родине нового Спасителя? — поинтересовался он иронично, его секретарь тонко улыбнулся шутке архидьякона. — Боюсь, что нет, ваше высокопреподобие, — произнёс Клод Фролло, ощущая тоску в обществе этого плотного человека со взглядом и повадками мясника. — Прискорбно, матушка Стефания, верно, негодовала, — продолжил Маттео Векьо. — Но это к лучшему, не стоило беспокоить важных людей по такому пустячному поводу. — Её община сильно нуждается, — вырвалось у Клода. — Вы полагаете? — архидьякон нехорошо прищурился. — Боюсь, у епархии нет лишних средств для этой обители. Сёстрам давно предлагается присоединиться к монастырю бернардинок здесь в Салерно, но они упрямятся, засели в своей горной обители, обдуваемой всеми ветрами. — Та девушка, сестра Анна, — заговорил Клод. — Она, возможно, вскоре умрёт. — На всё воля Божья, — кротко ответил архидьякон, который воспринимал чужие беды с удивительным мужеством, настолько сильным, что попросту игнорировал их. — Нельзя ли ей как-нибудь помочь? — Но как? Вы полагаете, что-то может спасти несчастную? — произнёс он с таким кислым выражением лица, что у Клода отпали дальнейшие вопросы. Больше поручений для Клода не нашлось и он, попрощавшись, спокойно вышел из архиепископского дворца. Сегодня у него не было особых дел, в «Саду лечебных трав» махнули рукой на необязательного француза, поэтому подорожником занимались и без его участия. Квазимодо, как всегда, был на колокольне, он освободится после повечерия и найдёт, как условились, чтобы встретить Клода на берегу. Пока священник направился к палаццо Аста, где его ожидал радушный приём. Изабелла выглядела отдохнувшей, она была одета в красное платье, которое мягкими складками струилось по её высокой фигуре, она обошлась без головного убора, оставив чёрные волосы открытыми. Сегодня Клод с одобрением смотрел на те женские ухищрения, к котором прибегала графиня, чтобы увеличить свою привлекательность. Он признал себе, что ему отрадно смотреть на неё нарядную и приветливую. Бьянка присоединилась к ним в открытой комнате, которая выходила во внутренний дворик. Девочка перестала расти, вряд ли она прибавила хотя бы полдюйма с момента их первой встречи. Бьянка расцветала красотой юности, её движения стали более плавными, улыбка мягче, она то и дело опускала прелестные карие глаза и порой хмурила золотистые брови. Сегодня граф вновь отсутствовал, он на несколько дней отбыл в замок принца в городке Теджано. Клод задумался, в последнее время принц всё чаще пребывал в этом хорошо укреплённом замке. Возможно ли, что готовится нечто интересное? Но настойчивый взгляд Бьянки оторвал его от размышлений; раз он в компании прелестных дам, то не стоило омрачать своё и без того суровое лицо невесёлыми думами. Клод открыл омоньер и достал оттуда небольшой свиток, который передал Изабелле. — Это подробный рецепт сонного зелья, я даже указал точное количество ингредиентов, чтобы вам не пришлось гадать, — пояснил он любезно. — Благодарю, дом Клаудио, — ответила Изабелла, она тут же развернула листок и погрузилась в изучение рецепта. Залюбовавшись её лицом, Клод не сразу заметил, что Бьянка поднялась и подсела к нему. Он слегка вздрогнул, когда лёгкая ручка коснулась его локтя. — Что? — спросил он у ясноглазой Бьянки. Она улыбнулась нездешней улыбкой, он с беспокойством заметил, что её взгляд затуманился. — У тебя что-то болит, дитя? — с легкой тревогой спросил он у неё. Изабелла оторвалась от чтения письма и тоже смотрела на девушку. Та отрицательно покачала головой, затем вновь заговорила. — Я видела во сне, что ваш король умрёт, и другой, тот, кто с ним рядом был, — она нахмурилась. — У него лань на гербе. — Он тоже умрёт? — холодок пробежался по спине. — Нет, — она говорила неуверенно. — Его посадят в темницу. Больше я ничего не помню, — она вздохнула, затем поднялась и, понурив голову, переместилась на своё место. За столом воцарилось неловкое молчание, Клод в очередной раз с ужасом подумал, что эта девушка не от мира сего. Старый король вечно хворал, его смерть не могла быть неожиданностью. Оливье ле Дэн нажил себе достаточно врагов, чтобы и правда оказаться в застенках. Но откуда это знать шестнадцатилетней итальянской затворнице? Тем более, если даже самому Клоду не известно ничего наверняка, в последнем письме ему сообщали, что всё спокойно и никаких потрясений не наблюдается.***
Но в начале сентября Клод получил письмо из Франции, написанное незнакомой твёрдой рукой. Все предсказания юной Бьянки исполнились: Людовик XI умер, его любимый брадобрей был арестован, а Клоду предлагали продолжать работать, но уже на другого хозяина. Он рассмотрел своё имя, написанное особым шрифтом. Что же, дочь короля оказалась достаточно решительной, чтобы без затруднения убрать бывшего фаворита и завладеть его секретами, в том числе и неким бывшим архидьяконом, который уже год как пребывал в Салерно. Клод написал краткий отчёт и своё согласие впредь работать на мадам де Божё, при условии, что его брату будут продолжать оказывать поддержку. Он незаметно передал письмо французскому моряку, с которым встретился на рынке, куда изредка наведывался, чтобы приобрести горные травы. Не всегда следует полагаться на искусство садовников из «Сада», порой лучшее можно найти в корзинке темнолицей крестьянки. Моряк подошёл к нему достаточно близко и тихо произнёс кодовое слово, Клод, не останавливаясь, передал ему небольшой сложенный бумажный квадрат. Этому письму предстояло преодолеть путь по морю и суше, чтобы попасть в нежные руки регентши. С этого момента начинался новый виток его тайной службы. Клоду было всё равно, кому он отправлял свои наблюдения, главное, что благодаря усилиям старшего брата бестолковый Жеан имел возможность продолжить сносно существовать, не прибегая к разбою. Больше Клод ничего для него сделать не мог, а, возможно, и не хотел.