Глава 9-1. «Мост дьявола»
17 сентября 2022 г. в 00:00
С новым учебным годом жизнь Клода и Квазимодо окончательно вошла в нормальное русло. Почти каждый день после занятий священник посещал палаццо Аста, где присутствовал при операциях или осмотре пациентов. После ужина он уходил на побережье, чтобы предаваться размышлениям, позже к нему присоединялся Квазимодо. Горбун бывал в гостях у Изабеллы по пятницам, всё остальное время он отказывался приходить туда несмотря на многочисленные приглашения графини. Квазимодо чувствовал себя стеснённо в великолепном дворце. В окружении красивых людей и вещей он сам себе казался ещё более уродливым и громоздким. Вот в компании Пьетро и его весёлых собутыльников он был более свободен. Но от выпивки отказывался и на приглашение посетить девок тоже отрицательно качал головой. Вообще Квазимодо куда лучше своего хозяина приспособился к жизни в Салерно, плавание положительно сказалось на его общем самочувствии, солнце и хорошая еда также способствовали улучшению здоровья. Но самое главное — его радовало отсутствие явной враждебности. Да, его примечательная внешность не оставалась незамеченной. Вот только в интересе, который питали к нему салернцы, по большей части было восхищение. Итальянцы знали толк как в прекрасном, так и в уродливом. Каким-то глубинным инстинктом они понимали, что понятия эти суть две стороны одной монеты, где на аверсе изображена Красота, а на реверсе Уродство. И то, и другое — отклонение от нормы, или, вернее, от серой массы прочих ничем не примечательных лиц. Поэтому горбуну жилось куда привольнее, чем в Париже, никто не подозревал его в ворожбе или братании с чёртом. Собор св. Николая, куда он поступил на службу, стал пользоваться особой популярностью. Горожан привлекла идея посещать мессы, которые сопровождались звоном колоколов горбатого звонаря.
Клод же со своей стороны вполне доверился Изабелле, она всё ещё была для него загадкой, но перестала быть загадкой раздражающе непонятной. Она вели долгие беседы о будущем медицины и сошлись на мнении, что следует многое пересмотреть.
— Требуется составить более точное описание человеческого тела, — говорил Клод. — То, с чем приходится работать нам и нашим ученикам, слишком далеко от жизни.
— Да, — согласилась с ним Изабелла.
Они в это время находились в той комнате для трапезы, которая выходила отсутствующей стеной во внутренний дворик. Бьянка как всегда витала в облаках, она растерянно щипала виноград и, казалось, не слушала, о чём ведут разговор тётка и священник. Клод изредка с тревогой смотрел на девушку: её пророческий дар его тревожил так же, как манера иногда подолгу останавливать на нём задумчивый взгляд. Что она видела? Неужели прошлое, а, может быть, дело в грядущем, которое виделось ему самому спокойным, но вполне могло обернуться неведомыми бурями? Бьянка молчала в его присутствии, но смотрела всегда внимательно и даже как-то вопросительно. Под этим взглядом он слегка терялся.
В конце ноября Дарио обвенчался с симпатичной вдовушкой, которая когда-то была замужем за одним из его коллег. Клод крайне удивился, но постарался ничем себя не выдать: донна Паола была женщиной во всех отношениях противоположной Бьянке. Ей исполнилось двадцать восемь лет, она воспитывала двоих сыновей от первого брака, у неё была смуглая кожа, мягкий взгляд почти чёрных глаз и пышное телосложение. Красавец Дарио выглядел вполне довольным, теперь на пятничном ужине он присутствовал вместе со своей супругой, которая всегда держалась мило и сердечно, а над историями своего болтливого супруга смеялась так, что её пышная грудь уютно колыхалась. Паола подружилась с Изабеллой, да и Бьянка была к ней расположена, Клода же в ней привлекала простота. Она была тем, чем казалась: счастливой женой и матерью, хорошей хозяйкой и обладательницей доброго сердца. Граф находил её очаровательной, он даже приглашал супругу магистрата приходить с детьми — мальчишками восьми и семи лет. Франческо с удовольствием возился с ребятнёй и даже учил их аристократической манере стрелять из лука.
Принц на зиму обосновался в Салерно в своём прекрасном дворце, который располагался рядом с площадью св. Матфея. Отчасти поэтому граф стал чаще бывать дома и, когда приходил Клод, он любил пообщаться со священником на тему французских обычаев, существовавших при дворе. Дом Клаудио, правда, мало что мог ему сообщить нового, но посему было понятно, что граф живо интересовался всем французским. Поглаживая чёрную бородку, он размышлял.
— При анжуйцах было лучше, это глупая корова Джованна совершила ошибку, призвав Альфонсо Арагонского и объявив его своим наследником. Да она это и так быстро поняла, когда по приказу этого мерзавца был казнён её любимчик Караччиолли. Мало того, потом он поставил над нами своего бастарда, — тут граф шумно отхлебнул вина.
— Вы полагаете, что у анжуйского дома есть силы для восстановления своих прав? — поинтересовался Клод.
Изабелла бросила на него проницательный взгляд, но её супруг, казалось, ничего не замечал.
— Им можно помочь, — туманно ответил Франческо, улыбаясь какой-то своей мысли.
— Не разумнее ли держать французского короля? — осторожно спросил Клод.
— Время покажет, — на этом разговор закончился и уже в следующем вопросе граф интересовался собором Нотр-Дам: правда ли, что мастер продал душу дьяволу, чтобы изготовить великолепные врата?
О содержании этого и подобного этим разговоров Клод исправно сообщал во Францию. Так или иначе, в Салерно готовилась какая-то смута против Ферранте Арагонского. Принц Сансеверино принимал у себя виднейших баронов Неаполитанского королевства, а также усилил оборону своих замков и прибрежных оборонительных укреплений. Всё это делалось неспроста. Клод замечал нарастающее напряжение, например, увеличился разбой в пограничных областях княжества, так же как и наказание за это. Неаполитанский король стал более требователен в плане предоставления ему выгодных займов и установления управления из центра в ущерб правам принца на местах. Сгущались тучи и в воздухе запахло грозой.
Но возня в высших сферах, как правило, пока не задевала обычных горожан, Салерно остается жемчужиной Амальфитанского побережья. Его жители продолжали любить и ненавидеть, рожать детей и умирать под ласковым солнцем, в сени лимонных деревьев.
В одно утро в середине зимы 1484 г. стража, делая утренний обход, обнаружила неприятную находку. Молодой человек лежал на спине, его чёрные глаза были распахнуты, немного крови вытекло из раны, образовавшейся в треснувшем черепе. На вид ему могло быть восемнадцать или двадцать лет, он был кое-как одет в обычную для небогатого горожанина одежду: белая рубашка, коричневые штаны кальцоне и чёрная куртка. Магистрат ди Паскуале оказался вырванным из тёплых объятий донны Паолы и спешно вызван к месту обнаружения трупа. Всё это было крайне неприятно, поэтому, трясясь на кобыле в это туманное утро, Дарио придумал, как облегчить своё положение страданиями другого. Вот почему прежде, чем попасть к акведуку, он отдал распоряжение сопровождавшим его солдатам доставить дома Клаудио, профессора Школы, прямо к злополучному месту самоубийства.
Крайне раздражённый Клод прибыл в ту минуту, когда туман уже рассеялся и вокруг трупа собралась большая толпа, едва сдерживаемая солдатами. Дарио стоял там же, он уже провёл осмотр и теперь спрашивал у зевак, знает ли кто покойного. Были выдвинуты различные версии о личности погибшего юноши, но ни одна из них пока не претендовала на достоверность. Клод хмуро протиснулся сквозь галдящих горожан и подошёл к Дарио, который как раз перешучивался с толстым зеленщиком.
— Что за спешность? Почему вы меня вызвали, ещё и через солдат? — холодно вопрошал по-французски священник.
— Дражайший отец Клаудио, боюсь, без вашего проницательного ума и наблюдательного глаза мы окончательно запутаемся, — с улыбкой произнёс Дарио. — Я велел ничего не трогать, чтобы вы могли спокойно всё осмотреть. Пока есть мнение, что несчастный самоубился.
— Почему именно меня вам вздумалось вызвать? — недовольно поинтересовался Клод, хотя в душе и так знал ответ. Взаимная к нему антипатия магистрата только возросла после того, как священник пришёлся по душе добродушной Паоле.
— Ну как же? Во всём Салерно не найдётся второго такого мудреца, как вы, — внешне вполне спокойно произнёс Дарио.
Клод поджал губы, плотнее запахнулся в плащ и подошёл к распростёртому на камнях юноше. Некоторое время священник молча созерцал, затем, подняв голову, пошарил взглядом по аркам акведука, наконец вновь посмотрел на покойника и велел ближайшему солдату приподнять его, дабы Клод мог взглянуть на затылок. Солдат, кряхтя, исполнил приказ, Клод задумчиво смотрел на вмятину на затылке. Зеваки замерли, сосредоточившись на странном лысом священнике, тот велел положить труп, как был раньше. Даже Дарио с любопытством следил, как Клод кружит вокруг тела, словно лисица подле курицы. Закончив осмотр, священник подошёл к Дарио и тихо прошептал ему на ухо:
— Велите уносить тело, я закончил.
— И к каким же выводам вы пришли? — магистрат прищурился.
— К единственному выводу — здесь слишком шумно, — холодно произнёс священник.
Вскоре толпу разогнали, а труп, положив на повозку, накрыли рогожей, позже им должен был заняться приглашённый хирург, так как Клод наотрез отказался прикасаться к нему.
— Не думал, что вы настолько чувствительны, — Дарио поднял бровь. — Помнится, вы без сомнений вскрыли перед несчастным отцом голову его младенца.
— То была необходимость, — ответил Клод, который ехал на коне одного из сержантов, тогда как Дарио восседал на собственной кобыле. — Я предпочёл бы оставить этот разговор на потом.
— Как вам угодно, — весело ответил магистрат.
Оказавшись в своём кабинете, Дарио первым делом выслал секретаря, тот даже не удивился, увидев входившего священника. Как только юноша скрылся за дверью, Клод подошёл к окну и о чём-то задумался.
— Так что вы думаете? — поторопил его Дарио с лёгкой насмешкой.
— Я думаю, что юноша не самоубился, падение с такой высоты привело бы к большим повреждениям и к гораздо большей кровопотере, — Клод говорил, не оборачиваясь. — Вы и сами могли заметить, что крови совсем немного. Кроме того, рана на затылке очень похожа на те, что бывают от резкого удара чем-то тяжёлым. Проще говоря, кто-то проломил голову нашему юнцу, а потом притащил его под акведук, чтобы всех обмануть. Но у меня возник другой вопрос, — тут он соизволил повернуться к Дарио. — Всё, что я вам сказал, вы скорей всего и так знали, а если нет, то услышали бы это от хирурга, который станет осматривать тело. Зачем я вам понадобился?
— Паола приглашает вас к нам на ужин в четверг, — со вздохом признался магистрат.
— Что же, не было иного способа передать приглашение? — раздражение усилилось, священник скрестил руки на груди.
— Этот самый действенный, — ответил Дарио, поднимаясь. — Ну же, отец Клод, вспомните купца ди Карено, неужели вы не желаете помочь мне распутать ещё одно дело?
— Передайте сеньоре ди Паскуале, что мы с Квазимодо будем у вас, — упрямый священник направился к двери, оставляя вопрос магистрата без ответа.
— Постойте, я живу… — начал Дарио.
Клод остановился, надменно посмотрел на него и процедил сквозь зубы.
— Я знаю, где вы живёте, — с этим словами он открыл дверь.
Магистрат так и не узнал, что Паола, отчаявшись добиться от супруга помощи, написала Клоду. Она сообщала адрес и приглашала Клода вместе с Квазимодо разделить с её семейством скромный ужин. Немного дуясь на Дарио за то, что тот почти неделю не может передать приглашение, Паола не стала посвящать его в свои дела, чем невольно дала священнику ещё один козырь против своего супруга. Вообще Клод был заинтригован этим убийством: интересно, кому понадобилось пытаться скрыть преступление, неуклюже имитируя самоубийство? Кому в здравом уме придёт пытаться покончить с собой, бросившись с акведука, когда всегда есть море, готовое принять в свои объятья любого?