Долгое прощание

      Бьянка, конечно же, часто болела, первая догадка Клода о ней подтвердилась — у девочки действительно было слабое здоровье. Всё в ней напоминало хрупкий нежный цветок: и почти прозрачная белизна кожи, и тонкие линии тела, и плавность движений, которые были подобны лилии на ветру. Её внимательный сосредоточенный взгляд часто преследовал Клода, заставляя его чувствовать себя неловко. Но его мысли никогда не сбивались на непозволительный лад, для этого Бьянка была слишком не от мира сего. Эсмеральда другое дело, она ведь сама жизнь, огненная пляска желания в израненном сердце. Клод любил её, поклонялся ей, желал её. С Бьянкой всё иначе, даже мона Изабелла, несмотря на дружеское расположение, нет-нет да будила в нём волнение. Эта же прозрачная девочка никогда не привлекала монаха. Правда, сейчас, когда он спешил в палаццо Аста, Клод испытывал беспокойство. Что, если дело и правда серьёзное и девочка не переживёт эту зиму? Такое вполне могло быть, эта мысль неприятно задела его. Квазимодо, сопровождавший воспитателя, с тревогой смотрел на его прямую спину и окаменевший рот.       В палаццо их встретила суета, Клод заметил нескольких преподавателей из Школы, которые, собравшись вместе, обсуждали что-то, стоя на площадке возле лестницы. Он не стал подходить к ним, они вместе с Квазимодо поднялись наверх, чем вызвали новую волну обсуждения среди учёных ворон. На втором этаже их встретила Аннунциата, она попросила оставить Квазимодо с ней, а сама заговорила быстрым шёпотом.       — Вас ждут господа в покоях сеньориты Бьянки, — её глаза покраснели, она показывала, в какую сторону следовало пройти.       Клод кивнул, жестами приказал Квазимодо остаться со служанкой, а сам решительно направился туда, куда указала Аннунциата. Он не стал брать с собой медицинских приспособлений, справедливо рассудив, что в доме моны Изабеллы этого добра было с избытком. Клод вошёл в открытую дверь спальни, помещение оказалось переполнено людьми: Франческо, Белла и ректор Падуано, три служанки и два молодых пажа. Клод неодобрительно огляделся. Вокруг горели свечи, Бьянка лежала на высокой кровати, которая была закрыта тяжёлым красным пологом. Священник сквозь зубы поздоровался с присутствующими; по графу и Изабелле было видно, что они крайне расстроены. Ректор Падуано напустил на себя важный вид и поправил зелёный шаперон.       — Что с ней? — спросил Клод, кивая в сторону полога.       — Сильный жар, — веско произнёс ректор, — избыток чёрной желчи и сильный перегрев. Я рекомендую кровопускание, но мона Изабелла против, — он кисло посмотрел на графиню и более требовательно на её супруга.       Франческо, мужественный граф Аста, которого даже хромота не останавливала от участия в охоте и сражениях, теперь был похож на тень. Он как-то потерянно стиснул руку супруги и смотрел куда-то в сторону, слова ректора, видимо, слышанные не раз за этот вечер, не трогали его. Клод поджал губы, машинально приложил руку ко лбу и в следующий момент произнёс:       — Здесь слишком людно, мне кажется, ей скоро нечем будет дышать.       Ректор распахнул свои серые глаза, затем неодобрительно прищурился на Клода. Изабелла вышла из глубокой задумчивости, она обвела растерянным взглядом помещение и, возвысив голос, потребовала:       — Выйдете все!       Слуги, встрепенувшись, поспешили исполнить приказание госпожи, ректор всё ждал ответа от графа. Франческо посмотрел мутным взглядом на Клода, затем обратился к ректору:       — Давайте обсудим всё в другом месте.       Алессандро не нашёлся, что возразить, он проследовал к выходу из спальни вслед за сильно хромающим графом. Изабелла закрыла за ними дверь, приложила кисть ко лбу и как-то потерянно посмотрела на священника.       — Франческо боится, что это конец, — произнесла она полушёпотом. — Он специально послал за вами, чтобы вы могли…       Изабелла не договорила, она прикусила тыльную сторону ладони, чтобы сдержать рыдания. Клод понял её: его позвали, чтобы он мог в случае необходимости соборовать бедняжку и выслушать последнюю исповедь. Он прошёл к кровати и откинул полог, бледное лицо Бьянки было вызолочено свечным сиянием, черты лица слегка заострились. Клод подошёл ближе и взял тонкую руку, чтобы нащупать пульс. Длинные ресницы затрепетали и Бьянка открыла свои ясные карие глаза. Изабелла тихо воскликнула, приближаясь к постели.       — Милая, ты меня слышишь? — мягко позвала она девушку.       — Да, — раздался на удивление сильный голос. — Дорогая тётушка, выйдите, — попросила Бьянка Изабеллу.       Клод с удивлением смотрел на девушку, её рука была холодна, как лёд, но по лихорадочному блеску глаз и по лёгкому румянцу на скулах он понимал, насколько силён был жар. Такое часто бывает, когда жар тела сопровождала почти ледяная холодность конечностей: кистей и стоп. Священник отпустил её руку. Мону Беллу не пришлось просить дважды, она с готовностью вышла за дверь. Бьянка глубоко вздохнула, когда услышала лёгкий скрип дверных петель. Теперь она пристально смотрела в глаза священнику, Клоду показалось, что у него кружится голова под этим взглядом.       — Сядьте рядом со мной, — всё тем же сильным голосом попросила его бледная красавица.       Он не нашёл в себе сил отказать ей и присел на край кровати, девушка взяла его за руку и слабо стиснула.       — Я хочу сейчас уйти, — произнесла она со вздохом.       — Это грех — так говорить, — он был поражён мыслью, что, пожалуй, это первая их полноценная беседа.       — Если я уйду сейчас, то не увижу всех ужасов, — продолжила девушка, внезапно замолчав.       — Каких ужасов? — Клод отвёл взгляд от её огромных карих глаз. Он знал девушку, у которой были похожие дивные очи.       — Франческо умрёт, — она произнесла это спокойно, отчего мурашки забегали у него по спине.       Клоду стало очевидно, что он присутствует при божественном откровении, лицо Бьянки запылало румянцем, дыхание участилось.       — Он умрёт, а вы уедете, Белла останется одна, — теперь в её голосе послышалась скорбь. — Ей будет очень тяжело и никого рядом.       — А вы? — жуть заползала в сердце. Не желая являть собственную слабость, Клод крепче сжал её руку.       — А я всё рано умру, — ответила Бьянка, — но позже… После нашей свадьбы.       — После чего? — он изумлённо посмотрел на неё: кажется, вышла ошибка и в ней говорил не вещий дар, а обычный бред тяжелобольного. — Мне нельзя жениться, дитя.       — Вам разрешат, — возразила она спокойно.       — Это ни в чьих силах, — Клод грустно улыбнулся: милое светлое дитя.       — Вы думаете о ней, — внезапно сказала Бьянка, чуть приподнимаясь на локте, её золотистые волосы потемнели от пота и облепили лоб, грудь бурно вздымалась. — О той девушке с козой, я видела её в ваших снах.       Клод ощутил нарастающий ужас, он был готов отпрянуть от юной колдуньи, но она цепко держала его. Почти против своей воли священник продолжил смотреть в её сияющие глаза.       — Вы ведь тоже хотели сжулить и сбежать, я видела, как вы плыли в холодной воде, — потрескавшиеся губы сложились в мягкую улыбку. — Вы женитесь на мне и покинете Салерно, только так.       — Я не могу, — выдавил он из себя.       Девушка отпустила его руку и бессильно рухнула на подушки. Когда он с опаской дотронулся до её плеча, Бьянка открыла глаза.       — Сможете, вы ведь любите меня, — произнесла она твёрдо.       — Я люблю Эсмеральду, — он не понимал, зачем это говорит, зачем спорит с умирающей.       — Да, — её лицо исказилось как от боли. — Она сильнее меня и вас, она всегда будет первой, — девушка замолчала, некоторое время слышалось только её тяжелое дыхание, наконец она нашла в себе силы продолжить. — Я не буду сегодня умирать, пусть приходят и отворяют мне кровь, я скоро выздоровею.       Клод поднялся и подошёл к двери, его не покидало неприятное чувство, что она смотрит ему в затылок, но проверять это он не рискнул. Ректор Падуано пустил Бьянке кровь, как и планировал, к его ликованию спустя час у девушки спала температура. Она даже слабо улыбнулась бледному Франческо. Клод нашёл Квазимодо и они незаметно покинули этот объятый смятением дом. На следующий день в Школе только и разговоров было о том, что ректор Падуано спас племянницу графа Аста. Изабелла с тонкой улыбкой отклоняла все вопросы, ограничиваясь благодарностью мастерству ректора. Улучив минуту, она подошла к Клоду и попросила его прийти к ним сегодня, но он отказался, ссылаясь на плохое самочувствие. Женщина пытливо посмотрела на него, но говорить ничего не стала, иногда всё понятно и без лишних слов.              На самом деле Бьянка напугала его, ей удалось посеять в душе горькие сомнения. В очередной раз бывший архидьякон подумал, что всю свою жизнь выстроил неправильным образом. Ему следовало жениться, завести детей и, трудясь в поте лица, добыть себе состояние. Он мог бы стать адвокатом, а оттуда недалеко было и до должности судьи. Семейный лен, за который он так упрямо цеплялся, не стоил тех жертв, на которые Клод пошёл, чтобы сохранить его для брата. И чем безжалостнее звучал голос истины, тем гаже было на душе. Священник подумал вновь о холодных морских волнах, но вместо этого ноги сами его привели к зданию магистратуры. Дарио выглядел удивлённым, он любезно предложил Клоду сесть и мужественно сдерживал рвущиеся с языка вопросы.       — Что насчёт того юноши? — спросил, нарушая неловкое молчание, священник. Магистрат облегчённо выдохнул.       Его секретарь без лишних напоминаний вышел за дверь.       — Мы последовали вашему совету и по клейму на обуви вышли на мастерскую Джулио Ретти, маэстро узнал туфли, — здесь лукавый магистрат умолк.       Клод посмотрел на него с плохо скрытым раздражением: у этого человека как ни у кого другого получалось выводить его из себя.       — Как поживает донна Паола? — осведомился Клод, с радостью отмечая, как дёрнулась щека спесивого магистрата.       — Благодарю, всё хорошо, — суховато ответил Дарио и тут де продолжил. — Так вот, туфли были узнаны. По словам сапожника, их заказала и оплатила донна Роландина, жена маэстро Доменико Доцетти.       Ему было знакомо это имя, Доцетти являлся успешным аптекарем, Клод и сам как-то обращался в его лавку в поисках редкого ингредиента. Значит, следы вели в жилище почтенного аптекаря.       — Мы пока втайне опросили соседей и собрали информацию об аптекаре и его щедрой супруге, — Дарио обаятельно улыбнулся.       Роландина Доцетти была уроженкой деревеньки Сан-Маттео. Услышав название деревни, Клод не удержался от усмешки — в этом крае слишком любили святого Матфея. Дарио заметил это, но постарался подавить приступ бешенства. Ей было четырнадцать лет, когда их деревню посетил маэстро Доцетти, там он увидел девушку, воспылал к ней безудержной страстью и, поскольку он был бездетным вдовцом, то сразу же обвенчался с ней и увёз красавицу в Салерно. О донне Роландине отзывались хорошо, она была со всеми одинаково приветливой, исправно посещала церковь, жертвовала на нужды бедным и рожала прелестных ребятишек. Аптекарь, которому исполнилось почти сорок пять лет, расцвёл и возродился благодаря молодой супруге. По слухам, жили они хорошо и благополучно растили троих сыновей.       — Зачем же почтенной донне заказывать туфли для какого-то безвестного юнца? — спросил Клод, предугадывая ответ.       — Вы были правы, всё дело в любви, — ответил ему магистрат. — Мы привели одного из соседей на опознание и он узнал в покойнике некого Томазо Тотти, слугу из дома аптекаря.       — Вы полагаете, что между хозяйкой и слугой была неподобающая связь? — Клоду такое объяснение показалось особенно банальным.       — Да, — тут Дарио улыбнулся. — Там, где есть любовная связь, там будет и обманутый супруг. Осталось провести обыск и допросить обитателей аптекарского дома.       — Я рад за вас, — с видимым безразличием произнёс Клод. — Мне немного жаль, что подобная загадка так легко разгадывалась.       — А вы хотели, чтобы мы обнаружили какой-нибудь заговор? — насмешливо поинтересовался магистрат.       — Пожалуй, — согласился священник.       Он попрощался с Дарио и пообещал посетить их дом в ближайший четверг, то есть завтра. На улице на него налетел порыв холодного ветра, столь частый зимой, Клод укутался в плащ, натянул на лысую голову капюшон и шёл по направлению к общежитию. В голове носился вихрь, какие-то обрывки мыслей и воспоминаний, недавние события и прошлое. Клод почти видел ясные глаза Бьянки и её мокрые от пота золотистые волосы, и тут же воспоминания перескакивали на то, как он пришёл в тюрьму к Эсмеральде. Возможно, ему не стоило начинать всё с обмана, он должен был рассказать девушке о своих чувствах, открыть правду о себе. У неё в ту пору было огромное доброе сердце, она смогла бы его простить, быть может, даже позволила бы себя увести. Зимний Салерно был сер и непригляден, но, начиная с мая, он превращался в удивительно красивое место. Они могли бы жить здесь вместе, согласись Эсмеральда тогда стать его, он бы увёз её в Италию, возможно, даже сюда. Воскресла безумная фантазия о том, как они рука об руку гуляют в тени цветущих апельсиновых деревьев. Но мысль уже переключилась на другое — она беременна, носит ребёнка от другого мужчины, всё окончательно потеряно. Хотя он не мог смириться, также как не мог не справляться о ней и посылать тайком деньги, те жалкие крохи, которые получал за преподавание и нечастую медицинскую практику. Зачем он это делал? Зачем ставил её в неловкое положение? Клод этого не знал.