Весна вступила в свои права, в воздух поднялись ароматы расцветающей природы, которые, наслаиваясь на солоноватый привкус морского воздуха, порой кружили голову. Клод Фролло полностью сосредоточился на своих прямых обязанностях, смотритель «Сада» был поражён до глубины души, когда впервые за два года французский преподаватель принялся следить за делянкой подорожника со всем тщанием и прилежностью. Он продолжал бывать в палаццо Аста, где либо присутствовал при операциях Изабеллы, либо учил Бьянку основам греческого языка. Занятия начались по просьбе графа, который обратился к Клоду в конце зимы. Произошло это во время традиционного пятничного ужина и было так неожиданно, что священник после некоторого колебания согласился. Судя по опущенному взору Бьянки, просьба исходила от неё, но, повинуясь требованиям приличий, озвучена была именно Франческо.
Девушка оказалась прилежной ученицей и особых хлопот не доставляла, она старательно переписывала Илиаду и читала, мило коверкая слова. Клод поправлял её, повторно она ошибок уже не совершала. Во время занятий всегда присутствовал кто-то из слуг, обычно Аннунциата, что вполне устраивало Клода, ведь никакого волнения девушка в нём не будила, а её слова, сказанные под воздействием болезни, и вовсе казались чем-то несерьёзным. Сейчас на его душу снизошёл покой, Клод перестал ходить на побережье, предоставляя Квазимодо одному или в компании Пьетро совершать паломничество к водам Тирренского моря. Нет, следовало оставить в прошлом все те иллюзии, в чьём плену бывший архидьякон так долго находился. Он не знал, кого родила Эсмеральда и благополучна ли она, хотя истерзанной душе ничто не мешало грезить о прекрасной цыганке.
Бьянке между тем всё чаще нездоровилось, её бледная красота стала будто прозрачной. Сквозь белую кожу проступали синеватые венки, губы приобрели почти лиловый оттенок, а ногти подозрительную синюшность. Изабелла тревожилась за девочку, Клод по её просьбе составлял грудной сбор и порошки, способные облегчить страдания больной, но они оба знали, что Бьянка вряд ли увидит следующую весну. Догадывался об этом и Франческо, всё с большей тревогой он наблюдал за маленьким ангелом, своей единственной родной душой. Слухи о болезни девушки, тем не менее, привлекли массу желающих взять её в жены, графа осаждали охотники за богатым приданым всех возрастов и положений, но он угрюмо отказывал им. Кто-то говорил, что дело в желании Франческо прибрать к рукам состояние племянницы, кто-то шептался о нездоровом влечении к красивой родственнице. Но правда была на поверхности: он просто любил Бьянку и не желал омрачать её последние месяцы какой бы то ни было суетой. Дни шли один за другим, девушка становилась всё слабее, а граф всё более мрачным.
Дарио и Паола ждали ребёнка, она ещё более округлилась и на вкус Клода стала даже привлекательнее, о чём он не уставал говорить намёками при встрече, чтобы ещё больше досадить магистрату. Тот ожидаемо бесился, ревновал, но чувств своих не показывал, чтобы не огорчить супругу. Дел особых у Дарио не имелось, он разбирал стандартные кражи и тяжбы, чему был безмерно рад, ибо нет ничего более суетного, чем странные и неразгаданные убийства. А ему, ввиду скорого отцовства, так хотелось некоторого покоя! Но, как это часто бывает, горячие упования не были услышаны.
Утром 7 апреля магистрат был поднят с постели тревожными известиями. К нему прибыл сержант магистратуры с просьбой как можно скорее явиться в дом маэстро Бартеломео Липпо, известного в Салерно интеллектуала. Дом почтенного учёного располагался на улице Мироносиц, которая находилась почти параллельно улице Торговцев. Там высились дома уважаемых горожан: медиков и преподавателей, маэстро Липпо занимал трёхэтажный дом, относительно новый, с яркими ставнями. Магистрата на входе встретил слуга, он же и провёл его внутрь, туда, откуда слышался женский плач и детский рёв. Оглядываясь вокруг, Дарио заметил образцовый порядок — видимо, дом управлялся рачительной рукой: полы были чисто выметены, лавки аккуратно покрыты коврами, на мебели ни пылинки. Магистрата проводили в спальню, где он увидел несколько плачущих женщин, двоих мужчин и пару детей. Все собрались подле кровати, на которой лежал труп с верёвкой на шее и множеством колотых ран на теле.
— Пошлите за профессором Школы домом Клаудио, — распорядился Дарио сопровождавшему его сержанту.
Позже угрюмый донельзя священник был доставлен на место преступления. Магистрат беседовал с домочадцами, все твердили одно и то же: среди ночи неизвестные ворвались в дом, убили маэстро Бартеломео и поглумились над телом, вздёрнув его. Особенно горячо об этом говорили сын убитого, дон Филиппо, и его матушка, донна Джулия Липпо. Дарио велел остальным покинуть спальню, чтобы не мешать медику осматривать тело.
— Это всё из-за убеждений отца, — немного дрожащим голосом произнёс Филиппо.
Дарио вопросительно посмотрел на него.
— Наша семья — потомственные гвельфы, — с гордостью пояснил мужчина, сверкая чёрными глазами. — Отец много раз разбивал доводы сторонников Ферранте I и делал это во всеуслышание, не стыдясь и не щадя этих ублюдков!
Магистрат задумался. На вид Филиппо было лет тридцать, но пыл словно делал его моложе, таким жаром и негодованием он горел. Его мать, донна Джулия, казалась спокойнее, она промокала покрасневшие от слёз глаза батистовым платком, но выглядела при этом относительно собранной. Женщина подтвердила слова сына и про принадлежность семьи к гвельфам, и про имеющихся недругов.
— Что же делали вы все, когда вашего отца убивали? — поинтересовался Дарио.
Филиппо прикусил губу, а донна Джулия положила руку на его плечо и начала возмущённо:
— Всё произошло очень быстро и на моих глазах, негодяи даже связывать меня не стали, просто пнули в живот и взялись за Бартоломео! А у Филиппо всегда был крепкий сон! Когда всё закончилось, мерзавцы убрались из дома! Даже соседи ничего не слышали! Я просто уверена в этом! — под конец она почти кричала, сын с тревогой посмотрел на неё.
Дарио кивнул протоколисту, который старательно записывал услышанное. В это время Клод, внутренне содрогаясь от отвращения, приступил к осмотру тела. Маэстро Бартеломео успел окоченеть, на лице его застыла жуткая маска, передающая последние минуты жизни. Священник с тихой молитвой убрал с шеи верёвку, после чего перед ним открылась полоса тёмно-бордового цвета. Он перевёл взгляд на раны, в изобилии покрывающие грудную клетку покойного. Преодолевая дурноту, Клод прикинул ширину оставленной раны при помощи своего указательного пальца. Затем он провёл своеобразный замер остальных ранений. Убедившись в своих подозрениях, Клод вернулся к осмотру шеи. Донна Джулия не спускала с него внимательного взгляда. Металлический запах крови ударил в нос, у священника закружилась голова. Немного покачнувшись, он продолжил читать молитвы. Это успокаивало присутствующих родственников и его самого. На одежде покойного виднелись буроватые пятна, не говоря уже о телесных жидкостях, которые, просочившись из тела, добавили в спёртый воздух дополнительную тяжесть. Клод ощупал шею и, открыв рот покойному, посмотрел внутрь. Допрос закончился, магистрат велел Филиппо показать, где именно повесили его отца. Оказывается, убийцы настигли учёного мужа в кабинете, там по потолку весьма удобно проходила крепкая балка, за которую они повесили маэстро Бартеломео. Писец пошёл вслед за магистратом и сыном хозяина, донна Джулия осталась в спальне, продолжая наблюдать за действиями священника.
— Вы всё поняли? — спросила она, убедившись перед этим, что двери закрыты и никого поблизости нет.
— Да, сеньора, — Клод выпрямился. — Это вопрос времени, когда остальные всё поймут. Могу побиться об заклад: в кабинете почти нет следов крови, ведь ранения наносились в уже мёртвое тело.
Он посмотрел на неё, гордую и прямую, как будто проглотившую копьё. Джулии Липпо в прошлом году исполнилось сорок лет, это была всё ещё красивая средиземноморской красотой женщина, невысокая, с горделивой осанкой. Она печально улыбнулась.
— Он давно хотел совершить это безрассудство, — произнесла она тихо. — Всегда вроде в шутку, но глаза при этом не смеялись. Бартеломео был уверен, что дело гвельфов проиграно, что папский престол погряз в грехах, и было бы лучше покориться сильному правителю, чем дать себя разорить очередной смуте. Он говорил с принцем и предупреждал его об опасности, но его никто не слушал. Бартеломео не выдержал, — женщина промокнула глаза платком.
— Кто наносил ему раны? — спросил священник, отходя от тела.
— Я, — с гордостью ответила Джулия. –Я сделала это во имя любви, не желаю, чтобы моего мужа, как пса, закопали за кладбищенской оградой.
Клод кивнул, слова здесь были излишни, он благословил добродетельную жену. Затем вышел из спальни, позади послышалось отчаянное рыдание и глухой звук, как будто кто-то резко упал на пол. В кабинете озадаченный Филиппо не знал, что отвечать, Дарио заметил отсутствие крови и пытал этим несчастного сына. Когда появился Клод, магистрат почти радостно спросил:
— Ну как? Вы его осмотрели?
— Да, — произнёс священник. — Всё так, как говорили супруга и сын, несчастного убили, а затем повесили.
— Хм, — Дарио недоверчиво воззрился на Клода, но что-то в его лице заставило магистрата задуматься. — Полагаю, нам понадобится время для разбора вашего дела и поисков виновных, можете подготовить отца к погребению, — произнёс он, обращаясь к Филиппо, тот с готовностью закивал.
На выходе магистрата и священника окружила толпа соседей, которые наперебой вопрошали, что случилось. Сержанты отгоняли наиболее назойливых, но вопросы всё равно сыпались со всех сторон, тогда Дарио и Клод увеличили шаг. Позже между ними состоялся долгий разговор при закрытых дверях. С трудом, но священнику удалось донести свою мысль: принц Сансеверино всё равно занят подготовкой к мятежу, об этом знают все, более того, об этом, скорей всего, известно и в Неаполе. Убийство якобы сторонника принца, именитого горожанина и учёного мужа настроит жителей Салерно окончательно против короля, что будет на руку Антонелло. Это куда лучше, чем самоубийство раскаявшегося и разочарованного гвельфа. Магистрат угрюмо воззрился на священника.
— Вы ведь должны осуждать подобное, — не выдержал он. — Вы даже есть отказывались под одной крышей с женщинами, а теперь так легко желаете покрыть грех самоубийства, — Дарио искренне недоумевал.
— Я отвечу за это перед Творцом, — произнёс Клод, устало потарабанив пальцами по подлокотникам. — На вас нет греха, вы засвидетельствуете то, что сказали вам жена и сын покойного, а я, как медик, сделаю соответствующее заключение.
Похороны маэстро Бартоломео были пышными, проститься с ним пришла масса народу, даже принц с супругой явились засвидетельствовать своё почтение. Донна Джулия, прямая и скорбная, принимала соболезнования. Ученого закрыли в семейном склепе и священник отпел его со всей торжественностью. Убийство прославленного маэстро наделало шума, предполагаемых убийц искали и сержанты из магистратуры, и добровольцы из числа местных жителей, неугомонный Пьетро сманил Квазимодо участвовать в поисках, горбун равнодушно присоединился к нему. Клод не присутствовал на похоронах, он пытался в ночных молитвах замолить собственный грех. Грех сострадания.
***
Бьянке становилось хуже, но занятий она бросать не собиралась, теперь уроки проходили у её постели. Клод старался щадить девушку, давая ей повторять простые цитаты из Гомера. Она быстро уставала, её ясные карие глаза, столь похожие на глаза Эсмеральды, подёрнулись нездешней дымкой. Голос, который раньше звонкостью и мелодичностью также напоминал прелестную цыганку, теперь звучал тихо и слегка надтреснуто. В один из дней в конце апреля Аннунциата вышла из комнаты и Бьянка схватила его за руку, от резкого движения она поморщилась, но руки не выпустила.
— Женитесь на мне, — попросила она его молящим тоном. — Я не доживу до осени, — девушка сделала паузу и отдышалась. — Не желаю видеть Квазимодо… и Франческо.
— Что? — встревожился священник, осторожно накрывая её ручку своей: какая исхудавшая кисть!
— Ничего, — хриплый вдох. — Вы должны на мне жениться, я не хочу умирать, не познав любви.
Клод сглотнул и попробовал мягко высвободить свою руку.
— Милое дитя, это невозможно, — он посмотрел на неё с бесконечной жалостью.
— Нет, — в уголках глаз показались слёзы. — Попросите Антонелло… он поможет…
Она потеряла сознание, Клод проверил её пульс, который оказался настолько слаб, что отзывался едва заметным трепыханием под кожей. Бьянка тихо дышала, он бережно уложил её на кровать. Звать Изабеллу не имело смысла — это сон из-за утомления, через некоторое время девушка очнётся. Как же она исхудала! Он вспомнил, какой прелестной казалась юная Бьянка в их первую встречу, болезнь не пощадила красавицу. Желтоватая кожа была натянута на острых скулах, золотистые волосы потеряли блеск. Он видел сквозь сорочку, что плоть её истаивала всё сильнее с каждым днём. Бьянка почти не ела, по её просьбе сестра Камилла читала молитвы возле её ложа, девушка готовилась покинуть этот мир. Но эта странная просьба, столько бесхитростная и отчаянная, наполнила его сердце слезами. Дождавшись Аннунциату, Клод покинул палаццо, путь его лежал во дворец принца Антонелло.
***
Франческо, который узнал о просьбе священника и о желании Бьянки, поначалу просто не мог поверить во всё происходящее. Он пытался говорить с племянницей, но добился только того, что она со слезами пообещала умереть как можно быстрее и без покаяния, уж коль скоро дядя не в состоянии пойти навстречу её желаниям. Разговор со священником так же не принёс ясности или облегчения.
— Клянусь, я собственными руками прикончу вас, если вы всё это затеяли ради того, чтобы воспользоваться доверчивостью моей племянницы, — прорычал он с нескрываемой угрозой.
Клод стоял напротив него, как всегда прямой и по виду невозмутимый.
— Такова воля Бьянки, — произнёс он. — Поверьте, мне дела нет до её приданого и я делаю это из одного лишь сострадания.
— О каком сострадании может идти речь? — вскричал граф. — Глупышка умирает, а вы собираетесь разделить с ней супружеское ложе! Похоже, я ошибался в вас!
— Меньше всего я желаю нарушать обеты, я не сделал этого, когда действительно желал, не сделал бы и сейчас, — холодно возразил священник. — Принц заверил меня, что в его силах получить от Папы документ, снимающий с меня обеты. Делаю я это единственно ради Бьянки и её желания.
— Она сама не ведает, что говорит! — кричал граф. — Она больна, она умирает.
— Она желает умереть счастливой и, если это в моих силах, я обязан ей помочь.
Франческо замер с раскрытыми от изумления глазами, он не мог поверить, что с ним происходит нечто подобное. Клод воспользовался его замешательством и откланялся, ему следовало ждать развития событий. Оставшись один, граф схватил ненавистную трость и, опираясь на неё, прохромал до комнаты племянницы.
— Оставь нас, — рявкнул он сестре Камилле.
Бьянка лежала на постели, слишком слабая, чтобы даже улыбнуться его приходу.
— Дом Клаудио рехнулся, он попросил у принца Антонелло за спасение поговорить с Папой, чтобы тот снял с него данные обеты! — воскликнул граф Аста, с трудом присаживаясь стул, оставленный пугливой монахиней.
Что-то вроде улыбки промелькнуло на её лице.
— Он сделал это? — едва слышно переспросила Бьянка.
— Сделал, будь он проклят! — граф протёр лицо ладонью. — Родная, почему ты не желаешь уйти спокойно? Я почти смирился с тем, что мне предстоит похоронить тебя, но к чему вовлекать во всё это чужого человека? Священника? Это грех, Бьянка!
Девушка болезненно поморщилась и это заставило Франческо немного охолонуть, он испуганно следил за её бледными личиком.
— Так нужно, дорогой дядя, — она судорожно вдохнула. — Я просила тебя не участвовать в делах принца, — Бьянка говорила с частыми паузами. — Но ты не послушал. А Клод меня услышал.
— Я поклялся в верности принцу, — угрюмо ответил Франческо. — А дом Клаудио поклялся служить Богу.
— Ради меня он своими клятвами пренебрег, — мягкая улыбка показалась на синеватых губах. — Я люблю.
— Его? — граф не мог поверить собственным ушам.
— Нет, — девушка слабо мотнула головой. — Уходи и не мешай ему приходить ко мне.
Несчастный Франческо, ночью лёжа на белой груди Изабеллы, дал окончательно уговорить себя. Клод был возвращён в палаццо Аста, теперь каждый день после занятий он приходил и дежурил у постели Бьянки. Из острой всеобъемлющей жалости он превратился в верную сиделку при этой слабой девочке. А она, ощущая небывалый прилив сил, кажется, пошла на поправку. В начале июня пришло бреве Папы Сикста IV, согласно которому Клод Фролло, принятый в монашество и рукоположенный в 1466г. в Париже, освобождается от принесённых обетов ввиду своих выдающихся медицинских заслуг и необходимости исполнить последнюю волю девицы Бьянки Карро, дабы означенный священник мог жениться на ней. Клод несколько раз недоверчиво прочёл переданный ему принцем документ. Как легко, оказывается, можно изменить судьбу, если знать, за какие нити тянуть! Папа не отказал принцу Антонелло, одним росчерком пера даруя долгожданную свободу безвестному французскому священнику.
Через неделю после получения письма состоялось тихое венчание Бьянки и Клода, к этому времени девушка уже достаточно окрепла, чтобы без посторонней помощи стоять у алтаря. На ней было надето красное платье из переливчатого шёлка, который бросал зловещие алые отсветы на бледную кожу. Для пиршества она всё ещё была слаба и сразу после церемонии удалилась к себе, Клод собирался покинуть палаццо Аста, но ему не разрешили. Франческо лично увёл его в открытую комнату для трапезы, где их ждал накрытый стол. Граф подливал новоиспечённому родственнику вино, которое тот неохотно пил, Изабелла с тревогой наблюдала за мужчинами. Напряжение между ними только возрастало. Дарио был один, поскольку Паола на днях родила крепкого мальчика и ещё не пришла в себя, он сидел подле кузины и следил за происходящим, правда, без всегдашней затаённой иронии. Квазимодо чувствовал себя неуютно, но был единственным, кто с аппетитом ел. От принца в дар молодым прислали кошель с золотом и устные пожелания счастливой жизни, что несчастный граф воспринял почти как оскорбление. Он хмуро поблагодарил посланника принца и одарил парой серебряных монет. Кошелёк Франческо хмуро кинул Клоду, тот молча положил его в свой омоньер. Ему было неловко в новой мирской одежде в компании явно сердитого графа, только подбадривающий взгляд Изабеллы не давал впасть в окончательное уныние. Когда стемнело, Франческо распорядился отвести Клода в спальню Бьянки, на возражения священника граф с ненавистью запустил серебряный кубок о землю.
— Вы знали, на что идёте, когда соглашались на эту затею! — прокричал он. — Будьте же мужчиной и исполните свой долг.
Он стоял, покачиваясь на нетвёрдых ногах, верный паж поддерживал своего господина. Побледневшая Изабелла сделала знак Клоду не сопротивляться, тот едва заметно кивнул. Он прошёл по знакомому пути до опочивальни Бьянки, куда вошёл без особого трепета. Неизъяснимые пути сострадания вновь завели его в неведомые пределы. Рассчитывая заключить брак номинативный, он был не готов к требованиям непременной консумации. Тем более требование это исходило от главного противника, от графа. В комнате было темно и пахло розовым маслом. Он медленно принялся раздеваться, оставшись в одной сорочке и брэ, Клод приблизился к кровати. Откинув край одеяла, он лёг рядом с хрупким девичьим телом, Бьянка хранила молчание, ему тоже не хотелось говорить. Некоторое время они лежали в полной темноте, боясь пошевелиться или как-то ещё обнаружить своё присутствие, наконец, среди ночи он притянул её к себе и обнял. Девушка дрожала и тихо плакала, он гладил её по волосам, а сам бессонными глазами смотрел вверх. Едва забрезжил рассвет, как Клод достал из ножен маленький кинжал, который составлял часть его костюма, и сделал небольшой порез на руке. Нескольких капель крови на белых простынях было достаточно.
Бьянка умерла у него на руках 21 июля, смерть казалась лёгкой. Её положили рядом с родителями в семейной крипте. Клод отказался от приданого Бьянки, что было оформлено и засвидетельствовано двумя юристами. Внешне он не показывал своего горя, только стал как будто тише. В палаццо Аста он перестал бывать окончательно, предпочитая проводить время с Квазимодо. Клод никому не рассказывал, но последние слова, которые его молодая жена прошептала ему перед тем, как отлетела её светлая душа, касались воспитанника.
— Вы должны увезти Квазимодо, его сердце должно вернуться в Париж, — произнесла маленькая Бьянка, после чего покинула этот грешный мир.
