***
Шум в ушах похож на море. Да, точно, море… это первое, что мелькает в воспоминаниях, когда сознание начинает постепенно возвращаться. Чужие голоса доносятся словно сквозь толщу воды, но становятся всё отчётливее. Первое, что Рэки видит, когда приходит в себя – яркие русальи глаза. Не аквамариновые, которые видел перед тем, как отключиться, нет… родные, изумрудные. Он медленно моргает, стараясь разлепить внезапно тяжёлые, будто придавленные железными якорями веки, и взгляд его плывёт, но хрипловатый выдох сам вырывается из груди: — Мия… — Рэки! Пересохшие губы тянутся в улыбке. Рэки прикрывает глаза, чуть морщась от нахлынувшей боли в области живота. Хочется пить, и его желание, видимо, угадывают, тут же подавая воду. — Осторожнее, — говорит Кису, и, судя по всему, это именно он сейчас подносит кружку к его губам. Рэки делает пару жадных глотков. Сладко… кажется, комментирует вслух. — Это вода с мёдом, — поясняет другой, уже незнакомый голос. — Мне тоже понравился мёд, он сладкий. Слаще, чем октипулы. Рэки понятия не имеет, что такое октипулы, но и не думает об этом, вновь открывая глаза. Говорящим оказывается парень, примерно его ровесник, с длинными небесно-голубыми волосами и бледной кожей. Очень красивый парень, нечеловечески красивый – почти такой же, как и Мия. И на этот образ в памяти всплывает тот, о ком Мия ему не единожды рассказывал… — Ты… Ланга? — сипит Рэки. Парень кивает и склоняет голову набок, рассматривая его. Хочет что-то сказать, но его перебивает Мия, подсевший на край кровати и перехвативший взгляд. — Болит? Как ты? — тонкие пальцы русала проходятся по ладони, и Рэки чуть сжимает их, беря Мию за руку. Беспокойство в чужом голосе настолько ощутимо, что на сердце теплеет. Никакие боли от ноющей раны не страшны, когда Мия так смотрит на него, когда говорит с таким трепетом и отчаянно держит за руку, будто боясь, что он сейчас исчезнет. — Всё пучком. Жить буду, — Рэки посмеивается, поглядывает на Кису. — Буду же, да? Кису тоже издаёт смешок и кивает. — Будешь-будешь, Рыжик. Ты живучий, как таракан, на тот свет тебя отправить – та ещё задачка, — лекарь подмигивает и оправляет рукой светлые волосы с несколькими прядями, заплетёнными в косички. Чего только в волосах Кису нет – бусины, монеты, кристаллы, перья… — Но пока швы не затянутся – никаких нагрузок, понял? А то знаю я тебя, сейчас как в себя придёшь окончательно, так сразу побежишь скакать и тяжести таскать. Нет уж, — Кису фыркает, показательно качая указательным пальцем прямо у носа Рэки, отчего приходится слегка скосить глаза, — перешивать тебя заново я не буду, так и знай. Разойдутся швы – будешь руками вываливающиеся кишки придерживать. Картина представляется пугающая, но, справедливости ради, Кису – лекарь, и это его работа. Рэки невольно сглатывает и нервно улыбается, пока Кису помогает ему присесть, после чего вновь переводит взгляд на Мию. И, ох… По щекам того текут слёзы. — Рыбка моя… — сердце сжимается от вида плачущего русала. Рэки тянется к нему, но Мия опережает – льнёт ближе и обнимает так крепко, насколько, видимо, может себе позволить, дабы не побеспокоить ещё свежую заживающую рану в области живота. — Ты такой балбес, — шепчет Мия, шмыгает носом куда-то Рэки в плечо, такой внезапно маленький и уязвимый. Хочется укрыть его собой ото всех, не позволять видеть в таком состоянии, ведь это кажется чем-то таким… личным, что ли? Однако, подобной возможности у Рэки, пока что, нет. Да и в каюте, кроме них двоих, лишь Ланга и Кису. — Я испугался… думал ты… — Мия… — Рэки мягко поглаживает русала по спине и касается губами виска, прижимается к его голове, вдыхая аромат волос. — Всё хорошо. Я здесь, с тобой, да? Я тоже испугался, когда увидел тебя и того ублюдка... но мы оба в порядке. Мы в порядке, малыш… Кису тактично отворачивается к шкафу со своими баночками-скляночками, но Ланга взгляда от них не отводит. Будто изучает. Странный он, конечно, но прикольный. Впрочем, сейчас Рэки не думает ни о Ланге, ни о Кису, ни о ком-либо другом. Сейчас мысли пирата сосредоточены на Мие, на том, как он жмётся ближе и утыкается своим холодным носиком куда-то под челюсть. Такой чертовски милый. Неужели это тот же самый вредный и ехидный малёк, который то и дело шипел и подшучивал над ним? Святая каракатица, да Рэки готов ещё сотню раз под пулю попадать и топиться, если после этого Мия будет с ним таким нежным и искренним. Хотя, вообще-то, на подобные крайние меры идти не обязательно. Мия таким бывает и в других ситуациях, и Рэки помнит, что нужно делать для того, чтобы этого добиться. Рэки… уже достаточно изучил этого маленького заносчивого русала. И, честно говоря, хочет продолжить изучать его до конца своей жизни, постоянно открывая в Мие что-то новое. — Я же говорил… что не позволю тебе умереть в море, — шёпот опаляет кожу и Рэки улыбается, когда Мия, чуть отстранившись, заглядывает ему в глаза. — И ты не позволил, — он подцепляет ладонь русала, подносит её к себе и прижимается губами к костяшкам пальцев. — А я обещал, что позабочусь о тебе здесь, на суше. И… я собираюсь выполнить это обещание, знаешь? Щёки у Мии очаровательно краснеют, а блестящие от слёз глаза начинают светиться. Рэки обожает эти маленькие изумруды, они ценнее любых настоящих драгоценностей. Мия – его самая главная драгоценность, самое величайшее сокровище. — Тебе придётся, салага, — усмехается Мия, когда Рэки вытирает его слёзы со щёк. — Потому что… где будешь ты, там буду и я. Сердце от услышанного подскакивает и делает в груди кувырок. Настоящее сальто, как те бродячие цирковые артисты, которых Рэки видел, когда водил сестрёнок на ярмарку. Это звучит… тоже как обещание. Ещё одно. И оно связано с будущим – их общим будущим. Рэки всё вполне устраивает. Спустя ещё сутки у него получается самостоятельно передвигаться по кораблю. Конечно, выполнять привычную работу выходит по минимуму, потому что угрозы Кису по поводу вываливающихся кишков всё ещё слишком живы в воспоминаниях, да и слабость даёт о себе знать, но, тем не менее, Рэки хотя бы больше не чувствует себя бесполезным овощем, валяющимся на койке, пока жизнь вокруг него кипит. Пираты занимаются делом, не теряют времени почём зря, особенно получив щедрую награду. Змей справедливо распределил нажитое у браконьеров по долям между всеми членами экипажа. Как узнаёт Рэки, по оконачанию боя всё ценное, что перевозил на себе галеон, успели перетащить на их «Любовника Смерти», и теперь трюмы фрегата забиты дорогими шелками, сукнами, пряностями, драгоценностями и прочим. Всё то, что в большом количестве сбывать следует на рынке, капитан продаст, как только они доберутся до порта, и вырученное потратит на улучшение корабля да и в целом условия на нём для экипажа – таков уж Кодекс. Что до остального… ну, это как раз и уходит в общую «добычу». Конечно, особые трофеи может выбрать себе каждый отличившийся во время абордажа, и Рэки входит в число таких счастливцев, но, честно говоря, ничего не вызывает у него особого интереса. Он вертит в руках симпатичную брошь в виде вздымающейся волны, но откладывает её, перебирает в пальцах жемчужный браслет. Хотел бы такое носить Мия? Этот русалёнок любит всякие подобные сверкающие цацки – Рэки всё ещё впадает в прострацию каждый раз, когда замечает его пояс, от осознания, что раньше тот, вообще-то, принадлежал капитану. Но даже если Мия хотел, то уже наверняка выбрал себе свою долю, верно? Один из сундуков наполнен разномастным оружием, и, если быть честным, то раньше Рэки бы присмотрел себе что-нибудь по-настоящему крутое, залихватское, может быть огнестрельное или что-нибудь из ножей-кортиков, но… он сам себя одёргивает. Вместо этого обращает внимание на драгоценности. За них можно выручить больше всего, а деньги… деньги Рэки сейчас нужны. Мия, словно чёртик из табакерки, внезапно появляется рядом. Просто вошёл достаточно тихо, но и дверь в каюту была открыта. Змей уже провёл инвентаризацию добычи, потому та лежит незапертая в свободном доступе для каждого из пиратов – если не досчитаются, то потом точно найдут, кто и что стащил. И накажут – сильно, к слову, накажут. Воровство у своей же команды приравнивается к измене, и здесь наказание будет именно таким, от которого редко кому удаётся выжить. — Разве ты не хотел пистолет? — русал подходит ближе и заглядывает через плечо, укладывая на него голову. Обнимает локоть Рэки, чем вызывает у того улыбку. — На камушки потянуло, а? Я тоже всякие блестяшки люблю. — Знаешь сколько эти «камушки» и «блестяшки» стоят? — Рэки поворачивает голову к Мие, пока лучики солнца играют на колье с инкрустированными рубинами. — На такое можно купить целый дом. Или маленький домик и немного домашнего хозяйства – корову, пару коз… Мия недоумённо моргает. — И зачем тебе… козы? — Чтобы было молоко. Сыр, мясо… курочек ещё завести можно, там яйца… своё, домашнее. Многие торговцы на рынке разбавляют молоко, а мясо бывает не всегда свежее, но политое уксусом, чтобы скрыть запах. А домашнее… оно точно полезное, понимаешь? Видимо, не понимает, потому что всё ещё смотрит как на дурака. — Домашнее, — медленно повторяет русал. — Да, — Рэки ему усмехается и кивает, — я, знаешь, со сколькими бабками-торгашками переругался, когда ма только родила близняшек? Одна мне продала молоко, а оно – вода водой, только цвета белого. Нанака и Чихиро тогда ещё и болели, нужно было свежее жирное молоко… я думал, что придушу эту каргу… Нахлынувшие воспоминания не то чтобы особо приятные, но, возвращаясь мыслями в те дни, Рэки не может сдержать короткого смешка. Ему тогда, в итоге, та старуха вручила целых две банки молока, лишь бы заткнулся да перестал народ распугивать своими криками и возмущениями. Мия льнёт чуть ближе и подцепляет коготками свободной руки колье на ладони Рэки. Смотрит, шевелит подвесные детальки с камнями. Озадаченное лицо его, при этом, выглядит достаточно забавно. — Ты говорил, что тебе хватает добычи для того, чтобы обеспечивать мать и сестёр, — чуть хмурится русал, после чего переводит взгляд с колье на Рэки. — И что тебе остаётся более чем достаточно. Зачем, тогда, брать это? С чего тебе вдруг понадобился дом? Почему не возьмёшь то, что захочешь оставить себе, а не продавать? Он всё ещё не понимает. Чёрт, объяснять такие вещи, конечно, приятно, но… волнительно – даже сердцебиение учащается. — Потому что… — Рэки вздыхает, откладывая колье, и касается ладони Мии своей, — ты же когда-нибудь перестанешь пить тот чай, верно? На несколько секунд повисает молчание. Наблюдать за тем, как зрачки русала становятся шире, а радужка начинает сиять – то ещё наслаждение. Мия моргает, поднимая взгляд на Рэки, и тому ещё сложнее сдержать мягкую, слегка смущённую улыбку. — Рэки… — Сам же сказал, что где буду я – там будешь и ты. — И я от этих слов не отказываюсь, дурень, — это Мия говорит уже тише, тоже улыбаясь, после чего Рэки ощущает прикосновение его пальцев к своей щеке, а затем и касание мягких губ, на которое тут же отвечает, перехватывая их собственными. Поцелуи с Мией сейчас немного иные. Рэки чувствует всю ту нежность, исходящую от возлюбленного, тот действует мягче и аккуратнее, сравнительно с теми напористыми и страстными зажиманиями, что происходили у них ранее, до схватки с браконьерами. Мия… осторожничает. И это внимание, эта забота растекаются теплом на сердце. Рэки сам притягивает Мию к себе вплотную, соприкасаясь даже в области живота, где, под тканью рубашки и специального бондажа, который ему наложил Кису, затягиваются свежие швы. Сам также и углубляет поцелуй, причмокивая губами Мии, обводя один из его острых клычков языком. — Аккуратнее, — русал чуть отстраняется, взволнованно поглядывая на чужой живот, и Рэки не сдерживает смешка. — Всё в порядке, — с лёгкой хрипотцой в голосе успокаивает он Мию и вновь влечёт к себе. — Я не хрустальный, рыбонька… — Кису сказал, — тот упрямится, — что беспокоить рану нельзя. — Так мы её и не беспокоим. У меня губы далековато от живота находятся, знаешь. Мия лишь закатывает глаза, но таки поддаётся этому аргументу, и вновь сцеловывает усмешку Рэки. Затем мягко трётся о его нос своим, гладит по щеке. — Ты… называешь меня. Ну… так. На эту внезапную констатацию факта Рэки хмыкает. — Рыбка? Рыбонька? — Да. Это… глупо, но, — щёки русала розовеют, — мне нравится. Можешь называть, так уж и быть, не стану откусывать тебе язык. А это, с его-то зубами, вообще-то, очень даже реальная угроза… — Вот уж спасибо, Ваше Рыбейшество, — посмеивается Рэки. — И по какому поводу такое великодушие? Прям официально разрешил, ну ничего себе… Мия фыркает. — Заткнись. Я просто… слышал похожее. — Слышал? Где? — От Джо. Он тоже называет Вишню «вишенкой», а они… — Рэки замечает, как Мия мнётся и нервно закусывает губу. — Они же тоже, ну… В груди снова случаются акробатические выкрутасы. Сердце будто бы замирает на секунду, когда пират решается озвучить: — …любят друг друга? Кажется, Мия хотел сказать именно это, и потому его лицо очаровательно горит, когда он кивает. — Я… — непривычно робко поднимает свой взгляд русал и смотрит прямо в глаза, — я люблю тебя, Рэки. Это ведь так… и у людей говорится? И замершее ранее сердце пускается в пляс, гулко и быстро колотясь о рёбра изнутри. Рэки чувствует себя совершенно счастливым, самым счастливым человеком в мире, потому что ничего не может быть лучше этой взаимности. — Да, — улыбается он ярко и радостно, весь сияя изнутри, — да, малыш, я… я тоже тебя люблю. Кракен раздери, я люблю тебя, Мия, просто… жесть как люблю, — и, не сдержавшись, нападает на Мию вновь, принимаясь выцеловывать чужую смущённую мордашку. Русал смеётся, вертит головой, но вскоре таки сдаётся – Рэки чувствует, как Мия наконец-то ловит его лицо в свои ладони и утягивает в новый поцелуй. Уже более глубокий, чувственный, который разрывать совсем не хочется. По итогу в каюте с добычей они проводят долгие полчаса, никак не в силах нацеловаться и наластиться. До большего, конечно, не доходит, по вине швов на животе Рэки и, связанного с ними же, запрета Кису на какие-либо физические активности (и, да, он даже уточнил насчёт дел любовных, чем заставил вчера краснеть их с Мией обоих). Ещё два дня уходит на восстановление и всяческие ремонтные работы корабля, пока жизнь на палубе не приходит в более-менее норму. Рэки всё ещё не возвращается к работе полноценно, но вполне себе быстро находит другие задачи, с которыми может справиться, не слишком сильно физически напрягаясь. Одна из них – зашивание парусов. Это оказывается делом несложным, но чертовски скучным, если работать в одиночку да молча… хорошо, что компанию ему составляет Ланга, решивший задержаться на корабле на некоторое время! Они успевают познакомиться поближе и поладить за эти пару дней так, будто знали друг друга всю жизнь. Рэки от Ланги в востороге, их общение складывается действительно здорово и приятно. Кажется, не все русалки такие уж противные и сварливые, как те же Мия и Вишня… Мия, к слову, тоже частенько к ним присоединяется, если не торчит в Вороньем Гнезде или не мотается по другим поручениям, и это… комфортно. Наблюдать за взаимодействиями двух русалов интересно. Иногда они, конечно, касаются друг друга так, что Рэки впору было бы приревновать Мию, но ревности он не испытывает, прекрасно понимая, что у русалок коммуникация выстраивается на своём уровне. Да и повода нет – даже когда Мия сплетает с Лангой пальцы или воркует, потираясь носами, когда их глаза светятся, а чешуйки слегка оттопыриваются, Рэки всё равно видит и чувствует разницу в том, как это происходит у Мии с ним. «Тепло» – вот как бы он описал происходящее между русалами. Большую часть времени Ланга, конечно же, проводит с капитаном, и Рэки краснеет каждый раз, когда вспоминает, со слов Мии, про их с Адамом любовные утехи. Эти русалы… абсолютные бесстыдники, ужаль медуза! Способны своими откровенностями и отсутствием личных рамок вогнать в краску даже пирата! — На суше я однажды видел котёнка и щенка. Они играли вместе, — внезапно подмечает Ланга, когда они сидят в тени на палубе и латают очередную парусину. Рядом копошатся двое кошек, что Мия притащил на борт ещё с Сукару. Их очень уж привлекают клубки ниток… — Вот же ж… а ну брысь! — Рэки отгоняет этих покусительниц на нитки, но отвлекается, когда взгляд притягивают знакомые сандали – единственная, пожалуй, шмотка Мии, которую они купили для него по размеру. — Сам «брысь», — щурится обладатель этих самых сандалей. Рэки поднимает глаза и встречается ними с любимыми изумрудами в обрамлении длинных ресниц. Улыбка сама тянется в уголках губ, пересекая смугловатое веснушчатое лицо. В руках Мия держит ещё одну кошку. — Раскомандовался тут, салага. Тоже мне… — Они мешают и запутывают клубки! — А ты включи мозги. Ах, да, откуда они у тебя? — Нашёлся самый умный! Пока Мия опускает кошку с рук к остальным двум и сматывает клубки, пряча под парусом так, чтобы четырёхлапые проказницы их не достали, Ланга продолжает своё: — Я думаю, мне больше нравятся собаки. — Что такое «собаки»? — интересуется младший русал. — Да я же тебе их показывал на Сукару, тоже животные такие, гавкают и хвостами вертят, — Рэки наклоняется, помогает Мие с клубками, а затем притягивает к себе и садит на своё колено. То, насколько Мия не сопротивляется и лишь льнёт ближе, то, как легко собственная ладонь находит место на его талии… пробуждает урчание где-то в груди, словно у тех самых кошек, когда Мия их чешет и гладит. Рэки никогда ранее не имел отношений, не знал, каково это, когда у тебя есть свой человек, но теперь ему хватает лишь одного взгляда на Мию, чтобы почувствовать концентрированное сладкое счастье, затапливающее всё сознание и тело. С пару месяцев назад Рэки бы, как минимум, совершенно не стал бы даже задумываться о том, чтобы взять из доли добычи нечто ценное для выручки и покупки дома. Его главной целью в жизни было «не заземляться», не нудиться на одном месте и не привязываться к чему-то, а рваться в открытое море, исследовать самые дальние уголки мира под волны солёной пены и адреналина. Риск и свобода – жизнь пирата из этого, в общем-то, и состоит… Не то чтобы Рэки сейчас так уж кардинально поменял своё мнение. Нет, ему всё ещё хочется приключений и неизведанности, всё ещё хочется входить в раж и жить по пиратскому кодексу, выходить в океан под командованием Адама и всячески портить одним своим существованием систему правопорядка, установленную ненавистными верхушками власти, но… Он перестаёт делить всё на «чёрное» и «белое». Развитие критического мышления, по всей видимости, становится одним из признаков зрелости, которой Рэки начинает набираться. Юношеский максимализм, хоть ещё и присутствует в нём достаточно ярко, но немного сглаживается благодаря обстоятельствам. В конце-концов… бороздить моря можно и имея место на суше, куда хочется возвращаться, верно? Особенно, когда к этому месту ещё и прилагается человек… то есть, технически, не совсем человек, но… — По описанию на тебя похоже, — Мия, сидя у него на коленках, усмехается и игриво кусает Рэки за нос. — А ты – вылитый котёныш. Тоже царапучий и вредный, но если знать, где и как погладить… Разговор о кошках и собаках, прерываемый взаимными флиртообразными перебранками, продолжается ещё некоторое время, пока Рэки не приходится оставить русалов наедине и удалиться в каюту к лекарю для смены повязки и промывки швов. Приятного в этом, честно говоря, мало, но он пират. Такие процедурки, сопровождаемые щипленьем и горением ран – сущий пустяк, по сравнению с остальными вещами, с которыми пираты, обычно, сталкиваются. Рэки как раз собирается сказать, что чувствует себя вполне бодрячком и «огурчиком» в надежде на то, что Кису разрешит хотя бы немногим больше физической активности, но не успевает – дверь в лазарет распахивается, и туда едва ли не влетает Вишня. Он удивительно встревоженный, широко распахнутые золотистые глаза светятся, как и у всех русалок при каких-то сильных эмоциях, светлые, едва заметные чешуйки на скулах мелко дрожат. Вишня шумно дышит, будто прям бежал сюда, хотя, возможно, так оно и есть. Но, по всей видимости, присутствие Рэки сбивает его с толку, и изо рта штурмана выходит лишь сдавленное покашливание. Кису, впрочем, наличие Рэки в каюте, совершенно не смущает. Он, конечно, не русал, но его глаза будто бы тоже загораются, когда лекарь смотрит на Вишню. — Неужто проросло? Штурман поджимает губы, вновь зыркает в сторону Рэки, но в итоге таки проходит в каюту, дабы в следующую же секунду поставить перед Кису небольшую коробочку. Рэки краем глаза замечает несколько зёрнышек с показавшимися побегами на дне. — И пшеница, и ячмень… — тихо хрипловато говорит Вишня. — Ох, — Кису весело улыбается, — даже так? Я тебя поздравляю. — Я не рассчитывал, что это случится так быстро. Ты… говорил, что это может занять месяца или даже годы, — в голосе штурмана проскальзывает та самая тревога, что была написана на лице, когда он только вошёл. Даже про Рэки забывает – дело, походу, серьёзное, иначе Вишня бы точно выждал, пока останется с Кису наедине. — Я говорил, что бывает всякое, — мягко возражает лекарь и покачивает головой с лёгкой усмешкой. При этом не перестаёт промывать Рэки швы – точно, окунь ему в глаз, профессионал своего дела! — Любовь, знаешь ли, мой дорогой Вишня, творит настоящие чудеса. Стоп, любовь? При чём тут вообще любовь? Рэки озадаченно моргает – он совсем не догоняет сути их разговора. Разве Вишня не болен или типа того? Иначе к чему ему так мчаться к Кису?.. Золотистые глаза русала едва ли молнии не метают в того. Жуть… а лекарю – хоть бы хны! Лыбится себе загадочно… Рэки иногда завидует его невозмутимости, сам-то от таких взглядов Вишни, порой, в штаны наложить готов… Об этом разговоре Вишни и Кису Рэки вспоминает через несколько дней, и тому, конечно же, есть повод. До Сукару они добираются достаточно быстро, потому что в этот раз плывут напрямую, а не огибают несколько мест, куда капитану следовало заглянуть, дабы пересечься с другими членами его альянса. В первый же вечер, только сойдя с палубы, Адам объявляет о пире, и вот тогда всеобщее торжество заражает каждого, распространяется по команде, словно чума. Застолье выходит знатное, прошлое явно ему уступает, а, значит, капитан действительно расщедрился. Рэки не желает этого признавать, но… Ланга на этого павлина влияет вполне себе хорошо. Вон, сидит рядом, по левую руку, да ест так, будто до этого голодал не один год… и пьёт… Ланга пьёт. А вот Вишня… — Помнишь, я говорил, что Вишня, возможно, чем-то болен? — тихонько говорит Рэки Мие, сидящему рядом с ним. Получает вскинутую бровь в ответ и продолжает: — Он… и не пьёт. Только сок этот, брусничный… — С чего ты вообще тогда взял, что он болеет? — Мия облизывает губы после устриц в гранатовом соусе, и Рэки, как обычно, ловит себя на желании эти губы поцеловать. Обязательно сделает это чуть позже. — Он, типа… он был такой обеспокоенный, все дела… и потом показал Кису те семечки, короче… — Семечки? — Ну, Вишня Кису коробочку принёс, — поясняет пират. — А в коробочке лежали какие-то семена. Кису ещё спросил, мол, неужели проросло? Мия замирает на секунду, а затем распахивает глаза чуть шире и издаёт смешок. Сначала короткий, но он тут же превращается в весёлое пофыркивание и прысканье. Рэки тоже улыбается, и плевать даже, что Мия смеётся с него. — Ты тупица, — отсмеявшись, русал пихает его в плечо. — Эй! — Даже я, не знакомый с человеческими способами определения этого… догадался, что случилось, а ты так и не догнал. Рэки, — Мия наклоняется ближе, шепча на самое ухо: — Вишня понёс дитя. Ох. Ох! — Да ладно?.. — шумно выдыхает Рэки, округляя глаза точно так же, как Мия немногим ранее. — Краб меня укуси! Это же… жесть как здорово! То-то я думаю, чего Джо все эти дни весь светится… На застолье шумно и весело – кто-то танцует, кто-то поёт, кто-то рассказывает истории и травит всякие забавные байки, поэтому беспокоиться о том, что их подслушают, нет никакого смысла, но сидеть рядом и соприкасаться бёдрами и коленями, плечами, смеяться с того, что только им двоим понятно, так хорошо и приятно, что Рэки не в силах согнать с лица улыбку. Да оно и не требуется, в принципе, ведь атмосфера более чем располагает для приподнятого настроения. Жаль, конечно, что потанцевать с Мией он не в силах, но самого русала это, кажется, не особо расстраивает, судя по тому, как он утаскивает Рэки из таверны в ближайший переулок. Жаркий поцелуй ясно даёт понять, чего именно Мия сейчас хочет – и это явно не танцы и кутёж со всеми остальными. — Нужно успеть на постоялый двор, пока остальные напиваются. Хочу отдельную комнату с большой кроватью, — шумно выдыхает он прямо в губы, Рэки от этого ведёт. — И… и со своей купальней. Изумрудные глазки сверкают в темноте, светятся так красиво, и Рэки готов весь мир положить к его ногам… или хвосту. Опционально. — Для тебя – хоть звезду с неба, рыбка, — пират усмехается в ответ и наклоняется к Мие снова, за очередным поцелуем. За последние дни у них было слишком много работы и слишком мало времени наедине, учитывая, что из-за заживающей раны спал Рэки сначала в каюте лекаря, потом в каюте плотника, а не в гамаке на нижней палубе корабля с остальными членами команды. Потому теперь от одной лишь перспективы провести несколько ночей стоянки, деля с Мией одну большую уютную мягкую постель… приводят в восторг. Сам русал, судя по его улыбке и горящим глазам, тоже чертовски рад этой идее, так что в переулке они надолго не задерживаются. Мия вновь дёргает Рэки за руку, то и дело хихикая, пока они добираются до одной из гостиниц. Там, благо, есть свободная комната, что соответствует желаниям обоих, и Рэки не колеблется ни на секунду, когда расплачивается за неё на три ночи вперёд с потенциальным продлением – пока что планы капитана по поводу их задержки на Сукару неизвестны, возможно придётся пробыть здесь дольше, прежде чем держать курс дальше. В полученной комнате действительно куда просторнее, чем на нижней палубе корабля, да и в принципе, чем в любой каюте корабля, кроме капитанской и лекаря, а также комфортнее и симпатичнее, чем в достаточно дешёвой комнатушке, в которой они останавливались в прошлый раз, когда прибыли на остров. Впрочем, это было и на другом постоялом дворе… Сейчас можно позволить себе расслабиться на какое-то время. Назначенная крупная миссия выполнена, а между такими миссиями капитан всегда позволяет им отдохнуть да прогулять полученную «добычу». «Прогуливают» её, конечно же, далеко не все – Рэки и раньше тратил на себя минимум, а всё оставшееся откладывал и отсылал матери с сёстрами, но отложенных денег, насколько он знал, уже более чем хватало для развития пекарни, которую мать открыла пару лет назад, а также на то, чтобы Коёми могла получить достойное образование в Академии. Рэки – всё ещё единственный мужчина в семье, у него есть обязанности, которые он должен выполнять. На нём лежит ответственность о пятерых любимых и родных женщинах: о матери, трёх младших сёстрах и бабушке. Но и о собственном будущем тоже следует подумать. Без пяти минут двадцать лет уже, в конце концов. Мать всё сетует да причитает о том, что Рэки бы жениться… Он поглядывает на Мию, раздевающегося и залезающего в купальню, голодно облизывает янтарными глазами изгиб чужих бёдер и кругленьких миниатюрных ягодиц. Интересно, будет ли ма рада тому, что избранником Рэки для «остепенения», подталкивающим его к таким серьёзным решениям, как приобрести собственное жильё, стал русал? Ну, справедливости ради… она же всегда делала акцент на том, что хочет внуков, верно? С этим, в их случае, проблем точно не будет. Уж Рэки об этом позаботится. Да, точно. Он сделает всё, чтобы стать тем, от кого Мия захочет понести «икринку»! Хотя… судя по тому, что между ними уже происходит, судя по призывно посматривающему на него через плечо Мие… морскому дьяволу душу продавать не придётся, чтобы это случилось. — Идёшь, салага? — усмехается русал и изящным движением кисти распускает свои чернильные волосы растекаться по спине. Они ниспадают тёмными водопадами почти до самой поясницы – густые и блестящие, ровные, слегка растрёпанные, но, местами, не особо прямые. Мия сам их постригает спереди и в области макушки, дабы оставался лёгкий объём. Некоторые прядки забавно торчат, завиваясь, хоть и не совсем так, как завивались бы природно-волнистые волосы. Рэки обожает их, как обожает и каждый сантиметр тела этого вредного малька, каждую его клеточку. — А, что, без меня сам не справишься? Плавнички потереть? — Рэки, конечно же, дразнится, за что получает тычок в бок и посмеивается. Подходит ближе, вплотную, и влюблённо рассматривает стройное тело русала, бледное, но местами, где виднеются изгибы костей, испещрённое тёмными переливающимися чешуйками. Какой же Мия, чёрт возьми, красивый… — Можешь попробовать. Только смотри, чтобы я своим «плавничком» тебя не вырубил, — русал щурится. — У меня почти получилось, когда я попался в вашу сеть в ту ночь, — его тонкие пальцы с тёмными коготками подцепляют шнуровку на рубашке, достаточно умело с ней рассправляясь в считанные секунды. Затем спускаются ко шнуровке на штанах. — Я бы получил твоим плавничком по лицу снова и снова, если бы это означало, что я выловлю тебя той ночью, — наклонившись ближе, Рэки мягко касается губ Мии своими, и млеет от того, как охотно тот сразу же отвечает на поцелуй. Есть в этом что-то… уже привычное. И такое до дрожи приятное, что в груди порхают те самые бабочки… или они должны порхать в животе? Ну, в животе тоже что-то явно порхает, а внизу живота так и вообще… Мия сам раздевает его и аккуратно развязывает бондаж, снимает бинты. Швы подзажили, Кису сегодня уже промывал их и сказал, что через несколько дней можно снимать, и, конечно же, один любопытный русалёнок присутствовал при этом. Рэки чувствует знакомое тепло, окутывающее сердце, когда в очередной раз осознаёт заботу Мии по отношению к себе. Острые когти русала совершенно не пугают – тот действует бережно и осторожно, стараясь не задеть смуглую кожу и не оставить на ней порезы. Что-то в этом каждый раз будоражит… например осознание собственной хрупкости в одни моменты, и своего физического превосходства в другие. Когти Мии способны оставлять достаточно ощутимые царапины, и Рэки знает об этом по своему опыту, но во время их занятий любовью это лишь сильнее раззадоривает, даже если русал нечаянно перебарщивает и царапает до крови. Вспоминать о подобном сейчас – не особо удачная идея. Им ещё, в любом случае, следует вымыться, прежде чем ложиться отдыхать. Горячая вода приятно расслабляет натруженные мышцы. Не то чтобы Рэки много работал в последние дни – опять же, Кису запретил физические нагрузки, но это не значит, что после травмы он сидел без дела. Нет, работы, не задействующей нижнюю половину тела, было тоже вполне себе достаточно. Мия помогает ему выкупаться, затем они моют друг другу головы. Есть в этом нечто уютное и интимное, что подчёркивает уровень их отношений. Промывая длинные волосы Мии, Рэки вспоминает о его словах насчёт отношения русалок к волосам и о том, что они не позволяют касаться их тем, кому не доверяют. Для них это кое-что особенное. И осознание того, что сам Рэки является для Мии таким вот особенным… до учащения пульса приятно! После купальни, перебравшись на кровать, они долго целуются – без той страсти и запала, как недавно в переулке, но любые поцелуи с Мией вызывают у тела Рэки довольно однозначные реакции. Впрочем… кажется, не у него одного. Мия облизывает припухшие губы, отстраняется. В ночном полумраке горит лишь одна свеча на тумбочке у кровати, и её отблики красиво играют в и так светящихся изумрудных глазах. — Мия… — с выдохом из Рэки вырывается короткое порыкивание, когда он ощущает жаркую влагу от промежности русала на своём бедре, на котором тот сидит. Руки сами тянутся к тонкому гибкому телу, сминают упругую плоть. — Даже не думай, — хитро хмыкает Мия, перехватывая его за запястье. — Нам нельзя. Кису сказал-… — Плевать, — сейчас действительно нет никакого дела ни до Кису, ни до собственной ещё не до конца зажившей раны, — я хочу тебя. — Тш-ш, — тонкий палец Мии касается губ, — ляг и расслабься, салага, — и, стоит ему вновь предпринять попытку рыпнуться, приподнявшись на локтях, как русал резко опрокидывает на спину полностью. — Я сказал лежать, Рэки. От такого приказного тона по коже бегут мурашки, а уже некоторое время твёрдый член заинтересованно дёргается. Вау. Не знал, что его малёк так умеет, хотя… ожидал чего-то подобного, уже достаточно изучив его характер. Мия вновь льнёт ближе и коротко чувственно целует в губы, но после начинает спускаться поцелуями ниже. Рэки невольно слегка напрягает пресс, отчего рельеф проступает отчётливее, когда ощущает мягкие влажные касания в области груди. Юркий язычок Мии подцепляет сосок – это внезапно щекотно, а вместе с тем и… приятно. Заводит ещё сильнее. Осознать, что русал собрался делать, получается лишь когда он мажет губами по низу живота, прямо под швами. — М-Мия, — Рэки невольно заикается, сглатывает, распахивает глаза шире. Да неужели… Мия не отвечает. Вместо этого он, не разрывая зрительного контакта, касается члена ладонью и начинает усыпать его поцелуями. Кракен подери. Рэки чувствует, как собственное лицо горит, сливаясь цветом с волосами, когда Мия самозабвенно трётся щекой о его возбуждение. И едва ли не мурлычет, боги. Этот русал сведёт его с ума! Собственно, так и происходит – Рэки действительно сходит с ума, стоит Мие обхватить головку губами и на пробу взять член глубже в рот. Он делает это неумело, но энтузиазма и любопытства хватает с лихвой, дабы компенсировать отсутствие опыта. Мия вылизывает и посасывает его член так активно и с таким желанием, будто это самое вкусное лакомство. Примерно такой же у него был вид, когда Рэки впервые угостил его мороженым, здесь же, на Сукару. Но сейчас, конечно же, к этому примешивается некая хищность во взгляде – и она Рэки тоже безумно нравится. Ему безумно нравится в принципе всё, что касается Мии. — Блять, — пират хрипловато стонет, запуская пальцы в тёмные влажные волосы, и слегка сжимает их от переизбытка ощущений. — Да, рыбонька, ты… ты просто, мх, волшебный… Дыхание сбито к чертям, несмотря на положение лёжа и минимум движений. Во рту у Мии горячо, мокро, он играется с членом совершенно по-разному: то интенсивно сосёт, втягивая щёки, то пробует пропускать глубже в горло, издавая гортанные хлюпающие звуки, давясь до слёз в уголках его красивых глаз, но упрямо не останавливается, даже когда Рэки сам пытается слегка оттянуть его за волосы. Мия выцеловывает, опять влажно облизывает, откровенно проводя по всей длине языком и щекоча упругим кончиком самые чувствительные места – Рэки улетает куда-то высоко к звёздам, когда Мия массирует уздечку. Что держит в напряжении и горячит кровь ещё сильнее (хотя, казалось бы, куда?) – это клыки. Русал, временами, задевает ними горячую плоть, и ощущения при этом граничат с болью, но Рэки хочет ещё. Больше. Сильнее. Острее. Он чувствует себя пьяным, хотя алкоголь после застолья уже успел выветриться, да и пил он не так уж много… но как тогда ещё объяснить собственную голову, будто бы набитую пухом? Как объяснить это желание, чтобы Мия таки прошёлся по члену клыком, таки слегка рассёк бархатную кожу до хотя бы пары выступивших бусинок крови?.. Это действительно абсолютно неразумно, но возбуждение затмевает любые остатки разума, потому произнесённые слова слетают с языка прежде, чем Рэки успевает подумать. — Укуси меня. Мия даже не замирает, лишь вновь поднимает на него взгляд. На сей раз в потемневших изумрудных глазах мелькает удивление, но всего на секунду. Затем Мия приоткрывает рот, прикусывает член Рэки своими острыми клычками и сжимает челюсти до лишь ему известной меры, ведя от основания до самого кончика. Рэки кричит. Коротко и резко, вздрагивая всем телом. Вместе с тем и кончает – густое семя попадает Мие на губы и щеку, пока он не берёт обратно в рот, продолжая посасывать. Кадык русала дёргается и выдаёт тем самым сглатывание. Рэки не сдерживает стон от осознания, что Мия ласкает его дальше для того, чтобы выжать и проглотить всё до последней капли. Акулу ему в шлюпку, этот рыбёныш… — Ого, — усмехается русал, отстраняясь и сыто облизываясь. — Мог бы и не ужинать с таким-то залпом, хотя вкус, конечно, оставляет желать лучшего, — игриво поддевает яички Рэки кончиками пальцев. — Всего полторы недели без нашего спаривания, а ты уже заряжен, как пушка перед абордажем. — П-прекрати называть это «спариванием»! — Рэки вновь краснеет, но затем выдыхает и восхищённо глядит на Мию совершенно влюблёнными глазами. — А как тогда? Мы же спариваемся, — непонятливо наклоняет голову набок Мия. — Мы… занимаемся любовью. На мгновение в комнате повисает тишина, но губы Мии расползаются в нежной улыбке, когда он наклоняется ближе к Рэки. — Любовью… — повторяет, мурлыча. — Мне нравится. — Малыш… — Рэки касается его носа своим и улыбается в ответ. — Это… это было просто… потрясно. Но как ты вообще додумался..? Мия лишь жмёт плечами. Коротко чмокает Рэки в губы: — М-м, на грелках видел. Но я не знал, делают ли такое люди, поэтому… — румянец разливается чуть ниже тёмных чешуек на скулах, — спросил у Ланги. Он сказал, что они с Айноске-… — О нет, — Рэки морщится, — нет-нет-нет. Я не хочу знать, чем и как они там с капитаном занимаются! Фу. Оставь меня без подробностей. — Зануда, — Мия показывает ему язык и издаёт пофыркивающий смешок. — А про то, в какой позе ты застал Нори и Кису или про то, как ты слышал Джо и Вишню рассказывать, так нормально? — Это другое! Там… участия не принимает капитан. На это Мия лишь смеётся. Собирается что-то сказать, явно вновь подколоть или поддразнить как-то, но Рэки надоедает болтать о подобном, когда самый любимый и желанный вредина сейчас с ним в одной постели, совершенно голый и явно заведённый. Возбуждение Мии выдаёт красноречиво стоящий член с ярко-розовой от прилившей крови головкой, а также светящиеся глаза вместе с трепещущими слегка оттопыренными чешуйками. Рэки помнит и о следе от смазки, что до сих пор фантомно ощущается чуть выше колена. Чёрт, как же сильно теперь хочется попробовать Мию на вкус… А что мешает? Они вновь целуются жадно и продолжительно, лаская друг друга руками, сплетая тела настолько, насколько это возможно, дабы не потревожить швы Рэки. И в какой-то момент, когда Мия в очередной раз тихонько постанывает в поцелуй, Рэки отстраняется первый, но лишь для того, чтобы выпалить: — Сядь мне на лицо. Мия осоловело моргает. Пелена возбуждения мутно застилает взор, но глаза русала быстро вспыхивают ещё ярче, словно два зелёных сигнальных фонарика. И, видимо, о таком он тоже в курсе – насмотрелся на «грелках» этих или ещё где, потому что лишних вопросов не задаёт. Вместо этого закусывает губу в игривой усмешке и приподнимается. Когда они устраиваются поудобнее, и Мия придерживается за изголовье кровати, расставляя колени по бокам от рыжей пиратской головы… вид открывается превосходный. Этот нежный цветок с блестящими от смазки розовыми лепестками, с лёгкой порослью тёмных волосков на лобке, огибающих аккуратный твёрдый член, заставляет рот Рэки наполниться слюной. Приходится сглотнуть. Он шумно выдыхает, уверенно хватается за задницу Мии и с наслаждением сжимает ягодицы с мыслью о том, что хочется начать со всего и сразу. Хочется вылизать каждый сантиметр Мии, дабы тот захлебнулся в стонах наслаждения. И, опять же… а что мешает? Рэки дёргает Мию, с нажимом садит ниже, и тут же прихватывает промежность губами. Теперь он понимает русала в таком накрывающем с головой энтузиазме – именно так и происходит, когда желаешь сделать партнёру приятно, и заводишься от этого сам ещё больше. Мия чертовски хорош на вкус – слегко солоно, но будто и сладковато, некая пряная кисловатая нотка тоже присутствует, и это сносит башню окончательно. Рэки буквально целует Мию взасос между ног, втягивает мягкие складочки кожи, с нажимом вылизывает между них и, совершенно бесстыдно причмокивая, быстро водит языком из стороны в сторону, сверху вниз, да вообще как угодно, лишь бы доставить Мие как можно больше удовольствия, участить и разнообразить стимуляцию. Одна рука остаётся на ягодице, вторую Рэки перемещает вперёд, обхватывает мозолистыми пальцами член Мии – он помещается в ладонь полностью, что, внезапно, умиляет. Мия действительно весь такой… крохотулечный. Это неописуемо прелестно. — Рэки!.. — сладко стонет русал, и, судя по звукам сверху, исцарапывает деревянное изголовье своими когтями. Пусть хоть сломает – Рэки оплатит эту чёртову кровать, если хозяйка гостиницы предъявит, лишь бы иметь возможность доводить Мию до такого состояния. Он зарывается в промежность Мии всем лицом, даже носом, плюя на то, что дышать может через раз. Обильно выделяющаяся смазка заливает лицо, рот – её Рэки жадно собирает языком, стараясь не пропустить ни капли, сглатывает и продолжает ласкать Мию. Языком уже некоторое время толкается внутрь, и то, как Мия рвано качает тазом навстречу, вместе со стонами становится настоящей наградой. Всего несколько минут, а Рэки ловит себя на том, что у него вновь стоит так же крепко, как в первый раз, если не крепче. Мия будто бы волшебным образом чувствует и это, а, возможно, просто логически прикинул, насколько может возбудить Рэки снова такими темпами, потому в какой-то момент пытается отстраниться. Рэки на автомате рычит, не позволяет, но затем таки ослабляет хватку. Вдруг сделал больно? Мие некомфортно? Хочет остановиться?.. — Давай… вместе, — предлагает русал. Кровь окончательно отлила от мозга к члену, потому что Рэки лишь туповато моргает, не понимая, что Мия имеет в виду, пока тот не меняет позу. Разворачивается, садясь задницей к лицу пирата, и наклоняется вперёд, дабы поцеловать в головку едва ли не пульсирующего от возбуждения члена. — Это не обязательно, — хрипит Рэки в ответ. Мия, кажется, вообще не обращает внимание на его слова, потому что тут же вбирает член в рот. Внезапно там немного щиплет, и Рэки тихо мычит от смеси наслаждения и лёгкой боли. Кажется, Мия таки оцарапал его клыками до крови, но и пусть. Царапины настоящему пирату не страшны, даже в таких интимных местах!.. Всё лицо до переносицы у Рэки выпачкано в соках возбуждения Мии, и он не собирается останавливаться, продолжает активно ласкать русала своим ртом, пока чувствует жар и влагу чужого, обволакивающего собственную плоть. Это настолько потрясающе, что дыхание сбивается, а, учитывая, что Рэки и так ныряет носом и ртом в чужую промежность, вскоре у него начинает слегка кружиться голова – от эйфории, безумно приятных ощущений и недостатка кислорода. Из-за смены положения сменяется и угол обзора. Теперь Рэки может полюбоваться прекрасной задницей Мии и насладиться также ею. Язык скользит снизу вверх, с самого основания члена русала до копчика, задевая также и сжатый кружочек сфинктера. Рэки жадно вылизывает его, и Мия на это хнычет – глуховато, правда, потому что не выпустил Рэки изо рта, но в этом хныканье узнаётся блаженство, потому пират даже не думает прекращать. Он также не забывает и про член Мии, и, спустя некоторое время оральных ласк промежности, вбирает в рот и его. Сначала лишь кончик, головку, осторожно посасывая, затем пропускает чуть глубже, насколько позволяет поза. Эти прекрасные откровенные звуки, на которые Мия совершенно не скупится, поощряют и мотивируют. Рэки не то чтобы имеет слишком уж богатый постельный опыт, подобные вещи он ещё не испытывал – как-то и времени не было, и возможность не представлялась, особо, да и девчонки, с которыми он спал до Мии, в основном, были достаточно скромными и нераскрепощёнными. Куртизанки, конечно – дело другое, но их после своего первого не особо радужного опыта Рэки малость побаивался. Да и истории о всяких болезнях и «капающих концах» от других пиратов… не пробуждали желания. Конечно, возможно он был не самым порядочным парнем, когда лишал некоторых девиц чести, а потом не брал в жёны, но Рэки и не обещал им ничего до этого. И никогда, естественно, не делал ничего против их воли. Потому, да… ранее о такой позе, в которой они сейчас находятся с Мией, Рэки мог видеть только влажные сны с довольно размытыми образами. Теперь же, к слову, любые его влажные сны будут сопровождаться образом одного конкретного русала. Рэки в этом более чем уверен. Когда он вновь переключается языком на жаркое лоно меж половинками кожи, Мия вскоре не выдерживает. Рэки чувствует его пульсацию и сокращения, прихватывает промежность губами активнее и слегка посасывает, тем самым вызывая у Мии особенно чувственный стон. Тот слетает с его губ вместе с именем пирата, что, несомненно, льстит и гладит самооценку, а бёдра русала начинают дрожать. Он справился! Рэки в очередной раз довёл любимого до пика наслаждения… Смазка вновь каплями стекает по лицу, горло Мии, куда тот пропускает член, сжимается, и Рэки тоже не выдерживает, достигая оргазма следом. Сил после этого хватает лишь на то, чтобы помочь Мие на дрожащих ножках развернуться и умоститься рядышком. В себя они приходят ещё долго – оба удовлетворённые и нежничающие друг с другом. Рэки улыбается, поглаживая Мию от бедра до талии, мягко и лениво целует. Меж языками смешиваются их вкусы воедино, у обоих выпачканы лица в смазке, слюне, а у Мии ещё и слегка в сперме, но ни одного это не смущает. Лежать вот так вдвоём, ласкаясь и воркуя – слишком хорошо и уютно. Гармонично. Правильно. Опять это ощущение… смесь спокойствия и счастья. — Мне понравилось, — мурчит Мия, потираясь носом о его шею. — Когда у тебя заживёт рана… хочу начать вот так, а закончить с тобой внутри. Рэки на это усмехается. Горячая ладонь оглаживает чужое плечо, кончики пальцев ласково поддевают чешуйки. Идея Мии кажется ему просто отличной, а воспоминания о том, как замечательно, туго, влажно и жарко внутри возлюбленного, наверняка заставили бы член затвердеть снова, если бы он только что не кончил во второй раз подряд. — Звучит зашибись. Я знаю ещё… всякие прикольные штуки, Джо рассказывал. Можно попробовать, если тебе нравится. — Мне всё с тобой нравится, салага, — Рэки чувствует лёгкий укус в области подбородка и не сдерживает смешка. Слышать подобные вещи из уст своей половинки – что ещё может быть лучше? Ночь проходит воистину замечательно, а утром, благо, удаётся отоспаться подольше. Это настоящая роскошь для них, пиратов, работающих с утра до вечера на палубе, потому следует пользоваться возможностью, пока она есть. Мия с утра сонный, разморенный и податливый, охочий до ласк. Они не оставляют Рэки равнодушным, да и утренняя эрекция пирата красноречиво утыкается русалу в бедро, на что тот усмехается: — Не только солнце поднялось, да? Румянец заливает веснушчатые щёки, но Рэки не имеет никакого желания сопротивляться, когда Мия обхватывает его член своей ладонью. Впрочем, сам он тоже в долгу не остаётся, и вскоре довольствуется чужими мурлыканьями-постанываниями, когда ласкает Мию сразу двумя руками. Ну, потому что… хочется одновременно простимулировать и возбуждённую плоть, и ощутить жар сжимающихся стенок лона русала. После наполненного любви утра и совместного завтрака, Рэки оставляет Мию валяться в комнате, а сам направляется по делам, которые следует обсудить прежде, чем они получат новый курс и новое задание. Стоянка на Сукару не должна продлиться более пары-тройки дней, если у них уже есть следующая цель, но капитан вполне мог впасть в эйфорию и «медовый месяц» с Лангой, как бы Рэки это не передёргивало. Ока тогда говорил, что, со слов Змея, капитан планирует более длительную стоянку. Наверняка распустит желающих побывать дома, а сам отправится с остальной частью экипажа на тропические острова, полные пальм, обезьян, кокосов и прочих прелестей вечного лета, дабы там осесть на зимовку. Собственно, Адам говорит ему то же самое, хотя сначала, конечно, недовольно фыркает на то, что Рэки вообще показался на пороге гостевого дома, который он снял. — Меньше всего я хотел видеть с утра твою рыжую морду, Рэки, — бурчит он и делает вальяжное мановение рукой – служанка тут же наливает в кружку тёмного густого пива. Рэки сглатывает – он такое любит, на свету пиво переливается цветом жжённой карамели, но выдавать капитану, что ему тоже хочется, Кьян не собирается. Пф, много чести. Адам выглядит ворчливее обычного, но от этого, почему-то, с ним общаться даже легче. Рэки впервые ловит себя на мысли, что видит капитана в достаточно домашнем, что ли, образе – волосы растрёпаны, из одежды – лишь распахнутый почти до самого пупка бордовый халат с чёрными вставками, оголяющий рельефный пресс и крепкую грудь. Местами мелькают шрамы, красноречиво напоминающие о том, что Адам прошёл не через одно тяжкое сражение, также кожу покрывают очевидные засосы, укусы и царапины, заставляющие поморщиться. Впервые, пожалуй, Рэки видит его без фальшивых улыбок и приторности, без пафосных речей, холодного яда в оскале и на дне багровых глаз. От такого Адама будто бы… понятно, чего можно ожидать. И это Рэки нравится куда больше, чем неуютная неизвестность и леденящая жилы непредсказуемость решений капитана. Не то чтобы ему в принципе с ним комфортно и приятно – нет, абсолютно нет, Рэки едва ли когда-нибудь захочет находиться рядом с Адамом по своей воле и без необходимости, но сейчас ему… спокойнее. Он чувствует себя немного увереннее, потому даже дерзит в ответ: — Сейчас практически полдень. И я здесь не потому, что соскучился по Вам, капитан. Адам на это лишь дёргает бровями, но затем хмыкает, отпивая пиво. — Хотел бы я сказать «жаль», но это будет наглой ложью. А врать своей команде я не люблю, — он раскидывается на софе, покачивает кружку. — Что же привело тебя сюда, мой дорогой недоразвитый морской конёк? Рэки хмурится, а Адама, кажется, это лишь забавляет. Но реагировать всплеском эмоций на чужие издёвки он не собирается – сдерживается. Вместо этого более зрело переходит к сути: — Я хочу узнать по поводу дальнейших планов. Некоторые говорят про зимовку и отпускные, и мне нужно понимать, смогу ли я навестить семью. Капитан отвечает не сразу. Изучает его своим проницательным взглядом с ног до головы, и у Рэки почти сдаёт терпение, когда тот, наконец, заговаривает: — Моё самое драгоценное сокровище отныне в моих руках. Полагаю… нам всем следует отдохнуть. Я объявлю обо всех планах более подробно на собрании через два дня, но, раз уж тебе так неймётся, Рыжик, то знай – да, ты можешь отправиться к своей большой веснушчатой семейке. Заодно познакомишь их с малышом Мией, — уголок губы Адама тянется в оскале ухмылки. — Если не обмочишь в штаны от того, что они не одобрят избранника мужского пола. Рэки на это вспыхивает и возмущённо пыхтит, раздувая ноздри. — Матери главное, чтобы внуки были, а Мия русал, так что… — он резко дёргает плечом. — И вообще, это мой выбор. Они его примут в любом случае. — Смотри там, со внуками для матери не торопись, — тон Адама становится чуть серьёзнее. — В этом вопросе решение всегда должно оставаться за Мией. Ему твоих оболтусов вынашивать, а не тебе. Почему-то… эти слова одновременно бесят и вызывают прилив уважения к капитану. Рэки и не думал, что для него важны подобные вопросы. Быть может… Адам – действительно не такой уж ужасный вариант партнёра для Ланги, к которому Рэки уже успел привязаться и пропитаться симпатией?.. — Сам знаю, — тем не менее, бурчит Рэки и поджимает губы. — По этому поводу… я, к слову, хотел поговорить со Змеем. — Тогда ищи его у своего наставника-плотника, — капитан вновь делает глоток пива. — Знаешь, где он остановился? Рэки кивает. А затем интересуется уже другим: — А где… Ланга? Адам выгибает бровь. — Моя драгоценность любит уходить в море несколько раз в день. Но это не твоего ума дело, гаврик, так что, если у тебя больше нет причин меня донимать, то прошу избавить от своей компании. Задерживаться у капитана нет ни повода, ни желания, потому дальше Рэки держит путь к Оке. Тот открывает дверь тоже достаточно растрёпанный, но явно не с такого похмелья, как Адам, и в куда более приподнятом настроении. — Рэки, — немного растерянно, но с тем добродушно приветствует он. — Я, эм… — становится немного неловко, потому Кьян секундно заминается, но затем продолжает. — Капитан сказал, что я могу найти Змея здесь. На пару мгновений между ними повисает молчание. Ока явно смущён, что неудивительно, но Рэки пытается сгладить эту неловкость и трёт заднюю часть шеи. Уже хочет сказать, что может зайти позже, когда их перебивает появившийся за спиной Оки Змей. — По какому вопросу? — спокойно и прохладно спрашивает тот. Змей одет в одежду явно не со своего плеча – рубашка Оки ему малость велика, а такие потрёпанные свободные коричневые штаны он бы точно в жизни не носил. У подбородка Змея красуется маленький засос, в то время как у Оки, когда тот отворачивается и пропускает Рэки внутрь, видно доходящие до шейных позвонков царапины. Ага. Теперь понятно, кто кого… Не то чтобы Рэки хотел об этом знать. Святая каракатица, хорошо, что ему к Джо и Вишне ни за чем не надо. Тут у всех какой-то бум соитий прямо-таки… интересно, он сам выглядит так же очевидно?.. — Я по поводу моей доли добычи, — уточняет Рэки, входя в комнату. — Слушаю, — всё так же индифферентно кивает Змей. Квартирмейстер распределяет добычу между всеми членами экипажа, но также выступает и в роли некоего банка. Пираты, по какой-то причине не желающие хранить нажитое где-то на суше, или же не имеющие, кому и где это всё оставлять, предпочитают отдавать своё имущество под охрану квартирмейстра. Змей, конечно, тоже сотрудничает с частными надёжными организмациями банков на суше, а также занимается всей возможной бюрократией и юридическими вопросами по этому поводу. Ему за подобную работу, при правильных махинациях и расчётах, перепадает неплохой такой процент… Рэки, впрочем, разбирается в этой финансовой лабуде достаточно поверхностно, но примерно понимает, что именно ему нужно. И потому высказывает свои мысли и пожелания Змею. Не забывает также упомянуть выбранную долю добычи. Довершает в итоге: — В общем, я хочу вложиться. Змей и бровью не ведёт. Он достаточно непоколебим, развести его на эмоции крайне сложно, но есть в этом нечто… надёжное. — Хочешь открыть своё дело? — Н-нет, — Рэки мотает головой. — Нет, это просто… я бы хотел приобрести жильё. — Вот как, — с тёплой улыбкой комментирует Ока, вернувшийся к ним с чаем. — Хочешь свить своё гнёздышко на суше, Рэки? На это Кьян издаёт малость неуверенный смешок. — Типа того, — выдыхает. — И мне нужна с этим помощь, поэтому… — он сглатывает и переводит взгляд на Змея. — Прошу о ней Вас. В первый раз, на его памяти, черты лица квартирмейстра становятся чуть мягче, когда он смотрит не на Оку. Змей кивает.***
Ветер развевает распущенные волосы Мии, когда они стоят на берегу. — Раз твоя сестрёнка любит большие креветки, то я приплыву с гостинцем, — усмехается он. После собрания и объявления планов капитана о зимовке вместе с отпускными для желающих проходит два дня. Место на белопарусной шхуне, направляющейся в родные края Рэки, куплено, письмо матери отправлено, подарки организованы, вещи собраны. Осталось лишь… — Ты точно уверен, что найдёшь меня? Запомнил адрес? — волнение в голосе пират даже не собирается скрывать. — Мне он не понадобится, дурачина, — несмотря на фырканье, глаза Мии наполнены нежностью. Он подаётся ближе, касается щеки, и Рэки на мгновение опускает веки, накрывает ладонь русала своей, прижимается щекой ближе. — Я найду тебя всегда и везде, главное… чтобы ты был не далеко от моря. Справишься с этим? Рэки смотрит на Мию, чувствуя, как сердце предательски сжимается в груди. Казалось бы, пара недель разлуки, да? Мия всего лишь собирается поплыть в Русалочьи Ленты, навестить родителей и рассказать им обо всём, дабы они поняли, что их сын нашёл своего человека, и отпустили его во взрослую жизнь. За это время сам Рэки должен будет добраться до дома, побыть с семьёй и подготовить их к знакомству с Мией. Всего лишь пара недель… Но как же тоскливо от одной мысли об этом… кажется, Рэки уже скучает по Мие, хотя русал всё ещё здесь, с ним, только собирается уплывать. Ланга ждёт его где-то на глубине. Они условились, что Рэки встретит Мию в ночь полнолуния в порту своего города. Можно ли как-то ускорить время? Отпускать Мию совсем не хочется, но нужно. Две недели пролетят быстро – по крайней мере, в это хочется верить. — Могу и вовсе перебраться на пляж, хочешь? Построю там шалаш, вырежу себе деревянную табличку с твоим именем и буду встречать тебя с ней, м-м? Идея, как по мне – просто атас. Мия с этого закатывает глаза, но смеётся. — Если будет нечего делать – построй маяк. — Маяк? Да ради тебя я бы и замок целый построил. — Из песка? — Из чего захочешь, — уже тише шепчет Рэки, притягивая Мию к себе за талию и наклоняясь ближе. — Или… можем построить его вместе. — Этот вариант мне нравится больше, — Мия мурлычет, потирается о его нос своим. Изумрудные глаза полуприкрыты, длинные ресницы отбрасывают тени на щёки, окрашенные розоватым закатом. — У тебя ужасный вкус, Рэки. — Не такой уж и ужасный, если я влюбился в тебя, верно? Они смотрят друг другу в глаза, и этот момент, как и множество других моментов между ними, оседает в самом сердце. — Верно, — шепчет Мия, — значит… он ужасен у меня, раз я влюбился в тебя. Мягкие смешки слетают с губ обоих, пока не заглушаются поцелуем. Чувственно, долго, прощаясь на некоторое время, Рэки целует Мию, прижимает его к себе и совершенно не желает отпускать. Но знает – пора. — Увидимся к полнолунию, салага. Это – последнее, что говорит ему Мия, такой красивый и нагой, входящий в море. — Буду ждать тебя, рыбонька, — сдержать это нежное меланхоличное мурчание из собственной груди не выходит. Как там говорил капитан однажды?.. «Влюблённый волк – уже не хищник», да? Закатное солнце оранжевой вспышкой исчезает за линией горизонта, когда Мия ныряет и скрывается под водной гладью. Его хвост мелькает лишь на пару секунд, чем вызывает у Рэки усмешку. Море всегда манило его, море забрало его сердце. Мия и есть само море, его море. И теперь Рэки понимает капитана. Потому что он тоже нашёл своё самое драгоценное сокровище.