***
После обеда небо ещё сильнее затянуло тучами. Сероватые кучеряшки больше не походили на барашки пены чуть встревоженного моря, эти мрачные вихри теперь напоминали собой океан перед штормом — притихшая, затаившаяся бездна, которая хмурится и раздувается, храня в себе столько могущества, что могла бы раздавить жалкие остатки человечества, как дерзко вскочившую блоху. Но пока серый океан над головой не собирался обрушиваться на людей, он словно чего-то ждал. — Ну, вот и всё, Редж! Совсем как новенький, — улыбнулся Данте, отрезав нитку. Мужчина в клетчатой рубашке сидел на стуле перед врачом, зажав от напряжения ладошки между коленей. Вообще Реджу было не больше сорока пяти, но то ли образ жизни, то ли генетика, то ли просто его слабовольный характер нашёл отражение и на его лице. Дряблая обвисшая кожа, глубоко посаженные голубые, почти бесцветные глазки, взирали на мир чуть испуганно и с извинением. Глядя на него, Данте каждый раз невольно вспоминался английский бульдог — не собака, а неудачный человеческий эксперимент, оставленный людям как напоминание об их ошибках. Редж расплылся в глуповатой улыбке и осторожно коснулся идеально ровного шва из трёх стежков на своём лбу. Свежая рана не оценила такой бесцеремонности, и мужчина тут же дёрнулся, поморщившись от боли. — И правда! А столько крови было, я уж думал это конец, — хихикнул Редж. Мужчина, задумавшись, потянул руку к голове и взъерошил жидкие седые кудряшки вокруг зияющей лысины. Данте поспешно отвернулся, почувствовав подкатывающую к горлу тошноту, и принялся собирать со стола целую кипу кровавых ватных дисков. — Да брось, никакая банка горошка не справится с таким верзилой, — отозвался Данте, даже не задумываясь. — Главное в следующий раз не ставь их так высоко. Болтать с пациентами вошло у него в привычку ещё со времён университетской практики. Схема простая: ты отвлекаешь человека от боли и страха, а он взамен не грузит тебя своим нытьём и не мешает работать. Чертовски взаимовыгодный обмен! Однако каждый пациент воспринимает эту пустую болтовню, как особое отношение, которое они заслужили своей исключительной исключительностью. Редж снова глуповато хихикнул. — Слушай, док, а у тебя есть планы на вечер? Просто ты так много работаешь, вот я и подумал… Не хочешь заглянуть вечерком? Пересмотрим матч Буйволов от девяносто восьмого, Эллен приготовит нам закуски. Убрав со стола мусор, Данте обработал спиртом иглу и ножницы, принялся протирать столешницу, отвечая чисто на автопилоте. — Не, amigo, сегодня не выйдет, так много работы… Данте осёкся, прикусив язык. Чёртов автопилот! Это ведь прекрасный шанс, чтобы пропихнуть нужную линию. Данте продолжил уборку, надеясь, что придурковатый Редж не заметил секундной заминки. — … да и в связи с последними новостями… — Данте покачал головой. — Я бы в принципе не рекомендовал сейчас куда-либо ходить. — С какими новостями? — удивлённо захлопал глазами Редж. Данте пришлось выкрутить на максимум все свои актёрские способности, чтобы ни тени улыбки не проскользнуло на его лице, когда он повернулся Реджу, растерянное лицо которого от удивления расплылось ещё сильнее. На ум невольно пришла рыба капля. — А ты ещё не слышал? — Редж отрицательно покачал головой. Данте нарочито всплеснул руками. — О, нет-нет! Нет, дружище, в таком случае не бери в голову. Данте направился в другой конец комнаты, чтобы сполоснуть тряпку. Редж чуть ли не подскочил со своего места. — Нет, Данте! Скажи, ради Бога! Я никому не проболтаюсь, клянусь! Замерев у раковины, Данте не сдержал едкой ухмылки, благо Реджу открывался вид только на его широкую спину. А Данте знал, что всё будет с точностью, да наоборот. Как водится у недалёких людей, язык у них работает быстрее, чем мозг, а уж если ещё и подгадать момент… Такой человек готов выдать все свои секреты в первые же пять минут знакомства. Именно Редж рассказал Данте про Нигана и про Спасителей, про Хиллтоп и все его недостатки, про всех местных, выдав с потрохами всю подноготную. И ведь всё это с лучшими намерениями. Данте обернулся, так и оставив несчастную тряпку висеть на краю раковины, и взглянул на Реджа со всей серьёзностью. — Слушай, прости, но Томми рассказал мне это по-секрету, я не могу его подвести. Редж не сдержался и вскочил со своего места, едва не опрокинув стул. — Я никому не расскажу, клянусь! Данте выдержал тяжёлую паузу, нахмурив брови. — Не уверен, насколько этому можно верить, но, кажется… Шепчущие вернулись. На какое-то время в комнате воцарилось молчание. Казалось, эти слова не растворились в воздухе, а повисли тяжёлым грузом на плечах собравшихся. Несколько секунд Редж молча смотрел на Данте, пытаясь переварить услышанное, однако постепенно ужас в его глазах сменялся более конкретными вопросами. — Ты… Ты уверен в этом? — Редж с трудом проглотил ком в горле. Данте кивнул и скрестил руки на груди, прислонившись к мойке. — Да, Совет говорил об этом. Кто-то нашёл маску на берегу Оушенсайда. Хейзел отправили на поиски других улик, но… — Данте задумчиво хмыкнул. — От неё никаких вестей. Редж шумно выдохнул. Его блёклые глазки забегали по комнате, словно пытаясь уследить за невидимой мышью, что мечется из угла в угол. — Но почему никто ничего нам не сказал? — чуть заторможено отозвался Редж, по-прежнему не глядя на Данте, да и, по всей видимости, не обращаясь к нему лично. — Это ведь касается нашей общей безопасности. Что, если они и правда вернулись? Редж поднял взгляд на Данте, ища не то ответа, не то утешения. Тишина в комнате давила на черепную коробку, и только равномерный ход часов неумолимо отстукивал секунды, точно подначивая: «Время не на вашей стороне». Данте пожал плечами. — Ты же знаешь, я не застал те времена, когда эти Шепчущие были здесь, но… По-моему, дело плохо. Редж рассеянно кивнул. На лбу его пролегла мрачная морщинка. — Ты извини, я пойду, наверное. Нужно немного обдумать это всё. — Да. Да, конечно, иди, — встрепенулся, будто опомнившись, Данте. — Ты поговори с Эллен, у вас же всё-таки дети. Последняя фраза окончательно пошатнула что-то глубоко внутри Реджа. Насупившись ещё сильнее, мужчина поспешно кивнул и, бросив неуверенное «Спасибо, док», покинул лазарет. А Данте улыбнулся, довольный собой. За всё утро это была самая удачно закинутая удочка.***
Лидия невольно прищурилась, наблюдая за мужчиной. Из-за тяжести свинцовых туч, что куполом закрыли небо над Александрией, людям пришлось вынести столы и стулья из амбара, где с освещением и в солнечные дни было туговато. В воздухе так и витало скопившееся напряжение и запах сырости, как бывает только перед грозой. Вся община будто притихла в ожидании. И только Данте о чём-то перешёптывался, собрав вокруг себя небольшую группку людей. Губы сами собой поджались при виде мужчины. Лидия не могла сказать, что именно, но всё в нём казалось ей отталкивающим, неестественным. И его извечная самоуверенность, и манера общения, и та поразительная лёгкость, с которой ему удавалось располагать к себе людей, точно они не замечали той странной насмешливой улыбки, что таилась в его глазах. Словно почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд, Данте оторвался от беседы и встретился с Лидией глазами. Секундное удивление и вот он уже дружелюбно машет ей рукой, улыбаясь как с обложки журнала. Лидия наградила мужчину презрительным взглядом и поспешно развернулась, спрятав лицо за волосами, как когда-то прятала его за маской из кожи. Однако не успела девушка ступить и трёх шагов, как тут же врезалась во что-то твёрдое. В кого-то. Ойкнув, Лидия пошатнулась и подняла голову. В ответ на неё уже смотрели три пары прищуренных глаз, точно змеи на голове Медузы Горгоны. Эта троица всегда ходила вместе. — Смотри куда прёшь, чуханка, — злобно выплюнул Гейдж, не отрывая от Лидии своих сощуренных глаз. За его спиной кривила губы Марго, самая старая из них. И пусть женщина отчаянно заплетала в две дурацкие косички свои взлохмаченные волосы, ничто не могло сокрыть первых глубоких морщин, которые уже прорезались возле её острого носа. — Не разговаривай с ней, Гейдж, — одёрнула Марго подростка, — пусть катится отсюда. Третий, мужчина с чёрными волосами и выпученными, как у лягушки, серыми глазами, не сказал ничего, лишь, как и его друзья, прожигая девушку ненавидящим взглядом. Он вообще почти никогда не разговаривал, Лидия даже имени его не знала. Ответив таким же прямым презрительным взглядом, Лидия поспешила обойти людей и скрыться как можно дальше. Легко нападать, когда за твоей спиной ещё двое, а у неё кто? Хейзел всё ещё на вылазке, Дэрил всё чаще проводит время в Хиллтопе, а больше она тут и не нужна никому… Нет, есть, конечно, ещё один человек, но навряд ли его слово в Александрии значит хоть каплю больше, чем её собственное. Лидия плюхнулась за кустом жимолости и, подтянув колени к груди, уткнулась в них лбом, словно возведя непробиваемую стену между собой и окружающим миром. И только один человек знал, где брешь у этой брони. — От кого прячешься на этот раз? — раздался поблизости знакомый басистый голос. Лидия оторвала голову от коленей и исподлобья взглянула на мужчину. Ниган тепло улыбался, глядя на неё с отцовской насмешкой. Белоснежная улыбка контрастировала с загоревшей кожей, голову его укрывала засаленная от времени и пальцев бейсболка с названием какой-то то ли спортивной команды, то ли заправки, а в уголках серых глаз разбегалась приветливая паутинка морщинок. — Я не прячусь, — буркнула в ответ Лидия, ещё сильнее обхватив колени руками. Ниган усмехнулся, но говорить ничего не стал. Он давно уловил это забавное сходство Лидии с Хейзел: если просто немного помолчать, то каждая из них сама начинает рассказывать о том, что её так беспокоит. И Ниган научился ждать. — Как ты понимаешь, что кому-то нельзя доверять? — спустя некоторое время продолжила Лидия. Ниган дёрнул бровями, невольно удивившись такому вопросу. — Ну, если такая мысль у тебя возникает, значит, так оно и есть. — Серьёзно? — недоверчиво прищурилась Лидия. Ниган улыбнулся. — Да. У всех нас есть некая чуйка, интуиция, внутренний голос — называй это как хочешь, но если она тебе подсказывает, что с человеком что-то не так, прислушайся к ней. Я не говорю, что надо бить морду каждому, кто покажется тебе подозрительным, — с усмешкой добавил мужчина, — но быть внимательнее точно не помешает. Лидия задумалась над его словами и сама не заметила, как по старой привычке поднесла палец ко рту и принялась грызть и без того раскрошенный ноготь. — А ты хорошо разбираешься в людях? — неожиданно спросила девушка, вновь подняв взгляд на мужчину. — Я думал, что разбираюсь, — и вот я здесь, — с печальным смешком отозвался Ниган. Лидия снова погрузилась в свои мысли. На лбу её пролегла задумчивая морщинка, а Ниган никак не мог стереть с лица улыбки, наблюдая за девушкой. Да какая девушка, совсем ещё ребёнок. Такая же маленькая, угловатая, чуть не складная и также нуждается в заботе. Лидия напоминала собой одичалого воробушка, что отбился от стаи и хочет прибиться к новой, а не может — всё хохлится и дерётся. Ниган склонил голову вбок и тихо усмехнулся. И правда воробушек. И носик остренький, как клюв, и глазки круглые, глядят на мир испуганно, а взъерошенные тёмные волосы прячут её лучше любых перьев. Взглянув на волосы Лидии, Ниган мысленно отметил, что расчёсывать их потом Хейзел будет очень и очень долго. Как Лидия ни старалась переучиться, старые повадки уходили с трудом. — А с чего такие вопросы? — спросил Ниган, вырвав девушку из размышлений. — Кто-то тебе не угодил? Лидия едва заметно вздрогнула и замешкалась на секунду — говорить, не говорить? — Этот новенький, Данте, тебе он не кажется странным? — осторожно, словно прощупывая рыхлую почву, спросила Лидия. — Странным? Это почему же? — усмехнулся Ниган. Лидия пожала плечами. — Это тебе твоя чуйка подсказывает или просто боишься, что он уведёт у тебя Хейзел? Лидия выпрямилась так резко, что на какое-то мгновение Нигану показалось, что сейчас девчонка накинется на него с кулаками, так сверкнули неподдельной злобой её глаза. Однако Лидия быстро взяла себя в руки и снова нахохлилась, но говорить ничего не стала — всё равно не поймёт. — Да брось, я пошутил, — улыбнулся Ниган, пытаясь исправить ситуацию. — Хейзел не настолько дурочка, чтобы верить каждому встречному, и уж тем более она не променяет тебя на какого-то мужика. Лидия осторожно взглянула на Нигана, словно сомневаясь, а можно ли верить его словам? Но Лидия и сама знала, что он говорит правду. Не считая Дэрила, который, как казалось самой Лидии, защищал её исключительно из соображений безопасности, чтобы держать как секретное оружие против Альфы, Хейзел стала первой и по сути единственной, кто смог принять и полюбить её, дочь врага. «И никакой самовлюблённый мудак не встанет между нами!» От этой мысли горький ком в груди слегка расслабился. — Кстати, вестей от Хейзел больше не было? — спросил Ниган. Впервые за всё время их разговора с его лица пропала самодовольная ухмылочка. Лидия покачала головой. — Прошла уже неделя с того дня, но нет, больше ничего, — тихо отозвалась девушка. Непроизвольно Лидия посильнее натянула рукав кофты и сжала в ладони комок ткани. — Не переживай, она сильная девочка. Когда-то Хейзел была моим лучшим бойцом, — точно открыв какой-то страшный секрет поделился Ниган. И это сработало. Лидия усмехнулась и перестала мучить несчастный рукав. — Я знаю, ты миллион раз об этом рассказывал. Ниган улыбнулся и хотел добавить что-то ещё, как вдруг гнетущую тишину общины прорезал крик. Где-то совсем неподалёку загудела возмущённая толпа. Ниган и Лидия синхронно переглянулись.***
— Уважаемые граждане! Я призываю вас успокоиться, — вещал Юджин на ступеньках дома Граймсов, силясь перекричать взбешённую толпу. — Мы обязательно решим все разногласия, но давайте действовать цивилизованным путём. Однако чем больше людей собиралось, тем более опасным становилось мирное возмущение, грозясь перерасти в настоящую революцию. Юджин видел, как скалятся некоторые из жителей, как общее терпение лишь тончает от его невнятных речей, но он ничего не мог с этим поделать. Всё что ему оставалось — надеяться, что Мишонн и Аарон скоро покажутся у него из-за спины и примут на себя этот неотвратимый удар недовольства. — Не нужно нас успокаивать, Юджин! — сквозь общий гомон прорезался голос Марго. Толпа заметно притихла, обратив взгляды к своему негласному лидеру. — Хватит думать и решать за нас. Нам нужны ответы! Какого чёрта вы умолчали о том, что Шепчущие вернулись? Александрийцы отозвались поддерживающими возгласами. Затесавшийся среди толпы Данте не упустил возможности воспользоваться моментом. — Это касается нашей общей безопасности! — выкрикнул он, сильнее распыляя разгневанных людей. В толпе всегда растворяется личность. Слишком охваченные всеобщим негодованием, возбуждённые чувством сплочённости люди готовы на многое, когда они вместе. И до чего же просто управлять такой толпой! Даже, пожалуй, проще, чем толпой мертвецов. От такой мысли Данте невольно ухмыльнулся. Жаль, что он не взял с собой ничего, что можно было бы бросить в испуганного Юджина. Не то, чтобы он вызывал у Данте особую неприязнь, но вот пока ещё мирное настроение людей это точно бы пошатнуло. Когда уже начало казаться, что гудящая толпа вот-вот двинется на бледнеющего Юджина и голыми руками вынесет все преграды на пути к дому главы Совета, дверь распахнулась. Трясущийся здоровяк выдохнул с нескрываемым облегчением и отступил назад, освобождая место на главной арене для Мишонн. Под строгим взглядом её чёрных глаз александрийцы смолкли, отчего Данте не смог сдержать вздох разочарования. — Что вы тут устроили? Вам самим не стыдно? — спросила темнокожая самурайша с катаной за спиной. Ей не требовалось повышать голос или злобно щуриться, одного её вида хватило для того, чтобы большая часть выдохнула и пристыженно опустила глаза в пол. Мишонн продолжила: — Да, пожалуй, с нашей стороны было неправильно принимать такие решения, не посоветовавшись с вами, но угрозы нет. Мы не можем говорить с уверенностью о том, что Шепчущие вернулись. Данте нахмурился, задумчиво закусив губу. Надо было срочно что-то вбросить, выкрикнуть, но так, чтобы не привлекать к себе внимания. Это растерянный Юджин не особо смотрел, кто и что выкрикивает, а от сурового взгляда Мишонн ничего не утаится. Внезапно снова заговорила Марго: — Правда? А как же маска, которую нашли в Оушенсайде? Это ещё ничего не значит? — не скрывая язвительности отозвалась женщина. Данте аж не сдержался, переведя на Марго восхищённый взгляд. «Так её, давай!» — Эту маску вынесло на берег из океана. Может быть много причин, почему она там оказалась, — ледяным тоном отсекла Мишонн и снова обратилась к гражданам: — Мы послали проверенного человека разведать местность, никаких других следов возвращения Шепчущих обнаружено не было… Данте уже был готов закатить глаза, как вдруг неподалёку раздался другой раздражённый голос: — Проверенного? Это ты про Хейзел что ли? Все взгляды обратились к Эллен, жене Реджа. Если её муженёк и выглядел невзрачно, и рот лишний раз раскрывать боялся (если, конечно, дело не касалось пустого трёпа), то вот Эллен была точной противоположностью. Тучная дама под пятьдесят, она никогда не отличалась особой кротостью и спокойствием. Больше, чем скандалить, Эллен любила только бигуди, которые каждый вечер накручивала на свои короткие тёмные волосы, чтобы казаться ещё больше, ещё тучнее. Толпа зашлась неуверенным шепотком, слишком тихим пока, чтобы сказать наверняка к какому мнению склонялось большинство. — Без обид, Мишонн, но мы даже не можем быть уверены, что она ещё не переметнулась на их сторону, — без лишней жалости продолжила Эллен, скрестив мощные руки на груди. Кто-то при этих словах неопределённо заёрзал, кто-то стыдливо опустил глаза, отчего Данте так и не смог понять: то ли все согласны, то ли вопрос настолько неоднозначный. Однако день этот становился интереснее с каждой минутой. Мишонн тяжело вздохнула, отчего ноздри её широко раздулись. — Мы закрыли этот вопрос, Эллен. Хейзел — наш человек, и ни у кого нет причин сомневаться в этом. Как и нет прямых доказательств, что Шепчущие вернулись, поэтому давайте не наводить панику раньше времени, — вновь обратилась ко всем Мишонн. — Если вдруг будут какие-то новости, я лично гарантирую вам, что Совет сразу же поставит всех в известность. До тех же пор будьте настороже. Но без перегибов, — поспешно добавила женщина и обвела александрийцев суровым взглядом. — Ещё вопросы у кого-нибудь остались? Народ вновь замешкался, однако разрешил всё внезапный удар грома. Сизое небо задребезжало. На головы людей начали падать первые капли. — Думаю, собрание закончено, — сдержано кивнула Мишонн, прикрывая голову ладонью. Люди поспешно принялись расходиться по домам.***
Внутри всё клокотало. Данте пытался успокоить себя, убедить, что это только первая попытка, что дальше будет лучше, но сдерживаемая ярость отдавалась пульсирующей болью в висках. «Кучка идиотов! Им всё преподнесли на блюдечке, всю информацию разжевали, а они языки в жопы попрятали! Что за позорище!» Не сдержавшись, Данте хлопнул дверью, вернувшись на рабочее место. Намокшие волосы неприятно липли и лезли в лицо, заливая глаза холодной водой. Мужчина резким движением взъерошил непослушные волосы, сжав их так сильно, что по коже головы пробежалась волна тянущей боли, но и от этого лучше не стало. Руки трясло. Данте чувствовал как кровь под кожей закипает с каждой минутой. Хотелось кричать, бить посуду, сломать что-нибудь, убить. Данте остановился на середине гостиной и покосился на лестницу, точно взвешивая все за и против. «Просто прояви немного терпения» — вновь заговорил голос разума. — «Ты и сам видел, какой раскол творится в общине. Эти люди ненавидят друг друга. Они сделают всю работу за тебя, нужно только подтолкнуть их к этому. Бережно и осторожно.» И Данте понимал, что это самое правильное решение — ждать и не делать глупостей, но ноги уже сами потащили его вверх по ступеням. Это знакомое, практически родное чувство обволакивало целиком, делая разум и тело почти невесомыми. И только тяжёлый ком в груди упрямо возвращал из наваждения на землю. «И что ты скажешь Сиддику? Думаешь, он ничего не заподозрит?» Данте проигнорировал этот голос. О последствиях он будет думать позже, сейчас же ему надо унять свою ярость, утолить эту животную жажду крови. Он сам вырастил в себе это чудовище, но, пожалуй, именно поэтому Данте ещё и жив. Ступени прогибались и жалобно скрипели под ногами, будто умоляя остановиться. Где-то наверху, в свободной комнате, яростно хлопала форточка, подгоняемая ветром. Из-за грозы во всей Александрии отключился свет, но слабого свечения от окна в пролете хватило, чтобы искаженная тень скользнула на выбеленную дверь. Данте не колебался. Осторожно провернув дверную ручку, он толкнул дверь. Жаннин спала. Её седые спутанные локоны растрепались по подушке, а на морщинистом лице застыло мученическое выражение, будто даже во сне несчастная женщина не находила покоя. Видимо, работал отвар. Голос разума совсем притих, то ли смирившись, то ли оказавшись слабее того звериного инстинкта, что Данте взращивал в себе годами. Мужчина бегло окинул комнату взглядом. На глаза тут же попалась подушка, бережно отложенная на прикроватную тумбочку за ненадобностью, ею Жаннин пользовалась только когда хотела посидеть. Данте слабо усмехнулся. Он ведь ничего с собой не взял, он вообще не продумал это убийство. Возможно, если бы не эта подушка в протертой наволочке, Данте бы и не стал ничего делать. Каждый раз он оставлял судьбе такую возможность себя остановить, но каждый раз оружие само ложилось в его руки. С бережливостью самого заботливого врача Данте взял с тумбочки подушку и, стараясь ступать как можно мягче, подошёл к пациентке. Со стороны могло бы показаться, будто он и правда боится потревожить чужой сон. Жаннин поморщилась и непроизвольно дёрнулась. Данте замер. Под ногами неудачно скрипнула половица. Точно этот неосторожный звук нарушил её покой, — а может, от боли Жаннин и вовсе не спала, а так, дремала, — под тонкими веками забегали глаза, дыхание стало чуть более ощутимым. Однако Данте не спешил действовать. Пальцы отчаянно вцепились в хлопковую ткань, тёмные глаза впились в чужое лицо, будто боясь упустить момент. Жаннин заёрзала и медленно разлепила веки. Секунду. Данте дал старухе всего секунду, но, словно почуяв угрозу, сонный мозг моментально считал все детали. Жаннин распахнула глаза от ужаса, с сухих потрескавшихся губ сорвался рваный вздох… Тяжёлая перьевая подушка опустилась на лицо прежде, чем женщина успела что-либо сделать. Раздался приглушённый крик, невнятное мычание. Скрюченные от артрита старушечьи пальцы в отчаянии вцепились в рукава медицинского халата, но куда ей, дряхлой старухе, тягаться с молодым и полным ненависти мужчиной? Жаннин начала кричать и извиваться. Она колотила ногами, дёргалась, пыталась сбросить с себя чужие руки. Но чем сильнее женщина боролась за жизнь, тем с большей силой Данте давил на подушку, наваливаясь на неё всем своим весом. В голове словно что-то щёлкнуло. Он сам не заметил перехода. И вот Данте уже не в комнате, наспех переделанную под палату, а посреди холмистого пустыря в захолустье под Фаллуджей. Вокруг темно, песок под ногами всё ещё сохранил в себе дневной жар, но ночной ветер безжалостно хлещет лицо ледяными потоками. Он выследил его. Догнал. Иракский солдат, совсем ещё мальчишка, кричит и пытается сопротивляться, но крепкие руки лишь с большей яростью сжимают его тонкую шею. Они все погибли, все до одного из-за этого гадёныша… Такое не прощают даже на войне. И Данте душил его, вымещая всю боль и злость от собственной беспомощности на этом юноше. Он не остановился даже тогда, когда характерный хруст гортани прекратил хриплые вздохи. Всё повторялось. Данте упустил момент, когда Жаннин перестала сопротивляться. Стихли приглушённые стенания, цепкие старушечьи руки безвольно упали на кровать. Данте не знал сколько прошло времени, не знал сколько ещё он так простоял над трупом, но когда рассудок наконец прояснился и он убрал подушку, старуха уже давно не дышала. Тонкая, как пергамент, кожа её покраснела и местами начала синеть, а нос сместился чуть влево. Нижнюю часть лица Жаннин залила кровь. След остался и на подушке. — Чёрт! Твою мать! — сквозь сжатые зубы выдохнул Данте, со злостью отбросив подушку к ногам покойницы. «А я тебя предупреждал, что не стоит?» — вновь принялся зудеть внутренний голос. — «Что ты теперь будешь делать? Это не скрыть так просто.» Ещё несколько секунд Данте продолжал стоять возле кровати с трупом, внимательно вглядываясь в застывшую гримасу на лице. «Процесс обращения ещё не начался. Слишком рано что-либо делать.» Данте вздохнул и подтащил к койке пустующий стул из угла комнаты. Устало плюхнувшись, Данте взглянул в окно. Свинцовые тучи никуда не делись, а, казалось, наоборот, стали ещё темнее. Дождь по-прежнему крупными каплями отбивал свой незамысловатый ритм по крыше и подоконнику. Рыть могилу в такую погоду глупо и, как минимум, подозрительно, но что ему остаётся? Данте сам не заметил, как принялся цокать языком. Вкрадчиво и размеренно, точно равномерный ход часов. Однако в этот раз, поймав себя на дурной привычке, он не стал останавливаться. Какая разница? В лазарете никого, а в этой комнате их двое, но никто из них не выдаст секрет друг друга. Их двое — он и уставший мужчина в отражении окна. Под его чёрными глазами залегли круги бессонницы, взгляд прямой и безжизненный. Они сидят напротив и смотрят друг на друга с неприкрытым отвращением. «Да какая тебе Хейзел? Какая счастливая жизнь? Разве ты вообще заслуживаешь жизни?» — мысленно воззвал к угрюмому незнакомцу в отражении Данте, а с языка невольно сорвалось: — Чудовище…