«Не хочу»
Месяцы уже не тянулись. Они летели. Бекрев обжился в нужной ему среде основательно, звуки его гитары становились более узнаваемы. Если парень не находился в Дэке, он был на чужих концертах и творческих вечерах, так он более глубоко изучал Москву и, если его можно так назвать, шоу-бизнес андерграундного уровня. — Я ухожу — весной Вика уже не выдержала. Она просто не видела того Костю, с которым так долго была в отношениях. Всё могло бы выйти иначе, если бы Костя сам не готовился к паузе в отношениях. Желание ушло, ушло доверие и позитив. Бекрев целиком ушел в создание собственной музыки, это приносило удовлетворение во всём, закипела жизнь и забурлила кровь, потому уход Вики никак не сказался на внутренностях музыканта. Разве что теперь он мог приглашать к себе домой друзей, не боясь осуждения. — Проходи — стоит ли говорить, что первопроходцем из теперь уже нового близкого круга Кости оказался Глеб. Самойлов и Бекрев сблизились по-особому хорошо, проводили время в молчаливых прогулках, в наблюдениях за погодой или людьми, торча друг другу шутки и различные иносказательные формы. Пышногривый парень разулся и прошел на кухню с пакетом в руках. После репетиции он преспокойно предупредил брата, что придет едва под утро. В каком-то смысле, Костя отмечал день свободы. Расставив пиво и вино на столе, Глеб ушел мыть руки, куда указал хозяин квартиры. Пока Глеб шумел водой, Костя достал из холодильника колбасу и всякие соленья, которые отправляла ему мама. Шиковать не за надобностью, хотелось простого отдыха. Обустроились они в гостиной, на фоне шумел телевизор, где разговаривали какие-то ведущие на каком-то эстрадном концерте. Шумит, и то хлеб, все равно друзья слушали только друг друга. После нескольких глотков пшеничного, они достигли минуты пафоса — достали свои тетради с наработками. Костя не решился открывать свою, творчество Глеба интересовало до глубины души. Эта тетрадь с нестабильным почерком была очень интимной вещью для Самойлова, прерывать это открытие было бы кощунством. Грустный разрез глаз добавлял чтению Глеба большего шарму. Будто самый наромантизированный меланхоличный герой, он вычитывал строки, будто показывая особый акт самопознания. В какой-то момент парень замолчал и взглянул на Костю. — Зачитай свои?.. Косте удалось слиться с этой идеи, читать перехотелось, хотелось только слушать. Вообще, было сложно мириться с ощущениями, что твой друг — правда исконно другой. Он иной в разговоре, в творчестве, в простых морганиях и дыханиях — иной. Только пьёт, как все, наверное. Всё же, эстрада на фоне начала раздражать обоих. Костя решил порыться в подаренных и полученных разными способами пластинках на полке. Там было, казалось бы, всё — от Киркорова до Жан-Марка Черроне. — Момус? — воодушевленно схватился за пластинку Глеб. Это был собранный альбом Don't Stop The Night. Глеб сложил ладони, умоляя поставить его, параллельно поливая альбом «психоделичной попснёй». — Прости, что я весь такой… — Тебе можно — оборвал извинения Костя. Глеб понимал своё эго и приятно принимал уважение Кости к его характеру. Он не планировал меняться. «Я не изменюсь!» — это говорил он постоянно, дай только повод. Музыка закружила голову, распиваться под неё стало еще проще. Поздний час принудил сделать немного тише. Кое-как пытаясь подпевать на английском, Глеб вертел головой. Его пышный одуванчик вертелся следом за ним, периодически накрывая всё лицо. Костя допил очередную бутылку пива и взглянул на кресло. Там любила сидеть Вика, когда отчитывала его. Парень нахмурился и славно загрузился в воспоминания. Вероятно, единственное, о чем тот скучал, так это о совместных нежных вечерах и прогулках. Но выбирая между любимым делом и парой выбор оказался более очевиден, чем он бы мог предполагать несколько лет назад, начиная свои отношения. — Ты правда так просто отказался от неё? — Глеб был чуток, он понимал и без слов состояние Кости. Когда Бекрев взглянул на друга, тот уже разложился на диване более уверенно. Внимательный взгляд обязывал ответить более полноценно. — Да. Буду откровенен, я сам не думал, что все будет дано так просто — рука потянулась за последней бутылкой пива, осталось только вино -…я выбрал музыку, выбрал свой путь. Если кому-то это неугодно, то зачем таким людям быть рядом? Глеб задумчиво бросил взгляд в потолок и прикусил губу. Он облизывал ее, кусал, делал такие манипуляции, что и описывать было бы стыдно. Прилив жара от алкоголя еще сильнее гиперболизировал все картинки, что были перед глазами. — Где у тебя покурить можно? — Можно тут, можно на балконе — указал Костя. Глеб выбрал балкон. Чистый воздух, весенний запах черёмухи и тёплый мягкий ветер тянули к себе. Бекрев сходил на кухню за парой табуреток — стоять было не так легко, но сидя они так же не смогли удержаться долго. Голоса на улице заставили их встать и выглянуть. На улице сидела компания и играла на гитаре. Компания была большая, человек двадцать, наверное. Никто, по всей видимости, не рисковал прерывать их отдых — весна. Третий этаж позволял видеть большую часть происходящего. — Я всегда боялся таких больших компаний — признался Костя, чиркнув спичкой. Маленький Костик боялся всего — от собак до людей. Его всегда волновало свое поведение, всегда был страх, что он попадет в ситуацию, из которой не выберется. Клаустрофобия в жизненных масштабах. Глеб для него казался пределом, которого никогда не достигнет и не постигнет. Потому что стать таким невозможно — ни таким, как он, ни таким, как его брат. Компания была очень неформальная, среди толпы были и те, кто выделялся большими ирокезами, а девушки имели на глазах черные круги несуразных размеров. Глеб застрял на них и улыбнулся. — Помню, как нас первый раз намалевали. Интересный опыт…был — вздохнул Самойлов. Он поднял глаза вверх и улыбнулся. В небе показались первые яркие звезды за последнее время. Костя вспомнил детство, как в родном Калининграде он любовался звездным небом, пытаясь пересчитать каждую точку. Ни разу мальчику не хватало терпения досчитать до конца — какие-то сразу пропадали из виду, либо появлялись новые. Сейчас он снова по привычке начал считать, только теперь подводила нетрезвость и зрение. Когда Костя стал считать вслух и уже в третий раз просчитал девятнадцать, послышался смешок. Глеб наблюдал за всем действием с самого начала. — Что? — смутился Костя, опустив глаза во двор на шумящую толпу. Глеб тихо извинился и погладил его по плечу. — Я тоже когда-то пытался. Потом смирился с неизвестностью. Не всё на свете нужно контролировать, особенно — звёзды. В речи была ощутима отработанная фраза. Он точно говорил ее Вадику когда-то, только по другому поводу. Костя чуть ли не кусал язык, очень желая расспросить про их с братом отношения. Глеб сел на табуретку и прижался лбом к руке Кости. Время застыло. Глеб ласкался о ладошку, как заскучавший кот, водил носом по пальцам и задевал губами костяшки. Бекрев замешкался и сел. Глеб достал сигарету и кивнул в сторону Кости. Он подсел чуть ближе и прижался к почти скуренному бычку собеседника. Едва в десятке сантиметров перед Бекревым Глеб будто высасывал жизнь из несчастного остатка сигареты, поджигая свою. С уголков губ соскользнул дым, Глеб отстранился и пустил большое белое кольцо вверх. Воздух заполонила неловкая пауза. Это снова была игра? Да, точно, настоящая игра, Глеб делал всё, чтоб вызвать какую-либо реакцию и неистово радовался от любой ответной реакции. Это натуральный энергетический вампир, который делает всё, чтоб ты еще и остался благодарен за это. — Я тебя смущаю? — спросил Глеб, пока Бекрев вёл надсобойный диалог. Тот закашлялся от противной горечи, которую давал уже начинавший тлеть фильтр, и быстро потушил источник противных вкусов. — Да нет, я не сказал бы… — Ну ты бы может и не сказал, а вот глаза твои уже всё сказали — засмеялся Глеб, снова затянувшись. Бекрев рассмотрел, казалось бы, все мимические композиции, которые создавал Самойлов, но впереди явно было еще много сюрпризов. Парень был неназемно красив, его речь и лицевые мышцы создавали из него лирического героя несуществующего романа. Безобразно нереальный образ, будто маленький принц с другой планеты. — Давай я сюда вина принесу? Тут хорошо — Бекрев поднялся с табурета, но его остановила рука Глеба. Он схватил его за указательный палец и протянул долгое «ну-у-у…» — Давай я с тобой схожу? Они вместе взяли оставшиеся бутылки и тарелки и потащили на балкон. Пришлось захватить еще пару табуреток, чтоб организовать некий около-стол. Подходящей спутницей для пары пьяных товарищей оказалась гитара. Аккуратно перебирая струны, Глеб наигрывал композиции из нового альбома, который Агата вот-вот презентует вживую. Бекрев очень ждал этого события, намеренно избегая любых упоминаний неизвестных поныне текстов. В этот раз он так же попросил не играть ничего нового. — Ну Ко-остик… Чем плох апперетив перед большим праздником? — как можно было о чём-то просить и всё равно смотреть сверху вниз? Вот оно — живое подтверждение существованию таких индивидов. — Глеб, пожалуйста. Как друг тебя прошу? — Прям как друг? — бросил фразу, будто просто сделал вдох и выдох. Непринужденно и легко, словно так и надо. Костя словил ехидную нотку и подхватил не задумываясь. — Как тебе угодно, но просьба всё еще актуальна! — Бекрев помахал указательным пальцем и взял уже надкусанный огурец. Он избегал зрительного контакта с Глебом, чтоб просто не свалиться со стула, ярко догадываясь, как именно на него сейчас смотрят. Самойлов принял просьбу и стал наигрывать известных Наутилосов.«…горят над нами горят помрачая рассудок бриллиантовые дороги в темное время суток…»
Парни влились в атмосферу весенней ночи, такой пахучей и всепозволяющей. Покачиваясь на старых выкрашенных табуретах, они продолжали петь, наблюдая за звездами, которые сосчитать так и не получилось.«Не всё на свете нужно контролировать, особенно — звёзды»