...однажды в баре "ДЭКА"

— Вы просто убили! — эти фразы летели, как пули, в сторону состава Агаты Кристи. За последние месяцы дружбы с Глебом, Бекрев более глубоко окунулся в жизнь группы. Было тоскливо узнавать, насколько все плачевно. Все выезды были максимально антиприбыльными, а жить хотелось. Едва ли музыканты не разошлись по разным работам по камазам-унитазам, как некоторые из коллег. Последняя надежда оказалась нужным крючком — очевидный взлёт нельзя было не увидеть. Абсолютно вся кампания и средства, что были вложены в альбом оказались натуральным золотым билетом. Выходя через чёрный ход, Костя впервые увидел настолько адовую публику. Когда машина уезжала, он мог только наблюдать через заднее стекло, как в последний «вагончик» охрана вела Самойловых, отводя бешеное облако, готовое буквально на всё ради них. — Жизнь, такая нечестная штука. Вроде сделал что-то стоящее, а всё равно все сдохли — Глеб периодически вкидывал ответы на комплименты в стиле своей уже кричащей фамилии. Вадик громко подхватывал его фразы и обнимал, целуя в родной лоб. Друзья в эту ночь кипели ещё сильнее, чем кровь «Агаты», казалось, что этот поющий муравейник слышен не только в городе, но и на другой планете, хотя дом был далеко за пределами стандартной цивилизации. — Ребята, я хочу выпить за… — Вадик не брезговал поднимать тост за тостом, вот только запоминалось все очень скудно. Бекрев ощущал себя зрителем телесериала, он не привлекал никакого внимания, будто находясь за кадром. Парень попал сюда исключительно из-за младшего Самойлова, только из-за него, но и тот был апатичен. Конечно, что больше привлечёт — музыкальный любитель Костик или полчища комплиментов, которые приятно щекочат возбужденное эго? Зато, наконец Константин Бекрев познакомился с достойной выпивкой. Казалось, будто на неё было потрачено примерно столько же, сколько на съёмки, концерт и все-все записи вместе взятые. Время потекло иным образом. В какой-то момент Костя просто уснул в углу большого зала, заземлившись в кресле, пока все сидели за большим столом. Резко проснуться вынудил Глеб. — Костя, пойдём курить? Предложение было вычурно непонятным, потому что все курили внутри. — М? — Костя не сразу внял просьбе, но грубая хватка Глеба заставила отнестись более серьезно к лохматому пьяному «будильнику». — Пожалуйста, Костя. Держась друг за друга, они вышли на улицу, где уже было достаточно тепло. Хотя, это вообще не было важно — когда ты пьян, то и море — по колено. Глеб достал сигарету. — Я мудак, прости — рассмеялся Глеб. Он чуть не провалился назад сквозь все ещё приоткрытую дверь. Костя перехватил Самойловскую тушку и перетащил их обоих к стене — та хотя бы не двигалась. — Ай-й-й нахуй — махнул рукой Глеб. Безобразно нагло взгляд расплывался, фокус непослушно перемещался из стороны в сторону. Зафиксироваться на чём-то одном было невозможно. — Вот они говорят там это всо-о-о… все эти речи, тирады… А ты молчал. Что ты-то скажеш-ш-шь? — меж пальцев все ещё дрожала сигарета. Костю насквозь пробил этот тяжелый взгляд, заставляющий говорить. — Я в восторге. Разве могу я сказать ещё что-то?.. Сам сказал, столько уже пропето для вашей команды…- Костя прерывал свои речи через преложения из-за непозволительно близко стоящего Глеба. Оба пошатывались, походя на травинки, поддающиеся ветру. Глеб бросил сигарету и отвернулся так же резко, как и приблизился изначально. — Здесь не на что обижаться. Я сказал правду, между прочим… Самойлов принялся напевать какую-то мелодию и даже умудрялся топать ногой в такт. Младшего из Агаты на редкость сильно колбасило и бросало из апатии в околопсихоз. Костя стал догадываться, откуда растёт вся эта «суета» в кудрявой голове. — Что ты принял? — пять баллов за любопытство, Бекрева достаточно разогнал алкоголь и свежий воздух для вопросов в лоб. Собеседник повернулся лицом вновь и уже играл бровями в тот же такт. — Ты слишком часто молчишь. Отчего? — мастер сбить с толку не терял сноровки. Пьяный туман развёл обоих, как корабли. Бекрев попытался отсидеть за столом ещё немного, но риск был слишком высокий. Победила дружба с головой, парень поднялся наверх и занял один из диванов отдельного «спального» зала. Огромное давление на голову не давало окончательно сомкнуть глаза. Бекрев стянул очки и устроился чуть удобнее, утро обещало быть ещё веселее. Когда он встал для добежать до туалета, то заметил, что пролежал таким образом порядочных два часа. «Надеюсь, поссал я быстрей» — пронеслось в голове. Быстрее самолёта он вернулся на диван. Оставалось только удивляться, почему наверху он один. Скорее всего, многих увезли на машинах, Бекрев забывал, где находился. Начиная посапывать, юный трезвенник уже обрадовался своему скорому провалу в сон. Часы двигали стрелки иначе, алкоголь не мог отпустить мозги, по ощущениям, даже вода с крана капала в особом режиме, нарушая законы гравитации. Когда он решился приоткрыть глаза, то обнаружил дополнительного гостя. Похоже, Бекреву все-таки немного, но удалось поспать, а пока он этим занимался, на диване по-соседству кто-то занимался чем-то поинтереснее. Громкие причмокивания и, хоть и не четкая, но характерная картинка вписала Бекрева в пространство. Перед ним кому-то активно сосали. Костя тут же закрыл глаза и мечтал уснуть ещё быстрее, чем сделал это ранее. Оставалось догадываться, что может быть дальше. Звуки не уменьшались, они раздражали, заставляли ноги хотеть унести хозяина подальше. Бекрев решил устроить борьбу звуков и принялся почаще глотать остатки слюны, чтоб попытаться намекнуть парочке, что они здесь не одни. Все же, их любимым цветом оказался «глубокий фиолетовый». Показалось, что, словно назло, к оркестру из причмокиваний во время минета присоединились далеко не женские выдохи и хрипы. Костя приоткрыл веки чуть шире и попытался вглядеться, кто же все-таки рядом с ним заигрался. Кудрявый юный музыкант гладил по голове неизвестную особу, задавая ей темп, а сам расслабленно провалился в мягкую спинку дивана и хватал воздух, хмуря брови. Это был Глеб. Из мнимой вежливости, он снова попытался делать вид спящего, но надолго его не хватило, Бекрев все же подглядывал за происходящим, да и его друг не унимался. Постепенно, в догонку к неуёмной хрипоте, он начинал говорить какие-то фразы, оборачивал воздух в метафоры и излучал всю свою гениальность сквозь удовольствие. Судя по всему, девушка была намерена продолжить начатое намного «глубже», но Глеб перехватил ее рвение. — Чш-ш-ш… Беззастенчивый и ничуть не молчаливый Глеб Рудольфович проводил свою спутницу. Костя выдохнул и уже сел на диван, когда нарушители сна скрылись. — Да что Ты такое… — он задавал вопрос даже не себе, а небесам, всем Богам мироздания. Это что-то из мира кинематографа либо готических романов. Холодный голос, всепозволяющие движения, наглость и вызов мирозданию. Дверь вновь открылась, Самойлов вернулся. Обозначив перед собой совсем не спящего Костю, он тяжеленько завис. — Думаешь извиниться? — Бекрев оборвал перегрев «компьютера». Глеб уверенно мотнул головой и немного нахмурился. — Нет, а за что? Просто… — Глеб вернулся на свою позицию, где недавно был не один — …это снова случилось. Ты просто промолчал. Почему ты всегда молчишь? — Может, из вежливости? Это, знаешь ли, неплохая такая тема. Можешь иногда тоже ей пользоваться — он поправил очки и был полностью уверен в своей правоте. Самойлов поднял брови от удивления, Костя слишком редко позволяет себе высказываться — …да, ты меня не видел, допустим. Но сейчас ты мог бы немного… — Видел я тебя, Костя. Блеск глаз твоих видел. Ты в открытую наблюдал за все-е-ем, что происходило — Глеб немного подался вперед и засверкал от победы в коротком зарождении конфликта. Костя задержал дыхание. — Я пытался понять, кто таким наглым оказался — попытался защитить себя парень. Глеб просмеялся в себя и поджал губы. Взгляд надменно переместился снизу-вверх, пока не дошел до напуганных глаз. Бекрев боролся не за право быть незамеченным, а за право не признаваться в том, что ему и правда нравится наблюдать за своим… другом? Ему нравится слышать дыхание, видеть колыхание кудрей перед голубыми глазами, нравится. А страшнее всего было понимание того, что Глеб очень не дурак и видел всё без исключения. — Ладно. Прости, что так вышло. Впредь не буду так поступать, договорились? — кивнул Глеб. Костя облегченно выдохнул и кивнул в ответ. Тусовка закончилась практически без потерь. Слава «Агаты» убивала совместное время, Костя не выезжал из города и творил в одиночестве, а друг его в компании старшего брата и коллег колесил по стране со своей бомбической «Позорной звездой». Их общение было максимально минимальным, а в какой-то момент оборвалось до нуля. Показывать материал и советоваться Бекрев не рисковал, да и не доверял попросту. Глеб был откровенным слушателем, который не врал, а негативные стороны, которые наблюдал, убаюкивал своим решением. В баре «Дэка» наступила пора своеобразного «отпуска». Все разбрелись по поездкам, кто-то отправился в компании с другими группами. Бекрев заставил себя отказаться ото всех, чтоб свой «отпуск» провести за более лучшим формированием планируемого материала. Ему мечталось записать альбом, но внутренности не рекомендовали этого делать. Пока что. Такой же ночью, как и обычно, он сидел на балконе. Табурет для Глеба, к слову, он так и не убирал. Костя искренне скучал по нему, осознав, насколько зависимость окрепла. Не глядя на все несуразности, которые случались, нельзя позабыть вечера на балконе, споры из-за книг, перебирания струн, молчаливые прогулки у бара или ухахатывающие творческие тусовки в «Дэке». Сейчас он так же сидел у открытого окна и смотрел на табурет. Из самой квартиры звучала «Позорная звезда», в моменты сильной тоски Костя включал этот альбом, чтоб хотя бы косвенно пустить Самойлова к себе домой, чтоб испытать фантомный запах и искусственное тепло.

«Счастье моё, почему ты грустишь? Прячешь лицо и молчишь и молчишь.»

Костя будто обмазывался голосом, звучащим из комнаты, все эти «плётки» и «больно» были как нельзя кстати. Внутри парень пожалел, что не купил выпить по дороге домой. Он взял в руки зажигалку и почти закурил, пока не зазвучал противный звонок в дверь. Время было уже сумеречное, но музыка не играла так уж громко. Костя настороженно подошел к двери и заглянул в глазок. Мешкать не было смысла, там стоял Глеб. — Глебыч! — крикнул Бекрев. Самойлов протянул гремящий пакет Косте и довольно улыбнулся. — Константин Михайлович, Вы так сильно меня ждали? — Глеб закрыл за собой дверь и стянул ботинки. Костя, до сих пор не веруя в происходящее, стоял с пакетом и молча моргал, надеясь на свое ещё не расстроенное психическое здоровье. Картину сопровождала «Как на войне», Глеб подхватил собственные напевы и подошел к Косте. — Я сказал: успокойся и рот закрой — Самойлов ткнул Бекрева в подбородок и забрал свой же пакет — Вот и всё, до свидания, чёрт с тобой. Язвительно улыбаясь, он озорно ускакал в комнату вместе со спиртным, Бекрев догнал друга и треснул того по спине. — А чё ты потому что стоишь? СтатУя что ли? — сделал замечание Глеб. Он пылал самой сладкой радостью, улыбка не сходила с лица. Костя заметил подросшие щёки и аккуратно подстриженные волосы. — А я, может, не узнал тебя — Костя пошел в сторону балкона, где осталась незажженная сигарета. Глеб последовал за ним. — Да не пизди ты — Самойлов оперся спиной о стену и закурил следом за Костей. Словно канарейки, они стали бурно обсуждать всё, что не могли все эти месяцы. Гастроли, самые неудобные моменты, самые удобные моменты, а главное — зародыши нового творческого порыва. — У меня столько материала! Он весь ждёт твоего строгого суждения! — Костя принес тетрадку с записями. Глеб открыл пиво и отставил в сторону. — То есть, моё мерзопакостное ворчание — это суждение? Возьму на заметку при спорах с Вадиком. Перебирая страницы и выделяя самое яркое, по мнению Бекрева, он зачитывал свои строки, напевая мелодию. За гитарой было идти просто лень. В качестве бэк-вокала начали выступать коты во дворе. Глеб перебирал из руки в руку бутылку с пивом и внимательно слушал, изредка делая большие глотки. — … Давай шагнём. Ты вверх, а я вниз. И вниз до самого дна… Чем больше Костя напевал, тем хуже ему становилось. Все эти тексты были не просто не позитивными. Они читались не в лучше обстановке, идиллия встречи спустя большой срок была разорвана. Глеб загрузился не меньше, переваривая всё. — Знаешь, почему это — отлично? — Почему? — Костя выбрал удобный момент, чтоб не продолжать читать и отложил тетрадь. — Потому что ты вновь заставил задуматься — Глеб опустил глаза. В одну секунду он предстал настолько уязвимым. На одну секунду, на другую. Сейчас Бекрев заметил, как Глеб трясёт ногой. Он и правда все это время плотно думал. — Ты правда так скучал? — Глеб поднял глаза. В них была особая безнадёга, желание услышать определенный ответ, который парень нарисовал в своей голове. — Очень скучал, Глебыч. Буквально перед твоим приходом глядя на эту вот табуретку, на которой ты сидишь, я… В общем, я правда скучал — оборвал себя Костя. Глеб зацепился за оборванное предложение и принялся настаивать на его завершении. — Что ты хотел сказать? Договори — попросил Глеб. Не долбил, не требовал, а просто попросил. Как тогда в особняке попросил выйти покурить. Костя закрыл лицо руками и выдохнул в пальцы. Ладошки начали потеть, горло завязалось крепким морским узлом. Глеб подался ближе и положил на колено Кости руку. Тот отодвинул пальцы и посмотрел сквозь них на Глеба. — Так и будешь молчать? Кость, если ты думаешь, что только у тебя вот здесь проблема…- Глеб ткнул пальцем в собственную голову — … то поверь, не только у тебя. Договаривай, блять! — поморщился Самойлов. Костя собрался с мыслями, которых не было. Вокруг существовал только белый шум и орущие коты. — Я не знаю, что тебе сказать. Глеб, ты… я не знаю. Я подсел на тебя. Буквально вот, блять, подсел — замахал руками Костя, хватая воздух. Он разгонялся в высказываниях, черпая каждую захудалую мысль, которая могла прийти в голову. Сегодня Костя не молчал. —… я не знаю, что это такое. Я не знаю, что ТЫ такое. Но одно знаю точно, ты мне не безразличен — подытожил Костя, кусая губы. Высказав все, что сумелось, он проклял эти же минуты, которые проговорил. Страх принялся дергать нервы. Он встал с табурета и прижался спиной к стеклу. Глеб приподнялся следом и встал перед собеседником. Нависла волнующая пауза, а позади на фоне размыто играл крайний альбом Агаты Кристи. — Костя… — начал Глеб и облизал губы. Парень недолго, но все-таки побегал глазами по сторонам, однако, быстро взял себя в руки — …тебе неприятно чувствовать такое по отношению ко мне? Глеб был будто ложка, хватающая йогурт, подбираясь к начинке внизу. Медленно, пробуя очевидность на вкус. Костя поправил очки. — Мне… очень приятно. Ты разрываешь мою сердцевину, Глеб. Раздавил, как комара. Только я комар-имбицил. Сдох и радуюсь, что это сделал… ты? — задрожала губа. Костя говорил искренние слова, которые не доверил бы сказать себе, никогда. Лицо Самойлова менялось из секунды в секунду. Он разглядывал Костю как будто насквозь, каждую мелочь, волосок, ресницу, отблески в стёклах очков. Глеб подошёл вплотную, чуть ли не вжав Костю в это же стекло. Самойлов намеренно отобрал от своего лица свою же сигарету, подлетел губами к шее Бекрева, но поднялся к уху. — Костик, я... Глеб не успел договорить, Костя просто начал стекать вниз на корточки, продолжая вжиматься спиной к застеклённой части балкона. Кудрявое безумие погладило его по щеке и намекнуло, что стоит все-таки встать. Костя застыл, пока Глеб возвращал в рот сигарету. Глубоко из души или чего бы там ни было у Бекрева полезли родные сердцу страхи. Сползти с этого он решил очень камерно. — Ладно, я схожу за гитарой…- он пошёл к проходу в квартиру, но руку его, как когда-то однажды, снова перехватил Глеб. Не отпуская руки, он подошёл со спины и прижался губами к его затылку, успев выбросить сигарету с балкона. По всему телу побежали мурашки, Костя рефлекторно закрыл глаза. Это было невесомо, нежно и приторно. Руки начинали сосуществовать мышлению, Глеб погладил парня по плечу — максимально аккуратно и осторожно. Хозяин квартиры немедленно закрыл балкон, впихнув в квартиру Глеба. Гостиную переполнила «Айлавью» — Выключи его, пожалуйста — последняя фраза, по-человечески звучавшая из уст Глеба. Когда музыка окончательно затихла, Бекрев вернулся к Глебу, но с большим размахом. Он обхватил его щеки и приблизился к влажным от постоянного кусания и облизывания губам. — Убей это во мне, Костик — пошлым шепотом прощебетал Глеб, водя пальцем по грудине Константина. Тот только глубже дышал, но не решался закончить начатое. — Костя…- открыто простонал Глеб, показывая снова свою сучность во всей красе. Это сработало, Костя поцеловал Глеба, сорвавшись на внушительное рычание. Глубокий взаимный поцелуй снёс все презренные, никому здесь не нужные заборчики. Бекрев ощущал, что добровольно попал в гниющий убивающий процесс, и даже потом, когда, вероятно, все закончится с болью утраты, он будет продолжать благодарить Самойлова за одно только существование. — Ты мне сносишь крышу, Самойлов — Косте будто оборвали чеку, он блуждал носом по шее Глеба, пытаясь забрать всё и сразу, вынюхать донельзя. Самойлов податливо откинул шею и вслушивался в каждое слово, брошенное Бекревым. — Ах ты ж, скотина. Ты все-таки умеешь разговаривать! — широко улыбнулся Глеб. — Блять, улыбка эта ещё твоя — Костя уткнулся лбом в его плечо и попытался успокоиться. Чем больше он говорил, тем сильнее буквально хотел Глеба. — Чем она тебе мешает? — шепнул прямо в ухо Глеб. Это оказалась последняя капля в огромный водоём, который Глеб успел устроить за всё время их тесного общения. Продолжая целоваться и измываться друг над другом, они остались спать в гостиной — под все тот же рёв котов на улице.