...однажды в баре "ДЭКА"

Пожалел Костя только об одном — что не мог быть рядом с Самойловым ещё больше. Во время интервью, во время их личных подготовок, во время самих концертов. Закулисье — самый сладкий сок. Там происходит то, что никто и никогда не позволил бы себе и другим рассказать. Бекрев стоял за кулисами и наблюдал оттуда за феноменом в виде «Агаты Кристи» Фейерверк эмоций был каждый божий раз — от начала и до конца. А уж когда Глеб перешёл в стоячую манеру исполнения — этот огонь не потушила бы даже пожарная машина. Хотелось или нет, но их общий с братом тандем и рождал эту порнографию, покрытую смыслом. Они играли и пели так, будто весь мир принадлежал им одним, хоть и никогда в этом не признавались. Такой период жизни давал особый опыт — музыкальный и технический, потому Бекрев ловил не только все возможные ракурсы своего Фюрера, но и фиксировал умелости Вадика в поведении на сцене и работы с музыкальной ипостасью.

«Давай вечером С тобой встретимся…»

Костя каждый раз, без зазрения совести и страха отвечал на эти строки откровенное «Давай». Все равно он бы списал это на банальное подпевание новоиспеченному хиту. Самойловы перерождались с каждой новой песней, по-настоящему улыбались друг-другу и трепетно обнимались, пока могло позволить время. Последний аккорд — прощание со зрителем. В этот момент Костя никогда не сидел. Он вставал с возможной мебели и не сходил с места, аплодируя с залом с другой стороны, наблюдая за братьями, за одним братом особенно ярко. — Не спи, Костян. Поможешь свернуться? — спросил Денис. Это был один из техников. — Да, сейчас. Уйдут со сцены… — Какой ты преданный — улыбнулся Денис и встал с ним рядом. Костя не слушал и не слышал никого, он следил за вдалеке катившейся по щеке Глеба капле пота. От этого всегда приятно кружилась голова. Все же, сборы наступили намного быстрее. Работу никто не отменял, все занимались своими делами. Пока Бекрев скручивал провода, а Денис занимался пультом, завязался интересный разговор. — Костян, ты когда к нам в купе пристроишься? Всё время с ними ездишь, как не родной — он не отвлекался от дела. Бекрев не воспринял вопрос так уж глубоко, бросив дежурную отмазку. Коллегу это не удовлетворило. — А как тебя вообще пригласили в… — Это дружелюбие или желание узнать что-то? — сократил диалог Костя. Собеседник зажался, выдав реальную причину. Бекрев озлобленно поправил очки и подошёл к своему напарнику. — Ты либо спрашивай, что хотел. Либо не мешай работать, хорошо? — Денис кивнул, но больше вопросов не задавал. Костя привлекал достаточно внимания со стороны технической группы. Он редко с ними общался, только если работа этого требовала, а все доступное время он не отлипал от основного состава группы. — Не волнуйся, Кость. Без сплетен у некоторых и жизнь не та — команда направлялась к своему вагону на вокзале. Костя хмурился из-за поступивших слухов о том, что он же хочет подсидеть Козлова. — А как не волноваться. Вот, идут, блять, впереди. Что им неймется? — Если ты хочешь задержаться в этой среде, к сплетням надо только привыкнуть. Если бы каждый из нас так реагировал, то уже лежали бы мы в «весёлом» доме. Саша был очень большой поддержкой в таких вопросах, он как бы ненавязчиво настаивал на спокойствии. Глеб же реагировал иначе и более лаконично, не задерживаясь на теме. Оно и ясно, его личность пережила и переживает бОльшие слухи. Вадик не стал сильно медлить и лёг спать, как только добрался до своего места. Недовольничал громче всех Котов, который был полон бодрости. — И куда нам теперь? — Может, попросим купе, которое после техников? Оно пустое — предложил Саша. Костя уже успел проверить правдивость этого предположения и принёс добрую весть — купе и правда было пустое. — Давайте спросим… — Да никого тут не будет, Саш. Это простая арифметика — Андрей вольной походкой рухнул в пустующее купе, зазывая остальных. К ним быстро присоединился Глеб. На распитие ребят не совсем хватило, так что все просто напевали песни и громко общались. —Жадный, нехороший, сука и злодей! Ахтунг… Глеб ёрзал руками по гитаре, как по нежной новой коже молодой девушки. Нанюханный Костя проводил именно такую параллель, откровенно завидуя этой гитаре. — Костян, ты чего молчишь? Может, споёшь? — Андрей включил Бекрева в командный дух, заедая слова пирожком. — Не, я пока не готов своё… — махнул рукой Бекрев. Глеб махнул стопку и, чуть шипя, внёс предложение: — А если не своё? Он предложил поделить «роли» в «Последнем подвиге Евы Браун». Костя быстро согласился. — Так… Дай вспомнить — Костя сел возле Глеба и ускоренно пропевал речи Евы. — Готов? — перебрал струны Глеб. Костя упёрся спиной в стену и забрался с ногами на койку. — Евочка какая — умилился Саша, приложившись виском к окну. Умиротворение в глазах Саши убивало страхи и сомнения. Или это кокаин… не важно. Обожание к ещё более опухлевшему за это время телу и щекам, расходящихся от улыбки не угасало ни на градус. Костя уже любил не просто музыку, а проявление этого молодого феномена в ней. Хотелось видеть всё существующее творчество только этим сладко пахнущим голосом. Бекрев готов был быть Евой, рюмкой, тарелкой, пистолетом, тряпкой — всем, чем можно было предложить. — Гле… Гитлер! Ты мне муж-ж… — оговорка сыграла большую шутку, особенно оценил её Котов, который не успокаивался до последнего, подтирая слёзы со смеха. Глеб уже перестал играть, а просто стучал пальцами по инструменту для общего ритма. Левая свободная рука оказалась на плече Бекрева. -Да, слишком до-о-олго я бросала на весы-ы-ы… Любовь посты-ы-ыдную…- от имморального взгляда Глеба Костя широко улыбнулся во все зубы, не прекращая петь -… и свой моральный до-о-олг! Рукой дрожащею…- Глеб схватил того за загривок и прижал чужой лоб к своему, продолжая настукивать уже громче. Костя коснулся созданным из пальцев «пистолетом» его подбородка-…прицелилась в усы-ы-ы… И из последних сил наж-жала на кур-ро-о-о-о-к — Костя выл, как будто был на самом упокоенном пике кайфа в своей жизни. Он зажмурился и докричал «свою» строку, опосля рухнув в его шею тем же лбом. Без ожидания, Глеб продолжил петь, уже перехватив инструмент, как надо и наиграв мелодию до финала. -Ауфвидерзейн… Из-за стены послышались громкие аплодисменты техников. Промелькнула мысль о подкреплении доброй части сплетен. — Я думаю, это стоит взять на вооружение, ребят. Тема достойная — дал совет Саша. Ребята отмахнулись от этого, Костя поспешил выйти и немного «остудиться» от данного события. Парень покинул купе и поспешил в сторону туалета. Пройти мимо купе с Вадиком тихо не удалось. — Бекрев? — послышалось позади. Костя немного пошатнулся и развернулся. — М? Прости, шумим сильно? — Я не об этом. Подойди сюда. Усадив очки покрепче на переносице, он вошел в вотчину Вадика. Глядя на стол, не было похоже, чтоб тот спал. И трезв. — Что-то случилось? — Ну, похоже на то. Закрой дверь, пожалуйста — тон Вадика оказался очень грубым, сердце забилось чаще. Спешить с этой просьбой, а точнее, с ее выполнением, Костя не хотел, но Вадик сделал желанное сам. Стоило дверям закрыться, как Костя оказался припечатанным к этой же двери. -…что у вас с ним? -…о чем ты? — набрался смелости Костя, хотя хотелось визжать и где-то плакать. — Блять, Бекрев. Не играй в дурачка, плохо получается — Вадик начинал немного скалиться. Сползти с ответа было очень трудно. — Я серьезно, про что ты? Про слухи о Саше? Я не собирался… Кулак Вадика впечатался в дверь, чем прервал поток слов. Самойлов зажмурился, а когда открыл глаза, продолжил: — Я не об этом. Я о тебе и… моем брате — акцент на слове «брат» был очень громкий. От желания убежать заложило уши. — Кому-то брат, кому-то друг — Костя шокировался того, что решился говорить, но остановиться не мог. Переняв манеру Глеба перевалить чувство вины на «врага», он пользовался этим приёмом открыто. Вадик опешил и только успел открыть рот: — Костян… — Да, для меня он очень близкий друг, ближе Вики оказался. Только завидовать остаётся, что у тебя такой брат — глубокий и понимающий. — Костя. — Ты можешь меня и выгнать, собственно, за мои слова. Но это разве не стыдно — так вольничать по отношению к уже взрослому родному человеку? Хочешь, чтоб у него друзей не было? Вадик снова ударил кулаком в дверь и задумчиво посмотрел в глаза Кости. Глаза, которые начинали дрожать. -…уж дружить я никогда бы не запретил, не думай так обо мне. Может, я и ошибся. — А о чём ты вообще тогда подумал?! — возмущался Костя, хотя внутри аплодировал сам себе. Вадик виновато посмотрел на Костю, тот ещё и сумел найти в себе героизм, чтоб хихикнуть. — … если это то, о чем я подумал, то точно нет. Я с Викой не ради Глеба расстался, уж поверь. Выйдя из купе пьяного и агрессивного Самойлова-старшего, он едва заметно выдохнул. Уроки от друга не прошли зря, ощущения, будто ты заново родился. По дороге обратно из туалета, Вадик вновь окликнул его и бросил тихое: — Прости, Кость. Не знаю, что нашло. Эти слова окончательно установили мировое спокойствие где-то внутри. Города, поезда, гостиницы, концерты — центрифуга нестабильных событий. Костя пропадал, падал в небытие и счастливо улыбался, даже когда было плохо. А плохо было в двух случаях — когда Глеба не было рядом, и когда рядом не было того вещества, на которое случилось подсесть. Ничего другого он не пробовал, хотя возможностей было предостаточно. В этот раз, гостиница оказалась очень комфортная, но с одним нюансом — отключенный свет. Проблему эту уже решали рабочие, а пока ночевать приходилось без возможности использования электричества. Номер для техников оказался общий, на четыре кровати. Под руководством Дениса, ребята ушли в глубокую ночь искать приключения в городе, ни разу не удивившись Костиным отказом. Бекрев лежал на постели и разглядывал проступившую трещину в штукатурке на потолке. Стук в дверь не заставил парня встать. Только починенный свет и резко загоревшийся торшер вызвал физическую реакцию. — Кто там? — бросил Костя, мотая ногой, спущенной с постели. В комнату заглянул его «Гитлер». — А чего с ребятами не пошёл? — он остался в проеме. Костя потянулся за очками на тумбе. — А хули мне с ними делать? Бухнуть я и один могу, сам себе собутыльник — он надел очки и сел — а ты чего? Вы вроде с Вадиком там прогоняли… — Он съебал в ресторан внизу. Оголодал, видите ли — Глеб забавно пародировал брата, очевидно зная каждую мелочь поведения. Костя улыбнулся и подошёл к проходу. — Ты покурить хотел позвать? — Может быть… — закатил глаза Самойлов — … пойдёш-ш-шь? — Куда я денусь, погнали. Сейчас, только куртку накину. На улице холодало. Поздний октябрь шептал о скором приходе мороза. Парни отошли к уличной «курилке» возле мусорки за забором. Пошла дымовая завеса. — Я не могу, блять — Костя отвернулся, пока Глеб вопросительно пытался понять причину возмущений. — …ты такой грязный, когда куришь. Я бы… — повернулся Костя. — Что бы? — Глеб затянулся посильнее и пустил дым в лицо Косте, так же грязно ухмыляясь. Бекрев отмахнул от себя дым. — Не вылезал бы я с тобой из спальни, вот что. Никогда это дело не любил, но с тобой… — Ай, как поёт, соловей. Давай, продолжай — Глеб оперся локтем о забор, приподняв подбородок. — Бесстыдник ты — Костя дунул последний клубок дыма в сторону и выбросил сигарету. — Страдаешь от подавляемой похоти? — Глеб докуривал до победного, пока уже не загорелись бы пальцы. — Страдаю от того, что думаю уже не тем местом. Это противно, не находишь? — Поцелуй грязь и смирись, детка — Глеб откинул сигарету и поцеловал Костю. Того только гвоздодером можно было оторвать от этого процесса, только воркование вороны где-то вдалеке ввело в реальность. — Блять, заметят же… — Ух, Константин Михайлович. Страж общественной нравственности, не меньше! — залился смехом Глеб. Парни вернулись в гостиницу. К их дуэту присоединился Вадик, выходящий из ресторана. — Чего не спим? Завтра рано выезжаем. — Бу-бу-бу — передразнил Глеб и ринулся по лестнице вперёд. — Мелкий, не испытывай мое терпение — навеселе ответил Вадик. Глеб продолжал «бубнить», пока не кончились ступени. — Ладно, спокойной ночи, Костян — Вадик пожал руку Бекреву и уже был готов идти вместе с братом спать, но тот решительно повернул в комнату техников. — … то есть ты спать не будешь? — Может буду. Как решит матушка судьба — Глеб раскинул руки и «упал» в комнату. Костя не стал смотреть на реакцию Вадика и рухнул за ним, прикрыв дверь. — А у тебя есть?.. — А зачем я пришёл, по твоему? Очередная доза приземлила парней, они сидели на полу меж двух кроватей и молчали, ожидая прихода. — …блин, эти скоро придут и пиздец — Костя взглянул на кровати и вспомнил, что далеко не один ночует в номере. Глеб кусал щеки изнутри и о чём-то долго думал. — Пиздец, это если Вадик придёт. И без того замурыжил своими вопросами… — И тебя спрашивал? — Костя вспомнил случай в поезде. Глеб настороженно стрельнул глазами. — То есть, «и тебя»?.. Вкратце, Костя изложил ситуацию. Глеба это анти-порадовало, и он подорвался идти к брату за разъяснениями. — Стой! Блять, Глеб, вот это хуевый метод! — Ага, конечно. Я, конечно, его люблю, но когда он лезет в мои стихи или в мою постель — это уже наглость! Неприкасаемо! — Глеб активно жестикулировал, зрачки округлялись донельзя. — Не хватало ещё вам разругаться! Глеб, успокойся… — Нахуй спокойствие! Самойлова, схватив за щеки. — Глебушка… Поберегись. У чувства должна быть здравая почва… — Если ты не заметил, я далёк от здравия. Да и ты, вообще-то. Костя поцеловал того в обе щеки, не отпуская. — Я обещал тебе забыть обо всём. Помнишь?.. Глеб молча ожидал дальнейших действий. Костя поцеловал того в сухие губы, не скупясь кусать их. Глеб грубо прижал того к себе со всей силы, забираясь под куртку и вытягивая рубашку из штанов. Скоро, обувь и куртки оказались ровно возле уже закрытой двери. Он молча щелкнул замком изнутри и потащил того на постель. Она была маловата для них обоих, Костина голова свисала вниз, пока Глеб целовал уже раскрытый торс музыканта. Руки гладили Костину шею и ключицы, губы хватали соски и очерчивали доступную территорию. — Я должен кое в чем признаться…- послышались щелчки ремня. Костя поднялся и стал помогать Глебу лишаться штанов. — Разве есть что-то, о чем я не знаю? Глеб хитровыдуманно улыбнулся, пряча глаза. — Эту ночь запланировал далеко не ты и не сейчас — он бросил вазелин на постель. Глеб откинул штаны ногой и снова повалился на Костю, осыпая поцелуями. — Ты серьёзно сейчас?! — Костя недоумевал, Глеб только начинал что-то мычать, не отнимая губ от чужой кожи. — Постой! Глеб, ты серьезно? — Костя остановил его и схватил за руки. Глеб облизнул губы и напоказ осмотрел Костю снизу вверх. — Я всегда серьёзен…- мотнул головой парень, отбрасывая кудри. — Но… — Блять… — Глеб вскочил с кровати и добежал до сигарет в брошенных штанах. Самойлов сделал один затяг и протянул зажженную сигарету Косте. Тот не решался брать, основательно не понимая происходящего. — Никто не будет переживать, что рокеры курят в номере. А коллеги твои ещё часа три не придут. Ликбез окончен, соси и не вякай — Глеб протянул сигарету уже ко рту Кости. Тот обхватил её губами и мог только рисовать своё ближайшее будущее. Хитрожопость у Самойловых была в крови, правда сказал когда-то этот же горе-гений - «Семейный маразм». Пока Глеб лишал Бекрева всех надежд и одежд, тот задумался о том, что Самойлов ведь и его недавний душ мог запланировать. Пока курящий погружался в мысли, скользкий во всех смыслах язык Глеба уже коснулся головки. — Если ты не дотерпишь, я тебя убью — комментарий Глеба вызвал смех. Бекрев хотел приподняться и пошутить ещё более ярко, но заметил достойную Пензу из пепла на сигарете и стал искать, куда же всё бросить. — Да возьми ты эту… горшок — дал совет Глеб. Костя смог дотянуться до кашпо с подсохшей растительностью и успел сбросить пепел туда. — И вообще, отдай — Глеб отобрал сигарету и стал массировать член Кости рукой. Бекрев старался не поднимать головы и, закрыв глаза, держал себя в узде, чуть ли не ведя счёт в голове. Глеб старательно медлил, делал устойчивые паузы, сводя партнера с рельсов. Каждый новый старт отдавался вибрацией. Костя уже понимал, что начинал подаваться в ладонь Глеба и решил приподняться. — Мефистофель ты драный, инкуб во плоти — он забрал сигарету и сбросил скопившийся пепел. — Да такую душу, как твою, и забрать не стыдно — Глеб адово улыбался, наблюдая за Бекревым. Он убрал мешающие кудри за ухо, часть из них, конечно, всё равно свободолюбиво вылезла. — Вот надо тебе было эту… — Ой, не нравится — гони обратно. И дай этот горшок сюда — Глеб пихнул почти докуренную сигарету обратно в зубы. — Это кашпо — Костя подвинул его ещё ближе, впритык к кровати. Глеб махнул рукой. — Один хрен, горшок. — Это ты горшок — Костя опустил голову Глеба на подушку. Тот дожал сигаретину и бросил её в так называемый «горшок». Бекрев раздвинул ноги Самойлова и прошёлся ладонью от середины грудины до паха. — Я — охуенный — отрезал Глеб, расплывшись в улыбке. Сейчас перед ним был весь спектр возможностей насладиться этим бунтарским телом. Пока Бекрев пользовался бескапризностью и сменял поцелуи шеи на укусы, Глеб гладил чужую спину, задевая позвонки. Постель уже вся была перевёрнута одними только переплетающимся ногами. Костя терся об эрегированный член Самойлова, выпирающий через трусы. — Костик?.. — нежно окликнул Глеб уже облизывающего его Костю. Тот оторвался и вопросительно взглянул в голубые похабные глаза. — Дай, на ушко скажу… — уже шепнул Самойлов. Он коснулся приближенного уха губами и так же продолжил шептать: — Убей мою девственность — Костя ощутил новый поток крови по всему телу, будто ее насильно вкачали огромным ветеринарным шприцом. Он прикусил собственный язык, слушая мурчание Глеба под собой. — Предлагаешь стать убийцей?..- не унимал диалога Костя, спуская резинку трусов Глеба. — Добровольно сдаюсь. Костя отключил торшер, стоящий на полке. Интимность звуков и тактильных игр не должен был забить никому не нужный свет. Оставался только луч от фонаря с улицы. Глеб лежал на животе, упираясь в подушку. Он громко выдыхал на массаж партнера, который целовал того со спины, задевая всё ту же излюбленную шею. — Пожалуйста…- умоляющий вой заряжал сильнее и сильнее. Оказаться в таком положении и получить Пальму первенства значит подтвердить антропоморфную ни разу не звучащую от обоих… любовь? Или как это называют? Костя прихватил уже почти упавшую баночку с вазелином и стал пристраивать намазанные пальцы к отверстию. Применять логику оказалось сложно, но возможно. Костя старался сделать этот весьма особенный момент комфортным по возможности. Он ввёл один палец в анус и неторопливо стал его растягивать. Парень ориентировался на звуки, Глеб только терпеливо сопел, привыкая к непривычным ощущениям. Скоро там же оказался и второй палец, на некоторые секунды он задержал их внутри без движений, второй рукой массируя низ спины Глеба, как бы, успокаивая. Казалось, что тот уже успел привыкнуть, или это, опять же, работал порошок. Костя сделал последние движения и вытянул пальцы. Он перевернул Глеба к себе лицом. Тут же блеснули медленно моргающие глаза. Костя смазал член и коснулся головкой кое как разработанного прохода. Начинать было боязно. — Не жди, блять — прошипел Глеб, укрыв лицо ладонями. Костя зажмурился и пытался ориентироваться уже исключительно на ощущения. Глеб не мог расслабиться, оттого и вход оказался затруднительным. Костя опустился ближе к его лицу и поцеловал в незакрытые руками губы. — Расслабься, Глебка. — Стараюсь…- голос был серьёзен, будто сейчас решался вопрос государственной важности. Возможно, так оно и было. Избавиться от всех болезненных вибраций не удалось, Глеб стиснул челюсти и терпеливо ждал, держа расслабленность внизу. Бекрев аккуратно вводил член внутрь, вазелин успешно помог довести боль до минимума. — Пиздец — не размыкая зубы прорычал Глеб. Одной рукой он схватился за одеяло, предплечье второй руки перекрывало глаза. Костя задержался внутри, дав тому время. Когда хватка простыни чуть ослабла, он стал двигаться внутри Глеба. Узость заставляла двигаться обрывисто, Костя удерживался от активности, как мог. — Костик… — обеими руками Глеб потянулся к Бекреву. Миссионерские объятия дали Косте разрешение войти в доступную длину. Костя подхватил Глеба за бёдра и стал двигаться увереннее. Глеб уже не укрывал лица, сквозь мизерный свет было видно, что и морщиться он прекращал. Процесс начинал затягивать, в конце концов, Костя не постеснялся страстно поцеловать лежащего под ним Глеба, входя в него ритмичнее и ритмичнее. Глеб подобрал под лопатки подушку и спустил с неё голову, открыв шею целиком. Костя уже не разбирал, целовал он ее или просто блуждал языком, имея Глеба. Звонкие хлопки уже вспотевших тел друг о друга укрепляли возбуждение. Из хрипоты и гневных шипений звуки переориентировались в выбрасывания гласных, очевидно показывая, что скоро наступит финиш. — Костя, сука-а-а! — на последней гласной он раскрыл рот и выдыхал полным горлом эту зверскую букву «а» на каждом толчке. Руками он был уже на торсе Кости, пытаясь зацепиться за скользкую кожу. — Давай же, Костик! — кричал Глеб, не смущаясь и не волнуясь о соседе, который был буквально за стенами. Бунтарское начало не оставило бы Глеба и в гробу. Так и не зацепившись за кожу, он стал царапать ее, явно ожидая приближающегося финального аккорда. Костя едва сам держался от той самой секунды, когда этот концерт по заявке закончится. — Заставь меня кончить, Бекрев… — он приподнялся и обнял Костю, прижимаясь всем телом и уцепившись за его плечо зубами. Послушно ускорившись, он занимательно неожиданно довел до оргазма не только себя, но и Глеба. Атомарные секунды разделили их, Глеб излился между их с Костей животами. Костя успел выйти из него и парой резких движений рукой дополнил общий белый ручей на том же животе. Бекрев беспамятно рухнул рядом, сбито набирая воздух. Глеба всё ещё трясло, нижняя челюсть никак не могла перестать вибрировать. Никто из пары не хотел раскрывать глаза и быть нарушителем этой постсексуальной идиллии. — Глеб, это пиздец... Самойлов хотел было сострить в ответ, но махнул головой и удовлетворенно расплывался по постели. Заставить его встать оказалось сложнее, чем вставить в него некоторое время назад. — Пиздуй, сейчас Денис и его компания придут. И что они увидят? — Закрытую дверь они увидят — Глеб надел трусы и продолжил сидеть, тупя в угол. Бекрев нахмурил брови, поглаживая укус на плече. — Да всё-всё. Собираюсь. На такси хоть дашь? — Ой, пешком дойдешь!