Жди меня, я вернусь

— Да. *** Джисон ступил на светлую брусчатку около Сеульского Национального Университета и с жадностью втянул носом нагревшийся на солнце воздух. Наконец-то он уехал. Обернувшись и удостоверившись, что белый «хендай» Феликса направился к выезду с парковки, кокетливо помигав аварийками, Хан вошёл в здание вуза. Внутри все было таким же, как и вчера: величественный почти пустой холл, в котором, кажется, кроме него были только лениво попивавшие кофе сотрудники охраны, длинная лестница, знакомый и почему-то совсем не освещённый коридор, ведущий к тому самому кабинету. Коснувшись холодной дверной ручки ладонью и почти отворив дверь, Джисон вдруг остановился. Из кабинета Чана доносились голоса, и разговор был явно очень напряжённый: — …я сделал то, что сделал, явно не тебе меня отчитывать, — прозвучал голос одного из собеседников — ровный, но с отчетливыми стальными нотками. — Мне напомнить, что случилось с Сохён? Забыл, почему мне пришлось прикрывать твой тощий зад? — Не смей говорить о ней, — ответил тихий с тревожным рокотом голос — точно такой, какой обычно звучит перед дракой. — А я посмею, Джинни. Ты позволил ей выйти ночью из дома, когда вы поссорились, и толпа… Послышался грохот, как будто Хенджин резко встал с кресла и оно съехало назад. — Стоп, — неожиданно громко прервал обоих третий голос. Джисон даже вздрогнул и едва не ударился о дверь локтем, чуть было не выдав себя. Тот продолжал учительским тоном отчитывать обоих: — Ещё морды друг другу набейте, гребаные подростки, — процедил он. — Сели оба и слушаем меня, — он пару секунд помолчал, и Хан даже прижался ухом к двери, чтобы не упустить ни слова. Голос — видимо, это был Чан — заговорил уже спокойнее: — Джисон не пятилетний ребенок, он в состоянии позаботиться о себе. Минхо не должен круглосуточно с ним носиться. В конце концов, он всего лишь человек… Его тут же перебили возмущенное восклицание Хенджина и ледяной голос Минхо: — Вот здесь я как-нибудь сам решу, ладно? — резко бросил он. — С ним все в порядке. Заходи, Джисон, — сказал хранитель чуть громче, чтобы Хан услышал его из-за двери. Сердце ушло в пятки. Минхо знал, что Хан все это время подслушивал за дверью. Прелестно. Стоял у кабинета, как позорный школьник. Джисон резко выдохнул, собирая по телу остатки смелости — основной запас он уже исчерпал за утро — и вошел внутрь. Дверь коротко скрипнула, приглашая его пройти дальше. На него уставились сразу шесть глаз: четыре светлых, два темных; четыре ошалелых, два спокойно-выжидающих. У Хенджина лицо было мертвенно-бледным — иронично — а костлявые кисти мелко дрожали — то ли от гнева, который только что пытался охладить Чан, то ли от волнения за Хана. То, как он, словно фигура из ломаных линий, неестественно устроился на кресле, до нелепого сильно контрастировало с его вчерашней фривольностью. Чан нервно вертел в пальцах ручку с какой-то гравировкой, сверля вошедшего многозначительным взглядом. В нем просматривалась и легкая вина за то, что он только что сказал — он точно знал, что Джисон это услышал, — и стресс, который испытывали сейчас все трое, и серьезная сосредоточенность, даже жесткость. Один Минхо на первый взгляд был абсолютно расслаблен — разлегся в кресле и осматривал подопечного с головы до ног своими по-кошачьи вытянутыми глазами. Все бы ничего, если бы не сжатые в тонкую линию сухие губы. Как же ты беспокоишься за свой зад. — Где ты был? — прервал невыносимое молчание Хенджин. Выдохнув эти три слова, он будто вернул себе связь с реальностью. Его поза приобрела живые очертания — по крайней мере, он стал глубже дышать, судя по долго вздымавшейся и так же долго опускавшейся под шелковой тканью рубашки грудной клетке. Будто, заговорив с Джисоном, он сам для себя убедился, что друг здесь, цел и невредим. Хан опешил от вопроса. Наконец пришел в себя Чан: — Ты… Джисон, проходи, садись куда-нибудь, — произнёс он. Спустя секунду он поднялся со своего кресла и ушел к подоконнику, махнув рукой в сторону сиденья: — Вот, на кресло сядь. — А ты?.. — растерянно начал Джисон, не находя слов, чтобы адекватно сформулировать вопрос. Похоже, неловко сейчас было всем. Синеволосый достал из кармана джинсов знакомую пачку, а затем отточенными движениями поджег одну сигарету и закурил: — Мне не нужно. Пока что. Джисон послушно прошел на его место. Мягко. Удобно. Сев за стол серьезного дяди, он невольно почувствовал себя важнее — даже спина сама собой выпрямилась, — и Хан наконец ответил блондину: — Разве этот, — он небрежно кивнул в сторону Минхо, и тот в немом полувопросе вскинул брови, — не рассказал, где я был и что делал? Хенджин медленно помотал головой: — Ты заблокировал сознание. Непонимающе нахмурившись, Хан перевёл взгляд на Минхо — тот кивнул в подтверждение — и снова на друга: — Как это? — Иногда, — вмешался хриплый голос Чана после очередной затяжки, — когда подопечный испытывает сильные негативные эмоции по отношению к хранителю, сознание блокируется, — он коротко выдохнул за спину, выпуская мелкий клубок дыма в окно. — Одна из мер защиты людей от нерадивых хранителей, да, Минхо? — на последних словах интонация Чана приобрела стальной оттенок. Краем глаза Джисон видел, как тот сверлит — даже буравит — взглядом мрачное лицо Минхо. Вон оно как. Брюнет гневно закатил глаза: — Хватит мусолить это, он в порядке, — вкрадчиво процедил он, отвернувшись от всех троих в сторону. Хван фыркнул, картинно закинув ногу на ногу и оперевшись на спинку кресла: — Он не пострадал вопреки тебе, а не благодаря. Это тебя никак не оправдывает, ясно? Джисон не знал наверняка, что именно происходило, пока его не было. Но, судя по кожей ощущавшемуся накалу между этими тремя, что-то точно произошло. — Так где ты был? — повторил Хенджин, снова зафиксировав обрамлённый густыми ресницами пристальный взгляд на Хане и сложив руки на груди. Джисон отметил, что у того на пальцах было множество маленьких царапин, и тут же ощутил почти физическую боль, догадавшись, что блондин наверняка порезал руки, собирая осколки графина в его квартире прошлой ночью. — Я… — Хан напряженно поджал губы, отводя глаза в сторону. — Я немного погулял, чтобы успокоиться, и взял такси до университета. Раз уж он каким-то образом заблокировал сознание, стоило скрыть тот факт, что он согласился сотрудничать с Коммуной. Вряд ли это понравится Чану — ему и самому это не нравилось. И все же, солгав лучшему другу, Джисон тут же почувствовал в сердце болезненный укол совести. — А на звонки не отвечал, — полувопросительно протянул блондин, выгнув аккуратную бровь. Хан Джисон, где твой мозг? Он совсем забыл, что умудрился потерять телефон. И как теперь выкручиваться из собственной лжи? Хотя, скорее всего, выкручиваться даже не понадобится — все и так уже поняли, что он как минимум недоговаривает. Думай, Джисон, думай… Хан, тупо глядя на Хенджина, почувствовал, как по спине стекла капля холодного пота. Он не мог придумать ни одного разумного объяснения, после которого и Хенджин не обидится, и Чан шею не свернёт. — Меня все бесило, — он дёргано пожал плечом, рассматривая какой-то документ на столе Чана. — Хотел побыть наедине. Только слетело с его уст последнее слово, он обратил взгляд на блондина — проверить, как тот отреагировал. Хенджин глубоко вдохнул, проведя глазами по окружению, и на медленном выдохе уже привычно поджал губы: — Ну ты и мудак. В этом низком голосе сквозило разочарование, но уловив его слухом, Джисон ощутил расслабление в мышцах — это было то самое разочарование, в котором между строк читалось «большего и ожидать не стоило». До идиотского схожую интонацию он слышал от мамы каждый раз, когда ей звонили из школы сказать, что девятилетний Хан Джисон подрался с мальчиком из параллельного класса, и теперь у того фонарь под глазом и разбитый телефон. Джисон — тогда все называли его нелепым именем Сони, пока голос не сломался — не хотел потом возвращаться домой, тянул время, гуляя с друзьями или в одиночку наматывая круги вокруг района. Он прекрасно знал, что сразу у порога его встретит тот самый взгляд и та самая мамина интонация, а как только он снимет обувь и скинет тяжелый школьный рюкзак на аккуратно заправленную кровать, ему придётся слушать лекцию «почему нельзя бить людей» в половину вечера длиной. Не то чтобы его сильно это задевало. Раздражало одно — маме было плевать, что тот мальчик сам нарвался, посмев плеснуть обеденным чаем в его лучшую подругу. Взрослые в один голос твердили, что надо уметь договариваться, но какой может быть договор, когда ты добрых минут двадцать потратил только на то, чтобы успокоить Соён, а потом ещё тридцать — на то, чтобы вместе с ней переделать испорченный чаем рисунок? На этот вопрос ответа никогда не было. «Нельзя бить людей» — повторяли ему, как заевший магнитофон. Годы шли, но Джисон искусство договора в критических ситуациях так и не постиг. Просто научился уходить — в прямом смысле. Шагать прочь, покидать оппонента, как только дело получало нехороший оборот. Из-за этого пошли слухи о том, что Хан Сони голубой, а потом произошла та ситуация с фотографиями айдола в галерее телефона, и к нему надолго прилип ярлык пидора. Но в драки он больше не влезал. Не влезал, пока однажды его не вынудили. Как-то зимой, уже в старшей школе, он шёл домой вместе с Юнми — тот часто приходил просто для того, чтобы проводить Джисона после уроков, — и ему в спину прилетел кривой снежок — наполовину из едва-едва выпавшего жиденького снега, наполовину из земли — а следом прилетело уже привычное слово. «Пидор». Юнми без колебаний развернулся и ринулся к компании едко посмеивавшихся одноклассников позади них. Те лишь громче захихикали, увидев перепуганное выражение лица Джисона, который в этот момент бежал за незнакомым им парнем, крича «остановись!». Он сразу выхватил взглядом одного из них — у того физиономия была самая довольная, а на руках оставались следы грязи, как он ни отряхивал ладони. Ухмылка тут же исчезла с его губ, когда он увидел искаженное от гнева лицо Юнми. Следующим — и последним — что мелькнуло перед его глазами, был кулак, летевший прямо в его тонкий нос. А дальше все было, как в тумане. Кто-то ещё из дружков этого зубоскала вступился за него, замахнулся на Юнми, и Джисон незаметно для себя оказался перед ним, закрывая его своим телом, хотя сам он был сильно меньше. Мгновением позже он наблюдал, как его руки остервенело наносили удары один за другим, и с каждым мгновением возвращалась мышечная память, помогая исполнять давно забытые движения. Тогда отчим заплатил родителям побитых детишек круглую сумму, чтобы они не обращались в полицию. Позже родители спросили у него, почему нельзя было просто уйти, как и всегда. Почему нельзя было проигнорировать колкость. Но Хан не нашёл внятного ответа на этот вопрос. Юнми не мог не вступиться за него, а Джисон не мог не защитить Юнми. Он не знал иного варианта, не видел другого выхода. Для обоих это была единственная опция. Точно так же, как сейчас единственной опцией для Джисона было продолжать врать. Кажется, Хенджин ему поверил, пусть и состроил обиженное личико. Собрав остатки самообладания, Хан напустил спокойный вид и непринужденно пожал плечами: — Сорри, Джинни. Скажи спасибо своему коллеге, — он снова нарочито небрежно дёрнул головой в сторону Минхо и мельком глянул на него. По всем признакам хранитель был недоволен. Как минимум. Напряженная до предела челюсть, сжатые зубы, сощуренные глаза — тело выдавало его с головой. Скрестив руки на груди, он нервно сжимал пальцами собственные предплечья, чуть сминая эластичную чёрную ткань лонгслива. Было даже приятно смотреть на его потуги держать себя в узде. — Джисон, ты больше никого не встречал? — снова вклинился в диалог Чан. Один бог знает, сколько он уже курит эту одну сигарету — со слов Хенджина, он всегда выкуривает по одной. Кажется, он больше харизматично сидит с сигареткой между пальцев, пуская табачный дым по кабинету и томно оглядывая присутствующих, чем действительно вдыхает никотин. — Нет, — незамедлительно ответил Джисон — быстрее, чем успел заволноваться. Чан не отводил изучающий взгляд от замершего Джисона. Смотрел прямо в самую душу, проскальзывая туда вместе с едким дымом от дорогой сигареты. — Уверен? — вкрадчиво произнёс он, прищурившись — теперь глаза казались совсем чёрными — от приподнятых уголков к зрачкам. Может, сказать правду?.. На ногу больно надавила подошва чьей-то обуви. — Да, уверен, — Джисон уверенно кивнул. Синеволосый, вздохнув, ответил едва заметным кивком, как бы ставя точку в этой теме. Он потёр сигарету о дно пепельницы и уселся на подоконник, оперевшись спиной на задернутое шторами окно. — Хорошо, — подтвердил он, закатывая рукава рубашки, обнажившие черный узор татуировок на бледной коже. — Если ребята за тобой ещё не пришли, то скоро придут. Ты должен быть к этому готов. Тебе… — Сейчас будет лекция по технике безопасности, да? — перебил его Хан. Сразу командным тоном вмешался Хенджин: — Да, Джисон, и ты обязан ее выслушать. Это, твою мать, не шуточки, — он повысил голос, почти сорвавшись на крик, и неосознанно наклонился к другу. Джисон видел такой приём в книгах по психологии влияния. На предплечье блондина мягко легла ладонь Минхо, успокаивая его. Тот чертыхнулся, буркнув какое-то ругательство, но поспешил вернуться в кресло. — Не лекция, а небольшой бриф, чтобы ты случайно не пожертвовал своей задницей, — мрачной усмешкой поправил Чан, когда все угомонились. Пусть Джисон уже встречался со скаутами так называемой Коммуны, от слов синеволосого все равно стало как-то не по себе. Он набрал в лёгкие воздуха, кратко обведя взглядом ещё двоих молчащих хранителей — гневно пыхтящего Хенджина и безразлично разглядывающего интерьер в кабинете Минхо — и облокотился на глянцевую, кое-где заляпанную кофе поверхность стола в ожидании дальнейших указаний. — Так вот, первое — они тебе не друзья. Что бы они ни говорили, уясни это. Понял? — Чан на секунду замолк, чтобы увидеть подтверждение в распахнутых глазах Хана. Затем он продолжил: — Кого ты вчера встретил? — Я… — Джисон замялся, не уверенный, стоит ли говорить это имя. — Кажется, он представился Феликсом. Синеволосый сначала удивлённо нахмурился, а потом криво ухмыльнулся уголком рта, устремив потемневший взор куда-то в сторону: — Правильно, себя-то они берегут, — сказал он скорее самому себе, а потом снова пригвоздил взглядом Хана: — Кого ещё видел? Минхо сказал, их было трое. «Аккуратнее!» - резко раздалось в его сознании. Хан вздрогнул и с подозрением поднял глаза на Минхо — тот даже не смотрел в его сторону, сидел неподвижно, изредка подглядывая на дисплей телефона. — Остальных не знаю, — Джисон неопределенно мотнул головой. — Один был за рулем, ему было лет сорок, не меньше. Второй… — в мыслях вспышкой возник впечатляющий, но еще час назад повергший его в ужас образ Чанбина. — Второй помладше. Вроде бы хранитель. Он был… крупный, — Хан руками изобразил массивные мышцы. Чан нахмурился: — Больше ничего не увидел? Джисон снова покачал головой: — Было темно, — младший опустил взгляд, и в поле зрения снова попал документ на столе. Его внимание тут же привлекло множество каких-то мелко написанных чисел, усеявших, как мошкара, правую сторону листа.

«Отдел по надзору за исполнением служебных обязанностей и обеспечению безопасности

Бан Кристофер Чан

Отчёт о результатах работы отдела

Февраль 2022 г.

Выявлено нарушений…» Кровь, ещё секунду назад резво бежавшая по венам, разом застыла. Какой, к черту, отдел по надзору? Это ведь какое-то подразделение университета, да? — Джисон, ты здесь? — его вернул в реальность низкий голос Чана. — А? — брюнет рассеянно вскинул голову на звук и увидел, как синеволосый выжидающе уставился на него, поставив одну ногу на подоконник. — Что такое? — Слушай внимательно, вот что, — по-учительски строго произнёс Хенджин. — Ещё раз, — продолжил Чан, и несмотря на терпеливый тон, в голосе еле заметно зарокотало нараставшее раздражение — хотя, догадался Джисон, это было скорее беспокойство. — Они уже знают о твоей особенности — не буду говорить, что ты бракованный, это не так — и ты им будешь очень полезен. — Они сказали, это они мне нужны, — возразил Хан — скорее задал вопрос. — Ложь, — грубо отрезал блондин. Чан вдруг обернулся куда-то за спину, в университетский двор. Он долго глядел туда с напряженным видом, и прикрыл окно, прежде чем продолжить: — Пока о твоём существовании не знает отдел кадров, тебе нужна лишь голова на плечах и, опционально, Минхо. Да, сейчас ты скажешь «Чан, но ты же сам из отдела кадров», — он театрально нахмурил брови и почесал затылок, — и будешь прав. Джисон застыл с открытым ртом. Этот чёрт еще и мысли читает? Видя его замешательство, Чан молча указал рукой на документ, который минуту назад изучал Хан: — Видел бы ты свое лицо. Так вот, я из отдела кадров, но я здесь, скажем так, заинтересованное лицо. Во-первых, — он загибал пальцы на каждый счет, — Хенджин мой старый друг и боевой товарищ, и он почему-то — ладно-ладно, понимаю, почему, — Чан предостерегающе вскинул руки, видя возмущенный вид Хенджина, — очень не хочет, чтобы тебе набили череп свинцом. Ради него я могу промолчать про одного слишком умного смертного, - он плавно соскочил с подоконника и зашагал к Джисону: — Во-вторых, мне самому любопытно узнать, что ты такое, — Чан сделал два нарочито медленных шага, убрав руки в карманы. — И тебе, готов поклясться, тоже, — еще два шага, будто специально растянутых до бесконечности. Он присел на угол стола, смотря на Хана сверху вниз. Взгляд чёрных глаз, пусть в нем и не таилось никакой угрозы, пробирал до мозга костей. — В-третьих, раз уж ты напоролся на Коммуну, ты можешь помочь мне. Поэтому, Джисон, я твой союзник, а не враг. Я тебе помогу. Но если узнают другие, тебе не поможет никто. На Джисона накатила волна холода. Та самая, которая нападает резко и сразу одолевает тебя, накрывая с головой. «Тебя ищет служба, дорогой мой бракованный.» «Тебе не поможет никто.» Поздравляю, Хан Джисон, ты только что услышал смертный приговор. — В чем будет заключаться моя помощь? — спросил он. Мысленно Хан благодарил администрацию университета за то, что поставили в этом кабинете стол со сплошными стенками и сейчас никто не видел его ходящие ходуном кисти. — Все очень просто. Коммуна тебя просто так не оставит — уже, думаю, понял, — он взвел бровь, бросив взгляд на Джисона. Тот обреченно кивнул, и Чан продолжил: — Тебе, если захочешь жить, придется на них работать. Что бы это ни значило. В это время ты будешь добывать нужную мне информацию о них. Минхо тебе поможет. — Я со… — начал было Хан, но его перебил до сих пор молчавший хранитель: — Это все очень круто, конечно, — тихо начал он, убирая телефон в карман брюк и устремляя тяжелый взгляд серебристых глаз на синеволосого. — Но как ты планируешь это завершать? Полностью избавиться от Коммуны мы не сможем, а сами они Джисона не отпустят. Так каков твой план? — Я со всем разберусь, — ровным голосом заверил его Чан. Минхо вскочил с кресла: — Ты издеваешься?! — прорычал он. Теперь он был на одном уровне с синеволосым и, казалось, пытался прожечь в нем дыру своим взором. Джисон засмотрелся на вздувшиеся на шее Минхо вены, на напряженную челюсть, на вздымавшуюся и опускавшуюся грудную клетку, обтянутую чёрной тканью. Ему чертовски идет гнев. — Ты позволишь ему работать на это отродье, но не знаешь, как будешь его оттуда вызволять, я правильно понимаю? — хранитель цедил каждое слово сквозь зубы. — А у тебя есть варианты? — бросил Чан, не разрывая зрительный контакт с ним. Хенджин трясущейся рукой убрал длинные волосы со вспотевшего лба и как-то очень странно посмотрел на Чана: — Должен же быть какой-то выход, — с нажимом произнёс он. В этих глазах читалась… надежда? Молчание. Синеволосый медленно помотал головой с болью в глазах. Его голос стал совсем тихим, почти скатился в шепот: — Нет. Это единственный выход. С каждой секундой Хан все отчетливее ощущал нарастающую боль где-то в животе — ту самую, которая безжалостно выворачивает внутренние органы, скручивает их, когда сознание накрывает тревога. Он ничего не понимал, но реакция всех троих лучше любых слов говорила, что все это не шутки. Снова картинка перед глазами стала до тошноты контрастной. Снова проволока вокруг легких. Снова задыхаюсь. Хенджин с силой ударил кулаком по столу: — О чем ты, блять, думаешь?! — взревел он. Громкий звук удара и бряцанье ручек и папок мгновенно вернули Хана в реальность. Точёное лицо блондина перекосило от злости. Он был в шаге от того, чтобы хорошенько врезать Чану за его оригинальный план, и с каждой долей секунды этот шаг с пугающей быстротой сокращался. Запахло жареным. Джисон вдохнул побольше воздуха, пока мог, и решительно выпалил: — Я согласен. Я буду двойным агентом. К нему в ужасе повернулся блондин: — Ты не понимаешь… — он вцепился холодными пальцами в руку Хана, лежавшую на столе. — Я все понимаю, Хенджин, — он выдернул запястье, пытаясь сдержать навязчивую дрожь в голосе. — Понимаю, что это опасно, но по-другому мне не выжить. Ты сам убеждал меня, что Чан знает побольше нашего и что ему надо верить. Я верю. Верь и ты. Хван опешил. Старший ошеломленно уставился на Хана, словно не поверил своим ушам. Минхо обеспокоенно разглядывал его лицо, не находя слов, чтобы возразить. Замерли вообще все. Вот это речь ты задвинул, Хан Джисон. — А теперь, — он, опираясь на руки, поднялся с кресла и на негнущихся ногах зашагал к выходу, — я должен попрощаться. Чан, жду поручений, — Джисон нарочито низко поклонился оставшимся в кабинете, прежде чем повернуть по-прежнему холодную металлическую ручку и выйти в коридор, захлопнув за собой дверь. — Джисон! — раздался затихающий за слоем дерева и бетона взволнованный голос Хенджина. Извини, Джинни, меня немного волнует, что меня собираются использовать в качестве засланца. Как только раздался хлопок, подтвердивший, что теперь между Ханом и тремя хранителями есть барьер, по разгоряченным от волнения щекам ручьем потекли еще более горячие слезы. Джисон чувствовал, как они стекают вниз, огибают угол челюсти, спускаются на шею и скрываются где-то за воротником кофты, на острых ключицах, оставляя обжигающую дорожку. Он не сильно следил за маршрутом, просто шел на выход, насколько помнил путь. Обзор портила пелена слез, застилавшая его глаза от уголка до уголка, и чтобы случайно не войти носом в стену, приходилось постоянно тереть веки. Больно. Нежная кожа век раскраснелась от трения и теперь ощутимо саднила. Но она саднила не больше, чем сердце, которое последние два дня билось в нормальном ритме разве что в часы сна. Все остальное время оно колотилось, как проклятое, отбивало какой-то безумный ритм, будто пытаясь вдребезги разбить грудную клетку. Джисон пытался сохранять самообладание, выжимал из себя хоть какое-то спокойствие — он же не ребёнок, он может справиться с любой жизненной проблемой. Как оказалось, с любой, только если она находится не за гранью реальности. Если она не срисована с фэнтезийных историй и фильмов ужасов одновременно. Всё, режим невозмутимого атланта окончен. Чтобы продлить подписку, оплатите… Что за блядский бред. И что делать дальше? Спрятать голову в песок и сидеть в квартире? Уже не сработает, служба его из-под земли достанет — в этом можно было не сомневаться. Уехать из Кореи, пуститься в бега? Тоже найдут. Не вариант. Выполнять поручения? Чьи? Коммуны или Чана? Чану безоговорочно доверяет Хенджин. И Минхо. Но он даже не дрогнул, решив использовать Хана — живого, блять, человека — в качестве средства, плюнув на его жизнь и здоровье. А ещё средства чего и насколько это опасно — большой вопрос. Не вариант. Коммуна… сколько причин им верить? Примерно ноль. Вернее, одна — раз Феликс еще жив, значит, они на что-то да способны. Да и… если бы они действительно были бессильны против отдела кадров — Хан бы уже кормил своим телом червей. Чан снова что-то недоговаривает. Снова, сука, что-то недоговаривает. Если Джисон открыто скажет им, что не собирается на них работать — он подпишет себе смертный приговор. Условия он уже слышал. А выходов-то больше и нет. Джисон со всей силы впечатал кулак в светло-серую шероховатую стену и, зашипев, зажмурился от боли, пронзившей его руку. Бросив беглый взгляд на ноющие фиолетовые костяшки пальцев, он увидел четыре расплывчатых алых пятна, по одному на каждую костяшку. Он небрежно вытер глаза рукавом кофты — трикотажная ткань сейчас ощущалась как очень жесткая наждачка — и вгляделся в капли крови, медленно накапливавшиеся и стекавшие с кулака. Как загипнотизированный, он наблюдал за тем, как две крупные капли одна за другой упали на кафель около носков его ботинок и забавно разлетелись в стороны. Все. Достаточно с меня на сегодня. Мысли слились в один сплошной туман. Шум, давящий на уши со всех сторон. Бурое пятно, покрывшее жуткой грязью сознание. Сколько мне осталось жить? Когда-то он думал, что хуже, чем сразу после расставания с Юнми, ему уже никогда не будет. О, как же он ошибался. Тогда, Джисон, тебе хотя бы не надо было делать выбор между смертью и смертью чуть позже. Ритмичный звук торопливых шагов сначала по коридору, затем по лестнице, вводил в транс. Хан концентрировался на нем, на автопилоте направляясь к выходу под сбивчивый аккомпанемент собственного сердца. Какого хрена я вообще засмотрелся тогда на этого убитого хранителя… Картинка перед глазами плыла и качалась, как отражение неба в озере в ветреный день. Пошатывало и самого Джисона, как он ни хватался за перила и стены, чтобы удержать равновесие. Плавно стекавшая вниз кровь щекотала сухую кожу на руке. Надо выйти отсюда. Несколько метров холла. Он перешёл на быстрый шаг, потом на бег. Три метра. Два. Один. Пьянящий запах свежего воздуха, от которого резко повело в сторону. Тяжелые двери. Холод. Наконец-то. Джисон вывалился на улицу и, прислонившись спиной к ледяной каменной поверхности слева от входа, вымотанно сполз вниз по стене. Прикрыл глаза, чтобы не щуриться от яркого дневного света. Втянул носом промозглый ветер, позволил ему развеять удушающий туман в голове. Стало чуть лучше. Щеки сразу же замерзли — они были мокрые от слез, продолжавших течь и течь вниз. Неприятно было и запястьям, которые сейчас задевали такие же влажные края рукавов, которыми Хан вытирал глаза. Ему было на это почти плевать — он просто пытался прийти в себя и вернуть миру здравомыслящего Джисона. Джисона, который решит все его проблемы, как настоящий взрослый человек, и не будет сейчас позорно заливаться слезами, сидя задницей на промерзшей брусчатке. Который не сбежит от тяжелого разговора, а все выдержит и примет взвешенное решение. Где же ты, Джисон-взрослый? — Хан Джисон? — раздался негромкий, но отчетливый голос прямо перед Ханом. Он от неожиданности распахнул глаза и тут же сощурился, когда по ним ударили невыносимо яркие солнечные лучи: — А?.. — он прислонил ладонь к голове, имитируя козырек, чтобы разглядеть фигуру напротив. В полуметре от него сидел на корточках, изучающе рассматривая его лицо, очень знакомый парень. До боли знакомый. — Сы… Сынмин? — Хан нахмурился, неуверенный, что верно запомнил его имя. Тот коротко кивнул, все еще исследуя Джисона внимательным взглядом. Хан, в свою очередь, не сводил глаз с него. — У тебя все нормально? — подал голос Сынмин, снова переведя взгляд на его лицо. Он незаметным жестом поправил очки в тонкой чёрной оправе, не сводя блестящих сероватых глаз с собеседника. Явно немалый возраст выдавали в нем только эти глаза, взор, слишком взрослый для совсем юной внешности. — У меня? — Джисон завис от этого вопроса и вдруг вспомнил, что он, вообще-то, расселся на брусчатке. — А… — он поспешно поднялся на ватных ногах и чуть поклонился Сынмину в благодарность. — Да, все нормально. Хан предусмотрительно спрятал за спину разбитую руку. — Хенджин там? — Сынмин, встав вслед за ним, кивнул куда-то в сторону второго этажа университета. — Да… — ответил Джисон, наблюдая за тем, как второй тщательно отряхивает колени черных брюк, перепачканные уличной пылью. — А ты за ним приехал? — М-гм, — хмыкнул тот. Я что-то пропустил? — А почему… — недоуменное вопрошение Хана прервал звук мощного удара, после которого в нескольких сантиметрах от его левого плеча пролетела открывающаяся дверь, заставляя его отскочить в сторону. В это мгновение на улицу вылетел — это было самое подходящее слово — Минхо, в наспех надетом пальто и часто дыша. Обернувшись к хранителю, Джисон встретился с встревоженным взглядом светлых глаз, обрамленных мелко подрагивавшими густыми ресницами. Минхо глубоко вдохнул. Сейчас наорет. — Ты какого черта ушел? — хрипло произнёс он на выдохе, а потом заметил, как на него, распахнув глаза, будто удивленный, пристально пялится Сынмин. Хранитель смерил его оценивающим взглядом с головы до ног: — А вы кто? — вкрадчиво сказал он, застегивая пуговицы своего пальто. Сынмин еще пару секунд всматривался в его лицо — Джисону показалось, что у того даже глаза расширились, — а потом словно отошёл от гипноза и сухо ответил, поправляя волосы: — Ким Сынмин. Я за Хенджином. Подозрительный взор Минхо тут же сменился на лукавый: — А-а, тот самый, — он многозначительно ухмыльнулся, и на щеках появились едва заметные ямочки. — Он выйдет через пару минут. Можешь подняться в кабинет профессора Бана, это на третьем этаже, налево от лестницы. Он будет рад. Акцентированно вскинув бровь на последних словах, Минхо пошел куда-то на парковку — видимо, к машине. — Рад?.. — рассеянно переспросил второй, провожая его взглядом. Не получив ответа, он повернулся к Хану — переадресовал вопрос. Тот утвердительно кивнул, и Сынмин, поджав тонкие губы, потянул на себя тяжелую дверь и решительно шагнул в здание Сеульского Национального. Темно-зелёный бомбер скрылся где-то в холле. Наконец-то Джисона оставили в одиночестве. Он перевел глаза на ясное пронзительно голубого цвета небо над Сеулом — ни облачка. Редкость для февраля. «Весь туман сейчас у меня в голове», — про себя усмехнулся он, наблюдая за плавно покачивающимися ветвями деревьев у шумной дороги. Один за другим пролетали на высокой скорости автомобили, разбавляя серо-голубой пейзаж всеми цветами радуги. — И долго стоять будем? — отвлек Джисона отдаленный голос Минхо с парковки. Обернувшись на звук, он увидел, как тот стоит у открытой двери своего седана и выжидающе глядит на младшего. Кровь в венах закипела. Хан нервно сглотнул, сдерживая нарастающую ярость. Ему вдруг стало жарко — видимо, так организм намекал, что нужно набить кое-кому смазливую мордочку. — Уже бегу, секунду, — едко бросил он, закатив глаза. Джисон направился на выход с территории университета мимо автомобиля Минхо. Проходя слева от его «бмв», он кожей почувствовал на себе леденящий взгляд хранителя, который так и замер в дверях машины, неотрывно следя за подопечным. А еще он кожей почувствовал, как лучи солнца согревают раскрасневшиеся на морозе щеки. Откуда-то с проезжей части донесся тревожный сигнал «неотложки», пролетевший слева направо и отправившийся куда-то вдаль, постепенно затихая. За спиной послышались приближающиеся быстрые шаги, и запястье схватила чужая теплая ладонь, мгновенно останавливая Джисона. Того затрясло от гнева. Судорожно втягивая ноздрями воздух, он дергано обернулся к обладателю ладони, вырывая руку из хватки: — Отцепись от меня, урод, — холодно выплюнул он. Минхо держал запястье слишком крепко, длинные пальцы сжимали тонкую кость железным кольцом, но тот не оставлял попыток высвободиться, безуспешно чертыхаясь. Бурлящий котел ярости в душе раскалялся все сильнее, учащая прерывистое дыхание и наливая кровью глаза. Минхо, еще сильнее сжав пальцы — запястье уже начинало болеть — потянул Хана на себя и обхватил второй рукой его плечо. Между ними остались считанные сантиметры — куртка Джисона с мягким шелестом задела шерстяное пальто старшего. Одно неловкое движение — и их губы соприкоснутся, как в девчачьих историях. — Ты же понимаешь, что на информации о Чонине все не закончится? — хрипло произнёс хранитель, обдавая лицо младшего горячим дыханием. Хан вздрогнул. «Заблокировал сознание», значит. — Ты не сказал им, да? Это был вопрос скорее риторический. Теперь понятно, чьими устами говорил мой «здравый смысл». — Не сказал. Зачем? Да и плевать. — Молодец, а теперь отпусти меня, — Джисон снова дёрнулся, чтобы вывернуться из его рук, но попытка снова не увенчалась успехом: — Нет. Ты поедешь со мной, — спокойный, даже безразличный тон вообще не сочетался с тем, как он прожигал подопечного взглядом прищуренных глаз. Светло-серых с белоснежными вкраплениями, из-за которых они казались светящимися — близость позволяла это рассмотреть. — Фраза «пошел нахуй» тебе знакома? — низко процедил Хан ему прямо в лицо. Он устал вырываться, мышцы его едва слушались, и теперь он просто тянул руку, которую Минхо за запястье удерживал вверху, на себя. — Думаешь, я хочу, чтобы ты снова вышвырнул меня под колеса? Хранитель вдруг отпустил его и обессилено выдохнул, сделав пару небольших шагов назад: — Слушай, прости меня, — его взор остановился на окровавленной руке Хана, и голос стал будто надтреснутым. — Я виноват… Джисон в фальшивом изумленно вскинул брови: — Ого, как мы заговорили, — протянул он, потирая ноющее запястье. — Метод насилия не работает, решил договориться? Нет уж, пошел нахуй. Только он собрался развернуться к хранителю спиной и наконец уйти восвояси, как тот окликнул его: — Телефончик-то заберёшь? Джисон ошалело застыл, вперив взгляд в старшего, наблюдая, как тот плавно достаёт из кармана его телефон в оранжевом чехле и водит им перед носом, дразня Хана. Он кинулся к хранителю, чтобы выхватить устройство, но тот мгновенно отошел и спрятал телефон обратно в карман, и младший чуть не клюнул носом в его пальто: — Отдам, если сядешь в машину. Я должен кое-что тебе показать. — Я обращусь в полицию! — с ненавистью крикнул Джисон. В глазах выступили слезы. В этом маленьком устройстве была его работа, все переписки, все, сука, записи, которыми он пытался исцелиться после расставания, в конце-концов, у него не было денег на новый телефон — он не мог позволить себе потерять этот. Хан попытался запустить руку в злополучный карман, но хранитель снова шагнул в сторону, отталкивая его от себя: — Да-а? — нарочито протянул Минхо, склонив голову набок. — Ты серьёзно думаешь, что я не откуплюсь? От этих слов что-то в душе Джисона упало. Его затрясло от высокомерия этих уродов, от безнаказанности, от… — Ладно, я поеду с тобой. Только недолго, — обреченно выдохнул он, опустив голову. Не глядя на Минхо, он проследовал к передней пассажирской двери и сел в машину. В горле встал плотный ком. То самое ужасное ощущение, когда подступают слезы, тебе чертовски плохо, но заплакать ты не можешь. Все, лимит эмоций исчерпан. От собственных мыслей его отвлекло дребезжание слева. Это был телефон Минхо: он лежал на подстаканниках между кресел и загудел от нового уведомления. Где-то в глубине сознания зажегся огонек любопытства. Хан быстро оглянулся, чтобы убедиться, что хранитель еще только на подходе к двери, и незаметно взглянул на экран смартфона. «Сегодняшняя ночь была лучшей, господин Ли. Очень хочу увидеть вас завтра. Сумма та же?»