The Weeknd — Call out my name.
***
Мы навсегда останемся самими собой, как бы ни складывались жизненные обстоятельства. Ты, например, останешься аристократкой, даже если потеряешь все. А я, даже если стану папой римским, все равно останусь убийцей. Звучало ли это, как начало любовного романа? Скорее, как конец книги с несчастливым концом, ибо сколько бы раз мы не возвращались в прошлое и не пытались изменить то, что уже есть — результат оставался всегда одним и тем же. Наша встреча вообще с самого начала была ошибкой и то, что мы продержались в «отношениях» так долго, это уже что-то на грани фантастики.— Это не ответ. — Нет, это ответ. Просто это не то, что вы хотите услышать.
Я сам не до конца понимаю, как меня, Зимнего Солдата, сердце привело в это чертово поместье и почему с заданием «устранить всех», я привел обратно только одну женщину, которая пыталась вырваться из лап смерти ярее всех и судя по логике вещей, убить ее было моим первоначальным заданием. Даже сидя в кромешной темноте; в подвале, куда толком и свежий воздух не проникает, она продолжала оставаться всё такой же холодной железной леди, не знающей боли и печали. Она сидела с ровной спиной и заведёнными за стул руками, ни разу не пожаловавшись на затёкшие конечности или засидевшуюся задницу. Всякий раз, когда я спрашивал, нужно ли ей что-то, она продолжала смотреть мне прямо в глаза, будто пытаясь залезть в мою голову и прочесть мысли. Я хотел был разделить с ней жизнь, в глубине души я верил, что это и есть любовь: желание проживать все вместе, делая свою жизнь богаче благодаря отличиям в характере твоей «второй половины». Я был готов к этому союзу, готов преодолевать препятствия бок о бок с ней. Едва ли нам было бы легко — легко никогда не бывает, — но именно этого мне хотелось: повседневности, торжествующей над препятствиями, которыми усеяно наше существовании. Но потом я возвращался на землю и понимал, что не всё в жизни происходит так, как этого нам хочется. В ней течёт голубая кровь, в ее руках власть, а в моих руках жизни тысячи людей, я по локоть погряз в крови и это не то, чего она заслуживает. Шарлотта заслуживает только лучшего: лучшего мужчину, любовь, внимание, заботу. А я человек, которому стоит щёлкнуть пальцем, произнести кодовое слово и бум! Я снова человек без души, готовый выполнять приказы и не знающий пощады. А если в один день моей целью станет она? Тогда я убью её и только когда с Зимнего Солдата я перейду на уровень Баки Барнса, я наконец осознаю масштаб всей беды и катастрофы. И дело вовсе не в том, что она аристократка, а я простой человек, который лишил ее жизни. Дело в том, что она значила для меня. На самом деле, в 40-х у меня были женщины, однако, таких, как она я ещё не видел. Эти классические платья и замысловатые прически были для меня дикими, но она выглядела даже в этих чудных нарядах просто прелестно. Я ни разу не упускал возможности сказать, как хочу сорвать с неё это тяжелое платье, а Шарлотта усмехалась и говорила, что лишь один корсет стоит огромных денег. Кстати, в наших так называемых отношениях большую роль играл секс. В принципе, если бы мы тогда не переспали, дальше ничего бы и не было. Я имею ввиду, что Шарлотта давно обратила на меня внимание, но ее гордость стала бы огромной стеной между нами, а я, если бы был порядочным джентельменом, не смог воспользоваться состоянием дамы. Но, как оказалось, я тот ещё паршивец и за это время ни разу не пожалел о том, что было. Без души и романтики секс обесценивается, и человек лишает себя очень важной стороны жизни, смысла которой может уже не уловить никогда слишком рано став циником. Это всё равно, что не чувствовать запахи или видеть цвета: в принципе не калека, но конечно, но огромный пласт жизни проходит мимо тебя. И я уверен, что в последнюю нашу встречу мы занимались не просто сексом, а именно любовью. Я целовал ее так, как никогда ранее, а она не просила быстрее взять её, не смотря на слишком явное возбуждение. Для меня желание – это не простая потребность тела. Это не укрытие. Это не тепло. Это огонь, который не дает света, только лишь жар, разрушающий, забирающий все без остатка. Чем дольше ты подавляешь его, чем сильнее он опаляет тебя. Ты забываешь о том, что тебе нужно убежище. Забываешь о том, что тебе нужно тепло. Есть только одно: это жажда, которую ты испытываешь, но не можешь утолить, и одиночество, которое ты ощущаешь. Порой мне казалось, что все это лишь начало моего кошмара — такое приятное начало, а конец будет незабываемо ужасным. Но до сих пор этого не произошло. Я жил в своём выдуманном мире вместе с Шарлоттой, где у нас не было бед и прочего. Мы проживали свою жизнь так, как хотели. Хотя ладно. Я соврал, когда сказал, что мы оба живем в своё удовольствие. Она не жила так, как хотела из-за этого чертового титула. Шарлотта — дама, достойная богатого и невероятно умного мужа, и что в это же время мог дать ей я? Зимний Солдат с дюжиной убийств за спиной и каменным сердцем? Наверное, мы оба знали, что наши отношения имеют конец и совсем скоро кто-то из нас просто обязан поставить точку, но черт возьми, этот момент мы оттягивали столько, сколько могли. За всю мою достаточно продолжительную жизнь, где было и так много пробелов, я честно пытался построить серьезные отношения с разными девушками. Единственное глубокое чувство, которое мне случалось испытывать во всех этих любовных интригах, была благодарность, если все шло хорошо, если меня оставляли в покое и давали мне полную свободу действий. И вот я снова в Венеции и вечер мягок, как грудь Шарлотты, и кажется — иначе и не может быть. Всё принимается со спокойствием обреченности — этим единственным оружием беспомощности. Небо всегда и везде остается одним и тем же, распростертое над убийством, ненавистью, самоотверженностью и любовью, наступает весна, и деревья бездумно расцветают вновь, приходят и уходят сливово-синие сумерки, и нет им дела до паспортов, предательства, отчаяния и надежды. Как хорошо снова оказаться в Венеции, не спеша идти по улице, окутанной серебристо-серым светом, ни о чем не думать... До чего он хорошо, этот час, еще полный отсрочки, полный мягкой расплывчатости, и эта грань, где далекая печаль и блаженно-счастливое ощущение того, что ты еще просто жив, сливаются воедино, как небо и море на горизонте: первый час возвращения, когда ножи и стрелы еще не успели вонзиться в тебя... Это редкое чувство единения с природой, ее широкое дыхание, идущее далеко и издалека, это пока еще безотчетное скольжение вдоль дороги сердца, мимо тусклых огней фактов, мимо крестов, на которых распято прошлое, и колючих шипов будущего, цезура, безмолвное парение, короткая передышка, когда, весь открывший жизни, ты замкнулся в самом себе. Слабый пульс вечности, подслушанный в самом быстротечном и преходящем. На самом деле, я никогда не хотел уходить вот так. Позорно сбегать, даже не попрощавшись и осознанно ничего не объясняя; даже не оставив прощальной записки. В своей голове я представлял этот момент совсем иначе, в более романтичной обстановке, вроде ужина при свечах. Вместо этого, я просто тихо собрался и ушёл, пока она обнимала подушу во сне, думая, что это я. Уверен, она встанет с утра и не до конца поймёт, куда я запропастился. Будет думать, что ушёл по делам, как всегда, а в конечном итоге, когда я не вернусь ни через день, ни через два и ни через неделю, Шарлотта наконец поймёт абсолютно всё. Думаю, она будет злится, будет кричать в стену, зная, что я уже не услышу и наверняка захочет проклясть меня за необдуманное решение, однако, в конечном итоге поймёт и отпустит. Как это сделал я сегодня. Наверное, все расставания подобны прыжку с обрыва. Самое сложное — решиться. Как только окажешься в воздухе, тебе придется отпустить. Правда, я не совсем могу назвать наш расход путей «расставанием». Мы ни в каких официальных отношений в принципе не состояли и мои мечты — только мои. Она же никогда не говорила, что любит и хочет детей от меня? Странно, ещё когда я был реально молодым, мне казалось, что расстаться можно только из-за угасших чувств. Какой смысл расставаться тем, кто любит друг друга? Видимо, теперь я знаю ответ. Я ушёл не потому, что захотел или мне надоело подобное. Конечно, хотелось выйти на новый уровень и показать, что даже такой, как я, способен по-настоящему любить, но мое прошлое всегда, черт возьми, будет тянуть вниз, что бы я не делал и как бы не пытался исправить ситуацию. Оно, как живучий таракан: ты его придавливаешь каблуком обуви, и он кажется больше не двигается, умер; а потом через какое-то время поднимается и снова начинает двигаться, продолжая доставать тебя и заставлять прикончить его во второй раз. И скорее всего именно по этой причине я сейчас лежу на своей кровати и пытаюсь вспомнить запах твоих волос. Мне кажется, что даже эта чертова однотонная стена похожа на тебя и ты бы знала, как я мечтаю оказаться сейчас рядом с тобой; затащить в свои железные объятия и никогда-никогда не отпускать, что бы не произошло. Однако всё сложилось совсем по-другому. Максимум, что я могу сделать — это быть как можно дальше от тебя. Иронично, не так ли? Чтобы сделать тебя счастливой, я должен отпустить. Но что делать, если отпускать и не хочется? Мысль, что тебя будет касаться другой — убивает, но ведь ты не моя, верно?Ты никогда не была моей.
***