Волк, что недостоин любви!

— Боже мой, Чимин, — произнёс врач, после рассказа Пака. — Ничего, нормально. Как-нибудь переживу, — Чимин дотронулся к следу на своей шее. — Наша связь с мин Юнги разорвалась? — немного грустно спросил, усмехнувшись Пак. — А ты этого хотел бы? — задал вопрос врач. — Чонгук сказал, что если он переспит со мной, то связь разорвётся, — ответил, той же интонацией Чимин. — Ничего этот Чонгук и не знает. Если один человек любит, своего истинного, связь не может разорваться. А Юнги в тебя влюбился, связь есть не настолько сильная, из-за метки на твоей шее. Но связь можно вернуть, она станет такой, какой и была. Потому-что вы истинные, Чонгук, всем такие метки оставляет, но на тебя она подействовало очень сильно. Ты не сможешь влюбиться в Юнги, а он будет с каждым днём, всё больше и больше в тебя влюбляться. Если он поставит тебе метку, свою, то связь больше никогда не сможет разорваться или утихнуть, и ты влюбишься в него сильнее, так, насколько будет возможно, естественно, что по своей воле. Я когда-то говорил, что это неизбежно. Эта метка Чона, как щит, из-за которого, ты боишься его сильнее чем раньше, но чувствуешь что-то ещё. Верно? — спросил Сокджин. Да, — ответил Пак, прикасаясь к сердцу. — Мне кажется, что я его боюсь, но одновременно, я чувствую теплоту, которая начинает расцветать внутри. Это чувство невозможно описать. Оно... оно такое прекрасное, как свет, что разбавляет тьму, то есть мой страх. Скажите, что это значит? Чимин так искренне заглянул в чужие глаза. Он искал в них ответ. В них он видел бесконечный зелёный лес, казалось, что он даже смог посмотреть, как шелестят от ветра листья. Как тень деревьев, одна за другой меняет тени, свои силуэты. — Чимин, не смотри так. В чужих глазах буря, гроза и ливень. Погода в них так быстро меняется, что Чимин не успевает уследить. В них он уже видит дождь, а нотка, что прозвучала в голосе врача, и кажется единственного друга, показалась ему, какой-то не такой, в ней будто был другой смысл. Будто она означала: «— Смотри, долго смотри, не отводи взгляд, лишь бы смотрел, лишь бы снова не опускал глаз». — Я скажу, отвечу на твой вопрос. Но вряд-ли ты его примешь. Заглянув глубоко в чужие глаза, глубже чем Чимин, будто в бездонную яму в которой нашёл душу Чимина, и играется ею, как хрустальной вазой. Отпустит не удержит, и всё, маленький мальчик Пак Чимин навсегда мёртв. Навсегда в сетях страха и тумана. Поэтому Джин скажет, удержит вазу. Не даст ей разлететься на маленькие осколки, ведь эта душа ребёнка никогда любви не знала, ни отцовской, ни такой. Этот ребёнок боится. Очень. Чимин промолчал. Как и врач обдумывая, что сказать и как преподнести это, и начинает свою речь. — Любовь - это светлое и чистое чувство. Пак опустил голову. В собственных, карих глазах, кажется всё начало разрушаться, как и в его сердце. Неужели Пак Чимин и в правду влюбился в монстра. В его недавнюю улыбку, чёрные как ночь глаза, в его внутреннюю красоту и внешнюю. Он влюбился в человека, который ценой своей жизни, пытался его спасти. В человека, который многих убивает. В Монстра без сердца. Для других, а для Чимина он стал точкой невозврата. Ведь только об одной мысли о нём сердце так стучит. И говорит много и быстро. А Чимин не понимает. Может… когда настанет нужное время, он всё узнает, осознает и примет. Всё до последнего, до маленького куска. Всё! Он познает это чувство, и наконец-то будет счастлив и любимым, хоть с кем-то, хоть истинным монстром, который, иногда нежнее самых нежных цветов, ярче солнца, чище безоблачного неба. Красивее заката. — Чимин, даже если ты его любишь, ты не сможешь мне это рассказать, объяснить. — Почему это? — Как можно объяснить, что-то если ты сам этого понять не можешь? М, Чимин? Парень облизал свои губы, а в глазах начали накапливаться слёзы, и даже человека под ним, практически и не было видно, из-за них. — Знаешь Чимин, — продолжил врач, и положил свою руку парнишке на плече, легко поглаживая. — Любовь, она не всегда светлая, она тоже причиняет боль. Такую, что сложно терпеть, с которой трудно справится, даже в истинных парах. То что вы нашли друг друга, это вообще чудо. Такое бывает редко, настолько, что про это всё, давным-давно забыли, и иногда человек даже не может осознать этого. Чимин сглотнул вязкий ком слюны, что с болью как камень, встал поперек горла. — Ты растопил сердце Юнги. Разбил стену вокруг него, и поселился, глубоко в душу, которую именно ты вернул ему, после того как у него её отобрали, убив Хосока. У него никого нет кроме тебя. Если бы не ты, если бы не тяга к тебе, и твой голос в его голове, он бы может и погиб. Он как дикий зверь, карабкался, изо всех сил, хватался за жизнь. Я его едва спас. А в больницу он не мог поехать, знал, что прикончат сразу в первый день. Он сильно к тебе привязался, сильно влюбился за такое короткое время. Что дал ему бог. Поверь, пока жив ты - и он будет жить. Умрёшь ты - умрёт и он, не внутри. Его ничего не будет держать на этом свете. Либо убьют его, либо он сам. Второй утраты любимого человека, он просто не выдержит. И ему глубоко станет пофиг на его достаток и влияние. Намджун говорил мне, что когда-то он сказал - "Я пришёл в этом мир без ничего, и уйду ни с чем! Ни денег, ни власти с собой туда не унесу. Бог заберёт меня таким, каким позволил прийти в этот мир". Чимин, он серьёзно хотел умереть, после того как убил твоего отца, и обязательно бы это сделал, но появился ты, что заставил его жить! Это все ради тебя! За себя он не переживает! Слеза незаметно скатилась со щеки Пака, оставляя после себя, мокрую дорожку. — Чимин, позволь ему любить тебя. Позволь, ему поставить метку и стать твоим, ты единственное его спасение. — Не сейчас, я не могу! — Сможешь, это будет лучше для тебя и для него. Вы всё равно не можете без друг друга. Иди Чимин. Иди к нему. — А если откажет? — спросил парень, с явным страхом в голосе, что чувствовался тяжёлым грузом в воздухе. — Не откажет. Если он начал улыбаться тебе, точно не откажет. — Ладно, — дрожащим голосом ответил Чимин, борясь со своими тараканами в голове и диким зверем внутри. *** Чим стучит в дверь кабинета Мина. — Да, — послышался сосредоточенный над чем-то, голос Юнги. Чимин медленно, с тихим скрипом открывает дверь и заходит, подходя к столу Юнги. — Намджун, что то важное? — спросил Юнги, рассматривая белые листы с надписями и печатями. Но он перестал это делать когда никакого ответа не последовало и поднял взгляд, увидел Чимина. Пара белых листов вывалилась с его рук. Они смотрели друг на друга, слышали каждое своё сердцебиение, чувствовали его бешеный ритм. — Ты... Ты что-то хотел? — заикнулся Мин. — Поставь мне метку, — выпалил Пак, не разрывая зрительного контакта, что тонкой прозрачной нитью соединяла их взгляды. — Чимин, ты не в себе? — Нет, я в порядке. Пожалуйста, Юнги, поставь мне метку, — от своего имени, произнесённого губами Чимина, сердце Мина сделало кульбит. "Юнги" пронеслось диким в голове. — Чимин, ты шутишь? Слышишь, не играй так со мной, я не железный! — Я не играю. Сделай то, что прошу. — А если не удержусь? А если произойдёт что-то плохое? — Не произойдёт, ты не Чонгук, мне не будет противно от твоей метки. — Чимин уйди. — Нет, — замотал головой Чимин. — Не уйду! — Чимин, ты этого не хочешь, это из-за Чонгука. Скоро пройдёт, скоро будешь прежним, — запротестовал Мин. — Не буду, я прежним. Даже если и через Чонгука, я хочу этого. — Нет, Чимин, нет. Прошу уйди же ты. Юнги начал чувствовать как потеют руки, как пульсирует в висках, и то, что уже не в силах сдерживать себя. Ещё чуть -чуть, ещё маленькую, ничтожную каплю и он наброситься на Пака, как волк на добычу на его шею. На отвратительные метки, и не оставит от них ни запаха, ни следа. — Юнги, ты ведь меня любишь? — Люблю. — Тогда сделай то, что прошу! — Зачем? — Я даю шанс. Тебе, мне, нам! Я хочу попробовать. Хочу почувствовать любовь, что это за чувство, и может быть и сам полюблю тебя. — Меня, монстра? А если не сможешь? А если бросишь? Если навсегда уйдёшь? — Некуда мне идти. Если влюблюсь в тебя, то не уйду и не брошу! Буду с тобой навсегда или пока ты или я не влюбимся в кого-то. Чимин протянул Юнги мизинец. Мин встал из своего кресла и медленным шагом направился к парню, оставляя без внимания мизинчик, притягивая в объятия Чимина, вдыхая его аромат. — Пообещай, давай поклянёмся! — Я не буду. Если уйдёшь к другому и будешь счастлив с ним, я буду рад, тем более у меня всегда есть запасной вариант. — Умереть? — Тебе не нужно это знать, — Юнги погладил рыжие волосы, которые почему-то стали заметно короче. — Когда ты отрезал волосы? — задал вопрос Юнги шёпотом, перебирая пряди пальцами правой руки. — Друг отрезал, которого я встретил в доме Чонгука. Он классно сделал, мне нравится, — ответил Пак. — Ясно. Чимин, можно я тебя поцелую? — Целуй, — сердце Пака, как ему показалось, было на седьмое небо. — Ты точно не против? — Нет. — Хорошо. Но в любую секунду ты можешь меня оттолкнуть. Юнги перестал обнимать Чимина, лишь нежно скользнул ладонью по чужой щеке касаясь губ, и мягким движением своих, касается чужой скулы. — Где он тебя трогал? — спросил Юнги. — Что? — Какие, не интимные части тела он трогал? — Все. Юнги помрачнел на секунду, а потом прикоснулся как можно нежнее и приятней к губам любимого человека. Ласкал с таким трепетом, который у его был, отдавал в этот поцелуй всё самое лучшее, самое искреннее, что было в него. Он отдавал себя целиком. Чимин скользнул руками по чужой спине и удобно уложил их на чужие плечи, а у Юнги табун мурашек по всему телу. Его это пугает, такого раньше не чувствовал. И не целовал таких сладких, сочных губ как эти. Ему стыдно за это перед Хосоком, он его целовал и обнимал, и любил. Но кажется не настолько сильно, как этого мальчишку. Поцелуй был долгим и страстным. С каждой минутой заходил всё больше, смелел, углублял поцелуй. Мин нежно проводил языком по чужим губам, сладким, очень сладким, слаще чем самый сочный и вкусный любимый мандарин Юнги. Чимин ему отвечал как умел, как мог. Тоже отдавал всего себя неосознанно. Но ведь так велело сердце, разум и всё нутро. Они одновременно отстраняются друг от друга и их тоненькая нить, губы в губы разрывается. — Чимин, я люблю тебя, очень сильно. Я хочу, чтобы и ты меня полюбил, также как и я тебя. Не хочу насильно принуждать тебя к подобному, или, что бы ты делал это с отвращением. Я просто хочу, чтобы ты меня полюбил, — хватая воздух, говорил Юнги. — Я сделаю всё ради тебя, лишь бы ты был рядом. — Я буду, — также тяжело ответил Пак. Но рук с чужих плеч не убирал, и лицо далеко не отстранял. — Можно? — спросил Юнги, показывая на чужую метку. — Можно, я же просил тебя сделать это. — Будет больно. — Я знаю. Но точно не настолько, как было с Чоном, Юнги. Юнги прикоснулся к чужой метке, всасывая кожу и покусывая её. — Ты мой Чимин, только мой. Я тебя никому не отдам, никогда, и никому не позволю к тебе прикасаться, — Юнги кусает, оставляя метку. Чимин тихо постанывая, кусал губу. Это больно, но пиздец как приятно. Не противно, а до головокружения. Чувствительно и как оказалось желанно. — Твой, Юнги, твой, — выдохнул, ответил Пак. — Всегда называй меня по имени. Никогда на Вы. Не Господин. — Хорошо, Юнги. Буду так тебя называть. Юнги смахивает со стола все важные бумаги, которые, дольше жизни просматривал, читал и раскладывал. Но это ничего не значит, эти листы ненужной бумаги и кучу потраченного времени ему не важны. Ему важен сейчас Чимин, который сейчас сидит на его столе. Его губы на своих, дыхание и дурманящий разум его запах. Юнги целует долго-долго. Он хочет большего, но знает Чимин не готов, его Чимин монстра не любит. Юнги покусывает пухлую губу, зализывает, отстраняется и лёгким чмоком касается уголка губ. Красных, как спелая вишня, опухших от поцелуев. Но им хорошо, так хорошо, что они забывают обо всём на свете, ибо это не важно. Всё сейчас на последнем плане. Они не важны, чужие мысли не важны. — Ты сладкий, — не удержался Юнги, когда посмотрел в глаза парня. Чимин улыбнулся. — Покажи мне себя настоящего. Расскажи о чём молчит душа и почему кричит сердце. Чимин, рядом с тобой, я всегда настоящий. — Нет, ты всегда хочешь показаться в разы страшнее, чем есть на самом деле. Тебя настоящего никто никогда не знал, я прав… Юнги? — спросил Чимин. — Ты прав Чимин~а. Никто не знает. — Позволь мне узнать тебя, — Юнги прикоснулся своей ладонью снова к щеке Чимина, а парень в ответ лишь прикрыл глаза. — Я позволю, если всё твоё омежье нутро перестанет меня боятся. Тогда я позволю. Но потом тебе придётся уйти, навсегда с моей жизни. Потому-что в ней столько дерма, что если ровнять с водой по всему миру, то она маленькая лужа. — Я справлюсь, я помогу тебе открыться, но и ты мне, пожалуйста, помоги! — Тогда, и ты мне откройся, малыш. Сердце Чимина наполнилось теплом от этого слова, от интонации, с которой Юнги это произнёс. «Малыш» это приятнее, чем куколка. — Как скажешь.