Quiproquo

Когда я очнулась, то увидела отдаляющуюся грузную фигуру. Черный плащ реял в воздухе, как черный дым, пока не сложился в два крыла, исчезнувших в густой ночи. Я не знала, действовал ли ещё «наркотик», или Бэтмен и правда умел летать. Я балансировала на границе «мне показалось» и «я сошла с ума». Рядом со мной на крыше сидел мужчина, что-то говоривший по рации. Чуть позже я узнала, что это Джеймс Гордон. Он хоть и вызвал мне скорую прямо в департамент полиции, куда меня доставил крылатый друг Готэма, но я наотрез отказалась от медицинской помощи. Как? Очень просто: вся сгруппировалась, сжавшись, и начала шипеть сквозь зубы. Со стороны я выглядела целой и здоровой. Просто неадекватной. И потрепанно-грязной. Мне даже не смогли расцепить пальцы на левой руке, где я сжимала клочок волос Пугала. Могли бы отпилить, но принципы гуманизма не позволяли. Когда к утру мою личность удалось установить, начался настоящий переполох. Еще бы: Виттория Фальконе была объявлена в розыск месяц назад! Месяц! Боже, я думала: прошло полгода, ни меньше! Время в одних и тех же стенах, под действием наркотика, в окружении безликих лыжных масок и психа с мешком на голове идет сюрреалистически. Активизировались самые зубастые законники. Немедля прибыл Харви Дент со своей помощницей Рейчел Доуз. Они успели раньше даже самого Кармайна, который имел свои глаза и уши даже в цитадели беспристрастной Фемиды. Харви Дент выглядел чертовски суровым и серьезным человеком. Он не давал передышки самому себе во время бесконечного монолога. Наивно полагал, что монолог трансформируется в диалог. — Вы молчите с момента, как вас достали из машины ваших родителей, — говорил мистер Дент, переворачивая страницу уголовного дела — глухого как его доводы. — Полтора месяца назад группа неизвестных вооруженных людей расстреляла машину, в которой находились вы и ваши родители. Вы спрятались под задним сидением и смогли выжить, но ваши родители скончались на месте от многочисленных огнестрельных ран. Вы единственная свидетельница, — очень напористо и довольно жестко выделил Дент, — но свидетельница молчаливая. Теперь вы молчите о вашем исчезновении. Где вы были все это время? Кто вас похитил? Виттория, понесут преступники наказание или нет — зависит только от вас. Вы не можете молчать вечно. Сразу видно — идеалист. Очень наивный. Но, наверное, хороший человек. Он устало тёр лоб, склонившись над столом, а искусственный свет падал на одну часть лица, пока другая оставалась в тени. Я знала непреложное правило: как только ты откроешь рот, как только заговоришь, ты автоматически кому-то не угодишь в Готэме. Молчание — золото. И я крепко держала его у себя под языком. Если бы не вмешательство Бэтмена — черт возьми, я видела Бэтмена и толком ничего не помню! — проблему бы решили наверняка другим, привычным путем. Дядя никогда не позволил бы вмешаться полиции, но прокуратура цепко вцепилась в меня. Еще бы: племянницу Фальконе похитили, сразу после похорон родителей. Подкопаешь чуть глубже, может, ухватишь одну из бешеных мафиозных собак за яйца, а может и двух, отправишь в Блэкгейт и получишь повышение. Но я молчала и сжимала левый кулак. Если я отдам улики, то только самому надёжному, проверенному человеку. А в Готэме этим человеком я не могла назвать даже саму себя. Когда пришёл Кармайн Фальконе, я была уверена, что он заберёт меня, даже не посмотрев на Гордона. Но нет, он сказал: "Хорошо, делайте своё дело. Но побыстрее, моей племяннице наверняка нужна медицинская помощь". Вместо медицинской помощи мне разрешили легкий перекус, а дядя передал телефон с наушниками. Сказал полисменам, что музыка меня успокаивает. Я понятия не имела, что он задумал. Но я подумала, пускай, лучше они помучают меня сейчас, а потом я больше никогда не увижу этих людей и эти стены. Дядя ведь сам разберется со всем, верно? Детективы, судмедэксперты и черт знает кто еще безуспешно пытались наладить, как говорится, контакт. Подкупали, упрашивали заговорить, анализировали меня вслух. Некоторые даже умоляли рассказать хоть что-нибудь. Они ждали от меня реакции и каждый раз она была разной. Один раз я просто молчала, уставившись в стол. Второй раз пролила на очередного специалиста горячий чай, которым меня пытались задобрить. В третий просто заткнула уши наушниками и сделала вид, что слушаю музыку. На четвертого я гавкнула. Да, вот в прямом смысле. Гав! Видели ли бы вы его лицо, он так вылупился и повернулся к зеркалу Газелла, посмотрев на детективов типа: «Не, ну вы видели это» или «Видите, мне она аж гавкнула, я молодец!» С пятым я думала провернуть все сразу: наушники, взгляд в никуда, пролитый чай, а в конце смачное: «Гав». Для закрепления материала. Следующий бедолага вошёл стремительно. Как если бы опаздывал на встречу или наоборот спешил на неё, но его вынудили отвлечься на лающую Фальконе (а ведь за этим представлением наверняка следил весь департамент). Он остановился у стола и посмотрел на меня сверху вниз пронзительным, высокомерным взглядом. Как-то продолжительно. Я даже взгляд отвела, попытавшись придать ему возмущение: я не преступница — так на меня смотреть! Мои руки были скрещены, в ушах — наушники. Бедолага сел за стол, на который поставил принесенный стаканчик с кофе, поправил очки и открыл дело. Листал его очень внимательно, не комментируя, с абсолютно безэмоциональным выражением лица. Отпил из стаканчика, мне не предложил, поставив его к краю стола, подальше от себя и меня. Предусмотрительно. И ни слова. Молчит. Просто молчит. Я даже наушники вытащила — вдруг он не хочет зря слова тратить. Я же типа не слышу. Но ничего не изменилось, опять взял стаканчик, лениво взболтнул и отпил. Наконец-то, хмыкнул — верх проявления эмоций, — вероятно прочитал что-то забавное. Может, о том, как я валялась в расстрелянной отцовской машине полдня и боялась вылезти, пока меня насильно не вытащили криминалисты, изначально решив, что я труп. Я очень убедительный труп. Даже Пугало убедился. А потом как будто невзначай он поднял на меня взгляд льдисто-голубых глаз, я попыталась вложить в свое выражение лица безразличное недоумение. Мистер Непроницаемое Лицо скрестил пальцы на открытой папке и очень внимательно посмотрел мне в глаза, чуть сощурившись. — Мисс Фальконе, вы же не против, если мы просто посидим, сделав вид, что я вас опрашиваю? Интересненько. Я безразлично пожала плечами, а он довольно улыбнулся и продолжил своим ровным, немного циничным тоном: — Я очень ценю свои время и силы. Но при этом я достаточно рационален, чтобы понимать: если вы не заговорили с другими, нет никакой гарантии, что заговорите со мной. Логично. — Бессмысленно пытаться разговорить вас, — продолжил мужчина, подняв брови. — Сейчас в вашей голове полный хаос. Я прав? Вы не уверены ни в своих воспоминаниях, ни в своих мыслях. Опасно брать показания, когда потерпевший сам не понимает, что видел. Мне стало не по себе, я поежилась, немного уронив голову к плечу, и скатилась по спинке стула. По крайней мере, можно расслабиться. — Но вам придется немного меня потерпеть. Там за окном стоят зрители, которые очень, очень хотят, чтобы я за одну минуту пересказал им события целого месяца. Целый месяц, — повторил он, будто смакуя, и покачал головой. — Знаете, жизнь может перевернуться даже за один день, а мы говорим о целом месяце. Я тяжело вздохнула, чтобы хоть как-то согласиться. — Но знаете, хочу дать вам совет. Достаточно воспользоваться пятой поправкой Конституции, когда хотите промолчать, это куда разумнее собачьего лая. Не выдержав, я прыснула, но кивнула на резонное замечание. — Я могу понять ваше желание молчать. Фамилия Фальконе говорит за себя. Но у вашего молчания есть маленький недостаток: вы не сможете похвастаться своей встречей с Бэтменом. Я не выдержала и улыбнулась, но попыталась спрятать улыбку, поджав губы. — Я вот никогда не видел Бэтмена, — выразительно продолжил мужчина, устремив взгляд в сторону, — зрелище, наверняка, эффектное. Вы не помните, он доставил вас на бэтмобиле? Я молчала, удивленно подняв брови, как бы приговаривая, что это очень тривиальный ход. Бедолага понимающе улыбнулся. — Многих наверняка угнетает ваше молчание. Но я понимаю вашу позицию. Знаете, мисс Фальконе, очень многим не помешала бы ваша выдержка. Иногда промолчать — это лучшее, что может сделать человек, чтобы сохранить жизнь. Общество привыкло тратить время на праздные разговоры и забивать тишину бестолковой мишурой слов. Как делаете это сейчас вы. — Но ваше молчание — не похоже на вашу силу, скорее, это хрупкие доспехи. Вы боитесь, не так ли? — Он театрально покачал головой, вместо улыбки ухмыльнувшись. — Интересно кого или чего? Страхи бывают разными: маленькими, большими, кратковременными, долгосрочными. А знаете, что объединяет человечество? Один самый рациональный страх — страх перед правдой. О самом себе, о своих близких, о мире. О настоящих врагах. И каждый отгораживается от страха по-своему. Вы выбрали молчание. Но могли… — Пугало. Мужчина резко замолчал, удивленно дернув головой, и выгнул бровь. — Пугало? — переспросил он. И я поняла, что произнесла это. Сама. Вслух. А он, грозно нагнувшись над столом, очень настойчиво спросил: — Мисс Фальконе, вы поможете мне понять, кто или что такое пугало? Пространство вокруг него зарябило, и поверх реального изображения как будто наложилась вторая картина: не мужчина ждал от меня ответа, а Пугало в жуткой мешковине склонялся над столом, а черви из его рта выпадали вместе со словами: — Мисс Фальконе, вы поможете мне понять, кто или что я? Мои глаза расширились, я вся сжалась и задрожала, потупила взгляд и натянула рукава кофты сильнее на пальцы. Я чуть не забыла, как звучит мой голос. Он казался сиплым, хриплым и чужим. Глотка сжалась в спазме, мне казалось, что я задыхаюсь, не могу проглотить слюну. Вероятно, я начала краснеть и тяжело дышать — бедолага быстро подошел ко мне и поднес свой кофе. Я даже не могла взять стаканчик, пальцы оцепенели и сжимали то, что я не выпускала из рук все эти часы. Вещественные доказательства. Я сделала два осторожных, невероятно сложных для меня глотка, пока он придерживал для меня пластиковый стаканчик. Комок паники прошел по пищеводу и утонул в желудке вместе с отступающей паникой. Мужчина все это время придерживал меня за плечо и ждал, когда меня отпустит. Я кивнула, что все в порядке, но не поднимала взгляда. А он вернулся за место. Прочистил горло и продолжил менее напористо: — Если вам неудобно говорить, вы можете написать. — Он вырвал небольшой, но ровный лист бумаги и протянул вместе с ручкой. Несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув дрожащей правой рукой — левую я все сжимала, — я написала несколько слов и нервным движением подтолкнула лист к мужчине. А он прочитал без заминки, чуть вскинув бровями: — «Меня похитил Пугало». Зачем он это сделал? — В тоне появились удивленные нотки. — Вашим родственникам не поступало никаких требований. Я судорожно провела рукой по лицу, вытирая пот. Мне было плохо. Очень плохо, и он прекрасно это видел. — Хорошо, это очень хорошо, мисс Фальконе. Вы молодец. На сегодня, думаю, достаточно. Вам лучше вернуться домой и хорошенько отдохнуть. Только сейчас я заметила, что пот блестел и на его лице, скатываясь к уголкам пухлых губ. Вид у него был уставший и изможденный. Может, здесь действительно очень душно? Окон на улицу нет, одна маленькая вентиляция. Когда он галантно открыл дверь, пропустив меня вперёд, я выскочила из кабинета, но ноги меня едва слушались — правая лодыжка все так же ныла, — я поскорее упала на пуфик в коридоре, натянула капюшон от толстовки и вложила в уши наушники. Музыку не включила, просто уставилась якобы в никуда, но искоса поглядывала за действующими лицами, идеальными для греческой трагикомедии. Напряженный и хмурый Джеймс Гордон стоял чуть в стороне, уперев руки в бока. Взвинченная и недовольная Рейчел Доуз все ещё смотрела в окно, из-за которого наблюдала представление, и задумчиво приставляла к губам ручку. Харви Дент заблаговременно ушёл. Зато Кармайн Фальконе, очень важный и надменный, держался как хозяин, не считая, что должен чувствовать себя неуютно в окружении людей, которые спят и видят его в Блэкгейте. — Мне показалась, или она заговорила, — то ли констатировала, то ли спросила Рейчел Доуз, отняв от губ ручку. — Да, заговорила, — самодовольно прикрыл глаза Мистер Непроницаемое Лицо, но добавил менее радостно: — Совсем немного. — Доктор Крейн, что удалось выяснить? Она сказала, кто её похитил? Где находилась? Что с ней делали? Что с ней? — Дядя, конечно же, пошёл ва-банк. Кармайн снял стилизованные затемнённые очки, редкое явление в присутствии посторонних, даже телохранители напряглись от его тона. — Посттравматический стресс, но с одного разговора очень рано делать конкретные выводы. В деле написано, что ваш семейный врач поставил диагноз мутизма. Однако мисс Фальконе начинает идти на контакт, это положительная динамика, главное не спугните её. И не давите. Она сказала, что её похитили. — Доктор Крейн протянул записку, но первой её тут же вырвала Рейчел, внимательно изучая нечастные три слова. — Некто, кого она называет Пугалом. — Пугало? — с недоумением переспросил Кармайн. — Пугало, о котором говорит ваша племянница, может иметь конкретную личность, а возможно является собирательным образом нескольких похитителей. Но боюсь, мисс Фальконе не в том психическом состоянии, при котором ей стоит устраивать допрос и дальше. Спрятавшись за волосами, я наклонила голову. Рейчел Доуз смотрела на меня так, будто готовилась схватить за ноги, перевернуть и вытрясти все показания. Гордон в этот спектакль не вмешивался, прекрасно зная, что я потеряна для их отдела. — И долго мисс Фальконе будет в своем нынешнем «психическом состоянии»? — цокнув языком, спросила Рейчел, недовольно посмотрев на доктора Крейна. — Может, месяц, а может, всю жизнь, — хладнокровно ответил доктор. — Как удобно, — закивала Рейчел. — Доктор Крейн, что, если бы вы поговорили с ней ещё раз? — вежливо предложил Кармайн, указав на меня. — Ещё раз? — устало переспросил Крейн и, тяжело выдохнув, дотронулся до бока, прижав папку к животу. — Вы имеете в виду полноценный курс психотерапии? — Если это возможно. Деньги не вопрос, мы готовы заплатить любую сумму, если только вы сможете выкроить свободное время. — График у меня, и правда, плотный, — доктор Крейн демонстративно взглянул на наручные часы, намекая, что у него еще есть дела — но думаю, я могу выкроить один час допустим 2-3 раза в неделю. Но это зависит не от меня, а от пациентки. — Я поговорю с ней. Она же на вас не лаяла? — Нет, не лаяла, — сдержав смешок, ответил Крейн и спросив, может ли быть еще чем-то полезен, получил разрешение бежать на следующую встречу. — Доктор Крейн, зато у меня остались вопросы, — напомнила о себе Рейчел. Уже открыто я проводила их взглядом: пока Доуз высказывала профессиональные претензии, мне показалось или нет, но доктор Крейн вымученно закатил глаза, поморщился и все еще будто прижимал руку к боку. Дядя потряс меня за плечо. Наконец-то меня отвели в машину, где нас ждала София. Она горячо расцеловала меня в щеки, прокомментировав, как же я исхудала, лица на мне не видно, бледная как смерть и прочие банальности, на которые я вежливо улыбалась и сжимала руку сестры. — София, ты договорилась с нашим семейным доктором? — спросил Кармайн устроившись на переднем сиденье. Водитель завел двигатель, и машина плавно встроилась в поток машин. — Да, подъедет через час. Дорогая, доктор осмотрит тебя, мы договорились, чтобы тебе не пришлось лежать в больнице, палату организуют прямо в доме. Я представляю, как тебе сейчас плохо. Сама лежала с отравлением после взрыва той гранаты. Какой-то мерзкий газ, перемешанный с наркотиком. Меня неделю мучили кошмары. Но скоро все наладится, вот увидишь. София, подбадривая, обняла меня и прижалась щекой к моему виску. Я удобнее откинула голову к её плечу и прикрыла глаза. Меня тошнило, знобило, от голода, усталости, наркотика неизвестного генеза и еще от страха. Пришлось открыть глаза, закроешь — и снова картина Пугала перед глазами, а в ушах — его короткий вскрик. Интересно, он жив? Насколько глубоко вошёл в него осколок. Кажется, я попала ему в бок. Или в живот? Выше? Вряд ли задеты органы. Если только истёк кровью. Но на что я надеюсь? Я смогла выбраться, но наверняка получила озлобленного маньяка, похитившего меня по неизвестным причинам, семье требования не поступали, деньги ему не были нужны. Но меня же хотели куда-то подкинуть. Может, он не успел выдвинуть требования? А вдруг будет мстить? Попытается убить, как свидетельницу? Я сорвала маску, но толком не успела разглядеть лица. Зато в моих руках, в прямом смысле, улики. Клочок его волос. Который я не отдала полиции. Сказать дяде сейчас? Почему он вообще позволил полиции меня допрашивать? Ответ таился в зеркале заднего вида, настроенного дядей так, чтобы наши взгляды встретились. Он так искренне и довольно улыбался, что вокруг глаз собрались глубокие морщинки. — Дорогая, я рад, что ты сегодня заговорила. Пускай и немного. Доктор Крейн настоящий профессионал, не правда ли? Я устало прикрыла глаза, соглашаясь. — Может, тебе с ним еще раз встретиться? Что-то вроде сеанса психотерапии. Ага, где говорит психотерапевт, а пациент молчит. — К тому же тебе придется пройти судебно-психиатрическую экспертизу, когда начнется суд. Суд? — Отец, ты серьезно? — удивилась София, вспыхнув. — Суд? — Мы ведь все понимаем, что это дело рук Марони. — Да, потому что нам следовало разобраться с этой крысой раньше, а не играть в интеллигентов, — процедила сквозь зубы София. — Пускай гниёт в Блэкгейте. Отдадим его в качестве подарка нашему судье. — Ты думаешь, Дент удовлетворится Марони и отстанет от тебя? — не унималась возмущенная София. — Я решаю проблему, София. Не забывайся. — Зачем решать проблему, когда проблему можно просто убить! — Это мое решение, София, и оно окончательное: с Марони мы разберемся через закон, а сами останемся потерпевшей стороной. На одних взятках суд и прокуратура вечно сыты не будут. Витта пройдет терапию, все вспомнит, расскажет и выступит в суде в качестве свидетельницы. Мои люди подсуетятся, чтобы Крейна назначили на это дело судебным психиатром. Я правильно поняла… дядя хочет, чтобы я говорила с Крейном? О том, что со мной произошло? Честно? Кажется, я смогла выразить вопрос взглядом, потому что дядя ответил: — Витта, семья была бы благодарна тебе, если бы ты смогла помочь расправиться с убийцами твоей семьи и твоими похитителями. Но я не знаю, был ли это Марони! Я не знаю ни лиц, ни имен! Как я могу вспомнить того, что не знаю?! — Просто говори правду, дорогая. Когда вспомнишь. Когда будешь готова. Доктор Крейн поможет тебе разобраться, что правда, а что — нет. Он великолепный специалист. Доверься ему, хорошо? Я посмотрела на сжатый кулак. Стоит ли сказать дяде о волосах? Чтобы приехали криминалисты и забрали вещественные доказательства. Если это прожжённый известный преступник вроде Джокера, его сразу же пробьют по базе. Но… Что-то останавливало меня. Отец всегда говорил: «Не верить никому, даже семье».