Quiproquo

Я оказалась запертой в матрёшке сновидений. Сколько ни пыталась очнуться от кошмара, просыпалась в новом — настолько реалистичном, что не была уверена, а сплю ли я. Каждый раз одно и тоже: я сижу на заднем сидении родительской машины, слышу залпы выстрелов, сжимаюсь и пригибаюсь, пытаясь слиться с сидением, а оно не против — поглощает меня, впитывает, всасывает в себя, как в зыбучие пески. Проснуться все же удалось. Но кошмар не закончился. Я очутилась в мрачной комнате, начиненной старой, пропахшей затхлостью мебелью. Облезлые сырые обои. Поцарапанная, запыленная мебель. Окна наглухо забиты досками, единственный искусственный источник света — настенные лампы. Мебели не так много: односпальная кровать, замшелый диван и стол, заваленный старыми затёртыми книгами с пожелтевшими страницами. Полы скрипели, как поломанная скрипка. Ни единого признака моей будущей участи. Со мной даже не пытались заговорить. Разве что из-под стола, где вспыхивали красные огоньки глаз, периодически доносились звуки, похожие на звериное урчание, которое со временем исчезло вместе с головокружением. Из живых признаков только два человека: абсолютно безликих, в черной одежде и черных масках. Они приносили мне еду и воду, сопровождали в ванную комнату, совмещенную с уборной. На кухню меня пустили только раз — продемонстрировать, что ножей я здесь все равно не найду. Ничего колюще-режущего. Вилки пластмассовые. В ванной только мыло и зубная паста. Никаких зеркал. Первое время я часами сидела, забившись в угол дивана. Ничего не понимая. Мне не объясняли причину моего похищения. Меня не пытались насиловать, бить или запугивать. Вели себя как с заключенной в одиночной камере. Но с умеренным уважением. Если уважением можно назвать отсутствие насилия. Из небольшой экскурсии я смогла сделать вывод, что в квартире больше нет комнат, а, значит, если Софию тоже похитили, она находится в другом помещении. Близко? Далеко? Я не могла даже прикинуть, на каком мы этаже, в одноэтажном частном доме или многоэтажке. Ничего. Только еда по расписанию. Очень скудно и банально: спагетти и сок. Еще бы, я же макаронница. Итальянцы ведь круглыми сутками едят макаронные изделия, как французы — лягушек. Но я отказывалась принимать пищу. Даже бутилированную воду не пила. Тарелки оставались нетронутыми, когда за грязной посудой приходил черный человечек. Да, я назвала их черными человечками. И один из них даже заговорил: — Это протест? Это не просто протест, это меры предосторожности. Я не хотела быть отравленной. Человек может обойтись без пищи месяц, без воды несколько дней. По правде говоря, пить мне очень хотелось, рот постепенно высыхал, и я собирала как можно больше слюны, сглатывая её как глоток воды. Губы пересохли и потрескались, и я смачивала их языком, понятия не имея, что делать дальше. Я даже не осознавала течение времени. Старалась считать про себя, но постоянно сбивалась. В конце концов, мой «протест» дал плоды. Но в мою ли пользу? Сомневаюсь. Среди черных человечков на сцене появилось новое лицо. Не совсем лицо. Очередная маска. Когда я вновь проигнорировала банально-кулинарные изыски, в комнату вошёл человек, чье лицо скрывал холщовый мешок. В любой другой ситуации я бы рассмеялась от абсурдности, но горло настолько склеилось от сухости, что я просто проводила его взглядом: незнакомец поставил черную спортивную сумку на пол, взял стул и поставил его напротив дивана, где сидела я. Рядом с нами стоял другой стул, а на нём поднос с едой и двумя бутылками — апельсиновым соком и водой. Черные человечки остались в комнате — они замерли как ябеды, ожидая, когда воспитатель начнет отчитывать меня. Несколько минут настаивалась тишина, но я терпеливо смотрела в уродливую маску, не моргая. Казалось, если я отведу взгляд, эта нечисть схватит меня и утащит как подкроватный монстр. Но монстр все же заговорил. Механическим, искаженным, безжизненным голосом. — До меня дошли слухи, мисс Фальконе, что вы отказываетесь принимать пищу. Я непроизвольно скуксилась от его голоса и поджала под себя колени, как если бы действительно боялась, что он может схватить за ногу и утащить в еще одно логово, где хранились обглоданные кости его жертв. — Очень неразумно с вашей стороны доводить себя до голода и обезвоживания. Это очень долгая и мучительная смерть, вы знали? Не знала, но в общих красках представляла. — Силы будут покидать вас постепенно, начнется помутнение рассудка, тошнота, рвота, температура, судороги. И когда вы сочтете необходимым умолять хотя бы о небольшом глотке воды, вы уже не сможете этого сделать. Я рефлекторно сглотнула скопившуюся слюну. — И мне, и вам выгоднее, чтобы вы оставались в живых. Возможно, кулинарные способности моих людей не соответствуют вашему чувству прекрасного? Он слегка качнул головой, а сквозь его жуткий механический голос буквально прорезались ироничные нотки. Монстр демонстративно указал на поднос и продолжил: — Может, ждете, когда вам принесут зажаренного в мятном соусе ягненка? Я легонько и отрицательно мотнула головой. — Тогда смиритесь с отсутствием пятизвездочных условий и включите благоразумие. От того, будете ли вы послушно себя вести, зависит уровень вашего комфортного и безопасного пребывания у меня в гостях. В гостях хорошо, а дома лучше. Да и неприлично задерживать гостей. Кажется, приняв молчание за знак согласия, монстр подхватил бутылку сока и протянул мне, приговорив: — Будете слушаться Пугало, проведёте время без кошмаров. Я неуверенно приняла бутылку из рук похитителя, соприкоснувшись с его пальцами, чуть подтянулась и взглянула на этикетку, затем на человека, кажется, обозначившего себя «Пугалом». Открыла крышку, но вместо того, чтобы жадно впиться в бутылку зубами, я демонстративно вытянула руку и перевернула бутылку. Содержимое быстрой струей потекло на пол. До самой последней капли. Весь процесс я не отрывала взгляд от Пугало, пытаясь разглядеть в щелях маски хоть что-то похожее на человеческий взгляд. — Вы, кажется, привыкли к безнаказанности, мисс Фальконе. Это был не вопрос — констатация факта. Пугало жестом руки поманил к себе черного человечка. Наёмник подхватил с пола сумку и водрузил её на стол. — Вы слышали о принудительном кормлении? Пугало поднялся и придвинул стул ближе к столу, расстегнул сумку и достал длинную прозрачную трубку. Черные человечки двинулись ко мне, я резво подскочила и попыталась рвануть к выходу, но меня перехватили под дых, чуть подкинули и, распределив силы, с одной стороны схватили за ноги, а с другой — за руки, потащив к стулу. — Принудительное питание обрело особую популярность в тюрьмах, где содержали бастующих суфражисток, — продолжал Пугало, натягивая латексные перчатки. Я забрыкала руками и ногами, но из-за отсутствия питания совсем обессилила, мне с легкостью заломили руки за спинку стула и пристегнули наручниками, пропустив цепь через деревяшки. Пугало двинулся ко мне. — Конечно, конвенция по правам человека не одобряет все, что связано с принуждением, однако в некоторых странах до сих пор принудительное кормление может быть одобрено медицинским специалистом. Я со всей силы сжала челюсть, один человечек крепко держал меня за ноги, второй намертво вцепился в голову, я не могла даже отвернуться, только таращила глаза и сжимала зубы. Пугало сверху вниз смотрел на мои попытки оставить свое тело неприкосновенным, какое-то время он ничего не предпринимал, как будто намерено позволял мне хорошенько осознать, что меня ожидает, и вкусить страх перед неизвестностью. И только потом он профессионально надавил пальцами на две точки под скулами, и мой рот открылся с легкостью шкатулки. Я даже понять ничего не успела, а его пальцы быстро скользнули мне в рот. Меня затошнило от вкуса латекса, язык попытался спрятаться от пальцев, но уже через секунду в рот был вставлен фиксатор. Пугало отошел ненадолго и вернулся с длинной прозрачной трубкой, я снова попыталась брыкнуться. — Держите её крепче, мы ведь не хотим повредить мисс Фальконе горло. Мне запрокинули голову — так сильно, что в глазах зарябил сноп искр. Пугало убрал мокрые пряди, прилипшие к моим лбу и щеке. На глазах у меня стояли непроизвольные слезы, из носа текло, а откуда-то из глубины нутра вырывались утробные звуки. Трубка проникла в горло и спустилась по пищеводу. Я дернулась, но нужно отдать должное — наемники держали меня крепко. — Не волнуйтесь, мисс Фальконе, это совсем не больно. Только немного неприятно. Дышите мелкими, нечастыми вдохами. Я правда старалась дышать мелкими нечастыми вдохами, но у меня все равно начинался рвотный рефлекс. Как в меня поступает пища, я не чувствовала, зато ощущала, как она просится обратно. По прозрачной трубке бежало что-то жидкое, кашеобразное, я даже не знала, какого оно вкуса и что это. Когда раствор закончился, Пугало быстро вынул трубку и вытащил фиксатор, я чуть не укусила его за пальцы со всей силы, но он успел вынуть их и быстро зажал мне рот, не позволив выблевать обратно непонятную жижу. Постепенно рвотный рефлекс отступал, я судорожно дышала и дрожала. Чувствовала, как насквозь промокла вся одежда, до самого белья. Мне не было больно, это правда. Неприятно, страшно и унизительно. Наверное, боль я бы перенесла даже легче. Но смотреть в глаза, едва заметные из-за щелок мешковины, которые так внимательно впитывали мое состояние — намного сложнее. Как будто смотришь в саму бездну, которая смотрит в ответ на тебя. Меня отстегнули от наручников и отнесли на диван. Я сидела, утонув в обивке и просто бессмысленно смотрела, как Пугало снимает перчатки, неспеша складывает инструменты и отдает распоряжения черным человечкам. Он подошёл ко мне, низко наклонился так, что не будь маски на его лице, я бы ощутила зловещее дыхание, и произнёс своим механически-больным голосом: — Где мои манеры, мисс Фальконе, я совсем забыл пожелать вам приятного аппетита. До этого я упоминала, как мне снились кошмары, где я сливалась с сиденьем в автомобиле — сейчас я буквально сливалась с диваном. Мне бы стоило не двигаться, проигнорировать, отпустить ситуацию, как я делала это раньше, но во рту скопилось так много слюны, а внутри от унижения клокотала обидная злоба, что я совершенно внезапно для самой себя — и для Пугало тоже — выстрелила ему плевком в маску. Пугало резко выпрямился, как будто сам не до конца понял, что произошло, дотронулся тыльной стороной ладони до маски. Кажется, я попала ему в правый глаз. Он оттирался рукавом, а я не шевелилась, как не шевелились черные человечки, уставившиеся на нас. — Выйдите, — приказал Пугало. Черные человечки послушно ретировались, а у меня не просто сердце, все — желудок, почки и мозг ушли в пятки. Неизведанный инстинктивный порыв заставил меня вскочить. Кажется, кто-то говорил, что лучшая тактика обороны — это нападение. Но не успела я ничего предпринять, как Пугало, перестав вытираться, вскинул грозно рукой, но нет — не ударил меня. Из его рукава повалил клуб белого дыма, густой и плотный. Пугало исчез за этой завесой, а я вдохнула полной грудью от неожиданности. Мир вокруг зарябил. Смог рассеивался, а вместе с ним и остатки разума. Загудели и задрожали стены, медленно они двинулись в мою сторону вместе с потолком, а я засуетилась, схватившись за голову. — В чем дело, мисс Фальконе, вам нехорошо? — донесся механически-искаженный голос Пугало. Он появился передо мной как черт из табакерки, и я, запутавшись в собственных ногах, упала на стул с подносом, перевернув тарелки. — От голода кружится голова? В тарелке вместо еды копошились насекомые: тараканы, черви и личинки, они извивались под моими пальцами и разбегались по полу. От отвращения я отряхнула рукой и попыталась оттереть её об трескающийся пол. Меня всю колотило, надо мной подобно ворону кружил Пугало, чья маска искажалась, а рот пульсировал штрихами. — Попейте водички, вам станет легче. Он схватил бутылку с водой и плеснул её содержимое мне в лицо, вот только окатило меня не водой, а кровью — густой, холодной и вязкой. Она покрыла все мое лицо, тело и руки, а я судорожно пыталась оттереть её. Пальцами, ногтями, сдирала кровяные корочки, но не могла очиститься. — Может, вам стоит прилечь? Стены приближались, они крошились, ломались, становились ветхими и тонкими как вся мебель. Я не могла понять, где верх, а где низ, стою ли я, лежу, сижу или падаю. Я видела только Пугало над собой и хваталась за ткань его гниющего пиджака, пока он падал на меня вместе со стенами. — Удивительно. Даже сейчас вы молчите. Что же это? Сила воли или психотравмы? Ну же, мисс Фальконе, позвольте услышать ваш голос. Я хочу, чтобы вы кричали. Его грозный, возбужденный голос, переросший в гвалт, заполнил собой все сознание. Я чувствовала его вибрацией по всему делу. Пальцы Пугало на моих плечах проваливались под кожу. Стены окончательно рухнули, рассыпался и Пугало, погребая меня во тьме. И я, наконец, услышала тишину.

***

Не вспомню от кого и когда я услышала фразу «выблевать органы», но сейчас я понимала этого человека. Кем бы он ни был, он прав. Выблевать органы, действительно, можно, пускай и метафорически. Когда я пришла в себя, бетонные стены больше не рушились как карточный домик. Но газ так глубоко проник в мое нутро: в каждую пору, в каждую клетку тела, в каждый орган и кровеносный сосуд, что я ощущала себя одним воспаленным нервом. Весь мир дребезжал. Даже кровать казалась живой и урчала под моим телом, точно желудок, пытающийся переварить мою безвольную тушку, вставшую костью поперек горла. Я так вспотела, что чувствовала, как насквозь промокла сбившаяся подушка под головой, простынь, матрас и, быть может, даже ковёр. Меня всю трясло и лихорадило, я не могла пошевелиться, пока желудок не пронзила нестерпимая боль, заставившая перевернуться на бок и попытаться встать. Надо мной появился черный человечек, я вытянула руку, попыталась ухватиться за него, даже не знаю, помог он мне встать или я сама, но, когда я поднялась, верх и низ, право и лево перепутались в моем сознании, и я не выдержала: опорожнила желудок прямо в комнате. Судя по недовольному возгласу и продолжительному мату прямо на ноги черного человечка. — СУКА! Я на это не подписывался! Пускай босс повышает нам зарплату, какого хера! Совсем как недавно меня тащили за руки в фургон, так меня тащили в уборную комнату. Я не знаю, что могло выходить из моего организма: я голодала несколько дней — жижа не в счет, — не может в человеке быть столько желудочного сока. Когда я окончательно потеряла сознание прямо на грязном сколотом кафеле, пришло осознание, что я, действительно, могу умереть от банального обезвоживания. Прямо в туалете. Отстойный конец. Время в моем теле растекалось как часы на картинах Сальвадора Дали. Я не понимала, сколько прошло часов, дней, недель или месяцев. Я то приходила в себя, то снова отключалась. Мне снились кошмары — мечта потерявшего вдохновение сценариста, специализирующегося исключительно на хоррорах. Подключи мое подсознание к телеэкрану и можно загрузить полноценный многочасовой сериал. От насекомых, способных проникнуть в каждую щель моего тела, чтобы отложить личинки, до сдвигающихся стен. Они сдавливали меня, раздавливали в лепёшку, и я каждый раз умирала, просыпаясь. Сложно сказать, просыпалась ли в следующем сне или приходила в кратковременное сознание. Но часто я видела перед собой уродливую холщовую маску и свисающую к моему лицу веревку от её петли. Со временем я начала чувствовать тело, влажную прохладную ватку, что гладила мои воспалённые вены на правом предплечье. Я смогла наклонить голову набок и взглянуть вниз: тонкая красная змейка сдавливала предплечье, скаля маленькую пасть, пока длинная, нереально длинная игла медленно входила в мою вену, впрыскивая щипающую, как газировка, жидкость. Моя рука в пальцах Пугало казалась незначительной и слабой, какой-то неживой, как рука манекена. Если он чуть-чуть дёрнет её, то вырвет из сустава. — Вы очень разочаровали меня, мисс Фальконе, — прорезался механический голос монстра сквозь стены забвения, — ваше поведение непростительно. Но в наших интересах, чтобы вы не остались овощем. Вы этого не хотите, и мне это не выгодно. Пока вы приходите в себя, подумайте о своем поведении и его последствиях. Из его рта вывалился червяк и упал мне на губы, но у меня не было сил даже отбросить его. Я просто сжала губы и закрыла глаза, готовясь погрузиться в очередной кошмар, пока чужие голоса доносились до меня как со дна колодца: — Босс, а её не пора везти? Ну туда. — Еще рано, заказчик сказал повременить. Она вдохнула за короткий срок слишком концентрированную дозу. Это может убить её. Сначала нужно вывести токсин из организма, заказчику она нужна травмированная, но вменяемая. Порой над моей постелью стелился сизый туман, от страха я переставала дышать, боясь заглотить токсичных испарений. Одеяло на мне жило своей жизнью — под ним поднимался бугор и двигался из стороны в сторону, словно под ним пряталась кошка. Я не могла пошевелиться и согнать невидимую тварь, молилась, чтобы она не поднялась выше. Из тумана выходила фигура Пугала, и он клал ледяную руку на мой горящий лоб. Какой же приятно холодной была его рука. Тяжелая и сильная. Одной дланью он насылал кошмары, другой — изгонял. Кубики льда бежали под моей кожей, как по стакану коктейля. И я благодарно опускала веки под очень настойчивые пожелания: «Поправляйтесь скорее, мисс Фальконе». Это странно. Но кошмары сходили на нет. Я поправлялась. Спала крепче. Чувствовала себя лучше, бодрее… даже позитивнее? Меня все больше накрывала нездоровая эйфория. Наверное, это естественная реакция после выздоровления. Вне зависимости от твоего положения мозг радуется, что ему перестают посылать болезненные импульсы. Я не отказывалась от еды. Напротив — ела с большим аппетитом, восстанавливая силы. Вела себя очень послушно и покладисто. В комнате я обнаружила штатив от капельницы, которой меня, вероятно, вытаскивали с той стороны сознания. Мои руки, к слову, были покрыты зеленкой, наверное, как и лицо с шеей. Когда во время приступа я пыталась оттереть от себя кровь, то в буквальном смысле разодрала на себе кожу. Самое интересное, что ни с момента смерти родителей, ни с момента похищения я ни разу не плакала. Сейчас был подходящий момент, но, вероятно, обезвоживание сказывалось и на выработке моих слёз, или я просто вся высохла как старое дерево. Один умник сказал, что, если ты не можешь изменить ситуацию, значит, измени своё отношение к ней. Его наверняка никогда не похищали, вот он и искал во всем положительную сторону. Ну знаете, один из этих раздражающих людей, который в самой патовой, безвыходной ситуации ищет плюсы. Я решила записаться в ряды этих раздражающих типов. Что я могла изменить? Ничего. Но я с детства умела приспосабливаться, играть по правилам, молчать и терпеть. Так ли сильно жизнь в одной комнате, в старой, темной квартире будет отличаться от привычной жизни на воле? На самом деле — да. Конечно, отличается. Мне не предусмотрели развлечений. Ни телевизора, ни ноутбука, ни бесплатного вай-фая. Только старые, пожухлые как листья, газеты пятнадцатилетней давности. Парочка затрепанных томов с выцветшими чернилами. Кто бы здесь ни жил, он явно умер или его убили — это же Готэм — очень давно. Но это не проблема. Правда. Я же теперь раздражающий позитивный человек. Ты никогда не будешь одинок, если у тебя шиза, совмещенная с хорошей памятью и богатой фантазией. Достаточно просто окунуться в себя. Как это делал Ганнибал Лектер, строя дворцы сознания, когда его упекли в психушку. Ему никогда не было скучно, ведь с ним была его память. И это работало. Я вспоминала. Все. Забавные и печальные моменты. Из детства, из отрочества. Воспроизводила в памяти сцены любимых сериалов. Порой мне везло, и я могла восстановить целые серии — вот они плюсы бесконечных пересмотров. А мама еще говорила, что я жизнь прожигаю на сериалы. Мама! Эти сериалы мне психику сейчас спасают! Я удобнее устраивалась на ветхом диванчике, сгибала ноги, закидывала одну ногу на коленку, подпирала голову рукой, устремляла взгляд в поток вместо белого экрана кинотеатра и начинала просмотр. Так, на чем мы остановились? Мистер Саншайн. 5 серия, вроде? А, не важно. Главная героиня решила втайне учить английский и пришла в общественную школу со своей служанкой, вот только дворянку никто не встретил как подобает. Она стояла и кричала: «Эй, встречайте меня», а её служанка подхватывала: «Эй, встречайте её!» И все, ничего, перекати поле. Тяжело корейским аристократам, когда в стране власть захватывают японцы, а монарх уже толком не монарх. Я представила картину, как сбегаю из плена, прихожу к особняку дяди и так же под воротами кричу: «Эй, встречайте меня». Где кланяющиеся в мои ноги слуги? Я хохотала без передышки, глупо улыбаясь. То прыскала от смеха, то снова заливалась хохотом. А потом услышала, как открылась дверь, и на меня уставился черный человечек. Он только покрутил пальцем у виска и ушел. Ещё бы, он ж не знает, какая это смешная серия, бедолага! И вообще, если им что-то не нравится, я здесь себя не держу, пускай выгоняют! Со временем я дала черным человечкам имена — Бобель и Мобель. Как я их отличала? Они же в одинаковых масках! И вообще их сменяют разные люди! Пф. Тот, что стоит от меня левее — Бобель, тот, что правее — Мобель. Все просто. На самом деле наверняка у любого относительно адекватного человека зародилась бы идея подкупить своих надзирателей. С такой-то семьей, с таким-то финансовым обеспечением. Достаточно было просто заговорить: «Эй, пс, пацаны, сколько вам платит Пугало? Я заплачу больше». Но кажется Бобелю и Мобелю не повезло с заложницей. Заложница была настолько ленива, что ждала, когда они сами подойдут и предложат: «А может вы нам золотые горы пообещаете, а мы вас отпустим». Но нет! Не подходят! Зажравшиеся свиньи! Вы думаете, и что же, Витта, ты целыми днями вспоминала сцены из дорам? Они, конечно, очень длинные, но нет, не только. Еще я слушала музыку. Достаточно было хорошенько разогнаться по комнате, чтобы погрузиться в транс, поймать волну, взять правильные телодвижения и вот — музыка играет в моей голове, и я слышу строчки исполнителя. Иногда я так сильно увлекалась музыкальным часом, что начинала энергично скакать по комнате, танцевать и выплясывать такое! Не знаю, на каком мы находились этаже и были ли соседи внизу, но, если бы были, решили бы, что наверху завели табун лошадей. Собственно, так думают о всех соседях сверху. Бобель и Мобель молчаливо наблюдали за мной, периодически переглядывались, и хоть лиц их не было видно, я уверена там стоял вопрос «Что происходит и нужно ли вызывать босса?». В их молчании я так и слышала осуждение. А мне все равно. Я так затанцевалась, что подходила к черным человечкам и начинала вытанцовывать рядом с ними, как бы призывая присоединиться ко мне. Я даже представляла себя звездой на сцене, исполняющей какой-нибудь поп-хит, а Бобель и Мобель — моя подтанцовка, очень пластичная и модная, черные костюмы украшены стразами, а головы вместо лыжных масок скрыты глянцевыми светоотражающими шлемами. Мы просто секси, и толпа в восторге рукоплещет нам. Но Бобель и Мобель не осознавали своего звездного часа и продолжали молчаливо и невидимо таращиться на меня. Так в очередной день я очень важно поднимала руки на манер репера и кивала головой, сегодня я не просто слушала музыку, я была на концерте Eminem и раскачивалась вместе с толпой, подпевая, конечно, в своей голове:

May I have your attention please? May I have your attention please? Will the real Slim Shady please stand up? I repeat, will the real Slim Shady please stand up? We're gonna have a problem here.

Но Бобель и Мобель не хотели вставать, очень трудно подъемные ребята. Наверное, ни разу на концерте не были. И пока я увлеченно кивала Эминему и слэмилась с невидимой толпой, открылась дверь и на пороге появился Пугало. Думаете я остановилась, вскричала от неожиданности и забилась в угол дивана, моля не подходить? Нет! Я продолжила раскачиваться с одной ноги на другую, не опуская рук, просто отошла немножко в сторонку. Мало ли. Дёрнется и опять какой-нибудь дрянью прыснет в лицо. Пугало молчал и смотрел на меня, держась за ручку двери, как будто на полном серьезе мог извиниться, что отвлек, и уйти. — Босс, вы извините, конечно, но она какая-то странная, — внезапно заговорил Бобель. Ого, оно все-таки разговаривает. — Вдруг она что-то замышляет, — продолжал Бобель, подняв голову к своему боссу. — Выйдите, — приказал Пугало, наконец, отпустив ручку двери и пройдя к центру комнаты. Очень плохой сигнал. В прошлый раз эта фраза закончилась для меня серьезным отравлением. Я запрыгнула на диван и продолжила опускать и поднимать руки, я выглядела как рэп-дирижёр. На самом деле я надеялась, что мне ничего не будет. Меня ведь не отравят газом за то, что я радуюсь жизни? Я ведь никому не мешаю. — Смотрю вы окончательно выздоровели, мисс Фальконе. Вот композиция и подошла к своему логическому завершению, а я чертовски уставшая упала на диван, сев по-турецки, и сдула мокрую прядку со лба. Пугало поставил стул напротив, совсем как в прошлый раз, вальяжно расселся, закинув ногу на ногу. Кажется, сейчас будет сцена из разряда «попробуем все по новой». — Надеюсь, вы сделали правильные выводы и осознали, что качество вашего пребывания здесь зависит только от вашего поведения? Я рьяно закивала. Конечно, конечно, Витта хорошая девочка! А Пугало нет! Сам отравил меня, а потом сам лечил! Что за извращенный подвид делегированного синдрома Мюнхгаузена?! — И раз вы хорошо себя вели, вам полагаются некоторые поощрения, — сказал он, слегка вскинув рукой, как бы пожимая плечами. Звонок адвокату? — Вам что-нибудь необходимо? Свобода. Но вряд ли это то, что стоит произносить вслух. Что мне нужно? Дайте подумать. Раз мне предлагают пряники после кнута, глупо отказываться. Живу, возможно, последнюю неделю! Но выбирать стоит осторожно, чтобы это было исполнимо, не нагло. Я покосилась на стопку газет, быстро подскочила, подхватила старый учебник по химии, обратно плюхнулась на диван, прижала книгу к сердцу и отняла её от груди, сделав круг. — Вы хотите книгу? Я сделала очень большой круг. — Много книг? Закивала. Вот! А Бобель и Мобель мой «язык жестов» не понимают! — Хорошо. Пугало достал записную книжку из внутреннего кармана пиджака. Ого, злодеи носят с собой ежедневники? Интересно, что запланировано на сегодня? Пытки в два часа дня, убийства в шесть вечера? Он вырвал лист и протянул мне вместе с ручкой. Я опасливо покосилась, неуверенно взглянула в его глаза, точнее попыталась разглядеть что-то живое за щелями маски, свет в комнате был приглушен, и я не могла разобрать их цвет. — Не бойтесь, мисс Фальконе, не отравлено. Я резко вырвала из его рук бумагу и ручку, как дикий зверек вырывает кусок мяса из рук человека. «Мисс Фальконе» — бандит, а субординацию держит. Возможно, надеется на контакт с семьей. Он же должен выдвинуть требования, рано или поздно? Это самый логичный вариант моего похищения — выкуп. Но почему семья медлит? Может, медлил Пугало, ожидая, когда я окончательно поправлюсь? Так я огурчиком — выкупайте меня! Я написала список левой рукой, на всякий случай, чтобы мой почерк не могли использовать в корыстных целых. Пугало забрал список и хмыкнул. Этот звук из-за искажения в маске прозвучал как воронье карканье. — Очень тонко, моя дорогая. Не говоря ни слова, вы умудряетесь даже шутить. Похвально. «Женщина в песках» Кобо Абэ, «Коллекционер» Джон Фаулз, «Убийца сидит напротив» Джон Дуглас, «Бегство от свободы» Эрих Фромм. Я поджала губы, чтобы спрятать улыбку, и уставилась в угол. Главное — не захохотать, а то обидно будет, если даже псих в мешке покрутит пальцем у виска. — Итак, что мы имеем. Вы считаете, что вас погрузили в песчаную яму, где ваш день ничем не отличается от предыдущего; похитили против воли ради удовлетворения больного эго маньяка, и вы пытаетесь смириться со своим затворничеством, потому что, если задуматься, свобода вам не так уж и нужна. Вы не можете ответить для чего вам нужна свобода, но знаете от чего хотите освободиться. Мои брови поползли вверх. Он сейчас мне психоанализ провел по одним названиям книг или серьезно знает их содержание? — Интересный факт: герой в песках смирился к концу с жизнью в песочной яме и даже добровольно в неё вернулся. Он понял, что нет никакой разницы: будет он всю жизнь копать песок или ходить на рутинную работу преподавателем и точно так же ненавидеть свою жизнь. Бандит держит субординацию и читает Кобо Абэ. Интеллигентные маньяки нынче пошли. Мои брови поползли еще выше от удивления. Кстати, о бровях. Интересно, сколько прошло времени? Точнее сколько времени я провожу без масок, пилинга, пинцета и шугаринга. Наверняка мои брови заросли до своего естественного вида, какими я видела их последний раз в тринадцать лет. Вот и встретились спустя семь лет правая бровь с левой на перекрестке переносицы. С другой стороны, что я переживаю? Этот напротив тоже не красавчик. Не он, конечно, сам, а его маска. Хотя, кто знает, как он выглядит? Может, у него комплексы? Мать в детстве пролила кипяток ему на лицо, и теперь у него безобразные ожоги, и он находит похожих на мать девушек, удерживает их силой, травит, а потом насилует и убивает. Или он мутировал после экспериментов, как это случилось с Ядовитым плющом, что заключена сейчас в Аркхеме. Слышала у неё кожа позеленела. А еще ходят городские легенды, что в канализации живет мутант. Может, и Пугало от них недалеко ушел? Так что мы идеальная пара: Чучело и Пугало. За внешний вид можно не переживать. — Вы хоть задумывались, почему вы здесь находитесь? Я удрученно пожала плечами. Может, он мне расскажет? — Неужели у вас совсем нет врагов? Никого, кто желал бы вам зла только потому, что вы Фальконе? Я задумалась, таких полгорода. Кажется, Фальконе находились сейчас в состоянии войны с Марони, и последних даже обвиняли в убийстве родителей. Видимо, я совсем ушла в себя, потому что Пугало пощелкал пальцами перед моим лицом, и я инстинктивно дернулась. Может, я и строила из себя непроницаемость и непосредственность, но внутри меня все сжималось рядом с этим…человеком. Тело еще помнило стресс. Но с такими нужно держаться как с дикими зверями. Нельзя показывать страх, на который они идут как на запах, но и слишком переигрывать не стоит. Как с ручным манулом Софии. Когти ему может и отстригли, и ты можешь его не провоцировать, но нет гарантии, что он не оттяпает тебе кусок руки просто так. — Я пришлю вам книги, мисс Фальконе. А вы постарайтесь сохранить статус-кво. Гораздо же приятнее для вас цивилизованно сидеть и слушаться меня, чем корчиться на полу подле моих ног? Кивнула. Даже постаралась улыбнуться. Как никак встретила чело…маньяка со схожими литературными вкусами. Хотя не факт, что ему нравятся эти книги. — Жаль, что вы не говорите, у меня к вам много профессиональных вопросов о том, что у вас происходит здесь. Пугало театрально вскинул рукой и сначала как бы собирался постучать по своей голове, намекая, что я не в себе, но внезапно дотронулся до моей головы, я аж вся съёжилась, помня, что именно из рукава этой руки выходил газ. Я покосилась на его запястье и попыталась вывернуться, но его тяжелая ладонь все равно покровительственно легла на мою голову, и он поднялся. Я посмотрела на него снизу вверх, наверняка затравлено, там из-за отверстий маски сверкало что-то удовлетворённое и довольное. — Это хорошо, что вы меня боитесь. Инстинкт самосохранения спас многие жизни, мисс Фальконе, не забывайте о нем. Намёк понят, принят, но не обязательно будет реализован.