Quiproquo

Меня никогда не били по голове. Да что уж говорить: меня в целом НИКОГДА не били. Ощущения были отвратными: в ушах гудело, виски сдавливало в тиски, а всю голову — от затылка до лба –опоясывала сковывающая тупая боль. Не удивлюсь, если непростая мафиозная жизнь довела меня до сотрясения мозга. Я наклонила голову к плечу и поняла, что, если сделаю еще одно необдуманное движение, меня точно вывернет наизнанку. К тому же мое нашедшее приключение тело, кажется, держали в сидячем положении. На стуле. Привязанной. Сфокусировав взгляд, я распознала несколько расплывчатых фигур, чьи голоса звучали серым шумом. Одна — уже известная мне фигура — была облачена в обтягивающий черно-красный костюм Арлекины; женщина экспрессивно жестикулировала и говорила громче всех, голос её перемежался звоном бубенцов на «висячих ушах» маски. Другие персонажи, вероятно, подельники Харли Квинн — а нет сомнений, это была она собственной персоной — вели себя более тихо. Их лица скрывали безобразные клоунские маски, предназначенные для запугивания, но никак не для веселья. Двое дискутировали со своей шефиней, а третий, насвистывая весёлую мелодию под нос, раскладывал на столике рядом со мной инструменты — ножи, ножницы и плоскогубцы. Джентльменский набор каждого уважающего себя готэмского психа. — Может, достаточно избить её битой? — предложил один из миньонов, почесывая бритый висок. — Где твой творческий полёт, нужно что-то креативное, новое, свежее! Она же не простая наркоторговка с улицы! Прояви уважение! — возразила Харли Квинн, возмутительно уперев в бока руки. Какой нежный голосок для таких жутких слов. — Тогда прибегнем к классике: будем отрезать по мафиозному пальчику, каждый час, пока деньги не поступят на счет! — предложил другой миньон, щелкнув пальцами. — Избито! — заверещала бывшая доктор Квинзель, готовая придушить подельника. — Мы проделывали это с мистером Джеем сотню раз! Скукота! Черт-черт! Нужно было сначала продумать пытки, а потом похищать! — А может, обойдемся без пыток и просто вышлем фото? — В смысле без пыток? Ты же не пойдешь в кафе, чтобы заказать чизкейк и просто таращиться на него, не попробовав ни кусочка?! — Харли подошла к самому высокому мужчине и, грозно встав на цыпочки, уперла указательный палец в лоб его маски. Они так мило обсуждали мои пытки. Меня это даже тронуло. Правда, я так от всего устала, что не испытывала ни страха, ни паники, ни ужаса. Ну опять похитили. Ну попытают. Ну убьют. С кем ни бывает. Видимо, такова моя судьба, а от судьбы каким бы галопом не бежал — не сбежишь. А может, так действовали новые таблетки доброго доктора. Лучшее друзья девушек — это антидепрессанты. Я даже не сразу осознала, что хохочу в голос, а мои похитители недоуменно смотрят на меня своими клоунскими масками. — Вы хотите получить за меня выкуп? — Я выталкивала из себя слова сквозь сито истеричного смеха; на глазах буквально выступили слезы. — Постойте-постойте, дайте угадаю, вас нанял Марони? А может дядя, который попытается опять все свалить на Марони? Или Пингвин, который все свалит на дядю, а тот в свою очередь все свалит на Марони. Ха-ха-ха! — Я судорожно выдохнула и запрокинула голову не деревянную спинку ветхого стула. — А вы потом тоже станете моим психиатром? Вот мой психиатр меня уже похищал, а теперь иронизирует надо мной, давая задания составить десять причин почему он Пугало. А нанял его, а хрен знает: дядя, сестра, Пингвин, Марони, а может вообще Бэтмен? — Мои глаза блуждали по почерневшему от сигаретного дыма потолку. — А знаете, зачем тратить время, если вам правда нужны просто деньги, сдайте меня на органы. Серьезно, просто сдайте на черный рынок и все! Ну же, ну же, давайте! — В нетерпении своей кончины я запрыгала прямо привязанная к стулу, а стул, повинуясь моим движениям, запрыгал вместе со мною, в конце концов опасно накренившись назад. Но Арлекина молниеносным прыжком оказалась позади и пинком ноги поставила меня на место. — А ведь это идея! — снова щелкнул пальцами миньон. — Органы! — Я знаю сайт отличного черного рынка, — подхватил второй, важно закивав клоунской маской. — Так, мальчики, на выход, — приказала Харли Квинн своим миньонам и для пущего эффекта пренебрежительно замахала руками, мол, выметайтесь, выметайтесь. А сама подхватила второй стул, поставила его напротив меня и оседлала лицом к спинке, пристроив на той руки. — Как злодейка я должна уже публиковать объявления в Даркнете о продаже твоих органов, — важно заметила Харли, тряхнув бубенцами на голове. — Но как психиатр, который видит параноидальную истерику и суицидальные наклонности вынуждена перед реализацией первого пункта спросить: «КАКОГО ХРЕНА»? — прокричала она мне в лицо. А я тем временем молчала. Не представляю, какое у меня было выражение лица, но оно явно злило клоунессу. Эмоционально жестикулируя и придавая голосу искусственной патетики, она вдруг начала оправдывать внезапный альтруизм. — Не пойми неправильно, никому не интересно пинать жертву, которая радостно визжит: «Пни меня». Сначала мы разберемся с твоими тараканами, а затем — с твоими органами, чтобы все были при закрытых гештальтах. — Эм, — растерянно протянула я. — Вы правда хотите меня выслушать? Харли кивнула, а вместе с ней снова качнулись и её бубенчики. — И провести мне сеанс психотерапии? — Должна же я иногда тренировать психиатрические мышцы, — развела руками бывшая или вновь вставшая на время доктор Квинзель. — Ладно. — Я хорошенько набрала кислороду в легкие, словно готовилась к прыжку в океан, и одним бурным потоком вывалила: — Несколько месяцев назад меня похитил человек, именующий себя Пугалом. Мне удалось сбежать: прикинувшись мертвой, я пырнула его куском кафеля. Я думала, что убила его, но оказалось, что он — мой психиатр. И теперь я понятия не имею, кто его нанял: Марони, Кармайн, Пингвин, может вообще Папа Римский. Я не сплю, жду каждую ночь, что меня прикончат в собственной постели. А не прикончат в постели, так прикончат в больнице и кто — мой психиатр, отравив наркотиками! Если бы я знала, что происходит, но я не знаю, что происходит, но знаю только, что этот вопрос я задала раньше, чем научилась произносить «мама-папа». А говорю я мало. Я вообще почти не говорю. Молчала себе спокойно полгода и не было никаких проблем. Зачем я начала разговаривать? Молчание же золото, да? — Молчание говоришь, — как будто это единственное, что услышала моя «психиатрическая помощь на пять минут», задумчиво постучав пальцем по подбородку. — Выражение внутренней драмы через молчание частенько встречается в пубертат, но вот в более зрелом возрасте… Замечательно. Психопатка считает, меня инфантильным подростком-переростком. — А можно вопрос? — Задавай! — Наш сеанс будет проходить по страховке или оплата включена в стоимость моих органов? Некоторое время Харли молчала, просто вытаращившись на меня. Черная маска и неестественно бледный грим визуально увеличивали её голубые — почти как у доктора Крейна — глаза. Затем Квинн коротко прыснула, хихикнула и, не выдержав, по-злодейски захохотала, запрокинув голову. Кажется, я её повеселила. Интересно, смех рассматривается как валюта за сеанс? — А ты забавная! — Иронизация последнее, что сохраняет остатки моих нервных клеток, — безнадежно выдохнула я, сжав и разжав кулаки. Затекшие от веревок запястья онемели, я почти не чувствовала рук. — Мисс Квинзель, а можете меня развязать? Меня сильно тошнит после вашего коронного приема с молотом. И я явно не в том физическом состоянии, чтобы оказывать сопротивление и сбегать. — Своему похитителю ты то же самое говорила, прежде чем пырнуть его кафелем? — осклабилась Харли. — Я тогда совсем не говорила. — Ладно, — заинтригованно протянула Харли и, забравшись на стул ногами, сделала виртуозное сальто, приземлившись за моей спиной. Она подхватила с джентльменского набора нож и разрезала веревки. — И зови меня просто Харли. Харлин Квинзель уже давно не существует. Я вытянула руки вперед — темно-фиолетовые следы браслетами опоясывали запястья. Осторожно я повернула голову в правую, затем в левую сторону, тестируя способности моего вестибулярного аппарата. Дотронулась до здоровенной болючей шишки на голове и прошипела. Не все так плохо, даже на ноги удалось подняться и сделать несколько неуверенных шагов. Вот только затекшие конечности потянули меня вниз, но Харли вовремя перехватила меня за предплечье и направила падение в сторону диванчика. Если так подумать: Харли была лечащим врачом Джокера, а Джонатан заведует как раз терапевтическим отделением для особо опасных преступников, а, значит, они какое-то время были коллегами. И доктор Квинзель, ныне именуемая Харли Квинн, могла располагать некоторыми секретами, неизвестными даже информатору Селины. Но не могу же я в лоб спрсить её об этом. Нужно грамотно провести параллель. Но осторожно. Какой-никакой, но она психолог и манипуляцию почует как собака кость. — Знаете, по правде говоря я всегда восхищалась вами, — в меру лестным голоском заговорила я, потирая ледяные, мокрые от пота виски. — Не каждый решится так кардинально поменять жизнь и бросить вызов системе. Особенно меня вдохновляет ваша с Джокером история! Вы ведь были его лечащим врачом? — Да, до тех пор, пока пудинг не помог мне осознать, что врач нужен не ему, а этому городу! — подозрительно прищурив глаза, ответила Харли. — А как вы поняли, ну, что любите друг друга? — О, очень просто! Понимаешь, это такая химия! Когда я рядом с мистером Джеем, адреналин в крови просто зашкаливает! Это как американские горки, с которых не можешь и не хочешь слезать! Ты вроде и кричишь от ужаса, но кайф все равно ловишь! Вот смотри! Харли запрыгнула ко мне на диван, достала смартфон, припав плечом к моему плечу, будто так и должно сидеть похитителю и похищенному, и открыла папку с фотографиями. Точнее селфи с Джокером. И ведя черным с розовым черепом ноготком по сенсорному экрану, возбужденно-счастливым голосом комментировала каждую фотографию: — Это мы с Мистером Джеем после ограбления ювелирного магазина и драки с Бэтменом! А это после похищения сына министра энергетики! А это идем мне за покупками нижнего белья! Я же видела такую картину: счастливая Харли с недовольным Джокером. Опупенно-счастливая Харли с очень недовольным Джокером. Едва не прыгающая от счастья Харли с крайне недовольным Джокером. Впервые я видела лицо Джокера с такого близкого расстояния, а не с размытой фотографии на экране телевизора. До последнего он казался мне городской легендой, страшилкой для непослушных детей, которой пугают перед сном. Все его изображения ограничивались скринами с камер наблюдения, быстрыми фотками папарацци из зала суда, или почти нереалистичными фото в анфас и профиль, изъятых из папок уголовных дел. Но реальность демонстрировала с первого непредвзятого взгляда обычного мужчину с явным перебором косметического грима. Если бы не одна из фотографий в «естественном виде», я бы так и верила, что его белая как мел кожа продукт очередной мутации или, как гласили слухи, принятия кислотных ванн. Пока клоунесса хвалилась коллекцией селфи, мелькнул снимок явно интимного характера, но Харли на такой конфуз только нервно захихикала, а у меня брови поползли на лоб. И это бывший психиатр: привязанная на столе, с иголки в теле, явно не преследовавших цели иглотерапии — ни в таком количестве и ни в узоре летучей мыши. Господи, зачем мне эти знания фетиша Джокера на Бэтмена. Интересно, если заглянуть в телефон доктора Крейна, найдутся ли в нем БДСМ-компроматы? Хотя зачем ему страдания физические, когда есть страдания психологические. — Мистер Джей помог мне раскрыть себя, осознать себя! — Харли заблокировала телефон и отбросила его не глядя в сторону. — Он буквально читает мои мысли и знает, что для меня хорошо, а что плохо! Когда подлый Бэтс упрятал пудинга обратно в Аркхем, меня настигла такая меланхолия с депрессией. Меня точно обесточили, выдернули кабель, отменили антидепрессанты. Жизнь стала бесцветной и безвкусной. Ей явно доставляло удовольствие говорить о «пудинге». А может, просто говорить. Наверняка жизнь преступника в подполье не изобилует социальными контактами, что даже на первую попавшуюся жертву, готовую слушать, непрочь сбросить эмоциональный груз. Так ли сильно отличается моя жизнь? И так ли похожи мои ощущения с чувствами Харли? Американские горки? — Но ничего скоро я закончу все приготовления, сдам тебя на органы, куплю необходимые ракеты и вытащу мистера Джея на свободу! — Харли так радостно захлопала в ладоши и акробатически вытянула ножку вверх, что мне стало неудобно её прерывать своим недовольством по поводу моего летального исхода во благо её цели. — А когда ты ещё не осознала себя и работала психиатром, ты была знакома с доктором Крейном? — осторожно спросила я, прикидывая не слишком ли спешу с вопросом. — Пф! С этим надменным, надутым индюком! — вздёрнула острый подбородок Харли, цокнув языком. — Еще как! — Всё так плохо? — Властолюбивый, эгоцентричный, надменный, латентный садюга, который корчит из себя не агнца, так ангелочка! Серьёзно с таким психиатром точно с катушек слетишь! — Она покрутила пальцем у виска, вращая глазами. — Не завидую его пациентам! У нас с ним часто происходили конфликты на профессиональной почве. А ещё он чертов взяточник, работает на мафию, обеспечивая им тепленькие, комфортные палаты в особом корпусе для vip-пациентов! Строит из себя святошу, а сам-то! Не честно, а? Я в розыске, а такой, как он, ещё и зарплату из бюджетных средств получает! Я молчала. Но мое выражение лица явно говорило красноречивее слов — Харли задумчиво наклонила голову и спросила: — А почему ты спрашиваешь? — Он мой лечащий врач. — Оу. Упс. — Она кашлянула в кулак. — Сочувствую. — И по совместительству мой похититель. — Вот ни разу не удивлена! — И кажется, я в него влюблена. — Да у тебя, дорогуша, диагноз за диагнозом. Стокгольмский? — Угу, — буркнула я, опустив растопыренные пальцы на потертые колени. Хорошенько, я ими все-таки в толпе приложилась, наверняка, вся в синяках. — Зачастую это просто защитный механизм психики, который не имеет ничего общего с настоящими чувствами. Гиперфиксация проходит через некоторое время — стоит разъединить похитителя и жертву. Что конкретно ты к нему чувствуешь? — Не знаю, это сложно объяснить. Все так смешано: гнев, желание, нежность, страх. Он похитил меня. Я чуть не убила его, он чуть не убил меня. А может убить хотел не он, а мои родственники. Сегодня вот ты в меня стреляла. — В смысле я в тебя стреляла? — выпучив глаза, возмутилась Харли и, облокотившись о спинку дивана, подперла рукой щеку. — На выступлении возле мэрии, — растерянно напомнила я. — Я и мои люди не стреляли, мы собирались использовать газ мистера Джея, а тебя — в мешок. Но ты сама прибежала к нам в руки. Я даже расстроилась, сорвала нам все шоу! — Она обиженно ткнула меня пальцем в шею, а я перехватила её руку, сжав тонкие, явно не предназначенные для убийств пальцы. — То есть это не твои миньоны стреляли в меня? — Что?! Пф, я что, дура стрелять в денежный мешок?! Обидно. Очень обидно. Если для всех я денежный мешок, может пора реально им стать? — Чудесно. Просто чудесно, — взвыла я, резко запрокинув голову, о чем сразу же пожалела; шейные позвонки хрустнули, а комната поплыла перед глазами. Мне пришлось расслабиться, откинув голову на низкую спинку и прикрыть глаза, чтобы справиться с приступом тошноты. — Кто-то снова пытался убить меня, и я понятия не имею кто. Кажется, единственный выход — объявить своим врагом весь мир. — Знакомое чувство. Харли постучала по моему плечу. Я приоткрыла глаза, клоунесса сидела спиной ко мне и пальчиком указывала на застежку эластичного костюма у затылка. Я потянула собачку вниз, и бледная кожа спины показалась из-за ткани. — А я вот не знаю ни что чувствую, ни как эти возможные чувства выразить. Я никогда никому не говорила, что кто-то мне дорог, никогда не признавалась в любви, и у меня никогда не было серьёзных отношений. Для меня эти яркие ощущения новы и немного пугающе. Иногда меня переполняют такие сильные эмоции, что мне хочется воткнуть в Крейна вилку за то, что он такой хладнокровный. Пока я подобно настоящей клиентке жаловалась на атрофированные чувства, Харли успешно демонстрировала отсутствие определенного чувства — стыда. Она ловко скинула с себя комбинезон, отбросив его в другой угол комнаты ногой. Стянула маску-шапку, откинув и ее, и продефилировала в нижнем белье к журнальному столику, который пододвинула к дивану ногой, а затем подхватила со спинки белую в ярких разноцветных разводах футболку. — Так выражай свои чувства искренне — как можешь и хочешь! Не ограничивай себя! — воодушевленным голосом посоветовала Харли Квинн, натягивая футболку. Два её светлых хвостика, окрашенных в розовый и голубой цвета на кончиках, были растрепаны. Затянув один потуже, клоунесса запрыгнула обратно на диван и растопырила пальцы перед моим лицом, безумно оскалившись. — Хочешь воткнуть в него вилку, так вдарь по нему этой вилкой хорошенько и прокричи, как сильно любишь его! Я растерялась, с сомнением покосившись на натягивавшую шорты преступницу. — Но разве любящие люди так поступают? — Да постоянно. — Усердно высунув кончик языка, Харли щелкнула заклепкой на джинсовых шортах и зашарила рукой под подушками. — Мы с мистером Джеем уже столько шрамов оставили друг на друге, что можно составлять карту созвездий! А иногда мы так скандалим, что приходится менять убежище — все в щепки! Я снова задумалась, не уверенная, что эта модель отношений, которую сложно назвать здоровой и безопасной, мне подходит. Никому кроме себя не позволю наносить себе шрамы! Харли, открыв найденную упаковку влажных салфеток, подхватила со стола небольшое зеркальце и принялась вытирать с лица поплывший от пота грим. Пространство вокруг нас наполнилось запахом искусственной мяты. — С мужчинами нужно быть прямолинейными, они не понимают намеков. И вообще ты Фальконе, значит, и вести себя должна соответствующе: никаких запретов и тормозов. Хочешь засосать его — так возьми и засоси. Хочешь его трахнуть, так приставь пистолет к его паху или так и быть к виску, — поправила себя Харли, вероятно заметив мои и без того округлившиеся глаза, — и все! На сексуальном фронте у вас как? — Никак. Я уже, наверное, заросла новой девственностью и целоваться разучилась. Мы только один раз поцеловались, и то я его поцеловала. И не уверена, что с моей стороны это был первый класс. Тяжко, очень тяжко вздохнув, как вздыхает уставший учитель, Харли откинула назад использованную салфетку, повернулась ко мне и, схватив мое лицо за щеки, сжав их большим и указательным пальцами, потянула меня к себе. — Так давай проверим! Ни возразить, ни воскликнуть я не успела. Помню только её уверенное, оскалившееся лицо, еще в разводах бледного грима, потрескавшегося на лбу; и кометы потекших теней вокруг сияющих азартом глаз. А потом её мягкие шустрые губы коснулись моих. Я рефлекторно сжала челюсть, испугавшись, но когда Харли опрокинула меня на диван, придавив сверху, то слегка приоткрыла губы, и ловкий бесстыжий язык скользнул в мой рот. Никогда я не целовалась с девушками и, признаться, была поражена, что не испытала отвращения, скорее меня сковал эффект неожиданности. А еще немного беспокоило головокружение, которое усилилось от внезапно изменившегося положения тела. Я сильнее вжалась в обивку и ответила на поцелуй, позволив нашим языкам сплестись. — Вот видишь, все знания на месте, мозг боится, а язык делает! Это я тебе как психиатр говорю, — заключила Харли, разомкнув поцелуй. Она шумно выдохнула мне в лицо и, вероятно, чтобы хоть немного растормошить, защекотала меня. Я коротко визгнула и подобралась, а клоунесса довольно захохотала, вернулась в прежнюю позу, вытащила вторую салфетку и продолжила стирать макияж. Пресвятые боженьки, почему доктор Крейн не может проводить ТАКИЕ сеансы! Ему бы не помешало взять мастер класс у своей коллеги, а не вот эти все: «От какого кошмара сегодня вы чуть не словили сердечный приступ, мисс Фальконе». Кое-как ухватившись за спинку дивана, я смогла подняться и, прочистив горло, продолжила свои страдательные излияния: — Это все хорошо. Но доктор Крейн дал мне задание составить список причин, почему мне нравится доктор Крейн. И снова Харли залилась хохотом, интересно она на все так экспрессивно реагирует, или это у меня дар веселить психопатов? Она даже завалилась на диван, головой упав мне на коленки, а сама забрыкала ногами, утирая выступившие слезы. — Ой, я не могу! А доктора Зануда, оказывается, умеет в юмор! — И я должна буду зачитать это вслух, — обреченно закончила я, не зная куда деть руки — фамильярно класть их на клоунессу все-таки побаивалась. — П-ХА-ХА-ХА! — Ну спасибо за поддержку! Я со стыда сгорю, пока буду читать это! — Я залилась краской: не знаю от чего большего — от представления, как читаю топ десять причин, почему мне нравится Джонатан Крейн, или потому, что целовалась только что с Харли Квинн! — Так он этого и добивается! — важно покачала указательным пальчиком Харли, смотря на меня снизу вверх, и ткнула им в мой подбородок. Один её глаз был уже почти чист, а второй все так же тонул в черном омуте. — Крейн же кайф ловит от страданий своих пациентов! А ты возьми и переиграй его. Накатай огро-о-омный список и гордо зачитай вслух! Вот прям с вызовом, глядя ему в глаза, чтобы после сеанса он все локти искусал! — Не уверена, что мне хватит духу, — возразила я. — Будь одновременно и Фальконе, и сумасшедшей! Пользуйся своей фамилией в корыстных целях и прикидывайся дурочкой. Ты всегда можешь все свалить на «болезнь», объяснив, например, нечаянный удар ножом в печень как симптом помутненного рассудка. Фальконе — это ведь власть и деньги, я права? Ты можешь подкупать людей, даже в своей семье. — Я ещё не вступила в наследство родителей официально, да и если вступлю, все расходы контролируются сестрой, даже покупка нижнего белья. — Тогда пускай кто-нибудь тебя ограбит и отдаст тебе деньги! А ведь это идея! И почему я раньше об этом не подумала? — Послушай, Харли, а что если ты не будешь ни требовать за меня выкуп, ни продавать меня на органы? Вместо этого я заплачу тебе сама, как только получу в распоряжение деньги путем ограбления самой себя! Всю сумму, которая тебе нужна на… На что они тебе нужны? — На ракеты, — задумчиво проговорила Харли, расчесывая пальцами запутанные кончики хвостиков. — Вот! Ты мне сейчас свободу и жизнь, а я тебе деньги на ракеты! А взамен, когда мне понадобится помощь, ты снова выполнишь услугу. А потом снова я — твою! — Говоришь наконец-то как настоящий мафиози, совсем другое дело! Легко же, скажи? — воодушевилась Харли, поднимаясь с моих колен. — Страшновато если честно, но при этом не терпится начать. — У меня даже коленки подрагивали от воодушевленного нетерпения. — Это взаимосвязанные вещи! Не бойся, просто кайфуй от сегодняшнего дня, ни о чем не задумывайся, задумывайся конечно о преступных планах, но не думай о былых косяках и будущих последствиях! Живи настоящим! Не хочешь быть Фальконе, не доверяешь семье? Так и не надо, раздели мир на «я» и «они»! Стань отдельной сверхновой! Будь просто…как там тебя? — Виттория, Витта, — представилась я, запоздало протянув руку. — Приятно познакомиться, Витта. — Харли крепко пожала мне руку. — Но я не уверена, что хочу быть Витторией Фальконе. Понимаешь? Это как ты не хочешь быть Харлин Квинзель. — Тогда убей Витторию Фальконе, как убила я Харлин Квинзель! И пускай весь Готэм трепещет перед новой тобой! Поставь скромную, простую цель: выжить на зло всем! Или ты что, хочешь, чтобы твои враги, кто бы они ни были, радостно плясали на твоей могиле, пока ты пропускаешь все веселье? — Н-нет, — заикаясь, ответила я. — Увереннее, я не слышу! — Никак нет! — едва не отдав честь, выкрикнула я. — Совсем другое дело! Осталось только что-нибудь взорвать для закрепления материала! Как насчет телевещательной станции? — кусая согнутый палец, рассуждала Харли. — И с доком разобраться. Напомни, что ты с ним хочешь сделать: убить или соблазнить? — Давай для начала второе, а если не получится соблазнить, я подумаю над первым, — нервно рассмеялась я. — Я тебя уже обожаю! Итак, твое домашнее задание! Составим список! —Усевшись по-турецки, Харли воинственно хлопнула себя по коленке. — Должна же я проверить, чтобы ты не написала никакой ерунды! Происходящее любому показалось бы сюрреалистическим сном. Но Харли Квинн окончательно заразила меня энергичностью, безбашенностью и каким-то комфортным по меркам Готэма безумием. Мы сидели на диванчике: я, привычно похищенная жертва, составляющая на вырванных из тетрадей листах причины, почему Пугало это Пугало и мне это чертовски нравится; и Харли Квинн, уплетающая клубничное мороженое, которое нам услужливо принёс один из ее миньнов. Рядом лежала одолжившая нам листы, обклеенная стикерами, розовая тетрадь с планами по спасению мистера Джея. Клоунесса периодически выхватывала у меня страницы и, держа во рту десертную ложку, то довольно мычала, то напротив морщила аккуратный носик и неодобрительно качала головой, комкая листы и швыряя их на пол. Когда я сопротивлялась её идеям, она опасно щелкала у моего лица плоскогубцами, которыми ещё несколько часов назад планировала меня пытать, а сейчас стимулировала к налаживанию личной жизни. Как только список, наконец, относительно удовлетворил её чувства безумного прекрасного, Харли, встав ногами на диван, зычно зачитала все пункты, демонстрируя мастер класс по выбиванию из колеи хладнокровных зануд, чем заставила меня то краснеть, то давится подтаявшим мороженным. Я не была уверена, что смогу так. Дерзко и нахально смотреть своему психиатру в глаза и перечислять причины учащенно бьющейся на моей шее жилки. Или смогу. Задумчиво приложив ложку к губам, я попыталась представить лицо Джонатана: поползут ли его брови удивленно вверх, потянут ли пальцы удавку галстука, мешающую свободно дышать. Ближе к вечеру мы закончили и списки составлять, и запасы сладостей истреблять. Только когда я распихала исписанные листы по карманам, до меня запоздало дошло, что этот вечер не кривя душой я могу с легкостью назвать задушевными посиделками у подруги. Не помню, чтобы когда-нибудь мне было так легко и весело с кем-то проводить время. — Слушай, а ты ведь все псих…преступников знаешь? — Я успела поправить себя и непринужденно улыбнулась потянувшейся и смачно зевнувшей женщине — она совсем как Карино, так и хотелось засунуть пальчик в пасть, проверив, а не укусит ли её. — Ещё бы! — А у тебя есть их контакты? Злодеи же как-то общаются между собой? Может, секретный чат в Даркнете или некий почтовый ящик для заявок на убийства? Ну… Возможно, в будущем мне понадобятся кое-какие услуги, понимаешь… — Не поверишь, дорогуша, мы просто созваниваемся. По самым обычным мобильникам! Скукота, да? Идём! По-панибратски Харли схватила меня за запястье, которое еще несколько часов назад стягивали верёвки, и повела за собой. Мы обогнули несколько смежных комнат: спальню с разобранной постелью и разбросанными на полу вещами; хранилище аккуратно разложенного оружия; кажется, даже лабораторию Джокера, судя по расставленным на столе склянкам и неприятному химическому душку, и достигли веранды. Точнее комната только напоминала веранду из-за обилия растительности в простеньких коричневых горшочках. — Ого, ты увлекаешься флористикой. — Я нагнулась над необычным экзотическим цветком, название которого, увы, мне было неизвестно, и втянула его сладко-пряный аромат. Морковно-рыжие лепестки затрепетали. — Не, это детишки Айви, я приютила их на время, пока не освобожу Айви вместе с мистером Джеем! Стоило! Стоило догадаться! Я едва успела отклониться всем станом назад, когда красивый, нежный бутон раскрыл неожиданно зубастую пасть и попытался в буквальном смысле сцапать мой любопытный нос. Ноги едва удержали меня, я попятилась, оглядываясь на прелестных, с первого взгляда безобидных деток Памелы Айсли, раскрывающих свои бутоны подобно венериной мухоловке, и мило, через силу им улыбнулась. Растения буквально были живыми, они поворачивали в мою сторону бутоны и — готова поклясться — принюхивались ко мне как хищник к добыче. Из другой смежной комнаты к нам прокрались еще одни хищники. Не скрывающие своей природы и намерений. Две пятнистые гиены, они осторожно и медленно подкрадывались, скаля зубастые пасти, с которых капала вязкая слюна. — Мальчики, фу, это не ваш обед! — шикнула Харли и, присев на корточки, одновременно потрепала по хохолку своих любимцев. — К-какие милашки, — заикаясь, проговорила я, не решаясь подойти ближе. — Это Бад и Лу! Не бойся, они совсем безобидные! Глотки грызут только по моей команде! Правда, мальчики? Покажем мисс Фальконе, какие вы хорошие и послушные? — Она потерлась щекой о жесткий мех головы одной из гиен, пока другую будто кошку чухала за ушком. Шаг. Еще один осторожный шаг. Я передвигалась как по заминированным плитам. С одной стороны у меня был богатый опыт в общении с хищниками, но все же одно дело твой прирученный хищник, а другое — хищник чужой, выдрессированный опасными преступниками, да еще и недружелюбно следящей за тобой желтыми, как полные луны, глазами. — Давайте! — Харли подхватил со стола нарезанные окровавленные стейки, вероятно, предназначенные «детишкам» Айви, и бросила по одному. Гиены тут же бросились на мясо, не то заурчав, не то зарычав, и впились клыками в сырую сочную плоть. А я, подстрекаемая Харли, присела с ними рядом на корточки и медленно, крайне осторожно положила руки на их головы. Теплые. И мягкие. — У дяди дома тоже есть манул, — проговорила я еще немного скованным от волнения голосом. — А дома у нас был леопард, но отец его пристрелил из-за того, что он поцарапал маму. — Что я слышу: эксплуатация животного мира гнусными человечишками! — прозвучал за моей спиной громкий и противный мужской голос. Я резко подскочила, огляделась, но не обнаружила его обладателя, а голос тем временем продолжал: — Харли, давай сыграем в викторину и ты ответишь на мой вопрос, что за дивную человеческую самку ты привела в наш дом: А) Работницу банка, которая помогла тебе довезти весь банковской резерв Готэм-сити. Б) Коррумпированного агента ЦРУ, торгующего на стороне оружием ВМС США. В) Мой ужин. Ступор. Я нашла источник голоса, но чертовски пожалела об этой находке. На одной из тумб в очередном скромном горшке стояло растение. Зеленое, экзотическое, какой-то странной продолговатой, расширяющейся к верху формы, состоящей из огромного открывающегося рта, откуда исходил голос. — Эта Витта Фальконе. Подающая надежды, начинающая мафиози, — представила меня «растению» Харли, рыская по ящикам в поисках чего-то. — И она профинансирует нам ракеты. — Фальконе! Мафия! На кого ты оставила меня, Айви! — сетовало существо, подняв отростки ветвей на уровне «лица», их бутоны раскрылись настоящими человеческими глазами, а голос продолжал недовольствовать: — Ты что забыла: доверять мафии — себя не уважать. Она же нас всех копам продаст, а меня отправит в камеру для сжигания экомусора! — Хватит брюзжать, Эрик. — Не выдержав, Харли подхватила растение, именуемое Эриком, и вынесла в другую комнату. Бад и Лу закончили чавкать, подняли головы и заинтригованно повернулись ко мне. Я потянулась к столу, где лежала добавка и, стянув еще пару стейков, поделилась ими с гиенами — сначала думала дать прямо из рук, но побоявшись, что этих рук у меня потом не останется, бросила добавку на пол. — Это моя визитка, звони, пиши, не стесняйся. — Через плечо Харли просунула мне посыпанную блестками черную визитку с кислотно-розовым черепом. — Это Загадочника. — Зелёная со знаком вопроса более темного оттенка. — А это мистера Фриза. Я аккуратно сложила еще несколько визиток по карманам и осторожно попросила: — Харли, а можешь одолжить мне денег на проезд? Я пешком-то по Готэму никогда не гуляла, а как домой добраться тем более не знаю. — Эй, а можно учиться пользоваться своим положением не на мне? — возмущенно прикрикнула Харли, скрестив руки. Я насупилась, втянув голову. Но Харли тут же расплылась в широкой, как у чеширского кота, улыбке и похлопала меня по плечам. — Да ладно, шучу, вызову тебе убер с самым высоким рейтингом! — Спасибо! И спасибо, что выслушала, ты отличный психолог, Харли. Если надоест преступная деятельность, можешь открыть подпольный кабинет психиатрической помощи для злодеев Готэма! Может, кому мозги обратно вправишь. — Да какие проблемы! — отмахнулась Арлекина, но по легкому румянцу на щеках я знала, что смогла смутить её. — Хочешь терапевтические обнимашки? Она так непринужденно раскрыла объятия, что сил сопротивляться ей я не нашла и позволила провести на себе терапевтические обнимашки для закрепления лечебного эффекта. Гиены — одна, чухая себя за ухом, а другая зевая, — с интересом поглядывали на нас. А из другой комнаты, через дверь, все доносился брюзжащий голос Эрика. — Ты ведь не сдашь Крейну мой план с побегом? А то может мне стоило тебя убить и скормить Эрику? Он, знаешь, будет не против закуски. — Не волнуйся. Хочу увидеть лицо доктора Крейна, когда начальство устроит взбучку за побег Джокера! — Ты просто прелесть! Харли послала воздушный поцелуй, театрально выгнув ножку, а я его поймала. Меня проводили на выход в компании гиен. — Если доктор Зануда все-таки упечёт тебя в психушку, передавай от меня привет мистеру Джею! — прокричала на прощание Харли Квинн, пока я спускалась по темной лестнице. — А, эм, ладно, хорошо… — не совсем уверенно пообещала я, едва не споткнувшись на ступеньке. — И не забудь: к паху пистолет — и нет слова «нет»! В густых сумерках города я уже не видела фигуру Харли, скрытую в тенях железной лестницы. Только усталая улыбка послужила ответом на совет лучшего в Готэме психолога как для начинающих, так и для опытных социопатов. У набитых под завязку мусорных урн рыскали облезлые понурые собаки. У некоторых из них на шеях виднелись обнажённые воспаленные участки кожи, полученные, вероятно, входе задиристых свор. Потихонечку, идя вдоль стены, я выбралась из проулка на проезжую часть. Периодически приходилось оглядываться, проверяя не идёт ли кто следом с железной кувалдой. Второго раунда моя голова не выдержит. На всякий случай даже сняла золотые серёжки и спрятала их в карман брюк. У автобусной остановки стояло классическое такси: жёлтая машина с черно-белыми шашечками. Я постучала в лобовое стекло, которое тут же опустилось, и с опаской заглянула в салон. — Это вас везти в Гарден-сити? — поинтересовался таксист, немного коверкая слов ближневосточным акцентом. Значит, попала по адресу. Молча я забралась в тёплый салон автомобиля и облегчённо выдохнула, когда щелкнула блокировка дверей, а машина скользнула в стройный ряд пробки. — Ну и райончик вы выбрали для прогулки. Хорошо, что с головой остались. Водитель настроил радиоволну на вечерние новости; теперь нас было трое: цаца в дорогих шмотках, прижавшаяся бочком к двери; с интересом поглядывающий в зеркало дальнего вида араб; и журналистка, в мельчайших подробностях повествующая о перестрелке у мэрии и пропавшей после инцидента той самой цацы, сидевшей бочком у двери. Признаться, я впервые добирались куда-то самостоятельно. Без охраны. Одна. Готэм всегда представлял для меня ограниченную картину, заключенную в лобовое и боковые стекла машины. Вот такая механическая рамка произведения искусства под названием туманный город обреченных злодеев. Кто-то мелькал за окном, копошился, суетился, а я всегда лениво переключала музыку на телефоне, сопровождая их жизнь лирическим сопрано в наушниках. К моему стыду, к двадцати одному году я совершенно не знала города. Я толком и пешком нигде не гуляла. Дом-машина-нужное мне учреждение — и обратно. В школьные годы я находилась на домашнем обучении, а университет толком и не посещала — мне дозволялось умышленно просыпать пары. Да и не горела я желанием гулять одна по городу, сказывался страх, оставленный из детских воспоминаний, как перед автомобилем родителей выскочил мужчина — бывший сотрудник мафии, — он требовал у отца вернуть его на работу, а иначе он выпустит себе кишки на наших глазах. Я тогда выскочила из машины, и отец с охраной отвлеклись. А безумец разорвал на себе рубашку и воткнул в живот нож. Кажется, я тогда даже сознание потеряла, но успела увидеть, как его рука под хриплый крик ведёт лезвием по бледной кожи, и появляется красное. Много красного. — Это вы! Это на ваших руках моя кровь! На руках Фальконе! Вот и итог: потерянная Вита Фальконе, внезапно ставшая набожной, молится Деве Марии, чтобы таксист не: убил, изнасиловал, ограбил. Хотя с последним снимать особо нечего. Денег нет — Харли оплатила поездку заранее. Забыла только кухонный нож на дорожку дать. В отличие от неё я не умела мужиков одним выпадом ноги вырубать. Вот уж потеха: разыскиваемая преступница, по совместительству её похитительница, оплачивает племяннице Римлянина проезд до дома. Интересно, чтобы на это сказал доктор Крейн? Что вы, моя дорогая, стокгольмская вертихвостка? Я поперхнулась смешком. Таксист снова перевел на меня взгляд. — А с вами никогда не разговаривали растения? После этого вопроса оставшуюся дорогу он на меня не смотрел. Я вышла за один километр от особняка, чтобы не палить такси на камерах видеонаблюдения. На «нашей» территории было светло как днем — на каждом шагу стояли фонарные столбы, точно королевские стражники. Было так тихо и спокойно. Никогда не замечала такой тишины и спокойствия. Я остановилась напротив ворот. Просто стояла, устало так, обреченно. Ничего не кричала. Руками не махала. Просто ждала. И дождалась, ворота открылись, а мне на встречу выбежала всполошившаяся охрана. Как-же-так-мисс-Фальконе-вы-где-были-вас-все-ищут-скорее-скорее. В особняке дяди я прямо на ходу сбросила неудобные лодочки и облегченно простонала, пошлепав босяком, остановилась у окаймленного золотом зеркала и оглядела жалкую картину: волосы спутались, нечёсаные целый день; туш и тени подтекли, совсем как у Харли Квинн. Наверняка таксист подумал, что меня уже успели ограбить, изнасиловать и немножечко убить. В коридор первой выскочила София, застывшая при виде вероятно похороненной меня. Ее рука болталась в медицинском фиксаторе, а обнаженное плечо было перемотано эластичными бинтами, за которыми виднелись свежие кровоподтеки. Вероятно, ее серьёзно задело пулей. Следом вышел дядя с граненным стаканом, наполненным янтарной жидкостью, — что отмечаем, дядюшка, второе похищение за год? — а за ним несколько человек в полицейской форме. Ой. — А зачем полиция? Что случилось? — уставшим, непринужденным голосом спросила я. — Тебя похитили, — оторопело ответила София, неловко переведя взгляд на полицейских. — Меня? — удивленно переспросила и прыснула, отмахнувшись от таких глупостей. — Да что вы. Я в этой суете просто заблудилась. Я, знаете, в городе нечасто одна остаюсь, а с моими издержками богачей в виде топографического кретинизма и отсутствием карманных денег пришлось искать дом целый день. Знаете, я очень устала, все ноги истоптала, пойду я спатеньки, ладно? Мне завтра ещё маску Пугало дошивать и сериал досматривать. Я уже ковыляла по лестнице, держась за вычищенные до блеска перила, второй раз за день молясь, чтобы меня не окрикнули, не догнали, не потащили на опрос к полиции. Пожалуйста, просто поверьте мне и оставьте меня в покое. Никто не схватил меня за плечо. Не окликнул. В особняке стояла пугающе-неловкая тишина. Как на улице. И я, вздохнув облегченно, опустила ручку своей камеры, вошла внутрь, закрыла дверь, подперла её стулом и прямо в одежде завалилась в неразобранную постель. Впервые я уснула так быстро.