Не так важно место, как важен человек, кому можно открыться сердцем.
Лайя тяжело вздохнула, оглянув решетчатое окно, и села на кровать, поджав под себя ноги. Она совершенно не знала, сколько времени прошло с тех пор, как ее определили в камеру. Девушка горько усмехнулась. Какая ирония: всю свою профессиональную жизнь посвятить тому, чтобы вытаскивать клиентов из подобных мест, и самой же по итогу здесь оказаться. Бернелл всю дорогу от суда ни о чем не думала. В голове было на удивление пусто, а все мысли, словно дневники с неозвученными заметками, сгорели в огне. Лишь уже когда она проходила обычную для подобных мест процедуру оформления, на нее обрушился шквал разрозненных, словно кишащий муравейник, мыслей. Ведь она не одна в городе, кому избрали подобную меру пресечения. Ее должны были отправить в камеру, где помимо ее койки будет стоять еще несколько. И непонятно, кто будет соседями. Будучи адвокатом, Лайя всегда оценивала потенциального клиента и не бралась за дело, если от будущего подопечного веяло угрозой. Сейчас же никто выбор не предоставит, распорядится лишь удача. Только когда ее привели в камеру, Бернелл смогла облегченно выдохнуть. Насколько это было возможно в сложившейся ситуации. Девушка не знала, каким способом, но видимо Лео удалось как-то добиться для нее одиночки. Несмотря на все предрассудки о суровости одиночных камер ввиду невозможности общения, Лайя была рада такому исходу. Она совершенно никого не хотела видеть рядом с собой. Ей нужно было вспомнить, а лишние косые взгляды и расспросы лишь усугубили бы ситуацию. Тишина и покой — вот что нужно. Лишь будучи закрытой в четырех стенах, она не сможет найти то, на что можно было бы отвлечься, и будет сконцентрирована лишь на себе и своих воспоминаниях. Но судьба, кажется, была абсолютно настроена против нее. Мысли даже не собирались сосредотачиваться на Мехмеде и произошедшем той ночью. Весь разум был поглощен лишь одним образом, лишь одно лицо стояло перед глазами, словно наяву, затуманивая рассудок и отвлекая от, казалось бы, главного и важного. Несмотря на все обстоятельства, на ее положение, в груди Бернелл растекалось тепло, что обволакивало все тело, будто мягкое ватное одеяло. Лео. Безумно строгий прокурор, действующий только по правилам, в рамках закона, всегда говорящий одну лишь правду… Он сказал, что любит ее. Безудержную, взрывную, идущую напролом. Его слова все еще отражались в голове сладким, придающим сил эхом, и, наверное, именно признание Лео, его близость, не давали Лайе рухнуть. Кажется, если бы Нолан не вырвал ее из рук конвойных, не отвел в кабинет, садясь перед ней на корточки, она бы сломалась без шанса на восстановление. Просто исчезла, растворилась в воздухе, выполняя какие-то действия на автомате. Рухнула на матрас, как только бы оказалась в камере, и бесцельно на протяжении многих часов смотрела в стену. Но присутствие Лео, его поддержка, его вера, признание, — все это было словно живительной водой, воскресившей увядший, ни на что не способный цветок. А поцелуй разрушил последние преграды — он будто плавил в своих раскаленных лучах все сомнения и предрассудки. Плавил железо решетки, что теперь возникло между ними, рассоединяя сплетенные руки. Но не души. При воспоминании пальцы невольно коснулись губ, где все еще горело отпечатанное Лео сладостное клеймо. Вечное и такое желанное. Лайя не успела ничего сказать о своих чувствах, не успела открыть все то, что творилось в душе. В тот момент ее голова уже была пуста, и не нашлось ни одной мысли, которую можно было озвучить. Она ответила действиями, и знала, что Нолан поймет, не отвергнет, не оттолкнет. Она цеплялась всеми силами за его плечи, только так способная ровно стоять, а он держал ее так крепко, будто если отпустит — то и сам потеряет почву под ногами. Оба знали: если кто-то из них начнет падать, второй попытается удержать, а если не сможет, то упадет рядом, хватая за руку и глупо улыбаясь. И взлеты, и падения — все это они могли делать только вдвоем, плечом к плечу. Бернелл тряхнула головой. Почему здесь, сидя в холодных бесцветных стенах, она не думала о своем положении? Почему все ее естество заполнили воспоминания, которые и так слишком хорошо были запечатаны в сознании? Лайя должна была думать, как восстановить себе память и выбраться, оставляя железные прутья позади. Но вместо этого просто проигрывала в голове мириады воспоминаний, связанных с Ноланом. Может, именно эти мысли давали ей внутренний покой, давно потерянный, который она могла почувствовать только рядом с Лео. Может, давало мысленно отдалиться от реальности, что нависла над девушкой острым косым лезвием гильотины? Она могла спрятаться в прошлых солнечных моментах, успокаивая взбунтовавшееся сердце. Лайя так и делала, не могла отказаться. Холодные стены сейчас не давили на нее, и, закрыв глаза, она видела лишь Лео — того, чей образ был выжжен на внутренней стороне век. Их первая встреча. Первые взгляды, ядовитые слова, сказанные друг другу, первые тычки и перепалки. Встреча в кабинете, когда Нолан не повелся на ее уловки, сразу понимая, что она сфотографировала материалы дела. Его поддержка, объятия, все те правильные слова, что он сказал, оттаскивая с тонкого льда, под который Лайя была готова провалиться. Совместная работа, прогулка по набережной, ужин на двоих с привкусом откровений, шрам от ножа, завязанный галстук. Лайя прокручивала в голове каждую деталь, наслаждаясь теплющим в груди чувством, но была вырвана из собственных раздумий резко открывшейся дверью, что неприятно лязгнула железом. Сообщили о прибывшем посетителе. Бернелл подскочила, замирая. Это должен быть Лео, только ему под силу в такой короткий срок добиться свидания. Возможно, повлияли связи прокурора или он нашел какую-то причину, по которой немедленно необходимо взять показания. Девушке было все равно. Она безумно хотела увидеть его. Вдохнуть запах кедра, увидеть зеленые, словно весенняя трава глаза, и просто прижаться к нему, чувствуя на собственной талии теплые уверенные руки. Внутри что-то тяжело рухнуло вниз, когда в комнате свиданий вместо Нолана адвокат обнаружила виновато улыбающуюся Сандру. Дверь закрылась, отрезая их в этой небольшой комнате от окружающего мира, и Лайя, сдержав полный отчаянного разочарование вдох, села напротив Ньюман, приветливо приподняв уголки губ. — Понимаю, что ты хотела бы видеть Лео, — Сандра поджала губы, — но он пока не может, ухватился за одну зацепку, поэтому приехала я. — Я тебе рада, — Бернелл тряхнула головой, прогоняя осевшее на плечах неприятное чувство, и протянула руку, сжимая лежащую на столе ладонь комиссара. — Я привезла тебе необходимые вещи, — Ньюман взглядом указала на стоящую на полу спортивную сумку и сжала пальцы Лайи в ответ. — Как ты себя чувствуешь? — Еще не поняла, — выдохнула адвокат. — Странное такое ощущение — не помнить ничего… Темнота перед глазами. Словно кто-то закрасил яркую, полную цвета картину слоем черной густой краски. Лайя никогда не страдала проблемами с памятью, все события запоминались легко, записываясь на жесткий диск ее сознания. Девушка даже экзамены в университете сдавала относительно легко, запоминая все после одного внимательного прочтения текста. Бернелл не помнила только свое детство до того, как попала в приемную семью, но считала, что подобное произошло в силу маленького возраста. — Ты обязательно все вспомнишь, — Сандра смотрела на нее ободряюще. — А если нет? — Ну, может это тогда и к лучшему, — хмыкнула комиссар; Лайя нахмурила брови. — Воспоминания, связанные с Мехмедом, — не самые лучшие. А Лео и без твоей восстановленной памяти обязательно во всем разберется и все выяснит, — Ньюман улыбнулась. — Не зря же он у нас один из самых лучших прокуроров, гляди, скоро всей прокуратурой города руководить будет, а там и до страны недалеко, — Сандра игриво нахмурилась, копируя серьезное выражение лица Нолана, и Бернелл не смогла сдержаться от смешка. — Спасибо, — не стирая с лица улыбку, поблагодарила адвокат, а потом, словно опомнившись, наклонилась к сумке, поднимая ее и ставя себе на колени. Девушка расстегнула замок и с удивлением обнаружила внутри собственные вещи, из своей квартиры. В больницу Сандра привезла одежду из какого-то магазина, сейчас здесь определенно лежали ее собственная толстовка, единственные в ее гардеробе кеды, несколько футболок, штаны, ее зубная щетка. Там даже лежала книга из книжного шкафа, что стоял в спальне. — Ремарк? — Лайя провела кончиками пальцев по обложке. — Как ты узнала, что именно эту я не читала? — Ты сама мне сказала, что тебе подарили ее, а ты все никак не могла добраться, — довольно сверкнула улыбкой Ньюман. — Ну, когда мы посиделки устраивали с бутылочкой шоколадного виски. — Как ты попала в мою квартиру? — Лайя застегнула сумку и снова поставила на пол, чуть позади себя. — У тебя же нет ключей, а мои куда-то пропали. — У Локида были запасные ключи. — У Ноэ? — воскликнула адвокат. Она прекрасно помнила, что давала запасные ключи Владу, но также и прекрасно знала, что закрытый замок для беса не был проблемой. Но удивление сдержать не получилось: как вообще Ноэ и Сандра связаны? — Да, он у твоего крестного забрал. — Влад в курсе всего? — Бернелл поджала губы. — Нет, — отрицательно мотнула головой комиссар. — Он куда-то уехал, я точно не поняла. Локид хотел сообщить вчера, но я его остановила. Это бы шум подняло, а перед заседанием нам не нужны были лишние разговоры. — А сейчас? — Если честно, — вздохнула Сандра, — я даже как-то не интересовалась. Просто позвонила твоему ягодному дружку и попросила ключи от квартиры. — Ягодному дружку? — усмехнулась Лайя. — А я смотрю, Ноэ зря времени не терял. Но, Сандра, — адвокат вмиг стала серьезной: Локид всегда славился своей любвеобильностью, и Бернелл не хотела, чтобы Ньюман как-то пострадала. — Ноэ он такой… — Бабник, — прервала ее комиссар, заставив Бернелл замереть. — Знаю, поняла, — она закатила глаза. — Не беспокойся, я не собиралась даже с этим стерильным пижоном романы крутить. Мне клоунады и на работе, если честно, хватает. — Хорошо, — кивнула Лайя. — А почему стерильный? — Потому что вечно в белом ходит.⸺✧✧✧⸺
Ночью, когда Лайя оказалась зажата в маленьком пространстве, ей казалось, что она задыхалась. И дело было не в нехватке воздуха — свежего, пропитанного ночной влагой. Ее одолевали кошмары. Мучительные, заставляющие подскакивать и глубокими вдохами унимать бешено колотящееся сердце, словно такой ритм мог помочь подальше убежать от всех сомнений и страхов, что смешались в невообразимый коктейль из эмоций и чувств. Девушка упрямо заставляла себя опускать голову на твердую подушку, чтобы снова забыться еще более беспокойным сном. Ей снился Мехмед, с довольной улыбкой убивающий Милли, когда сама Бернелл стояла на месте, не в силах никак ему помешать. Снился темный холодный лес, из которого она не могла найти выход, вынужденная бесконечно плутать в лабиринте из высоких деревьев, пытаясь убежать от грозного звериного воя, преследующего ее по пятам. В одном кошмаре Лайя держала в руке нож, а уже через мгновения наносила Мехмеду сокрушающие удары. Слышала звук, с каким острое лезвие входило плоть, видела кровь на своих ладонях — со временем она высыхала на коже, окрашиваясь в неестественный черный цвет, а потом эта чернота поднималась вверх по предплечьям, доходила до ключиц, а затем стекала в сердце, наполняя его мраком. В другом ночном кошмаре она стояла посреди круга. Сандра, Ноэ, Влад, Лео — они находились вокруг нее. Каждый смотрел на нее испуганными глазами, будто видел перед собой чудовище, а затем на их лицах отражалась боль, что сводила мышцы до судороги, и все, как один, стали зажимать раны на груди, пытаясь удержать внутри льющуюся кровь. Но не получалось. Сандра и Ноэ упали первыми, и шедший мощным потоком дождь размыл багряную жидкость из-под их тел по серому асфальту. Следующим упал крестный, бросив на Бернелл полный ненависти взгляд. На ногах остался лишь Лео. Он стоял, сжимая от боли зубы, с закрытыми глазами. А когда открыл — Лайя увидела в потухших и ставших почти прозрачными зрачках отражение самой себя. Она была в крови — друзей, Влада и Лео. Этот ночной ужас стал последней каплей. Адвокат уже не спала, просто лежала, смотря в потолок, в страхе, что ее веки снова сомкнутся, а сознание нарисует еще одну картину, которая отравит ядом и так затуманенный рассудок. После подъема она даже не смогла позавтракать. Просто безучастно смотрела на тарелку с едой, так и не притронувшись к ней. Казалось, что если она возьмет хоть крошку в рот, ее вывернет наизнанку. Лайя смогла лишь сделать глоток воды. Спустя несколько часов Бернелл сказали, что к ней снова пришел посетитель. Девушка сжалась как пружина, но с непонятно откуда пробежавшейся по рукам дрожью пошла за конвоиром. Кого она хотела увидеть больше всего? Кто был так сильно необходим, чтобы уверенной рукой разрезать сети страха, в которые Лайя сама же и угодила? Кто был этим человеком? Ответ был прост и очевиден. Когда Лайя на этот раз заходила в комнату для свиданий, она смотрела в пол. Боялась, что это снова окажется не тот, о ком она думала. Это была неизвестность, но девушка предпочитала ее, полную грез, чем разбивающую иллюзии реальность. Вдруг это снова Сандра? Или Ноэ? Бернелл зажмурилась, думая о том, почему ей еще в камере не сообщили личность посетителя. Впрочем, она сама могла спросить. Но не сделала этого, заставляя собственное упрямое сердце биться, удерживаемое на шатких опорах надежды. — Лайя, — тихо выдохнул родной голос, и девушка вздрогнула, поднимая глаза. Лео. Он стоял всего в нескольких метрах от нее. Всего три шага — и она окажется рядом с ним. Бернелл резко втянула воздух, на ее губах мелькнули проблески улыбки. Лео ответил тем же, обрубая сдерживающие девушку цепи. Больше ни о чем не думая, Лайя почти влетела в мужские объятия. Ее ладони крепко вжимались в напряженную спину Нолана, будто проверяя, настоящий ли он или снова лишь мираж, представший перед глазами. Она утопала в нем, растворялась, окутанная терпким запахом кедра. Словно они вдвоем оказались в другом мире, где нет ни боли, ни страхов, ни сомнений, а есть лишь они, не обремененные никакими обязательствами. Лайя почувствовала, как Лео уткнулся ей в шею, проводя кончиком носа от линии плеча до мочки уха, и от этого мягкого прикосновения хотелось счастливо улыбаться ему в грудь, зная, что он почувствует эту улыбку. Одна его рука крепко лежала на талии, вторая же зарывалась в волосы, собранные в неуклюжий пучок. Если вчера они горели, опоясанные смертоносным пламенем и осыпаясь пеплом к ногам, то сегодня рождались вновь из этого праха, удерживая друг друга и помогая подняться. Пока огонь был слабым, успокаивающим и согревающим озябшие пальцы, но оба знали, что пламя скоро вновь озарит все вокруг золотисто-красным свечением, заставляя полыхать еще ярче, еще сильнее, чтобы затем вновь стать лишь сероватыми ломкими хлопьями золы. Это был бесконечный круг из пламени и возрождения. Возможно, их слившиеся в единое души были фениксом? Птицей, которая живет вечно: всегда сгорает в пламени и вновь возрождается из пепла. — Ты в порядке? — тихо прошептал Лео, и Лайя отстранилась, чтобы посмотреть ему в глаза — на дне зрачков мерцало золото. — Теперь да, — лишь также тихо ответила девушка. Ее ладони плавным движением спустились от его плеч по рукам, и Нолан перехватил ее пальцы, сжимая в своих. — Давай присядем, — мужчина, не отрывая взгляда, указал в сторону стола, что был сбоку от них, и Бернелл кивнула. Они медленно прошли и сели друг напротив друга. Теперь их разделяла лишь металлическая поверхность стола, но Лайя не ощутила тоску, камнем упавшую на сердце: их руки все еще были сцеплены в замок, она видела родное лицо, обводя взглядом каждый его миллиметр. Но взгляд то и дело опускался на чуть приоткрытые губы, а память услужливо подкидывала картину вчерашнего дня, накаляя воздух. Как же снова хотелось просто прижаться к нему, обхватывая руками за шею и зарываясь пальцами в рыжие волосы, снова оставить на собственных губах это клеймящий ожог. Лайя сглотнула, понимая, что не хочет, чтобы их совместные моменты были связаны с этим местом, чтобы второй шаг их истории был сделан посреди тюремного холода. Девушка тряхнула головой, давая взгляду подняться чуть выше, снова к глазам, что опасно блестели в полумраке комнаты. От этого еще не восстановленное дыхание снова перехватило: Лео тоже смотрел на ее губы. В горле резко пересохло. Казалось, что кто-то откручивает крышку керосиновой лампы, чтобы вылить содержимое прямо на них, и оба снова вспыхнут. Лайя выдохнула, пытаясь расслабить собственное тело, глаза забегали, пытаясь за что-то ухватиться. Как бы она не хотела этого сейчас, их второй поцелуй не должен состояться в тюрьме. Это было как-то неправильно. — Ты сегодня хоть спал? — резко спросила Бернелл, нахмурившись, когда заметила темные круги под глазами прокурора. Нолан дернулся, наконец-то перестав гипнотизировать ее губы, и отрицательно качнул головой. — Лео, — укоризненно процедила адвокат. — Снова бессонница, — лишь ответил он, проведя большими пальцами по ее костяшкам. — Ты вспомнила что-то? — Нет, — удрученно выдохнула Лайя. — Помню, как вышел Мехмед из зала суда, улыбаясь, как мы потом говорили и я ушла… А потом… пустота… — Ты мне позвонила вечером, — начал издалека Нолан. — Да, ты это уже говорил, — девушка поджала губы. — Расскажи подробно, что я говорила, — попросила она. — С деталями. — Ты, — Лео замялся и чуть сильнее сжал ее ладони. — Ты извинилась. Сказала, что веришь мне. Веришь, что я смогу добиться для Мехмеда обвинительного приговора, что у нас все получится. — Это правда, — улыбнулась Бернелл. — Я этого не помню, но я верю тебе, кажется, даже больше, чем самой себе… — она горько вздохнула. — Что ты ответил? — Поблагодарил тебя. И сказал, что это очень важно для меня, — Лео поддался еще ближе, почти наваливаясь на стол. — И это все еще важно для меня, Лайя, — серьезно проговорил он. — Верь, пожалуйста, что у нас все получится. Мы справимся со всем. Вместе. Адвокат закивала, чувствуя, как предательские слезы подступают к глазам. Они боролись. Всегда. Сначала за справедливость, а теперь — за себя. Лео вел битву, Бернелл знала — за нее, за ее свободу. И Лайя должна ему помочь. Пусть она все еще не верила в собственную невиновность и не хотела врать, но она тоже могла бороться. Ради него. Ради них. — Мы договорились встретиться в том кафе, где обедали в последний раз, в десять часов, — продолжил Нолан. — После — пожелали друг другу спокойной ночи и все. — Ничего не помню, — сокрушенно прошептала она и опустила голову на их сцепленные вместе руки, будто это простое прикосновение могло восстановить упрямую память. — Ничего страшного, — Лайя почувствовала, как Лео опустился следом и его губы уткнулись ей в макушку в легком, почти невесомом поцелуе. Прикосновение на грани нежности и собственничества. — Я разберусь со всем, даже если ты ничего не вспомнишь, — прошептал он. — Это важно в первую очередь для тебя, — Нолан чуть повернул голову в сторону, чтобы было удобнее говорить, и теперь соприкасался щекой с ее волосами, будоража своим дыханием кожу у мочки уха. — Ты ведь, если не вспомнишь, не успокоишься. Так и будешь терзаться, — Лайя в ответ лишь выдохнула, безмолвно соглашаясь. — Ты голодная? — как бы невзначай спросил он, резко сменив тему, что заставило Бернелл снова ровно сесть, прекращая это прикосновение, и недоуменно вглядываться в чуть смеющиеся глаза прокурора. — Что? — она встряхнулась, но все же решила ответить на вопрос: — Не знаю. С утра совершенно аппетита не было, — Лео кивнул своим мыслям и повернулся, ищя что-то в пакете за своей спиной. — Только не говори, что ты притащил сюда еду в контейнере. — Раз вы не хотите это слушать, то не скажу, госпожа адвокат, — сыронизировал мужчина, на что Бернелл лишь цокнула. — Держи, — он повернулся, протянув ей ложку. — Пластиковая? — вскинула брови Бернелл. — Ну, и эту с боем отбил, — улыбнулся Нолан. — Убеждал всех, что из пластиковой ложки ты уж точно заточку не сделаешь. Лайя не смогла сдержать смешок. Если честно, она все еще не понимала, как с человеком может быть так легко. Пока Лео был рядом, улыбался ей, пока она слышала его голос, то словно… оказывалась дома. В безопасности, в спокойствии. Мужчина что-то говорил на отвлеченные темы, будто давая им обоим передышку от бесконечных мыслей, терзаний и поисков, пока Бернелл с появившимся немного аппетитом ела. Если размыть весь фон, наложить какой-нибудь нехитрый фильтр, может показаться, что они просто оказались в каком-то дешевом кафе — просто сидят, разговаривают, наслаждаются друг другом. Но время поджимало. В металлическую дверь сильно постучались, и Лео досадно выдохнул. — У нас осталось несколько минут, — сказал он, заставив Лайю мгновенно очнуться. — У меня для тебя есть кое-что, — прокурор снова потянулся к пакету и достал оттуда блокнот с вложенным карандашом. — Это тебе. — Зачем? — нахмурилась Бернелл. — Рисуй, записывай любые мысли, все что в голову приходит, даже если кажется бесполезным. — Думаешь, поможет? — горько усмехнулась она, забирая из его рук блокнот. — Надеюсь, — выдохнул Нолан, вставая с места. Лайя поднялась тоже. — Начни с мелочей, вообще не связанных с Мехмедом, — предложил он. — Вспомни детство, например, попытайся попробовать восстановить образы, которые теперь размылись со временем, попробуй их нарисовать. Отпусти мысли. — Хорошо, — кивнула девушка. — Я попытаюсь, — пообещала, а потом, понимая, что пришло время прощаться, вновь прильнула к нему, сжимая в объятиях. Лайя отстранилась первая, понимая, что если она простоит, вдыхая его запах, хотя бы еще пару секунд, то сломается под напором жгучего желания, руша все вокруг. Потому что невозможно стоять так рядом и просто обнимать. Невозможно чувствовать его ладони на своей спине и знать, что совсем скоро там будет холодно. Невозможно смотреть ему в глаза и пытаться остановить бурю, что разверзалась внутри. Поэтому, улыбнувшись и прижав двумя руками блокнот к груди, где бешено колотилось сердце, Бернелл пошла к выходу. — Лайя! Адвокат обернулась, ловя его взгляд — опасный, блестящий, завораживающий. Он приковывал к себе, был магнитом, что хотел притянуть упрямый металл. Почему она сопротивляется? Почему хочет держаться за какие-то придуманные правила? Это бесполезно. Все эти рамки, условности, страхи и сомнения. Это фикция, ненастоящее, это никому не нужно и ничего не даст. Лайя сделала шаг — любой металл притягивается, любой — плавится. Блокнот с карандашом с гулким звуком упал на пол, запуская механизм — возможно, неправильный, но разве это имело значения сейчас? Лайя буквально влетела снова в объятья Лео, обхватывая его шею ладонями, и уже через мгновение прижалась к губам, похищая его дыхание из легких. К черту все, она хотела этого, хотела целовать его, гладя скулу ладонью, хотела чувствовать, как его пальцы пробираются по шее к затылку, находя резинку и распуская волосы, а потом взлохмачивая их. Они не цеплялись друг за друга, пытаясь выкарабкаться, они, подавая друг другу руки, пробирались через тернии, чтобы добраться к свету. Они упивались вкусом губ, прикосновениями, дыханием — одним на двоих. Лайя слышала, как в висках стучали сердца. Их сердца, сливая разные, совершенно несовместимые ритмы в один — целый, единый. Говорят, что люди должны быть идеальными партнерами, подходящими, понимающими любое действие друг друга, чтобы вместе сразу попасть в ритм, танцуя свой танец жизни. Но чувства приходят в процессе, оба учатся, узнавая партнера, привыкая к нему, учатся вместе танцевать, слышать ритм и делать шаги, то кружась в нежном венском вальсе, то сгорая в бешенном аргентинском танго. Только тогда получается настоящее искусство, раскрываются настоящие чувства. Они отстранились и прижались лбами, глотая один и тот же воздух, пропитанный распоясавшимися языками пламени. Дышали тяжело, пытаясь востановить гулкие биения сердец. Кончиками пальцев Лайя методично вырисовывала какой-то узор на его шее, пока Лео игрался с ее прядями. Снова стук в дверь. Теперь времени нет. Бернелл вздохнула, принимая решение. — Я люблю тебя, Лео, — прошептала она. Не важно, где это произошло, при каких обстоятельствах, Лайя должна была это сказать. Должна была дать ответ на его признание. — И я тебя, — обдал дыханием ее кожу Нолан, и адвокат улыбнулась: она это знала. И это одна из тех вещей, ради которой стоит бороться.⸺✧✧✧⸺
Лайя рисовала. Бездумно водила карандашом по плотной бумаге, вытягивая из себя любые образы — все, что угодно. Записывала, выводила какие-то мысли. Даже если в голову приходили строчки из какой-то песни, то они тут же появлялись на бумаге — вдруг, она слушала эту музыку тем днем. Бернелл просто рисовала, перелистывая страницы блокнота одна за другой. Все рисунки были неясными, неточными, но все равно в них угадывались то окровавленный нож, то лес, то ночное небо с яркой луной. Бернелл вспоминала детство, крадя образы и оттуда. Она не задумывалась о том, что рисует, следуя потоку мыслей и решая рассмотреть все потом. И теперь девушка лишь разглядывала собственные рисунки, пытаясь понять, что на них. Треугольный стол, в каждой вершине которого сидел человек. Что это? Откуда? Лайя ничего не понимала. Следующий рисунок был не менее странный — три места в центре, будто троны, а перед ними толпа людей. На третьем — размытая тень, на которую Лайя не пожалела карандаша, раскрашивая в черный, а рядом — клинок. Это было знакомым, хоть очень смутно… Бернелл вздрогнула, когда поняла, где видела и эту тень, и этот клинок. Ее сон, ее кошмар — тот самый, что она увидела перед ссорой с Лео. Именно эта тень убила ее родителей, Влада и Лео, оставив после них лишь прах. Почему это снова вырвалось? Потому что ей ночью снова снились кошмары? Девушка тяжело вздохнула, беря в руки еще один непонятный рисунок — женщина без лица. Но она настолько казалось родной, что сердце сжималось. В голове пронеслось лишь отчаянное «мама», и Лайя отложила рисунок. Последний был также с тремя фигурами — женщина и двое мужчин. Почти схематичный рисунок, но отчего-то он больше всего привлек внимание Бернелл. Она рассматривала его очень долго, пытаясь сопоставить образы с реальностью, но ничего не получалось. В мыслях было снова пусто, адвокат даже не поняла, откуда всплывали эти картинки, что вылились на белую бумагу. Объявили отбой. Лайя легла на твердую кровать, укрывшись одеялом почти до самого носа. Бернелл надеялась, что кошмары хотя бы сегодня оставят ее, давая отдохнуть, и специально пыталась думать на какие-то отвлеченные темы. Но перед глазами были лишь три величественные фигуры. Держа их образ в голове, девушка и провалилась в сон. Который не принесет ответов, а затуманит мысли множеством вопросов.