Мы еще увидимся, Майор.

      Время, казалось, остановилось и не хотело двигаться дальше. Зима в округе Бразориа оказалась слишком засушливой. Климат был излишне влажным, а небольшие, но частые торнадо  — обычным явлением. Гарри, как человеку, прожившему все свое детство в Англии и юношество в Шотландии, было трудно приспособиться к такой погоде. Здесь даже воздух казался удушающим, а палящее солнце слепило даже зимой. Какая погода будет летом, не хотелось даже представлять.         Гарриет скучала по дождю, по снегу. Вечером она всегда сидела около окна, отличающегося большой рамой и широким подоконником. Гарри позволяла себе забраться на него с ногами, поставить горящую свечу рядом, чтобы не так было темно, и наблюдать за происходящим на улице.   Одна и та же картина сада со временем надоела бы каждому. И это с учетом того, что прошло всего чуть больше недели. Как странно, ведь Гарри казалось, что перед глазами пролетел уже месяц. Время так жестоко с ней поступило и продолжает поступать.   Жить в девятнадцатом веке оказалось скучно. Но даже так, любой бы другой человек на месте Гарриет возрадовался бы такому подарку свыше. Представьте, вам уготовано умереть, вас готовили к этому. Вы пошли на это, смирились, что больше не увидите улыбки своих друзей, не сможете почувствовать бескрайнюю свободу, только лишь взлетев на метле. Гарри готова была перечислять многие радости, которых она лишилась. Однако взамен судьба дает что-то новое, еще не познанное: балы в пышных платьях, мир глазами девятнадцатого века, в конце концов совершенно другая страна со своими уникальными тайнами и странностями. И это лишь поверхностная оценка ситуации, в которой оказалась девушка.   Но…это было не ее. Гарриет читала что-то об этом времени. Знала, что женщинам здесь тяжелее добиться своих прав и привилегий, доступных мужчинам. Тяжелее проявить свои амбиции и найти что-то по душе. Женщина здесь  лишь тень себя. В конце концов Гарри не видела себя обычным человеком. Ей не хватало магии.         Живя в чулане под лестницей, девочка мечтала о свободе, о том, что сможет позволить себе в будущем лучшую жизнь. И этим все ограничивалось. Она видела лишь итог в своих мечтах и совсем не знала, как прийти к нему. Попав в волшебный мир, Гарриет оценила всю прелесть своей жизни. Сначала, слишком стесняясь и страшась неизвестного, она шаг за шагом шла к тому, чтобы обрести внутреннюю себя, чтобы найти свое место в мире. И хоть маги предопределили место Гарри в их сообществе, Гарриет никогда бы не согласилась с этим. Она не хотела себя считать «девочкой-которая-выжила». Она хотела найти себя настоящую. И это оказалось куда тяжелее, чем Гарри ожидала.   Судьба каждый раз посылала ей испытания, не давая и шанса обдумать свое место в магическом мире и предопределить будущее. За нее всегда все решали. Но несмотря на все трудности Гарри по-настоящему наслаждалась этой жизнью: ее окружали настоящие друзья. Ее окружало волшебство. Как же светились глаза Гарри, когда та каждый раз выпускала из своей палочки магию, творя то или иное заклинание. Это было частью ее жизни, частью души.       Судьба пошутила над ней, думая, что может сделать куда больнее, чем просто даровать смерть. У Гарри отобрали все: прекрасную жизнь, друзей и магию. Девушка не чувствовала ничего внутри. Только пустота. Пыталась сотворить хоть бы искорку магии, но все было тщетно. Вместе с этим приходило опустошение и в душе.       В новом доме было скучно. Неизвестность сводила с ума. Гарри не могла даже сказать кому-то о том, что у нее на душе. Не поймут, посчитают сошедшей с ума. Меньше всего Гарриет хотела быть упеченной в дом для душевно больных.       Гарри молчала, копя свои эмоции и переживания внутри. Молчала и почти ни с кем не говорила. Общество знакомых Мари было чуждо. У Гарри не хватило бы сейчас сил играть прежнюю Мари, делать вид, что она понимает, о чем говорят люди, что хотят от нее.       Однако были и такие, как Люси: сестра, отличающаяся излишней навязчивостью, но вместе с тем тактичностью и умением отступить в крайний момент. Гарри ценила то, что Люси не пыталась выспросить больше нужного. Ценила то, что Люсьена заботилась о ней, принося чай по вечерам и рассказывая что-то. Чаще их посиделки походили на монолог, однако сестру это никак не напрягало. И Гарри была благодарна.       Гарри могла бы предположить, что в такой ситуации ей смог бы помочь Дамблдор. Она бы смогла просить у того помощи, хоть и не доверяла бы больше. Гарри хотела понять старика, его мотивы, но на прощение предательства не было сил. Дамблдор всегда был добр к ней, Гарри искала в нем поддержку. Но простить то, что все это время ею манипулировали, готовили к смерти, не было в ее компетенции. Готовили, как овцу на убой. Гарри понимала, что тот выбрал жизни тысячи вместо одной. Понимала, однако чувство обмана и предательства не заглушит ничто. Даже вспоминать не хотелось. Ей хотелось использовать Дамблдора также. Воспользоваться помощью, однако тот не был всесилен. И тот еще не родился…             Гарри находилась в отчаянье и по другой причине. Магла не сможет даже найти магический квартал, что уж говорить про то, чтобы пройти через барьер и войти в Хогвартс. Это тело не поможет Гарри. Ее душа рвалась наружу, однако все также оставалась запертой в Мари.       Гарри думала, что ее нельзя сломать. Но…все бывает впервые. В одну из ночей девушка поддалась эмоциональности нынешнего тела и заплакала. Плакала она тихо, прикрывая рот, чтобы ни один всхлип не вырвался наружу. Гарри не хотела, чтобы кто-то слышал ее отчаянье, чтобы кто-то увидел ее слабость, придя на звуки. Душа Гарриет металась по своей «клетке», билась о преграды без возможности выйти. Гарри было больно, настолько, что просто хотелось вырвать себя, пронестись через пространство и время, оказаться на той злосчастной поляне. Так хотелось — возможностей не было. — Каждый раз ищу в тебе хоть толику счастья, да найти не могу, — как-то сказала Люси, заваривая обыденный чай, что приносила каждый вечер. — И говорить не хочешь ни с кем. А ведь все волнуются.       Гарри каждый раз вымученно улыбалась сестре, принимая из ее рук чай. Молчание Поттер могло затянуться до самой ночи, когда приличные дамы давно ложились спать. Девушка чувствовала, что стала словно тенью себя прошлой. Не было в ней больше искорки жизни. — По тебе скучает Кэрри, — говорит она. В этот раз Гарри понимает о ком речь. Тот, что пришел к ней меньше пару недель назад и принес газету. Навязчивый мальчик, что ходил в гости чуть ли не каждый второй день. Гарриет понимает его намеренья, да только принять, как Мари, не может. Гарри понимает, что если бы от нее отказалась Гермиона или Рон, то было бы больно. Кэрри тоже сейчас больно, потому что его отвергает Гарриет в теле Мари. Оттого Гарри чувствует себя беспощадной, что вздумала играть чужими чувствами. Мари и Кэрри — лучшие друзья, не разлучные с самого детства. Только Гарри не Мари. — Я же вижу, тут больше, чем дружба. Жаль сознаться не желаешь, — продолжает Люси, подтверждая догадки Гарриет. Поттер подозревала, что всё не ограничивается обычной дружбой. Мистер Харрисон небезразлично смотрел на нее. Проявлялось это во многом. Кэрри позволял себе касаться рук девушки чаще нужного, смотрел на Гарриет с искренним обожанием во взгляде. Гарри не нужно было чужой любви. Девочка изо дня в день думала о том, как покинуть Техас и добраться до Шотландии. Большего и не хотелось. Тут не до любви. — Я не чувствую к нему ничего, — подала голос Гарриет, удивив сестру. Та даже ойкнула. Гарриет лишь хотела расставить все точки над i, чтобы больше не возвращаться к этому вопросу. Не особо хотелось поднимать тему чужой уже, вероятно, безответной любви. Ей это знакомо. — Кэрри хочет большего, а мне этого не нужно. Поэтому наше общение свелось к минимуму. — Раньше и слова не могла вымолвить. Я рада, что ты открылась мне, — шепчет Люси, наполняя чашку новой порцией чая. — Добавишь молоко в следующий раз? — спрашивает Гарри, не в силах больше пребывать в тихом одиночестве. Две молчаливые недели сделали свое — хочется просто поговорить с кем-нибудь хотя бы ни о чем. И хочется чем-то разнообразить этот осточертевший чай. — Раньше тебе не нравилось молоко, хотя тетушка всегда предлагала, — протягивает Люси, однако с просьбой соглашается. Гарри не питала особой любви к молоку, скорее это было как одноразовое желание попробовать что-то другое. — Знаешь, в какой-то мере я завидую тебе, — протягивает Люси. А Гарри удивленно поворачивается к сестре. — Ты так хорошо ладишь с тетушкой. Мы не поладили с ней с самого начала, — говорит Люсьена, — Она кажется единственным шансом поехать в Европу. Наши родители никогда не покинут Техас даже если грянет война. — Почему ты так думаешь? — Гарри цепляется за слово Европа. Возможно, все куда проще, чем она думает. В любом случае, девушка покинет континент с чей-то помощью или одна. — Это их родина. Наша тоже, — грустно ответила Люси, — Разве гоже нам отказываться от родины? К тому же в такое трудное время? — А если родина откажется от нас? — спрашивает Гарри. Она помнит только то, что в США была одна единственная Гражданская война. К тому же все шло к этому. В газете то и дело, что писали о том, как штат за штатом отрекаются от США, противятся взглядам северян. — Родина не может отказаться от нас. Может отказаться правительство, а оно не родина, — сказала не по годам умные слова Люси. Гарри была поражена. Люси создавала впечатление легкомысленной девочки, на деле же была проницательной и умной барышней. — Будущее определится во время выборов. Они совсем скоро. — Четвертого марта, — согласно кивнула Гарри. Об этой дате печатали во всех газетах. Гарри знала: победит Линкольн и тогда это станет последним толчком к началу Гражданской войны. Знала, что тогда покинуть континент окажется труднее. Время безвозвратно утекало, не давая обдумать даже план, не то, что реализовать. Трудности начинались с того, что девочке, не достигшей восемнадцатилетия никто не разрешит сесть на корабль без сопровождения. Второй трудностью оказалось отсутствие финансовой подушки. И, в-третьих, Гарри просто не знала, что ее ожидает там, на другом материке. Гарриет совершенно не была знакома с этим миром. — Ну а что ты думаешь о молодом докторе, который лечит наш город? — спросила Люси, сменив тему, — Мы ведь только недавно отделились от Техаса и стали самостоятельным городом. Повезло, что нам выделили мистера Уолтера. Он молодой специалист, только-только выпустился, но свою работу знает. Да и собой хорош. Знала бы ты, сколько девиц за ним бегает. — Мне это неинтересно, — Гарри решила оборвать рассказ Люси. Ей не интересны отношения. Все, что интересует Гарри, — как вернуться в свою прежнюю жизнь. Гарриет не хотела мириться с тем, что может прожить в чужом теле до самой смерти. — Мне не понять тебя, Мари, — Люси шутливо покачала головой. Она нисколько не осуждала Гарри, да только и понять не могла. — Каждая девушка мечтает о прекрасном муже. Так трудно найти того, кто любил бы. — Не каждая, — прошептала Гарри. Она не мечтала. Она хотела лишь вернуть себя прежнюю.       Она не принадлежала этому времени, хоть и осознавала в глубине души неизбежность ситуации. На первых порах девушка все так же подслушивала чужие разговоры. Надеялась, что хоть кто-то обмолвится словом о волшебном мире.       И совершенно не понимала, как могла переместиться во времени без маховика времени, к тому же прямиком в чужое тело. Гарри начала даже верить в реальность тетушкиных романов. Что если Гарриет тоже проживет чужую жизнь вплоть до своей смерти? А что же случилось с ее прошлым телом и душой этой девушки?       Тяжелее, наверное, было думать о том, что случилось после ее смерти. Смогли ли жить дальше Гермиона и Рон? Смогли ли волшебники прийти к мирному времени?       Гарри верила и надеялась, что когда-нибудь все станет прежним. И все вокруг лишь плод ее фантазии. — А-а? — удивленно протянула Люси, — Как это не каждая? Совершенно каждая. Как же ты тогда будешь жить и без мужа?       Гарри хотелось переубедить Люси, что она может прожить прекрасную жизнь и без кого-либо. Да не будет ли это бесполезным? Вместо этого Гарри съязвила: — Что же ты не бегаешь за лекарем? — последнее слово Гарриет протянула с особой интонацией. В ней был и протест против этого надоедливого старомодного говора, и желание подчеркнуть то, чем Люси доставала ее последние несколько минут. — Как же я могу бегать за ним? — удивленно протянула Люси, — Тебе ли не знать, что сердце мое давно принадлежит другому. Да не любит он меня только.       Гарри мысленно дала себе оплеуху. Вот она вспылила, тем самым могла себя и раскрыть, если бы тема не была столь мелочной. — Извини, Люси, — впервые Гарри обратилась к сестре по имени. Интерес был, да только тему нельзя развивать. Мари знала о ситуации Люси, а значит и не спросила бы.       Вечер в который раз подошел ко сну. Люси покинула комнату, оставляя за собой пугающую и давящую тишину. Гарри всегда старалась заснуть побыстрее, чтобы не чувствовать отчаянья и одиночества, что преследовали ее в этом мире с самого первого дня.       Завтра наступит новый день.       Завтра, четвертого февраля, окончательно сформируются Конфедеративные Штаты Америки.

***

      Порой отчаянье захлестывало Гарри куда сильнее, чем она могла вытерпеть. В такие моменты девушка старалась написать на бумагу каждую свою мысль. Выплеснуть всякое отчаянье и тревогу, как чернила выплескивались кляксой из-за неосторожных движений. Красивое письмо никогда не было сильной стороной Гарриет. Она не была такой же прилежной ученицей, как Гермиона, такой же аккуратной. Скорее Гарри были ближе импульсивность и неаккуратность Рона. Наверное, на этом они и сошлись еще в первый день знакомства.       Каждый раз, когда Гарри исписывала лист, не оставляя на нем пустого места, она шла к камину, сжигая бумагу. С одной стороны все ее терзания превращались в пепел, с другой — была гарантия, что о них никто не узнает.       Это занятие спасало Гарриет. Жизнь уже казалась чуточку ярче, а время не тянулось столь медленно.       Как и предполагалось, на выборах победил Авраам Линкольн. Надеждой южан было то, что новый президент, как республиканец, поймет роль рабов в развитии экономики страны. Если он поддержит ранее принятый закон об отмене рабства, то многие южане лишатся своих поместий и денег. Все, что они делали для страны, перечеркнется. Экономика испытает сильный спад.       Однако несмотря на надежду каждый южанин понимал, что Линкольн лишь фигура в политике и не сможет пойти против демократов. Он не отменит закон. В отличие от севера, у юга есть лишь плантации и рабы. Им больше было не выгодно придерживаться законов правительства.       Конфедераты готовились к войне. Гарри же понимала, что она опоздала со своим побегом. Она застряла на континенте вплоть до конца войны минимум.