ID работы: 12170914

Тобой пропах весь Токио

Слэш
NC-17
В процессе
354
автор
Размер:
планируется Макси, написано 137 страниц, 15 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
354 Нравится 193 Отзывы 96 В сборник Скачать

Нота 2: Можжевельник

Настройки текста
Примечания:
Дома у Такемичи всегда пахло выпечкой. Папа его был заядлым кулинаром и частенько баловал свое семейство десертами. Особенно хорошо у него получался бисквитный торт. Ханагаки не был любителем сладостей, но папину стряпню уминал за обе щеки. Иногда он делал это, чтобы не обидеть, а иногда в действительности наслаждался свежеиспеченными кексами. Этот вечер исключением не был и Такемичи, как только входные двери за его спиной закрылись, учуял пряный запах специй. — Мичи, ты? — Мягко, с еле уловимой смешинкой в тембре. Иоичи, в своей привычной манере, выглядывает из-за кухонной арки в коридор, желая проследить за тем, кто же зашел в их дом. Папа Такемичи представлял из себя не очень высокого мужчину, среднего телосложения и острыми чертами лица. Ханагаки Иоичи являлся Бетой. Обычным, со всеми прилежащими для Бет особенностями. Он не ощущал запахов, не пах сам хоть чем-то, помимо выпечки, с которой вечно возился. На сына своего он смотрит, старательно прожигая в нем дыру своим карим взглядом, да сводя темные брови к переносице. — Мне нужно об этом знать? — Об арочный косяк он облокачивается крепко сжимая в кулаке паломник. Такемичи на этот жест гулко сглатывает, параллельно послеживая, чтобы паломник этот ему не засунули в задницу, за очередную драку. — Ничего серьезного, просто сцепился с ребятами из другой школы. — Такемичи по-над стеночки плетется к лестнице. — Можешь не говорить отцу? Иоичи тяжело вздыхает, качая головой. — Я вонь от твоих дружков за километр чую. — Громко, строго из гостиной. Такемичи позорно взвизгивает, когда его второй родич показывается в прихожей. Не любит он присутствие отца рядом. Удивительно, но на его тяжелую, гнетущую ауру он реагирует. Слабо, но реагирует, в отличае от папы, преспокойно занимающегося своими делами в моменты вспышек гнева этого грозного, темноглазого Альфы. Ханагаки Акайо, как уже и было сказано, являлся Альфой. Суровым, часто хмурившимся, но не особо габаритным Альфой. Акайо не отличался высоким ростом или широкой, крепкой спиной, но тем не менее, сомнений в том, что он Альфа, не возникало. Однако у Такемичи всегда был вопрос, почему такой как он, выбрал себе в пару Бету. Ханагаки хотелось верить, что из-за сильной и крепкой любви между ними, ведь вера эта давала ему надежду на их с Тачибаной счастливое будущее. На Отца Такемичи старается взгляд не задерживать, рассматривая узоры на обоях противоположной стены. Красивые такие, голубые, без единого рисунка, на котором бы можно было сконцентрировать свое внимание. — Чего молчишь, сотню раз говорил тебе не шляться с этими ущербными. — Рычит Акайо по старой привычке скаля острые зубы. Такемичи эта реплика злит, и он с трудом сдерживает порыв зарычать в ответ, и от того, немного приглушенно шипит: — А я сотню раз просил не оскорблять моих друзей. Иоичи на эту попытку сына защититься от очередных нападок Альфы, лишь тяжело вздыхает, прекрасно помня, чем эта история обычно заканчивается. — Дерзишь? - Отец его таким поведением доволен не бывает. Он делает шаг в его сторону, и вместе с этим шагом по комнате проносится волна чего-то давящего, вызывающего внутри Ханагаки приступ легкой тревоги. Голову он вскидывает на автомате, чувствуя, как подрагивают его колени. И на колючий взгляд он натыкается не сразу, с опаской выдерживая эту тяжесть прежде, чем отвести голову в сторону, признавая поражение в этой немой схватка. — Нет. — Шаг верх по ступеням он делает после краткого кивка Акайо, дающего разрешение двигаться. — Совсем нет… В комнате своей он спешно запирается на оба замка, прижимаясь спиной к двери. Отношения с родителями у него всегда были натянутые. Нет, с папой они ладили хорошо, тот вечно таскал его на секции, учил кататься на велосипеде, в младших классах делал с ним домашку, да и в целом никогда не давал поводов усомниться, что его любят. С отцом же обстоятельства складывались иначе. Слишком строгий, слишком предвзятый. Словно Такемичи заведомо его чем-то обидит еще задолго до появления в этом доме и теперь лишь мешается под ногами. — А я ведь не просил себя усыновлять. — Он рычит это кулаком ударяя в стену, надеясь, что от этого ему станет легче. Легче не становится. — Бесится ведь, из-за того, что я не Альфа. — Он подходит к шкафу, место которому у противоположной стены и роется в домашней одежде. — Лучше принюхиваться нужно было, когда выбрали. — Ночнушку свою он остервенело бросает на кровать и плетется за аптечкой, которую держит в нижнем ящике письменного стола. Так уж сложилось, что вторичный половой признак у некоторых можно определить даже в младенчестве, когда организм еще несформированный, но запах бьет ключом. Так Альфы, уже в начальных классах, пахнут молоком и чем-то солоноватым, а Омеги благоухают молочкой с примесью чего-то сладкого, зачастую карамели. Со временем запах раскрывает в себе все более новые ноты и становится устойчивее, закрепляя это особыми половыми признаками, пускай и полностью формирование приходит на 15-16 лет, но обследование обычно проводят в средних классах, дабы, как шутит Такемичи, не давать лишних надежд. Наверное, поэтому он так упрямо противится идти к врачу и признаваться, что он, пускай и слабо, но пахнет. А еще чувствует ауру Альф и запахи своих знакомых. Слабо, не так, как тот же Такуя и Аккун, что умело определяют настроение своих одноклассников по малейшему колебанию их феромонов, но чувствует, ощущает. Ссадины его ноют, впрочем, наверное, проблема в том, что болит у него все тело. Сегодня с ребятами они вляпались в крупные неприятности и не ясно еще, как они будут расхлебывать эту кашу. Самое обидное заключалось в том, что сам Такемичи ни черта об этом не помнит. Лишь расплывчатые картинки и обрывки фраз, но их так сложно собрать воедино, что он бросает это дело с попытки эдак третьей. Разберется с этим после ужина и сна. А на этой неделе еще и промежуточные экзамены начинаются. Как же ему, все же, временами, не везет. Пластырь на свою щеку он лепит с поразительной решимостью.

---

В школу Такемичи идет с помятым лицом и ноющими суставами. Кажется, что с такими темпами и той частотой с которой ему прилетают оплеухи, до старшей школы он вряд ли доживет. У железных ворот его встречают Аккун и Макото. Такие же (если не хуже) побитые и сонные, но Ханагаки приветливо улыбаются, словно боясь расстроить еще сильнее. — Йоу, Мичи, ну что, готов к сегодняшнему дню? — Аккун виснет на его плече и с веселой улыбкой плетется в сторону класса, преодолевая шумные школьные коридоры. Такемичи на этот его жест тихо кряхтит, в попытке скинуть с себя чужую руку, но быстро сдается, зная — так легко от этого парня не отделаешься. Макото плетется сзади, посылая смс Ямагиши, который уже наверняка сидит в классе, жуя свою утреннею порцию йогурта. — А чем сегодняшний вторник отличается от остальных? Ханагаки тормозит у дверей своего класса 2-С, зная, что сейчас Аккун в очередной раз попробует растрепать его укладку и, смачно долбанув меж лопаток ладонью, попрется в свой класс. Это уже стало своего рода традицией. — Тебя че вчера сильно головой приложили? — Макото никогда не отличающийся особой изысканностью в выражениях, подпирает плечом стену. Такемичи смотрит на него щурясь, и в голове у него что-то щелкает. Видимо вчера одним лишь избиением они не отделались и сейчас ему придется играть в «угадай что я вижу», вспоминая чем все же закончился их проигрыш. — Напомни, мы кому-то что-то теперь должны, да? — Он чешет затылок, надеясь, что лишних подозрений не вызывает. Признаваться друзьям в том, что половину вчерашнего дня он просто-напросто не помнит — не хотелось. Сначала следует разобраться с этим самому, а потом уже решать рассказывать кому-то об этом своем, очередном дефекте, или нет. Парни переглядываются, пожимая друг другу плечами, но лишних, наводящих вопросов Ханагаки не задают, опираясь на то, что парень просто все еще отходит от шока, после произошедшего. Аккун берет на себя роль глашатого и вещает весьма прискорбным голосом: — После того, как мы продули третьегодкам из школы Сан, их главный — Киемасу — заявил, что мы будем участвовать в его шоу «Бои на ставки». — Аккун молчит какую-то долю секунды, прежде, чем натянув на лицо широкую улыбку и произнести, — Сегодня первым на поле выхожу я. Такемичи от этой фразы нервно вздрагивает. Они проиграли, униженно прося прощение за свой вызов им, а теперь еще и выясняется, что их в этой шахматной партии поставили на роль пешек. Такемичи злится. Злится, негодует, хочет высказать все в лицо того громилы-Альфы, но по итогу лишь глубоко вздыхает, похрустывая костяшками пальцев. — Точно, и как я мог о таком забыть? — Вопрос этот он задает скорее себе, нежели друзьям. — В общем, встречаемся после пятого урока у входа и идем. — Аккун все же тянет руку к волосам Ханагаки, но тот, уже по привычке, уворачивается. Друзьям в след он даже не смотрит, сверля взглядом носки собственных ботинок. — Мы вляпались по самые уши. Говорит он это в гул коридора прежде, чем натянуть на лице отрепетированную улыбку и войти в класс. Сегодня ему предстоит притворяться, что он вовсе не подавлен произошедшим и с ним, как и всегда, все хорошо, пускай в носу у него и начинают свербеть различные запахи. Чувствует он их непривычно четко. Уроки проходят удивительно быстро и тихо. Учителя его не трогают и Такемичи решает, что его просто пожалели из-за его печального взгляда и весьма впечатляющего синяка на скуле. Правда учитель Японского языка, в своей привычной назойливой манере, все же пытался пару раз дернуть их с Такуя, в попытке разузнать, что же с этими двумя произошло, зачем-то останавливая их, направляющихся к выходу из кабинета, после окончания урока. Мужчина смотрит на пару выжидающе, в основном, правда, разглядывая лишь опухшее лицо Ямамото, кажется совсем позабыв о присутствии в классе Ханагаки. Взгляд этот Такемичи не нравится, и он решает прервать это тягучее молчание тихим покашливанием в кулак. — Вы что-то хотели, Учитель? — Спрашивает он это заглядывая в темно-серые глаза филолога. — Хотел поинтересоваться, почему мои ученики приходят на занятия в таком, — он вновь косится на рваные царапины на руках Такуя и парень от этого престольного взгляда ежится, — … виде? Такемичи, зачем-то, делает неловкий шаг в сторону друга, становясь немного перед ним, прикрывая своим плечом. Учитель Рэйдон ему не нравился. Этот высокий, на три головы выше него самого, Альфа, с гладко уложенными темными волосами, никогда не вызывал особого доверия. Ему казалось, что учитель, временами, злоупотребляет своими полномочиями и делает он это, от чего-то, только в сторону Омег. То рукой коснется, якобы ненавязчиво, просто чтобы обратить на себя внимание ученика, то улыбнется, клыкасто так, для чего-то придавливая присутствующих своей аурой. Такуя говорил, что запах у учителя неприятный и от его избытка становится тяжело дышать, сам Такемичи слышал лишь горькие отголоски его амбре. — Вы ведь не наш классный руководитель. — Ханагаки рычит это тихо, стараясь не отводить пристального взгляда с мужчины. Он не был трусом, но и смельчаком его сложно назвать. Безбашенный, идущий напролом, самоуверенный Ханагаки всегда старался переступить через себя, показывая характер. С каждым днем ему, от чего-то, делать это становилось все сложнее. Поэтому сейчас, чувствуя, как недовольство и злоба учителя, рискует придавить их с Такуя к полу, он держался из последних сил, чтобы просто не опустить голову вниз, принося извинения. — Это не меняет того, что я ваш преподаватель. — Он рычит, и рык этот выходит гортанным. Рэйдону Ханагаки тоже не нравился. Слишком уж этот парень много о себе возомнил. Слишком выделяется для такого простака, а запах его, туманный, еле ощутимый, такой несвойственный для Бет, раздражал лёгкие. Такуя видит, как у его друга дрожат пальцы и хмурится, выдыхая. Учителю он старается ответить, как можно вежливее. — Обычная потасовке на заднем дворе, вы ведь тоже были молоды, должны помнить, что такое стычки между школами. — Он говорит это слабо дергая Такемичи за подол рубашки, прося выровняться, стать рядом. Учитель глядит на него с неприкрытым скептицизмом и брови хмурит совсем не добро. — Омеги не должны в таком участвовать. — Он произносит это, чуть наклоняясь корпусом в их сторону. У Такемичи дергается глаз. Вот и началась игра этой старой, заезженной до дыр пластинки. «Омега не должен…», всегда, везде и всюду он слышит эту противную фразу, загоняющую в рамки. Слишком уж много Омегам пытаются запретить и слишком многое позволяют Альфам, Бет вообще отодвинули на роли второго плана, что злит не меньше. В этом мире слишком много законов и правил, в которых Альфам уступается главенствующая роль и это, если честно, ужасно злит, но поделать с этим ничего нельзя, ведь законам много лет и менять их никто не торопится. Наверное, это и было той самой, основной причиной, почему Ханагаки не хотел идти к врачу. Он боялся оказаться Омегой, боялся прогнуться под этими стандартами и правилами. Боялся лишить себя выбора. Лучше уж он будет Бетой со слабой чувствительностью, чем Омегой с кипой проблем. На роль Альфы Такемичи никогда и не претендовал, опасаясь стать похожим на своего отца или же, на Учителя Рэйдона, что тоже являлся, не самым благородным представителем этого пола. Такуя на его реплику лишь тяжело вздыхает, зачем-то кивая. — Мы пойдем, у нас химия в другом крыле. Он шипит на Такемичи, явно не желающего двигаться с места, и тянет его в сторону выхода. Альфа провожает их грозным, хмурым взглядом.

---

Киемасу ждал их в одном из парков Сибуи у своеобразной, побитой жизнью арены с каменными ступеньками (скорее уж это больше походило на перекресток этих самых ступенек). Пыльное, грязное место. Самое то, для проведения боев за плату. Его шайка, грозной кучкой столпилась за спиной своего главаря, премерзко перешептываясь. Люди постепенно заполняли трибуны и у Такемичи от такого количества зрителей плыло перед глазами. Запахи медленно начали крутится вокруг него заставляя морщить нос. Что-то не так. Он никогда не ощущал их так четко, в такой яркой палитре. Шаг назад он делает инстинктивно, натыкаясь на плечо стоявшего рядом Ямагиши. Тот смотрит на него, слабо щурясь и к уху его тянется незаметно: — Ты в норме? А то побледнел. Такемичи хрюкает, кивая на чистом автомате, не решаясь произнести ответа в слух. Запахи вновь приглушаются, и он наконец-то может вдохнуть полной грудью, чувствуя неприятный, тяжелый осадок в легких. Киемасу смотрит на него с подозрением и харкает, целясь прямо ему под ноги. У Такемичи на этот жесть внутри что-то грозно клокочет, но он молчит, прекрасно понимая, спорить со столь грозным Альфой — ему не по клыкам. Точно не сегодня. Громила переводит свой скучающий, туманный взгляд на Аккуна и кивает ему куда-то в сторону. Вся их маленькая стая смотрит налево, натыкаясь на морду какого-то длинновязого пацана в форме средней школы Сан. — Твой соперник на сегодня, — Обращается он, как не сложно догадаться, к Аккуну. — Продуешь — пинай на себя. Говорит он с абсолютно каменным лицом, но дьявольские огоньки, холодного равнодушия в его глазах четко дают понять всей их пятерке — Киемасу не шутит. Он готов выпотрошить их всех, если они его разочаруют. Аккун, не желая казаться слабым перед другим Альфой, кивает. К друзьям он поворачивается после краткого, незаметного вздоха, но Такемичи готов поклясться, что видел, как дрожат его пальцы, тут же сжатые в кулак. Такуя смотрит на него, печально, тревожно и Ханагаки всем нутром чувствует его переживания, полностью их разделяя. На взгляд карих, почти медовых глаз, Ацуши лишь фальшиво улыбается. — Я справлюсь, чего вы приуныли. — Говорит он это уверенно вздергивая подбородок повыше. — Вы, отбросы, — Киемасу откашливается, прочищая горло, чтобы издать гулкий, гортанный рык, — На трибуны. — Он кивает куда-то наверх, в сторону последнего ряда каменных ступень. Такемичи смотрит в спину удаляющемуся к середине «поля» Аккуну и внутри у него что-то тревожно урчит, скулит и царапается. Раньше таких ощущений не было и ко всему происходящему он предпочитал относиться уверенно, четко зная — даже если он проиграет, то он хотя бы попытает удачу. Сейчас, глядя на соперника Сендо, он чувствовал настоящую тревогу. Конечно, ведь там, перед сотней глаз сейчас не он, а его друг, за которого он действительно переживает. Такуя рядом с ним тяжело дышит, нервно дергаясь на каждое движение их верескоглазого командира. Конечно Ямамото переживает за Аккуна, он всегда за него волнуется, это как-то уже повелось, стало традицией их маленькой стаи. На самом деле, история собрания их компашки не отличалась особой увлекательностью, не несла в себе морали и не была заполнена героическими историями. С Аккуном Такемичи познакомился на вступительной церемонии, когда первому не понравился пристальный взгляд Ханагаки, и тот решил его избить, кажется тогда за него вступился Такуя. Так они и познакомились. Макото оказался другом Ацуши, а Ямогиши к ним присоединился неожиданно, по приглашению Такемичи, ведь тот услышал слушок о том, что Казуши та еще энциклопедия гопников и информация, что у него есть, наверняка пригодится им в будущем. Собственно, так и случилось. У Такемичи вновь свербит в носу, и он готов поклясться, что услышал терпкий, сладковатый запах инжира. Это был запах Такуя. На друга он смотрит с широко открытыми глазами, совсем не обращая внимание на то, как Аккуну прилетает смачный удар в лицо, рассекающий его бровь и запах Такуя в эту секунду густеет. Ханагаки в панике принюхивается, но аромат вновь тает, оставляя после себя лишь слабые отголоски. «Либо у меня все четырнадцать лет жизни был заложен нос, — мысль эта приходит с опозданием, но все же тормошит заснувшие извилины, — либо происходит что-то не хорошее.» — Под нехорошим он имеет ввиду просыпающуюся в нем сущность, но надеется, что ему всего лишь мерещится. Он принюхивается еще раз, замечая на себе хмурый взгляд Макото и тут же выдыхает, понимая, что ничего не чувствует. Совсем. Кажется, Ханагаки просто сходит с ума. Бой заканчивается малой кровью Аккуна и его, весьма сомнительной, но все же победой. Домой их отпускают не сразу, а только лишь после покупки огромных пакетов с едой. — Эй, ты, стремный, — Киемасу окликает их, как только троица переступает последнюю ступеньку, желая побыстрее скрыться из поля зрения своих мучителей. К кому конкретно обращается громила внушительно непонятно, потому что «стремным» он успел обозвать каждого из них по несколько раз, и от того, на оклик оборачиваются все пятеро. Массивный, чуть кривоватый палец Альфы, указывает на середину их клина — Ханагаки. У того по спине бежит рой предательских мурашек, и он тихо сглатывает, делая шаг вперед. — Завтра твой бой. Будешь драться с типом из школы «Сакура». Такемичи кивает, потому что согласия у него все равно никто не спросит. Кажется, его годы в средней школе превращаются в настоящий ад.

***

Погода шептала и даже палящее летнее солнце не портило приподнятое настроение Майки, преспокойно жующего тайяки, гуськом следуя за своим высоченным, широкоплечим товарищем. Сегодня Манджиро был настроен поставить одного выскочку на место и от того, внутри него, все весело улюлюкало. Пару дней назад до него доползли слухи о том, что один из членов его банды, именуемой «Тосва», решил без его ведома устроить уличные бои со ставками, — своеобразное шоу за деньги. Тогда он решил немного понаблюдать за его деятельностью, позавчера придя на очередной бой. Зрелище это, к слову, было крайне плачевным, особенно то, как длинновязый Бета, расшиб бровь парню со странными, лиловыми волосами. Новость о подобных боях его крайне не обрадовала. Кто-то из его людей, пошел против его же воли. Слова главного Альфы. Командира. Пыл выскочки следовало поубавить, ведь, если клыки начал скалить один, то остальные эту мысль наверняка подхватят. Бунтов Майки терпеть не собирался. Стоило им только перешагнуть порог парка, как по ушам тут же ударил гул взбудораженной толпы. Запахи доносились с каменной лестнице, мешались, путались, но некоторые из них Майки узнавал. Чем ближе они подходили к арене, тем сильнее в его груди клубилось какое-то странное, щекочущее ощущение, он старательно прислушивался к зверю внутри себя, но тот лишь тихо сопел, не намереваясь реагировать на это новое ощущение. Вдали Киемасу, тот самый тип, организовавший все это безобразие, яростно избивал какого-то паренька, который, в свою очередь, полностью измазанный собственной кровью, упрямо стоял на ногах и что-то грозно шипел в лицо Альфы. Толпа затихла, как только силуэты глав «Тосвы» вышли из тени деревьев, густыми кучками насаженных в этом прогулочном парке. — Не распугивай народ, Киемасу. — Рык эхом проносится по полю, привлекая всеобщее внимание к его обладателю. Кен Рюгуджи по прозвищу «Дракен» — вице-капитан «Тосвы», один из самых сильных Альф этой группировки, представлял из себя высоченного, чутка недостающего к двум метрам в росте, парня, со светлой косой и татуировкой дракона на выбритых висках. Такого громилу сложно не заметить, ровно так же, как невозможно не почувствовать его ауру. Тяжелую, заставляющую легкие заполнятся странноватым запахом муската. — Глава! — Гулко, звонко, раздражающе бьюще по чуткому слуху Майки. Толпа проревела это и все, как один, склонили головы в приветственном жесте. Сано Манджиро или же, больше известный как «Непобедимый Майки» — непосредственный главнокомандующий уже известной нам банды. Альфа. Свирепый, могучий, чья сила и харизма не оставляет ни единого сомнения в его превосходстве над остальными. Хотя, что забавно, статус его, весьма разнился со внешностью. Невысокий, чуть ниже среднего, с мягкими чертами лица и светлыми, пушистыми волосами ниже плеч, зато с тяжелым, убийственным взглядом. Черным. Глубоким. Манджиро обводит взглядом толпу, понимая, что на трибунах за ним наблюдает не только члены «Тосвы». На Киемасу он предпочитает не смотреть, решив уделить свое внимание стоящему позади него парнишку, сейчас больше походившего на кусок фарша. Майки делает несколько шагов в его сторону, принюхиваясь. Он уже слышал этот дух. Тело его прошибает холодный пот, стоит ему уловить странноватый запах свежести, чего-то непонятного, напоминающее лесные травы. Он и не замечает, как уже вплотную подошел к блондину, заставляя того упасть на задницу, наверняка больно приложившись к земле копчиком. Внутри Манджиро что-то клокочет, рвет изнутри, но он все никак не может понять, что это за чувство и почему запах этого парня, так обжигает легкие. Перед ним Омега… Но разве Омеги так пахнут? — Твое имя? — Он смотрит в голубые глаза, желая поскорее со всем этим покончить. Ему хочется отойти от парня, но запах буквально сковывает его движения. Почему он не почувствовал его раньше, еще при входе в парк? Такой явный, броский аромат. Паренек под ним елозит, в попытке отползти чуть подальше, но взгляда не отводит. Или все же не Омега? — Ханагаки Такемичи. Манджиро кивает, отстраняясь. Он еще с ним поговорит, позже, а сейчас ему бы хотелось набить морду одному сорвавшемуся с цепи Альфе. С арены они выходят с громким заявлением о том, что подобные выходки позорят имя «Тосвы». Никто им на это перечить не смеет. Уже на выходе, Манджиро по-прежнему ощущал на языке привкус того запаха, смешанного с горьким чувством животного страха. — Кен-чик, — Он окликает друга, тормозя за пару шагов до обочины, у которой они оставили свои велосипеды, — Ты слышал запах того парня? Рюгуджи на его вопрос лишь скептически выгибает брови. — Ну слышал. — Он задумывается, прислушиваясь к собственным ощущением. — Можжевельником от него душит. — Точно… — Манджиро хмурится, все же оборачиваясь назад, словно сквозь рощу деревьев ему бы удалось разглядеть расползающиеся по своим норам силуэты, — Можжевельником. Ханагаки по ту сторону парка молится, чтобы внезапно полыхнувший внутри легких пожар от чужого, тяжелого запаха, грозного, напугавшего его до чертиков Альфы, поскорее угас.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.