В непосредственной близости

      Когда часы показали 7.50, Джим уже успел помыться, переодеться в чистую одежду и теперь ходил из гостиной в спальню и назад, будто заключённый, ожидающий судебного вердикта. Да, он облажался, но даже он не настолько ссыкло, чтобы не извиниться, пусть и перед Ханом. Хотя это и не значило, что он прямо-таки сгорает от желания признаться в своей неправоте. Дверь открылась ровно в тот момент, когда он вот-вот уже готов был сунуть руку в ту самую коробку, куда Хан, кажется, убрал все его протеиновые батончики.       — Добрый вечер, — сказал Джим в знак перемирия.       — Зачем вы соврали мне?       О-ох. Судя по тону, можно было сказать, что Хан очень недоволен. Джим отступил назад в гостиную и вгляделся в выражение на лице аугмента. М-да, явно недоволен.       — Если ты говорил с Эбби, то ты должен знать, что я не…       — Вы соврали и мне, и ей.       — Ой, правда? Ты посмотри-ка, кто тут заговорил о вранье! — Джим почувствовал, как в нём начал закипать гнев — то, чего он сам так страстно желал избежать, но Хан всегда каким-то образом задевал его за живое. И какого чёрта именно этот человек имел право обвинять его во вранье?!       — Если здесь и есть лжец, так это ты. А я должен требовать правду.       — Я был исключительно честен с вами с тех пор, как попал к вам на корабль для участия в этом спектакле с реабилитацией.       — Да? И какие у тебя есть доказательства?       — Если вы мне открыто скажете, в чём, по-вашему, я врал…       — Ой, давай вот ты не будешь переводить на меня стрелки. Скажи мне правду хотя бы один-единственный раз, чёрт возьми.       Хан сложил руки на груди в стальной решимости.       — Спрашивайте, капитан.       Джим не ожидал, что аугмент сдастся так легко, поэтому он буквально впал в ступор, хотя до этого в его голове роился миллион вопросов. Один из них маячил где-то на задворках сознания, и Джим ухватился за него, выдав его прежде, чем понял, о чём говорит.       — Ты собираешься захватить мой корабль?       О боже. Неужели он только что произнёс это вслух?       На лице Хана медленно проступило нечто среднее между неверием и весельем. Он тряхнул головой и отвернулся в попытке скрыть смешок.       — Нет, капитан, я не планирую «захватить ваш корабль».       — Это прекрасный корабль.       — И минимальный экипаж, который ему требуется для эффективного функционирования, составляет тридцать восемь человек.       Наверное, он сказал это, чтобы просто заставить Джима понервничать. Что ж, это сработало.       — Ты действительно делаешь успехи в своей реабилитации, или ты просто притворяешься?       — Я думаю, что и то, и другое.       — Не надо ходить со мной вокруг да около. Ты обещал говорить мне правду.       — Когда?       Джим не удостоил вопрос ответом. Вместо этого он скрестил руки на груди и облокотился на стену. Хан опустил взгляд и сглотнул.       — Я… — начал он, набрав в грудь воздуха, — я сделал много такого, что никогда бы мне и в голову не пришло, чтобы спасти мою семью. Постоянная угроза их жизням заставила меня совершить поступки, которые, как я понимаю, неприемлемы в этом временном периоде, поступки, которые не одобрялись даже в моё время. Но не питайте иллюзий, капитан. Я не особенно отличаюсь от того образа, который вы нарисовали у себя в голове.       — Какого образа?       — Человека, чьим приоритетом всегда была безопасность его людей. Я готов сделать всё, что угодно, чтобы защитить их от врагов и, если понадобится, даже от них самих.       Читай: мораль — это не про меня, но я люблю свою семью. Как-то так.       — Зачем тогда ты попросился отбывать срок своей реабилитации именно на «Энтерпрайзе»?       — Потому что я знал, чего ожидать.       — И чего же?       — Безопасности.       Это заставило Джима призадуматься. Ему никогда не приходило в голову, что Хан посчитает другие флотские корабли небезопасными. Хан знал, что экипаж «Энтерпрайза» люто его ненавидит, и это ещё мягко сказано, но он всё равно рискнул отправиться именно сюда. Должно быть, альтернативы «Энтерпрайзу» были ещё хуже.       — Ты правда думаешь, что здесь ты в безопасности?       — Я знаю, что вы за человек, капитан.       — А весь мой экипаж ты знаешь так же хорошо?       — Нет, но я доверяю вашим способностям ими командовать.       Ну уж нет. Эту тему Джим поднимать точно не хотел. Он не мог пропустить мимо ушей подобные слова от того, кто, если не брать в расчёт вопросы морали, являлся настоящим лидером, да и принимать от Хана слова поддержки, особенно по поводу чего-то настолько важного в его жизни, ему было тоже очень некомфортно. Джим почувствовал, как его пульс вновь ускорился от волны гнева, но на этот раз поспешил переменить тему для разговора.       — Зачем ты убрал всю мою еду? Только не надо лить мне в уши дерьмо по поводу сроков годности.       Хан помедлил с ответом, и Джим решил поднажать.       — Тебе некомфортно от того, что у меня есть какая-то проблема, да?       Не было смысла делать вид, что всё нормально. Очевидно, Хан уже понял, что у Джима есть определённые… тараканы.       — Это вам некомфортно. Ведь именно поэтому вы прячете еду, так?       Джим вздохнул.       — Хан, зачем ты убрал мою еду?       — Верьте или нет, капитан, но я правда думал, что это поможет поддерживать ваши запасы на экстренный случай в большем порядке. Очевидно, это расстроило вас.       — Да, расстроило.       Хан не извинился.       — Почему ты вдруг решил распаковаться, когда я был в медотсеке?       — Да потому что давно пора уже было это сделать, разве нет?       Джим сжал челюсти, чтобы ничего случайным образом не высказать, и продолжил ждать.             Хан поморщился. Жест едва заметный, но от Джима он не ускользнул. Кажется, некоторое время аугмент с чем-то боролся, но затем вздохнул и сдался.       — Я надеялся, что так это уменьшит шансы на то, что вы выгоните меня из своей каюты.       Ох. Последний раз, когда они виделись до того, как Хан разложил свои вещи, был в тот день, когда Джим пинался и кричал в том заброшенном доме. Если бы они поменялись местами, то Джим ожидал бы, что Хан его возненавидит за такое и не пожелает снова его увидеть. Хотя сам Джим не ненавидел Хана за то, что случилось. Он ненавидел его и за то, что произошло год назад, впрочем… Погодите-ка, разве он его и правда ненавидит? Он уже не ощущал скорбь по Пайку так остро, как раньше, и сам теперь не понимал своих чувств по отношению к аугменту. Они как-то стихли и изменились таким образом, что Джим не осознавал, что это за чувства, однако был уверен, что это не ненависть.       — Ты ненавидишь меня, Хан?       — Нет, — на сей раз тот ответил моментально.       — А когда-то ненавидел?       — Да. Но я ошибался.       — Значит, ты сожалеешь о том, что совершил год назад.       — Кое о чём — да.       Джиму стало понятно, что для Хана это было настоящим признанием. Аугмент был из тех, то не любит оказываться неправым, не то что признаваться в этом.       — Ты чувствуешь себя… одиноким?       Да уж, а этот-то вопрос откуда взялся?       — Я скучаю по своей семье.       — Ты подружился с кем-нибудь с тех пор, как очнулся из криосна?       — Я считаю Эбигейл своим другом.       — Ты не встречаешься с ней.       — Я думал, что это мы уже обсудили.       — Ты гей?       Джим сам испугался, как только вопрос слетел с его губ. Очевидно, вопрос испугал и Хана, потому что тот замер, и выражение на его лице изменилось так, что теперь на нём можно было прочесть… страх? Джим знал, что вопрос был очень не к месту, но хоть убей, он не мог взять свои слова назад. Он хотел — нет, ему было необходимо — услышать то, что Хан скажет в ответ. Это было какой-то нездоровой навязчивой идеей.       — Это не ваше дело, — ответил Хан после ужасно долгой паузы, которая, казалось, продлилась часы.       — Знаю. Ты и не обязан мне говорить.       Ну да, конечно, ему пришлось дать Хану пространство для манёвра: в конце концов, всё это время Джим вёл себя действительно по-дурацки, и Хан ему это спускал с рук, но было ясно, что в этом вопросе аугмент ему не поддастся. Да ему и не нужно было.       — Я просто к тому, что если ты гей, то я ничего не имею против. Как и большинство людей, знаешь. Времена изменились, Хан.       Хан посмотрел на него нечитаемым взглядом.       — Понятно.       Не зная, что делать дальше, Джим двинулся к репликатору.       — Я сделаю себе сэндвич. Я же пропустил ужин. Ты будешь что-нибудь?       — Это значит, что допрос окончен?       Джим улыбнулся, стоя к Хану спиной.       — На текущий момент — да.       — Тогда я тоже буду сэндвич.       Джим реплицировал пару мясных Килм-сэндвичей и налил два стакана воды из кулера.       — Разве нельзя реплицировать и воду? — спросил Хан.       — Можно, но вкус не совсем тот. Он какой-то пластиковый. По мне, так вода из репликатора не настолько ужасна, но всех остальных от неё тошнит, поэтому несколько месяцев назад все звёздные корабли начали оснащать кулерами с водой. Появилась довольно эффективная новая технология, которая позволяет собирать влагу прямо из воздуха и перерабатывать её, плюс, у нас есть разрешение на пополнение водяных резервуаров на любой планете, которая входит в Федерацию.       — Жалко, что такая роскошь не распространяется на душевые, — сказал Хан, как только они уселись за стол и приступили к ужину.       — Ой, даже не говори мне об этом! Прошло меньше двух недель с тех пор, как мы улетели с Земли, а я уже готов продать душу за настоящий водяной душ. Даже не представляю, как я выдержу целых пять лет без нормального душа.       — Издержки профессии.       — Точно. Я надеюсь, что смогу побывать в настоящем душе на Саале II.       — Что за Саал II?       — Наш следующий пункт назначения. Переговоры об их вступлении в Федерацию увенчались успехом, и в этот четверг группа дипломатов проводит там конференцию, чтобы сделать большое объявление. — Кажется, эта миссия будет ужасно скучной.       — Ну, в чём-то, боюсь, да. Я бы, конечно, хотел исследовать странные новые миры и искать новые формы жизни и цивилизации всё время, но в пятидесяти процентах случаев наша деятельность состоит из путешествия в космосе, сорок процентов — это картографирование, девять процентов — скучные дипломатические миссии, и только один процент — настоящие приключения, — Джим улыбнулся. — Я живу ради этого одного процента.       Хан улыбнулся в ответ.       — Я заметил. Жаль, что в этот раз для вас не найдётся приключений.       — О, кто знает? Я притягиваю проблемы: во всяком случае, Боунс мне постоянно об этом говорит.       И в этом была доля правды, признавал он. Сам Хан представлял собой одну большую проблему, и Джим прямо-таки не знал, как от него избавиться.       — Мы будем там для поддержания мер безопасности, а не просто для того, чтобы похвастаться перед всеми, какие у Федерации красивые сверкающие флагманы. Но это секретная информация, имей в виду, так что держи язык за зубами, ладно?       — Вы можете мне доверять.       Джим посмотрел на Хана, раздумывая над его словами.       — Да. В общем, Федерация хочет, чтобы Саал II присоединился к нам в качестве постоянного члена, так как у них просто невероятные месторождения дилитиевой руды. Но есть одна местная фракция, которая считает, что мы попросту собираемся ограбить планету, высосав из неё все ресурсы, ну или типа того. Они называют себя Саалскими революционерами.       — А что, они разве не правы? — спросил Хан таким тоном, как будто был склонен согласиться с мнением фракции.       — У Федерации строгие законы по поводу допустимых рамок в переговорах относительно природных ресурсов своих членов. Мы не грабим, мы торгуем.       — Ну конечно, — ответил Хан так, что стало понятно: слова капитана ни в чём его не убедили, однако у Джима был впереди ещё год, чтобы изменить точку зрения аугмента не без помощи настоящих доказательств.       Какое-то время они молча ели, и тишина между ними ощущалась вполне комфортно: это было приятной переменой в сравнении с предыдущими разами.       — Ну что, было неплохо, правда? — сказал Джим прежде, чем сунул в рот последний кусок сэндвича.       — Думаю, требуется время, чтобы привыкнуть ко вкусу инопланетного мяса.       — Нет, я про это, — он показал на них вдвоём. — Нам надо чаще это делать, тебе не кажется? — Он слизнул майонез с пальцев.       — Это очень… будоражит, — сказал Хан, следуя взглядом за языком Кирка.       Джим закашлялся и тут же опустил руки на стол:       — Уже поздно. Нам нужно идти спать. Дай мне почистить зубы, и я наведу для тебя порядок в ванной.       Интересно, кто-то поигрался с настройками температурного режима, или это его собственное лицо горело так, что ему стало жарко от ощущаемой неловкости? Он почти бегом вбежал в ванную комнату и запер за собой дверь.       Да что с ним, чёрт возьми, такое? Да, у него не было секса с тех пор, как они покинули Землю, потом он понадеялся на успех с Эбби, которая тут же отшила его, но у него случались и гораздо более длительные периоды воздержания, в которые в его мозгу не возникало подобных мыслей, не считая подростковый возраст, конечно. Может, он устал гораздо сильнее, чем сам себе в этом признавался… Он очень быстро почистил зубы с усердием больше необходимого, воспользовался туалетом и умылся. Посмотрев на себя в зеркало, он осознал, что краска всё ещё не сошла с его лица.       — Свободно, — сказал он, открыв дверь.       Хан стоял у стола со сложенной пижамой в руках и ухмылялся. Джим почувствовал, что его лицо снова запылало, поэтому он очень по-взрослому удалился в спальню, спрятался за перегородкой, охранявшей его личное пространство, и сидел там, пока не услышал, как щёлкнул замок на двери в ванную.       Как это они успели перейти от ненависти друг к другу к… к этому?       Заговорщические улыбки и двусмысленные ситуации находились в опасной близости к флирту. Джим прокрутил в голове эту пугающую мысль, доставая чистую пижаму из шкафа и снимая с себя одежду. Он услышал, как за стеной включился звуковой душ, и никак не мог заставить себя не думать о том, о чём не должен был. Его фантазии о традиционном горячем душе на Саале II трансформировались в фантазии о душе, под которым стоял Хан: струи воды стекали по его обнажённому телу, водяной пар заполнял всё пространство вокруг, отчего стеклянные стенки душа начали мутнеть.       Твою ж мать! Только не снова!       Он натянул на себя пижаму и залез под одеяло. Оно тут же неприлично натянулось над ним в районе бёдер, так что он перевернулся на бок спиной ко входу, чтобы не иметь возможности увидеть Хана, когда тот войдёт в комнату. Он попытался очистить голову от мыслей, чтобы хоть как-то унять свою эрекцию, но предательское тело не поддавалось.       Хан вышел из душа слишком быстро. Джим слышал, как тот тихо ходил по комнате, собираясь лечь спать. Свежий запах его шампуня наполнил спальню. Джим зажмурился и натянул одеяло до самого носа. Даже когда Хан улёгся на своей койке, а в комнате воцарилась тишина, прошло несколько часов, прежде чем Джиму удалось уснуть.