***
Может быть, этот мир - ад для другой планеты.
- Олдос Хаксли
***
Элитриец с потрепанными черными крыльями и не менее потрепанным плащом, накинутым на плечи, стоял посреди темных джунглей с одним факелом в левой руке - самым настоящим, огнем пылающим факелом - и мечом в правой. «Привет?» - позвал Томми, но быстро понял, что ответа ждать не стоило. Элитриец не обернулся, лишь поднял факел повыше, чтобы осветить густые джунгли, а потом прищурился, вглядываясь в заросли; кованый меч - хоть и не такой чистый, как у Техно или Дрима, по мнению Томми - блеснул в свете огня. Он вздохнул и шагнул вперед, его пепельно-черные крылья держались достаточно низко, чтобы касаться травянистого покрова, что был высотой по щиколотку и укрывал всю землю. Томми двинулся за мужчиной, слегка напуганный стрекотом неизвестных жуков и всепоглощающей тьмой вокруг, нетронутой ни световым загрязнением, ни какими-либо технологиями. На Элитрийце не было видно ни формы Галактического Восстания, ни какого-либо другого современного обмундирования - более того, чем ближе Томми подходил к гуманоиду, небрежно шедшему по лесу, тем больше он был уверен, что на нем висела выкрашенная шкура какого-то животного. Вдруг джунгли закончились, уступив место океану, и мужчина полузнакомо хмыкнул - Томми точно не разобрал - когда он ступил на деревянный мост, парящий над темными водами. Весьма жутко. Томми ахнул, когда заметил, куда же направлялся Элитриец - посреди океана зияла дыра, обрамленная пластами закаленного стекла, или чего-то похожего на него, а в центре нее - голубой кристаллический храм, стоявший на песке, который когда-то был частью океанского дна. «Бог мой», - пробормотал он себе под нос, торопясь заглянуть в сияние хрустальных фонарей, от которых храм будто светился. «Он продырявил гребаное море». «Не совсем так, приятель». Томми подпрыгнул в воздух на метр, схватившись за сердце, прежде чем заметил Филзу, стоящего там с забавным выражением лица. «Господи Иисусе, Филза МанКрафт, ты чуть Авиана не довел до инфаркта». Фил кивнул в сторону другого Элитрийца, который, если присмотреться, смахивал на самого Филзу. «Ты когда-нибудь читал отчеты о моих хардкорных миссиях?» Томми моргнул. «Это которые про те твои четыре высадки?» - глупо спросил он. «Они засекречены». Если бы он действительно хотел вторгнуться в частную жизнь Фила, он бы попросил Пурпуда раздобыть или Туббо взломать его личное дело. Но все же у него хватало приличий не делать этого. Фил ласково улыбнулся. «Да», - сказал он. «Конкретно эта была самой долгой - пять лет. И, безусловно, самая запоминающаяся». «Ты - что?» - прошипел Томми. «Ты никогда не говорил мне об этом! Я думал, это был всего, типа, год! Максимум!» «Первая была более тридцати лет назад», - откровенно сказал Фил. «Я, честно говоря, забыл, как это было». Он положил руки на перила на вершине стеклянных стен, что окружали храм, и устремил взгляд вдаль - святое дерьмо, это был молодой Филза МанКрафт? «Красиво, не правда ли?» «Что?» - спросил Томми. «Цветопад», - сказал Фил, и Томми, прищурившись, увидел стоящие по краям деревья, на которых росло нечто вроде плодов или цветов. «Руины цивилизации, некогда существовавшей. А теперь - ничего, кроме резьбы на стенах». Он кивнул на древний храм, и Томми едва разобрал странные иероглифы, высеченные на колоннах храма. Уголком глаза мальчик заметил, как подошли Уилбур и Техно - было похоже, этим двоим был знаком вид сияющих красок, исходящих от творения, которому Фил дал название Цветопад. И лейтенант, и коммандер, выглядели растерянно. «Тебя бросили здесь на пять лет?» - наконец выдохнул Томми. Он не мог представить себе, как бы он пробыл так пять лет на Погтопии. Он не мог представить себе, пробыть пять лет где бы то ни было, совсем одному. Он-то и в Пустоши едва выжил. Фил пожал плечами. «Я думал, что останусь здесь до конца жизни», - честно сказал он. «Я только-только встретил Кристен. Пообещал ей, что мои маленькие приключения больше не повторятся». Он ласково поднял руку, его кольцо сверкнуло на свету тысячей переливающихся красок, цвета любви и нежности. «Как же я ошибался». «Она ждала тебя», - сказал Уилбур. Фил засмеялся. «Она ждала», - совестливо повторил он. «Боже, это было восемнадцать лет назад. Больше, чем тебе лет, Томми». Мальчик фыркнул. «Ей было двадцать, когда я пропал. Я надеялся, что она вышла замуж за кого-то, кто не заставил бы ее ждать. Но она ждала меня, потому что надеялась, что я вернусь». Фил пожал плечами почти непринужденно, но в движении чувствовалось напряжение. «Думаю, она ждала бы вечность». Томми скорчил гримасу. «Фу». Уилбур шлепнул его по затылку. «Тише», - укорил он. «Филза МанКрафт очень стар. Позволь старику предаться воспоминаниям». «Ах ты маленький засранец», - ласково бросил Фил, закатив глаза. Томми потер затылок. «Значит... это был твой самый ужасный день?» Фил поднял взгляд в небо. «Сегодня был двадцать четвертый день рождения Кристен», - сказал он. «Это было довольно плохо. Я...» - оборвал он себя. «Неважно». Техно обеспокоенно посмотрел на него, но Фил не ответил ему взглядом. «Я начинаю понимать», - сказал Томми, чувствуя подступающий комок ужаса в горле. «Эти воспоминания - это наши худшие дни, да?» «...да», - медленно согласился Уилбур. «О, черт», - вздохнул Фил. ПРОНИЦАТЕЛЬНО. Все четверо резко дернулись, когда голос раздался у них в голове. «ЭЙ!» - Томми выпалил в небо. «ТЫ ТУПАЯ ГРЕБАНАЯ СУКА ЗА СОЛНЦЕМ! ВЫПУСТИ МЕНЯ ОТСЮДА!» ТЫ УВЕРЕН, ЧТО НЕ ХОЧЕШЬ ИХ ПОМНИТЬ, ТОММИ ИННЕС? ТЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ХОЧЕШЬ ПОЗВОЛИТЬ ИХ ЛИЦАМ ИСЧЕЗНУТЬ ИЗ ПАМЯТИ? Он застыл. И мир померк. Он открыл глаза и увидел, как на ступеньках Академии Флота сидел и рыдал кареглазый парень в очках с роговой оправой - и снова, как и молодой Техно, примерно возраста Томми. Семнадцать или восемнадцать лет. В его ладони лежала скомканная записка, а у его ног - потресканная гитара - остатки разбитой песни, угасшей на ветру. Небо Сан-Франциско было пасмурным, будто тоже знало, что юный Уилбур - а это был именно он - что-то оплакивал, и горевало вместе с ним. «Ах», - выдохнул Уилбур, и на этот раз Томми хватило ума не прыгать в воздух от испуга. Он посмотрел на старшую версию парня и с удивлением обнаружил слезы, блестевшие в карих глазах. «Почему оно выбрало именно это воспоминание?» Томми сглотнул, почувствовав, как пересохло в горле. «Что... что случилось?» Рядом мелькнули розовые волосы и черные перья - и Техно, и Фил тоже были там - двое мужчин безмолвно наблюдали, как молодой Уилбур проливал слезы над парой неразборчивых строк, нацарапанных на клочке бумаги. Уилбур глубоко вздохнул. «Моя девушка покончила жизнь самоубийством», - признался он. У Томми отвисла челюсть. «Я... я не знал», - пролепетал он. «Мне жаль». Слова сожаления повисли на ветру и унеслись прочь, жалкие и недостойные. По сравнению с бомбой, которую только что сбросил Уилбур - образно говоря, конечно - его сочувствие казалось мелким, крошечным и ничего незначащим. Уилбур грустно улыбнулся, засунув руки в карманы и пригнув голову. «Как ты думаешь, Томми, почему мы никогда не злились из-за твоих секретов?» - спросил он, тщетно пытаясь придать своему голосу легкий тон. «У каждого из нас есть свои секреты». Томми сглотнул и посмотрел на Фила, опустившего голову, и на Техно, который не стал отводить взгляд от мальчика, пока тот не опустил свой и снова не обернулся на молодую версию брата. «Ее звали Салли», - добавил Уилбур через мгновение, немного грустно. «Я собирался сделать ей предложение на следующей неделе». «Оу», - выдавил Томми, чувствуя себя пустоголовым идиотом. «Она была Мерлингом», - продолжил Уилбур, словно уже хотел сказать, но просто не успел. «А общество Мерлингов невероятно жестоко по отношению к своим женщинам. Те, кто вырвался из их угнетающего социального строя, как правило, очень бойки и стремятся быть полной противоположностью тех, в кого их пытались превратить». В голове Томми промелькнула мысль о Ники, громкой и яркой женщине-Мерлинг, которая всегда казалась такой сильной в его глазах, и его сердце сжалось от мысли, что среди своих она была одинока. А еще была Лиз, его одноклассница-Мерлинг, которая погибла из-за него. «Салли была... ну, она была очень красивой». Техно фыркнул. Уилбур зыркнул на него. «Заткнись, Техно Блэйд. В любом случае, она была... желанной партией для многих мужчин-Мерлингов на Атлантисе. Все так бесились, что я, Фантом, добился ее внимания, а не кто-то другой, кого они считали достойным. Ее семья отреклась от нее, когда она решила поступить в Академию Флота, чтобы стать штурманом». Уилбур с нежностью улыбнулся, глядя в небо. «Однажды я сказал ей, что хотел бы составить с ней карту звезд». Томми, Техно и Фил просто молчали. Да и как они могли не молчать? «Но потерять свою семью...» Уилбур выпустил небольшой вздох, бросив взгляд в сторону Томми, и тот слегка напрягся. «Неважно, насколько ужасно к тебе относились, быть отвергнутым…ну…у нее всегда были проблемы с психическим здоровьем. И становилось только хуже. Но она всегда была счастлива со мной, и, возможно, все наладилось бы. Все изменилось, когда Мерлинги стали приставать к ней, пытаясь заставить ее изменить свое мнение. Они говорили много ужасных вещей. Угрожали ей. Угрожали мне». Уилбур пожал плечами. «Мне было все равно, но я знал, что ей было страшно за меня. Думаю, в конце концов, это ее доконало». Томми смотрел, как по щеке Уилбура покатилась слеза, и невольно вспомнил пистолет в своих руках, направленный себе в голову, и светловолосого мальчика, который грозно уверял его, что, если он нажмет на курок, то в итоге умрут оба. Внезапно он был очень рад, что не сделал этого. «Я должен был выступать на том дурацком шоу талантов», - пробормотал Уилбур. «На том же, где выступал и ты, Томми, давным-давно». Томми слегка напрягся. «Она сказала мне идти вперед. Что я увижу ее в толпе… Я так и не увидел ее». «Уил», - позвал Фил, протягивая руку, чтобы обнять Фантома, когда тот издал сдавленный плач. «Я нашел ее в нашем общежитии», - всхлипнул Уилбур, уткнувшись в грудь отца, а Томми стоял там с Техно Блэйдом позади и не знал, мог ли он вообще как-то помочь. «И она была такой холодной…А я любил ее, любил, но она все равно умерла...» «Уил», - сказал Фил, а затем замолчал, не найдя слов. Уилбур, похоже, даже не слышал его, довольствуясь тем, что рыдал у него на плече, пока ветер завывал вокруг, а юноша на лестнице рыдал о недавно потерянной любви. «Те, кого мы любим, не уходят», - начал Томми низким голосом. «Они остаются с нами. Невидимые, неслышимые, но всегда рядом, все еще любимые, все еще скучающие и очень дорогие». Фил и Техно посмотрели на него с недоумением, и Томми чуть помялся. «Ранбу говорил так», - сказал он тихо. «Мне жаль, Уилбур», - добавил он. «Легче никогда не становится, да?» - едва слышно спросил Уилбур. «Не становится», - признался он, вспомнив, как говорил это Туббо вечность назад. «Но все же становится легче». Ветер переменился, и Томми глубоко вздохнул. Мир снова померк, и Томми на полсекунды задержал дыхание, потому что не хотел открывать глаза, чувствовать запахи и видеть, потому что знал, что будет дальше - он должен был знать; его жизнь была трагедией со дня его рождения. Первое, что он почувствовал, был запах дыма. Томми открыл глаза и обнаружил, что стоял посреди тлеющей площади, возвышаясь над окружающей его толпой. Он моргнул, удивленно оглядываясь по сторонам. Он запомнил, что все казались такими высокими, но теперь все они были не выше Туббо. Трибуна перед ними была пуста, но Томми заметил отсутствие брызг крови и сердцем понял, что сейчас должно было произойти. Лица детей были исхудавшими, а руки слишком тонкими, волосы всклокоченными и поблекшими от недостатка питания. Можно было подумать, что на площади, полной нескольких сотен детей - а это было все, что оставалось к тому моменту, - должны были раздаваться смешки, дружеские подколки и перешептывания. Но не в этом месте. «Атмосфера на кладбище повеселее будет», - пробормотал Техно, появившись рядом с Томми. «Техно», - шикнул Фил. «Так тихо», - прошептал Уилбур, и даже шепот его голоса разнесся эхом. Томми посмотрел на кроваво-красное небо, на поля мертвой травы и сгоревшие дома вокруг. На одном из разрушенных складов он разглядел слова "Передай Свободе Мой Привет", написанные ярко-оранжевой еще невысохшей краской. Он сжал кулаки и оглядел толпу. Найти себя не составило труда. Томми протискивался мимо детей, одиноко вставая впереди - меньше, моложе, грязный и голодный, во всяком случае, его версия, чьи волосы были короткими и растрепанными, а кожа выглядела так, будто вот-вот треснет из-под выступающих костей. «Это ужасно», - сказал Фил, и Томми обернулся, чтобы взглянуть на него: Элитриец озирался на детей, чьи глаза были пусты и голодны, попутно оглядывая то, что когда-то было оживленным студгородком. «Их так много...» «Их так мало», - поправил Томми. Фил, Техно и Уилбур все разом уставились на него. Он резко улыбнулся. «Раньше нас было больше трех тысяч, помните? А теперь нас всего несколько сотен». Триста сорок девять, если быть точным. Триста сорок шесть погибнут сегодня. «Боги», - едва слышно выдохнул Уилбур. «Это ты?» Томми взглянул на мальчика, стоявшего недалеко, чья нижняя губа дрожала, пока он пытался слиться с толпой. «Ага». «Ты выглядишь...» - оборвал себя Техно, не успев как следует обдумать слова. «Ужасно». «То, что произошло, было ужасно», - ответил Томми, медленно вдыхая и выдыхая, чтобы приступ паники не охватил его, пока он смотрел на площадь и детей, которых, как он знал, не станет через пару минут. «Где остальные?» - спросил Фил. Томми указал в сторону гор. «Пурпуд и Ранбу в нашей пещере». «...а Алисса?» - спросил Уилбур тихим голосом. «Глупец? Гриян?» Томми засунул руки в карманы и изо всех сил старался сохранить невозмутимость на лице. «Они скоро будут. Ты увидишь». Судя по тошнотворному выражению, промелькнувшему на лице Уила, он не думал, что Фантом хотел это видеть. Он не знал, хотел ли видеть он сам. Двери здания у трибуны распахнулись с громким хлопком, и примерно половина детей на площади резко вздрогнула, невольно издав возглас, прежде чем вернулось угрюмое молчание. Не было слышно ни шуршания жуков, ни щебетания птиц. Стало ужасно и пугающе тихо. Томми почти забыл о тишине. На борту Л’Мэнбурга вечно что-то шумело и гудело. Здесь же все было мертво или умирало - трава, животные, люди. Возникло девять охранников в грязной бело-черной форме и с безликими масками. А чуть погодя - трое детей - пятнадцати, шестнадцати и восемнадцати лет. Глупец вышел первым, его зеленые глаза горели болью и невообразимым гневом, когда маленький Томми тихонько заскулил, прежде чем стоявшая за ним девушка - одна из детей постарше, как он помнил, - Человек, со светлыми волосами, собранными в беспорядочный хвост, и темными кругами под глазами - толкнула его в спину, чтобы тот замолчал. Честно говоря, он не мог винить ее. Возможно ее имя было Эйс или что-то в этом роде. Рядом с ней тряслась восьмилетняя девочка-Мерлинг с импровизированной дыхательной трубкой на лице, которая выглядела так, будто ее не раз заклеивали скотчем. Слева от Мерлинга стоял Элитриец - Треф, или Пики, или Червы - в честь какой бы масти он ни был там назван - их троица когда-то была семьей, точно такой же, как и Детское Восстание - но как и все, что существовало в Погтопии - их семья превратилась в тлен. Как и Детское Восстание, как и тысячи детей всех видов и возрастов, как и многие сотни друзей. После Глупца вышла Алисса - девушку вывели на трибуну, на ее лице виднелись свежие порезы, очевидно, полученные в попытке отбиться; ее руки и щеки были забрызганы ярко-оранжевой краской, а в глазах ее не было видно печали, когда ее поставили рядом с Глупцом, и кошачьи уши прижались к затылку. Не было ни грусти, ни боли. Виделась только ярость и триумф. Томми смотрел на ее кровоточащие руки и наблюдал, как кровь сочилась на трибуну из тех мест, где охранники вырвали ей когти. Затем появился Гриян, чьи невзрачные фиолетово-серые крылья были грубо связаны за спиной, пусть он и не мог летать уже несколько дней из-за нехватки сил. В конце концов, именно поэтому ему не удалось сбежать. Первым он встретился взглядом с молодым Томми, поджав губы в строгую линию. В отличие от Алиссы, в его мягких карих глазах читалось простое понимание с толикой грустной нотки, которую он легко определил как принятие. «Боги», - прошептал Уилбур. На балконе одного из недогоревших зданий мелькнуло движение. Уже зная, кто это был, Томми не спешил смотреть, в отличие от маленького Томми, который хоть и не был готов к этому, но тем не менее, глядел глазами, жаждущими убийства. «Чертов ублюдок», - пробормотал Фил себе под нос, очевидно, тоже заметив Хрому. Но никто из них не мог изменить прошлого, только повлиять на будущее, и Томми ничего не мог с этим поделать. «На колени», - холодным голосом потребовал Хрома, вещая в сторону трибуны. И они сражались до конца. Члены Детского Восстания не сдавались, пока охранники не положили руки им на плечи и не заставили их опуститься на колени, с силой сытого взрослого, имевшего достаточно энергии, чтобы ходить и поддерживать массу. Если бы их желудки не бурчали от голода, и их мышцы не были истощены, а головы затуманены, Томми не сомневался - они бы кусались и дрались до самого конца. Но это был уже не первый месяц. Требуется время, чтобы сломить дух, и в конце концов он всегда ломается. Всегда. Маленький Томми двинулся вперед на помощь своим друзьям, чей приговор был вынесен в тот день, когда был обнародован поименный список Хромы. Девушка, стоявшая за ним, Эйс, схватила его, обхватив рукой живот и оттащив назад, прежде чем он успел броситься на самоубийство. Он жалел, что так и не смог поблагодарить ее. Тогда он чувствовал ненависть к тому, кто удерживал его, но в конце концов девушка спасла ему жизнь. В толпе воцарилась тишина. Не в первый раз, но вероятно в последний. «Детское Восстание», - с усмешкой бросил Хрома. «Жалкое отребье». Техно уставился на оратора, сверкнув алыми глазами - и если бы взглядом можно было убить, то Авиан тут же упал бы замертво. Крылья Фила угрожающе затрещали, а Уилбур продолжал смотреть на юного Томми с безмолвным желанием протянуть руку и забрать к себе, чтобы защитить от зрелища, которое, как все знали, должно было последовать. «Вы крали еду у достойных, приговаривая других к смерти!» «Они просто хотели выжить», - прозвучал чей-то голос в толпе. Томми никогда не знал, кто это был, но сейчас он заметил Хоуп Мэриголд, Огнерожденную, что некогда была частью небольшой группки из четырех собратьев, которые прибыли на Красную Планету, в поисках убежища от своей семьи. Стоя на пропитанной кровью земле, Томми осознал, что ее братья и сестры - все трое младших, чьих имен он не помнил, за что себя проклинал - уже были мертвы и похоронены, если это вообще можно было считать за похороны, и лежали в братских могилах, которые навечно окружили Погтопию. Старшая выжила, но по ее глазам было ясно, что это произошло не по ее выбору или желанию. Было так много детей со своими собственными историями, и никто из них никогда не доживет до того, чтобы поведать их. «Я был глупцом», - признался Хрома. «Неа, Глупец - это я», - громко возразил Глупец, и охранник позади него впился пальцами в его плечо, пока Фантом не вскрикнул и не замолчал. Алисса и глазом не повела, а Гриян только подавил ухмылку, прикусив щеку до крови. Толпа зашевелилась, несколько смешков раздалось от детей помладше, прежде чем старшие зашикали на них, к счастью, вовремя успев заглушить галдеж. Томми не помнил, как все произошло. Он почти ничего не помнил, кроме выстрелов, шума, тел и запаха крови. Техно тяжело дышал, а Фил выглядел в ужасе, словно не знал, смеяться ему или плакать. Игнорируя всех, кроме себя, что было довольно типично, Хрома продолжал: «Я знал, что не стоило ждать от детей понимания - что все это я делаю ради общего блага», - сказал он, печально покачав головой. Уилбур прошипел себе под нос. И старший, и младший Томми безмолвно глядели на Авиана: один - со знанием грядущего, другой - с тихим ужасом. «Если бы вы просто послушали...» - он стукнул рукой по перилам, и несколько детей вздрогнули. Сам Томми передернул плечами вместе со своей младшей копией. «Тогда, возможно, все можно было бы исправить. Если бы вы просто внимали решению взрослых, тех, кто знает лучше...» «Пошел ты, ублюдок», - сказал Томми вслух, несмотря на то, что никто не мог его услышать, кроме тех, кого он встретил после того, как Погтопия стала памятником геноциду Красной Планеты. «Пошел ты. Не могу поверить, что когда-то я относился к тебе, как к Сэму и Филу». Уилбур и Фил резко уставились на него. Техно даже не шевельнулся. Он уже знал. «…Тогда, возможно, мы могли бы спасти больше», - с рычанием закончил Хрома. «И долго ты будешь болтать?» - устало спросил Уилбур. «Если бы не эти назойливые детишки», - передразнивал Томми высоким голоском. «Чертов мудила». «Детское Восстание», - снова возгласил Хрома. Он был зол. У Томми все силы ушли на то, чтобы остаться на месте, сдерживая себя то ли от драки, то ли от побега, он точно не знал. «Восстание. Ничтожные. Все, что вы сделали, это разрушили жизнь своих товарищей». «Это сделал ты, не переживай», - беззаботно бросил Гриян. Несмотря на то, что он говорил обычным тоном, его голос звучал угрожающе. «Не мы». Хрома уставился на пленников. «Убейте их», - небрежно отдал приказ он и повернулся, чтобы уйти. Томми, возможно, издал какой-то жалкий звук. Юный Томми определенно издал рев. В воздухе повисла пауза, когда по площади пронесся ошарашенный возглас сотни детей. Охранники крепче сжали пальцы на спусковых крючках. Но почему-то никто не стрелял, и Томми никогда не узнает причины. Пауза затянулась. И вот члены Детского Восстания решились на свой последний акт протеста. Алисса двинулась первой - она всегда была той, кто любила слишком пылко и гневалась слишком легко. В конце концов, это и стало причиной исторического момента. И вот она подняла левую руку высоко над головой, глаза горели яростным пламенем, кулак разжался, обнажая знак Детского Восстания. Три пальца подняты вверх, два сложены вниз. Стоя в грязной, перепачканной одежде, дрожа и умирая от голода, она сражалась до самого конца, даже не пуская в ход свои когти и зубы. Глупец и Гриян последовали за ней - их руки разные по длине, разные по количеству пятен и ушибов, образовали один и тот же символ, который запечатлелся в памяти Томми на всю оставшуюся жизнь, а также вошел в учебники истории на все времена. И знак этот был известен каждому. Он был оставлен на каждой двери, до которой могла дотянуться Алисса, на каждом свободном клочке, на каждом ящике и каждом камне. Все знали, что он означал, даже если охранники заставляли детей, оставшихся в Погтопии, смывать краску со стен, когда по утрам вставало красное солнце. Никто не говорил об этом, но все знали. Прошел еще миг, прежде чем все было кончено - миг, когда солнце пылало низко в небе, приближаясь к горизонту и брызгая кровью в облака и воздух, опускаясь над некогда золотыми полями, когда оно вдруг остановилось в своем падении. Миг, когда рука Алиссы держалась в воздухе вместе с Глупцом и Грияном, где свет немолодой звезды освещал членов Детского Восстания в молчаливом ожидании, и все вокруг остановилось, мир озарился огнем, дымом, кровью и победой, пылающей в глазах мятежников. Запишите это, - промолвят историки, вглядываясь в экраны камер, что следили за происходящим. Последний акт Детского Восстания. Миг прошел, и раздались три одновременных выстрела. Три выстрела, три ребенка и три трупа на эшафоте - кровь брызнула на дерево, пополнив лужу от прошлых казней, которые когда-то состоялись на этой зловещей, страшной площади. Томми почувствовал, как по щеке покатилась слеза. Глаза Глупца все еще были открыты, а Алисса выглядела так, словно спала. Тело Грияна закрывали крылья, точно гроб, в котором он лежал. Хрома ждал, когда дети начнут хлопать, ведь именно это заставляли их делать после каждой казни. Некоторые даже подняли руки, ожидая первого хлопка, готовые присоединиться. Но Томми оглядел толпу и понял, что их смирению пришел конец. Он посмотрел на молодого себя, стоящего там, установленного на кровь, которая медленно стекала под головами теперь уже мертвых друзей - и то был переломный момент Детского Восстания, поразивший и тела, и души, дав толчок к последнему сопротивлению; последнему решительному действию детей Погтопии. Заключительный акт неповиновения, конец стольких жизней - ведь каждая история пришла к своему завершению; и из трех тысяч двухсот семидесяти трех - три тысячи двести семьдесят историй закончились в Погтопии, оставив последние пару страниц для тех, кто жив сегодня. «О, Всевышние», - выдохнул Фил, прикрывая рот рукой. Уилбур больше не мог сдерживать слез. Техно даже не мог смотреть на трибуну, и только устремил взгляд к темному небу. Трое взрослых стояли посреди толпы детей, приговоренных и осужденных задолго до своего срока - судьей, присяжным и палачом в одном лице, что вершил их судьбы, когда следовало просить о помощи. Трое взрослых - посреди толпы, приговоренной к смерти. Но Томми просто продолжал смотреть, потому что он был единственным выжившим, кто мог это помнить. Так и было, и образ вспыхнул в его глазах, навсегда запечатлевшись в его кошмарах, ибо никто другой не смог бы этого сделать. Он не был первым, кто повторил жест Алиссы. Он не был и вторым. Он даже не думал, что в толпе из нескольких сотен детей он мог быть в первой десятке. Кто-то сзади повторил знак. Томми не видел, кто это был. И, как волна, они все последовали за ним. Эйс отпустила руку с юного Томми, чтобы воздеть пальцы к небу, и через несколько мгновений ее Элитрийский друг последовал за ней. Малышка Охра, восьмилетняя Мерлинг, тоже подняла руку, хоть ее жеста и не было видно из-за маленького роста. Томми повернулся лицом к толпе и увидел, как дети, вроде Хоуп Мэриголд, поднимали руку за своих потерянных братьев и сестер; как дети, вроде Роуэна Аткинсона, с которым он когда-то учился на одном курсе истории, поднимали руку в знак памяти; как дети, вроде Эмили Картен, пилота-стажера, которой так и не довелось полетать средь гор, о которых она так мечтала, поднимали руку к звездам; как дети, вроде Эй'д'хена Ва'хей'те, Элитрийца с темными как у Фила перьями, поднимали руку за семьи, которые они никогда не увидят; как дети, вроде Ханны Сантос, прожившей дольше всех в Погтопии и наблюдавшей за звездами в ночном небе, поднимали руку за жизни, которые они никогда не проживут. Сотни детей стояли там, где когда-то стояли тысячи; их ботинки и босые ноги хлюпали в грязи, перемешанной с кровью тысяч погибших. В воздухе стоял гнетущий запах от братских могил, которые никто не удосужился укрыть, потому что с каждым днем они становились только больше. Томми последовал за своей младшей версией, его рука была намного выше всех остальных, когда он стоял там, один из двух все еще живых членов Детского Восстания. Он не ожидал этого, но Уилбур, Фил и Техно тоже подняли руки - трое неуклюжих взрослых, стоявших в толпе детей, которые затаили дыхание и ждали расплаты под стук бешеного сердца. Мы не должны были выжить. Не тогда, когда так много других заслуживало этого больше. Повисла тишина. Взгляды устремились к Хроме в ожидании ответа. Авиан застыл на месте с лицом, искаженным от ярости. Охранники, окружавшие детей, подняли оружие. «Убейте их всех!» - взревел он и, не дожидаясь, пока его приказ будет исполнен, повернулся на каблуках и зашагал прочь. И все произошло. Едва паника расцвела в сердце толпы выживших, как взрывы пуль убили остальных; убили остатки тяжелой работы Хромы - потому что он знал, что никогда не смог бы подчинить контролю тех, кто объединился против; кто превосходил его числом; кто, мог бы уничтожить его, будь у них больше осторожности и организованности, позволив выжить остальным. Если бы только было меньше страха. Меньше детей, которых нужно было защищать. Меньше старших братьев и сестер, обнимавших своих младших, молясь, чтобы их жертва не была напрасной. Она всегда была напрасной. Юный Томми пробивался сквозь толпу, исчезая в порыве авианской скорости. Томми смотрел, как мальчик проскочил через ряд охранников, скрывшись за углом дома, покрытого оранжевой краской. Он почти не смотрел на детей, чьи тела падали вокруг. Уилбур вскрикнул, попытавшись дотянуться до Эйс, которая стояла к нему ближе всех, но она припала к земле, кашляя от пыли, грязи и крови - пуля попала ей прямо в грудь, не убив мгновенно. Ее Элитрийский друг ринулся к ней, позади лежало неподвижное тело маленькой девочки-Мерлинг, которая когда-то была их сестрой - Охре досталась быстрая и легкая смерть. Он положил руки на грудь Эйс, чтобы остановить кровь. Но девушка истекла кровью в считанные секунды, кровь заполнила легкие и хлынула из горла, стекая по подбородку. Элитриец - Пики, да, так его звали - рухнул навзничь, глаза были открыты и пусты, когда пуля попала ему в затылок. Уилбур взвыл, когда последний из них испустил дух, и завертелся, озираясь дикими глазами по округе, как будто он мог что-то сделать. Томми скорбно посмотрел на павшую троицу и пошел дальше, ведь так было нужно. Фил стоял недалеко от Эмили Ханти, Фантома и медика-стажера, когда она отчаянно пыталась оттащить Макса Маккензи, одиннадцатилетнего мальчика-Фелийца, получившего удар в горло. А потом они умерли оба, потому что им всем было суждено умереть, под слоем пыли и крови, не оставив в сердце ничего, кроме ярости. Техно возвышался над Амеи Па, Терранкой, на лице которой блестели слезы, когда она выкрикивала имя на языке, которого Томми не знал, ее слова были потеряны для времени и памяти. Рядом с ней лежала Кэтрин Гилл, Элитрийка, чьи белые крылья были окрашены кровью, а голова была вывернута под неправильным углом. Она тоже погибла. Они все погибли. Томми огляделся и увидел Хоуп, обмякшую на земле, Роуэна, лежащего лицом в грязи, Эмили, свернувшуюся калачиком в попытке заглушить боль от пули, Ханну, умершую почти мгновенно - десятки детей, которых он когда-то знал по имени, с которыми учился в одном классе, с которыми участвовал в гонках и побеждал, с которыми сидел на золотых полях в обеденные часы, и многих сотен других, имена которых он никогда не узнает, как и причину их смерти. Позже их всех сбросят в братские могилы вокруг Погтопии, за исключением членов Детского Восстания, чьи тела будут висеть, как в знак некой больной демонстрации, в качестве послания оставшимся трем выжившим в геноциде, зажженным кровью и восстанием. Казалось, это длилось вечность. Но прошло не больше минуты. Томми стоял вместе с охваченным ужасом экипажем Л’Мэнбурга. Сжимая кулаки по бокам, он окидывал взглядом мертвых и умирающих - сотни людей, погибших из-за символа, чьим автором он являлся. «Я не должен был выжить», - сказал он в пустоту. Ему казалось, что, возможно, он должен был плакать, кричать и вопить, но он испытывал эти эмоции всю свою жизнь, ввелся на их поводу всю свою жизнь, а здесь, на площади, после того, как он только что увидел смерть своих лучших друзей, он чувствовал лишь оцепенение и тлен. «Не говори так», - резко ответил Фил. «Никогда так не говори, Томми». Он шагнул к нему и схватил его за руку, притягивая ближе - и здесь, рядом с Филом, он почувствовал себя в безопасности. Уилбур хотел что-то сказать, но он мог только стоять с открытым ртом, будто мертвая рыба, лихорадочно оглядываясь по сторонам. Техно уставился на ряд охранников впереди, скрепя стиснутыми зубами, словно желая наброситься на них, пока рука пыталась найти меч, которого с собой у него не было, не здесь, не в этом месте. «Томми?» - позвал Фил, нежно обнимая лицо мальчика мозолистыми ладонями. Томми невольно подумал, стали ли они такими после всех его хардкорных миссий. «Это моя вина», - прошептал он. «Всегда была». «Нет», - сказал Фил. «Никогда, Томми. Никогда это не было твоей виной». Он судорожно вздохнул. «Я люблю...» Резкое молчание. Томми вскрикнул, заметив красный блеск в глазах Фила, и оттолкнул его, налетев на Техно, чьи глаза были менее алыми и более багровыми. Уилбур исчез, вероятно, потому что его разум не поддавался контролю. ЧЕРЕЗ СТОЛЬКО ТЕРНИЙ ТЕБЕ ПРИШЛОСЬ ПРОЙТИ, ТОММИ ИННЕС. «ДАЖЕ ЗНАТЬ НЕ ХОЧУ, ЧТО ЭТО, БЛЯТЬ, ДОЛЖНО ЗНАЧИТЬ!» - закричал он. «ВЫЛЕЗАЙ ИЗ ИХ ЧЕРТОВЫХ ГОЛОВ!» ОНИ МОИ. И ВСЕГДА БУДУТ МОИМИ. Томми посмотрел на красное небо, устремившись к своему сознанию, а через него - к разуму Техно, и дернул ниточку к себе. «Нет», - прорычал он. «Они мои». На трибуне лежали тела, которые будут вздернуты в назидание тем, кого больше не осталось. Они были его первой семьей - но ничто не украдет его вторую, пока он будет дышать. Даже сама Вселенная.