Casting Moonshadows ("Выбор лунных теней")

Должна ли я скрывать другого себя? Не буду притворяться, что я кто-то другой все это время Когда мое отражение покажет, кто я на самом деле? (Кристина Агилера – Отражение (Из м/ф "Мулан", студия Дисней))

РЕМУС: «Кого, по его мнению, он обманывает?», — думал Ремус. Уже знакомый взгляд жег его затылок, пока он пытался конспектировать лекцию профессора Андерса о вспомогательных дуэльных заклятиях. Он поерзал на стуле, борясь с естественным инстинктом развернуться и встретиться лицом с тем, кого внутренний волк счел хищником. Хотя уже пора бы привыкнуть: прошло четыре месяца, а Блэк все еще не сдался. Ремус мог только мысленно поблагодарить Блэка за то, что тот больше не приставал с разговорами. Каждый раз по возвращении из лазарета после своих трансформаций, он чувствовал, как серые глаза обыскивают каждый его дюйм в поисках зацепок, вроде той, что он по случайности увидел в такое далекое сентябрьское полнолуние. Потребовались задействовать все актерские способности и полностью использовать высокий болевой порог, чтобы спокойно ходить по коридорам, комнатам и кабинетам в течение нескольких дней после полной луны. Он знал, что, если проявит хоть малейший признак слабости, неуверенность Блэка даст трещину и он снова пойдет в атаку на Ремуса. Актер из него и правда был хороший. Он мог обвести вокруг пальца почти любого своими невероятными историями, которыми прикрывался, избегая разоблачения. Но эта ложь начала принимать слишком широкие масштабы, чтобы уследить за ее сокрытием со всех сторон. Блэк считал, что его бьют дома, и вообще это было недалеко от истины, чтобы его успокоить. Но, учитывая, что Блэк, его проницательные стальные глаза и дурацкие вопросы в лоб смогли вытянуть из Ремуса кусочек постыдной правды, кто знает, что еще ему удастся раскрыть? Несмотря на гриффиндорскую безбашенную натуру, его наблюдательность, ум и способность к осторожным выводам явно брали истоки из семейного слизеринского наследия. Ремус содрогнулся от мысли, на что пошли бы Поттер, Блэк и Петтигрю, узнав, что делят комнату с оборотнем. В лучшем случае, они могли бы шантажировать Ремуса этой информацией, заставляя совершать ужасные поступки, но в худшем… Они бы рассказали всем. Ремуса бы исключили. Должность Дамблдора оказалась бы под угрозой. Оборотням не разрешалось получать образование, а еще Ремус прочитал достаточно книг из школьной библиотеки, чтобы понимать, как сильны предубеждения среди магов по отношению к его собратьям. Если Министерство узнает, у него будут серьезные проблемы. Малолетний возраст мог немного скостить меру наказания, но они, скорее всего, запрут его в одной из резерваций оборотней — особенно, если сокурсники расскажут, каким неуравновешенным, по их мнению, он был. Или они бы вообще его убили. Такова участь большинства Темных Существ, которые подвергли опасности человеческую жизнь. По телу пробежали мурашки, а кожа стала липкой от страха. Прошли всего лишь сутки, как его выпустили из-под опеки мадам Помфри, и его защита была слаба — все силы уходили на восстановление и затягивание ран. Гроза в ту ночь взбудоражила волка, и его увечья были сравнимы с сентябрьскими. Волк прогрыз на его ноге внушительную дыру чуть выше колена, и сейчас требовалась вся сила воли, чтобы ходить, не хромая. Внезапно на стол упала тень и Ремус поднял глаза. — Мистер Люпин, вы с нами? — спросил профессор Андерс, стоя над ним. — Я… э-э… — Я трижды задал вам один и тот же вопрос. Ремус напряг свой мозг, надеясь отыскать хоть какое-нибудь смутное представление о том, каким бы он мог быть. Молодой аврор нахмурился и наклонился, чтобы тщательнее изучить лицо Ремуса. Его взгляд метнулся к окну, за которым плыли сизые грозовые тучи. Ремус увидел в нем возникшее осознание с толикой жалости и уже не в первый раз пожалел о том, что все профессора были в курсе его состояния. — Вы неважно выглядите, мистер Люпин, — сказал профессор Андерс, и его мальчишеский облик сменился с сурового на обеспокоенный. — Может быть, вам стоит сходить к мадам Помфри? Такой предлог вполне устраивал Ремуса: сбежать из класса от вездесущих серых глаз, которые смотрели, смотрели и смотрели на него, выискивая прорехи в его доспехах. Однако уйти сейчас было равносильно поднятию забрала, и он был уверен, что Блэк сделает из этого свои неведомые заключения. Он подумал и о матери, и о клятве, которую ей дал — стараться изо всех сил, чтобы она могла им гордиться. Это была одна из причин, которой он убедил целительницу отпустить его пораньше. — Нет, сэр, я в порядке. Просто задумался. Не могли бы вы повторить вопрос, пожалуйста? Андерс хотел было возразить, но передумал. — Я спросил, не хотите ли вы продемонстрировать перед классом сглаз Желейных ног на мистере Лонгботтоме? — Он указал на стоящего у доски сутулящегося Френка, смирившегося с ролью испытуемого. — Э-э, да. Да. Один момент. Ремус порыскал в закоулках своего разума, силясь вспомнить заклинание. На уроке он погряз в его чертогах дольше, чем планировал, поскольку даже не помнил движения палочкой. К счастью, учебник по ЗОТИ очень увлекателен, и, запертый на все лето в комнате Ремус изучил его от корки до корки. Он встал, стараясь не делать подозрительных движений, хотя из-за неожиданного подъема на ноге открылось кровотечение. — Прости, Фрэнк. — Все нормально, приятель, — Тот пожал плечами и подмигнул Ремусу. — Наскреби магии. Ремус глубоко вздохнул и произнес нужные слова. Он только наполовину ожидал, что они сработают, ведь был так истощен, что картинка впереди расплывалась по краям, как во время бега. Однако, к его изумлению, Фрэнк начал шататься по классу, будто его ноги стали резиновыми. — Отлично, мистер Люпин! — Профессор Андерс одобрительно улыбнулся ему, изумляясь. — Надеюсь, вы все обратили внимание на его очень точное движение кистью. Дело не столько в силе, которую вы вкладываете во вспомогательные заклятья, как это, сколько в точности! Фините Инкантатем! — Фрэнк перестал шататься. — Вы оба можете сесть. Ремус с облегчением приземлился на свое место, решив не отвлекаться до конца урока. Минуты ползли как улитки, и Ремусу хотелось всплакнуть от облегчения, когда Андерс наконец их отпустил. Класс образовал у выхода затор, собираясь на обед, и стоящий в конце очереди Ремус почувствовал чью-то руку на своем предплечье, мешающую ему пройти к двери. Он попытался скрыть гримасу боли, когда ладонь, пусть и нежно, прижалась к рваной ране под рукавом. — Минутку, пожалуйста, мистер Люпин. Ремус с тоской взглянул на дверь и заметил снаружи Блэка вместе с Поттером, оба с любопытством выглядывали поверх чужих макушек. По большому счету, ему казалось, что справиться с вопросами Андерса будет куда легче, чем с ними. Он кивнул профессору. — Идите, господа! — громко сказал профессор ребятам, закрыв дверь перед их носами и махнув палочкой, накладывая заглушающие чары. Мантия развевалась за его спиной, пока он шел к дальней половине классной комнаты. — У вас слишком любознательные друзья, — заметил он, садясь за преподавательский стол. — Прошу, садитесь. И Ремус нервно сел за одну из первых парт. — Мы не друзья. — Нет? — Андерс посмотрел на Ремуса с безмятежным видом. — А с кем тогда вы дружите? Ремус уставился в парту, заляпанную чернилами. — Эм… ни с кем. — Почему? Боитесь, что они узнают ваш секрет? Ремус не нашел, что ответить. Он обнаружил, что не может смотреть мужчине в глаза. Пальцы трогали исцарапанную столешницу, и в итоге он просто отрицательно мотнул головой. — Тогда?.. — Я… ну, я н-не хочу, чтобы они узнали, конечно, — сказал Ремус, густо покраснев и переведя взгляд за окно, где виднелась часть озера. — Но у меня нет друзей не поэтому. — А почему? — Я не знаю! Ремус вдруг понял, что, возможно, в этом одиноком замке, наконец, нашелся кто-то, кто мог бы рассказать ему, что он делает не так. — Я стараюсь быть добрым к людям, но они все думают, что я сумасшедший, и называют меня П-полоумным, или даже, если они меня не презирают, они только жалеют меня, потому что у меня совсем нет друзей, а из-за того, что у меня нет друзей, никто не хочет со мной дружить, ведь тогда и с ними никто не будет общаться, так же, как и со мной. Пожалуйста, скажите, что мне делать? – выпалил он. — Ремус, ты должен понять, что из-за твоих особенностей и испытаний, через которые тебе пришлось пройти, ты смотришь на наш мир совсем иначе, чем твои сверстники… У тебя нет иллюзий относительно справедливости жизни или Темной магии. Обычный первокурсник никогда не беспокоится ни о чем, кроме того, на каком факультете он окажется, или что о нем подумают другие. Они быстро осуждают и отгоняют любого, кто кажется непохожим на них. — Но я не понимаю, как стать, как они! — Ремус в отчаянии стукнул кулаками по столу. Светлая доска вздулась и раскололась, а его левый кулак ударился о колено. — И-извините, — огорченно прошептал он. Сила оборотня: еще один пункт, отдалявший его от других. Он животное. Чудовище. — Все в порядке, Ремус, все в порядке, — сказал профессор Андерс, поднимаясь. Он не выглядел испуганным или пораженным, только лишь бесконечно грустным. — Тебе и не надо притворяться ими. Приблизившись к Ремусу, Андерс быстро взмахнул палочкой: — Репаро. — Доска вмиг срослась. — Блэк проводит слишком много времени, глядя на тебя, — продолжил он. — Вот почему я подумал, что вы друзья. Ремус покачал головой: — Я делю с ним комнату. Однажды он увидел мои… э-э… о-отметины и прочее. Я думаю, он думает, что кто-то дома бьет меня. — Почему он так думает? — спросил профессор Андерс, хмурясь и делая пометки в своих мыслях. — В полнолуние я говорю им, что иду домой, чтобы навестить свою больную м-мать. Легко понять, почему он так подумал. В комнате воцарилась тишина, и Ремус видел, как Андерс отчаянно перебирает в голове варианты, чтобы помочь ему, зная, что без раскрытия Ремусовой ликантропии он мало что может предложить. — Я скрываю от них свои повреждения, — сказал Ремус. — Вот почему я не мог уйти сегодня с урока. — Значит, вам все же нездоровилось? И все-таки проклятие Желейных ног выдалось образцовым. Настоящий подвиг, мистер Люпин. — Вернулся он к официальному тону. Ремус смущенно улыбнулся, вновь опустив голову. — Спасибо. — Ваши родители будут гордиться вами. — Моя мать умерла. — Примите мои соболезнования. Тогда отец. К гортани подступил приступ того самого истерического смеха, который настиг его на станции с Поттерами, и он быстро зажал рот рукой, прежде чем тот успел вырваться. — Я схожу в Больничное крыло, — неразборчиво пробормотал он и поспешил к выходу так быстро, как только позволяла раненая нога. — Мистер Люпин! — Резкий тон заставил его заколебаться и оглянуться через плечо. — Дома вам никто не причиняет боль, не так ли? Сердце Ремуса заколотилось от страха. Отец закопает его живьем, если кто-нибудь прознает. — Только волк, сэр. Мне больно, где бы я ни был. Он был поражен тем, как твердо прозвучал его голос. Ремус поспешил захлопнуть дверь прежде, чем Андерс успел что-то сказать. И он не смог сдержать смех, вырвавшийся из груди, когда до него дошла вся суть иронии. В случае с Блэком он использовал родительские побои как оправдание, чтобы скрыть свою ликантропию, а в случае с Андерсом он использовал ликантропию, чтобы скрыть отцовские побои. Он резво поковылял к башне Гриффиндора, не заботясь больше о хромоте и не желая терпеть суету вокруг себя, которая бы появилась, отправься он в больничный отсек. Ремус совсем не заметил двух темноволосых ребят, которые замешкались в коридоре, недоуменно глядя ему вслед.