Casting Moonshadows ("Выбор лунных теней")

Почему, когда мы делаем наши самые тёмные дела, Мы говорим об этом? Они словно горят в нашем разуме, Становясь нестерпимой мукой. Потому что все рассказывают, Все рассказывают Есть секрет. Можешь сохранить его? Клянись, что его ты точно сохранишь. Лучше спрячь его в кармане И забери с собой в могилу. Если я скажу тебе секрет, значит, я знаю тебя, Не повторяй то, что я сказала. Ведь двое могут хранить секрет, Если один из них не жилец 'Secret' — The Pierc РЕМУС: Ремус очнулся на следующий день от сильной горящей боли во всем теле, будто его окунули в кипящее масло. Чуть позже от общей какофонии чувств отделилось знакомое острое ощущение, исходившее, как он знал, из глубокого ранения в боку. Что прошлой ночью так разозлило волка? Аромат лекарственных зелий, нанесенных на его повреждения, был слишком мощным для его все еще обостренного обоняния. В прошлом году от этого подташнивало, но теперь утешала мысль, что кто-то о нем заботится. Звуки копошения мадам Помфри неподалеку тоже успокаивали. — Грубая луна, — прохрипел он, не открывая глаз. Горло пересохло, потому голос звучал резко и хрипло. — Груша хана? Что? — спросил кто-то знакомый. — Ты не спишь, Рем? Или это ты во сне? Внутри что-то екнуло. Какого дьявола Сириус делал в его отсеке Больничного крыла за ширмой? Как они узнали? Они уже сообщили в Министерство? А потом к нему постепенно вернулись воспоминания: люди в черных плащах, неподвижный Питер, сражение, Визжащая хижина… Лицо Сириуса, когда он смотрел то на Ремуса, то на кровавый отпечаток его ладони на стене. Вот тогда весь мир и треснул, неумолимо разрушая все вокруг. Вскоре они все поймут — кто он такой — и в итоге его либо казнят, либо отправят в резервацию. Самым разумным решением было бы немедленно прекратить дружбу с мальчиками, но по какой-то причине оно совершенно не укладывалось в голове. Он был уверен, что если бы ему предложили вернуться в прошлое и изменить события так, чтобы они не стали друзьями и его тайна осталась в безопасности, то ни за что на свете не согласился бы. Сейчас у него были друзья, самая драгоценная вещь на Земле. Самая незаменимая. Даже если она пробудет с ним совсем недолго. — Ремус? Ты проснулся, дружище? — Голос Сириуса казался очень обеспокоенным. Он говорил тем мягким тоном, от которого в груди Ремуса поднималось ноющее тепло. — Он спит? — где-то на периферии возник Джеймс и торопливый звук шагов. И как он не заметил, что они оба здесь? Будьте прокляты, зелья со сбивающим с толку запахом, разъедающим носовые пазухи! Он раздумывал, стоит ли еще притворяться спящим или открыть глаза. Потребовались конские усилия, чтобы совершить эту простую вещь, но тревога в их голосах придала сил. С трудом он заставил свои веки подняться. Два размытых пятна закрыли собой потолок. Понадобилось несколько секунд, чтобы сфокусироваться на них. — Ох, слава Мерлину! — облегченно выдохнул Сириус. Кончики его волос щекотали лицо и Ремус слабо поморщился. Щекотка тут же прекратилась. Чья-то холодная рука сжала запястье. Он с трудом повернул голову. Сириус сидел на стуле рядом с его кроватью — шатком деревянном сооружении, созданном с целью быть неудобным, как и все в больницах в принципе. Джеймс стоял рядом с ним, улыбаясь своей хэллоуинско-тыквенной улыбкой. На соседней кровати лежал Питер и тоже смотрел на него. Значит, сейчас они находятся в главной больничной палате, а не в задней закрытой части. — Ты как, нормально? — спросил Питер. Он был очень бледен и сморщен, как подбитое яблоко. Ремус хотел ответить, что он в полном порядке, но из глотки вылилась ария непереводимых хрипов, в конце которой он сухо закашлялся. — Вот, — Сириус поднес к его бесцветным губам стакан воды, на котором Ремусу еле удалось сосредоточиться. Он с тоской смотрел на стакан, но от любого движения каждый мускул в его теле протестующе орал. Сириус молча вернул стакан на прикроватный столик и обвил рукой шею Ремуса. Он взял его за плечи и немного приподнял шею над подушкой. Ремус не сдержал жалкий стон боли, вырвавшийся из глубин грудной клетки. Джеймс взял воду и во второй раз подал ему, а Сириус большим пальцем приоткрыл ему рот за подбородок. Ремус понял, что безбожно краснеет — даже кожа под волосами горела. Ему не нравилось, что они видели его таким слабым и уязвимым. Это небезопасно — волчьи инстинкты бесперебойно выли об этом каждую миллисекунду. Но пить хотелось невыносимо, поэтому он неуклюже глотал воду, слизывая стекающие с уголков губ капли, жадно опустошая стакан. Джеймс по натуре не был особо заботливым и даже не подумал наклонить его под другим углом, подстраивая под медленные глотки Ремуса. Стакан опустел и Сириус бережно опустил Ремуса обратно на кровать. В этот момент из своего кабинета вышла мадам Помфри и поспешила к ним. — Ремус? Рада видеть, что ты проснулся, мальчик мой. Она растолкала двух брюнетов и склонилась над ним, прижав руку ко лбу, а другой вместе с палочкой водя вверх и вниз вдоль его туловища, бормоча диагностические заклинания. — Почему мне так плохо? — успел спросить он ее. Его голос все еще был сиплым, но, по крайней мере, теперь можно было разобрать слова. Он знал, что она поняла то, что подразумевалось на самом деле: почему ему намного хуже, чем обычно? Наверняка ведь после полнолуний у него бывали и времена похуже? — Потеря крови, — она нежно приглаживала ему волосы. — Большая потеря крови. На мгновение я даже подумала, что не успею помочь. Рубящее заклинание задело важную артерию, а бег и подъем тяжестей усилил отток крови из раны. Я не представляю, как вам удалось добраться сюда из Хогсмида. — Бегом. Она покачала головой и нахмурилась. — Я знаю. Мальчики сказали мне. Ремус бросил очень встревоженный взгляд через ее плечо, когда она наклонилась, чтобы осмотреть бинты на талии. Если бы мадам Помфри узнала, как небрежно он предоставил им свое тайное укрытие, то все гораздо хуже, чем думалось. Джеймс и Сириус послали два спокойных красноречивых взгляда: «Мы профессиональные бунтари. Ты же не думал, что мы скажем правду?». Ремус не знал, сколько лжи они наговорили, но все равно расслабился от облегчения. — Так почему все так горело? — спросил он у закончившей осмотр целительницы. — Что? — Когда я бежал. Все горело. Все суставы, все мышцы. — У тебя разрушились кровеносные сосуды, Ремус. В них не было крови, и это вызвало трение. Питер издал звук наподобие рвоты. — Прошу, не упоминайте слово на букву «к», — умолял он. — Мне и так плохо. Не говорите это слово. — Кровь, — тут же сказал Джеймс, очень довольный позеленевшим Питером. — Вены, — добавил Сириус. — Артерии. — Мышцы. — Сухожилия. — Костный мозг. — Тосты. Сириус недоуменно открыл рот и посмотрел на Джеймса: — Какого…? — Тосты. Он поглощает их в таком ужасающем количестве, что, должно быть, они теперь составляют добрую часть его тела. Питер прижал руку ко рту, и его вырвало через пальцы. — Не будь так жесток, — просипел Ремус, едва успев повернуть голову, чтобы увидеть совершенно нераскаявшихся мальчишек. — Бедный Питер тут сейчас все заблюет. — Серьезно? — Сириус обернулся к пухлому мальчику, свесившемуся с кровати: тот слабо улыбался. — Попомнишь мои слова, когда в тебя прилетит снаряд рвоты, — сказал ему Ремус. — Целься в волосы, — добавил он Питеру. Сириус и Джеймс тут же отпрянули прочь от второго рвотного залпа, специально метившего в них. Питер выглядел разочарованным. — В самом деле, ребята! — упрекнула мадам Помфри. — Мне нужно сейчас сходить к директору, так что я надеюсь, вы хоть ненадолго будете вести себя хорошо с моими пациентами! — Естественно! — Сириус и Джеймс оскорбились до глубины души, и даже Ремус поверил в их невинность. Мадам Помфри провести не удалось, но все же она вздохнула и вышла из Больничного крыла, напоследок бросив предупредительный суровый взгляд. — Неужели, — Сириус упал на свою табуретку. — Гарпия! — Неправда, — Ремус инстинктивно защищал молодую женщину, которая каждый месяц с любовью обрабатывала его раны. — Она просто заботится о своих пациентах. — Ты слишком добрый и доверчивый, Ремус. Однажды она вернется и укусит тебя, потом будешь проклинать свою рассеянность. — Да она уже опоздала. Меня уже. Сириус странно на него посмотрел: — Тебя уже что? Ремус и правда проклял себя и свою рассеянность. Почему его язык так стремится выдать все секреты хозяина, когда был под действием успокоительных? — Ну, эм, я согласился пойти в Хогсмид, и вот что там случилось. Он рьяно жестикулировал менее поврежденной рукой со стороны Питера. От движения жгло мышцы, будто ему прострелили руку. — Скорее это мы обещали, что все будет нормально и потащили тебя с собой, а ты доверился нам и потом спасал наши шкуры, — Сириус внимательно рассматривал потолок, его голос был очень тих. — Нам очень жаль, Ремус. Может, будет достаточно извинения, чтобы ему не задавали неудобных вопросов? Например, о его силе. Нет, он не настолько удачлив. Стоило ему об этом подумать, как… — Как ты это сделал? — внезапно спросил Питер. — Ты поднял меня, как пушинку. И как ты выбил все дерь… ну, с теми парнями в плащах… Я, конечно, лежал в полубессознательном состоянии, но все помню. Вялый, одурманенный мозг напряг все извилины в попытках придумать правдоподобное объяснение. — Это адреналин, — начал он. — Он способен на удивительные вещи. Я как-то читал об одной маггловской женщине, она под адреналином подняла целый автомобиль, сбивший ее ребенка. — И тогда она избила трех здоровых взрослых мужиков, вооруженных палочками, а потом несла свое великовозрастное дитятко, убегая как черт полторы мили и истекая кровью из поврежденной артерии? — саркастично уточнил Джеймс. Ремус молчал. Он чувствовал на себе взгляды трех пар глаз, и старался не встретиться ни с одним из них. — Мы знаем, у тебя есть пара секретов от нас, Ремус, — непривычно мягко сказал Джеймс. — Ты же знаешь, мы твои друзья, несмотря ни на что, и ты можешь рассказать нам все, что угодно. — Никаких секретов, — воспротивился Ремус, отгоняя туман в голове. — Это адреналин. Невероятная штука. Он взглянул наверх и угодил в ловушку дымчато-серой пары очей. Вырываться не вышло. Пугающее молчание Сириуса было еще необычнее тона Джеймса. — Можешь не говорить, если не хочешь, — Сириус продолжать сверлить его взглядом. Он чуть-чуть подался вперед и поймал руку Ремуса, слегка сжав ее. Не поморщиться стоило немалых усилий. Все суставы до сих пор ломило — как ржавые петли, требующие смазки. — Да пусть скажет! — возникнул Питер. — Так поступают настоящие друзья! — Нет, — твердо сказал Сириус, не отпуская руку Ремуса. — Друзья всегда рядом, когда нужно. Но они не заставляют раскрывать секреты против воли. Не заставляют их чувствовать вину за спасение жизней. — Он повернул голову и со значением посмотрел на Питера. — Друзья делают все для безопасности друг друга. Друг унесет тебя от опасности, когда у тебя отнимутся ноги. Даже если сам истекает кровью. Это походило на жесткий прямой выговор, и Питер покраснел от стыда. — Ты прав. Извини, Ремус. Джеймс оторопело смотрел на Сириуса, слегка приоткрыв рот: — Так, кто ты и что сделал с Сириусом? Если ты хотел закосить под него, то должен знать: он никогда не был такой красноречивой девчонкой. — Кто ты и что ты сделал с Джеймсом? – поддразнил Ремус, не в силах сдержаться. — Ты должен знать, что он не знает таких громких слов, как «красноречивый», «изменчивый» или «призвание». Сириус рассмеялся: — Он держит его в заложниках. Или… ну, знаешь… кого угодно. — Я знаю кучу громких слов, — заныл обиженный Джеймс. — Гору! Например… «авокадо», и «дерзкий», и «неугомонный», и «правонарушитель», и… и… «мармелад». — Ты знаешь их только потому, что Ремус поведал о значении тебе в тот или иной момент, — заметил Сириус. — Кроме мармелада, — вставил Питер, хихикая и очищаясь от остатков блевотины на одежды, — Мы уже знали это слово. — Рем, ты должен составить для нас словарь, — предложил Сириус. — Словарь для мародеров с толкованием длинных слов, используемых Мародером, Ремусом Люпином, и различными представителями власти во время нра-во-у-че-ний-наказаний за блистательные розыгрыши. — Тебе не кажется, что нужно придумать название покороче? — сказал Джеймс. — Вы еще здесь, джентльмены? — с тоской спросила вернувшаяся мадам Помфри, заметив Сириуса и Джеймса. — Уже обед, сходите перекусите. Я разрешу вам позже вернуться ненадолго, если будете хорошо себя вести. Негодующе ворча, Сириус и Джеймс поднялись, но не раньше, чем Сириус наклонился к уху Ремуса и прошептал: — Тем не менее, друзьям позволено раскрывать секреты друг друга самостоятельно. И в конце концов мы все узнаем, Рем. Затем он ушел, и Ремус долго чувствовал шлейф его запаха. Хорошее настроение быстро улетучилось.

***

— Так нас наказали за вылазку в Хогсмид? — спросил Ремус у Джеймса на следующий день, когда тот пришел навестить его в лазарет после уроков. Питера уже отпустили, но он все еще отлеживался в спальне. А Сириуса задержала профессор Вектор, рассказывая о вреде запирания трех слизеринских четверокурсников в туалете Плаксы Миртл и приклеивании на дверь записки: «Змеиная яма — не входить: полно гадюк». — Нет, все путем, — сказал Джеймс. — По-моему, они подумали, что битва с Пожирателями Смерти — это их кличка, кстати, — и попадание под Круцио с режущим, а также побег — уже достаточное наказание для нас. Мне с Сириусом досталась пренеприятнейшая лекция. Ты бы слышал! А как разочарованно на нас смотрел Дамблдор. Ненавижу эти разочарованные лица. Почему он не мог просто сделать дурацкое замечание про мою концентрацию внимания и безответитвенность, как другие преподаватели? — Не знаю, — улыбнулся Ремус. — Может быть, он понял, что они пролетают мимо твоих ушей. — Да сто пудов понял. Подлый старикашка. Ремус засмеялся, но ему пришлось остановиться, когда острая боль пронзила бок. Ему было намного лучше, чем накануне, но кости еще сильно скручивало. Джеймс уловил его изменение и коснулся плеча: — Ты в порядке, Ремус? Выглядишь так себе. Я как бы думал, у тебя есть способность супер-регенерации в довесок остальным твоим секретикам. — Мечтаю об этом, — сказал Ремус, представляя, как бы положительно это сказалось на полнолуниях. — Ну, ты, вроде, круто справляешься со своей гигантской дырой в боку. Я надеялся, ты и вправду скоро исцелишься. Ремус не хотел говорить, что это все из-за привычки к боли. Нескончаемой боли. На регулярной основе. — Я не… — Колись, что еще ты умеешь? Ты очень сильный и быстрый. И знаешь длинные слова. Что еще? Ремус не мог сдержать улыбки при мысли, что бытие оборотня автоматически включает в себя знание длинных слов. Но все же паника о том, куда клонится допрос, перевесила. — Джеймс, пожалуйста… — Ой, да молчи уже. Мне просто интересно. И Сириусу тоже. Знаешь, он на полном серьезе решил тебя раскусить. И когда-нибудь его план осуществится. Ремус теребил пальцами выбившуюся из белого больничного одеяла нитку. Она все удлинялась и удлинялась в его ладони. — Не осуществится, — буркнул он, чертовски молясь, чтобы это было правдой. — Сириус не очень-то проницательный. Он ничего не замечает даже под своим носом. — Ну-ну. Ремус промолчал, неловко ерзая в постели. Светлая нитка полностью вытащилась и теперь комкалась между большим и указательным пальцами. — Знаешь, ты исключение, — наконец сказал Джеймс, когда стало ясно, что Ремус не собирается ничего говорить. — Из чего? — Из Сириусового… как там это говорится? Незамечания? — Забвение? — жалобно предположил Ремус. — Ага, он про тебя не забывает. Это как… ну, почти все люди вокруг него все время мелькают в его поле зрения, а он их вообще не видит. Даже меня и Питера иногда — не постоянно, но бывает. Но ты всегда в центре его внимания. Он видит тебя насквозь. Даже когда мы еще не дружили. — Джеймс прервался, задержав взгляд на теле Ремуса в длинной хлопковой пижаме. — Он заметил твои шрамы. — Их как бы чертовски трудно не заметить, — с горечью съязвил Ремус. — Да нет же. Сейчас ты во всем убедишься. Я вот видел только часть твоей руки, когда ты потерял сознание в тот раз в повозке. Они повсюду, Рем? Или только на руках? У тебя все тело в шрамах? Горючие слезы подступили к глазам. Волк заинтересованно оживился в глубине его сознания. Убить? Ранить? — Как это произошло? Кто мог сделать с тобой такое? — спросил Джеймс. — Ты мелкий и тощий, не представляю, кто мог поднять на тебя руку. Ремус попытался скрыть слезы зевком, но воздух вырвался из легких неуклюжим всхлипом. Сейчас он умрет. Министерство приговорит его к смерти, когда узнает. Он знал, что они сделают. Они хлещут осужденных оборотней плетьми с серебряными наконечниками, а потом казнят посеребренным топором. — Эй, эй, Ремус! Прости, прости! Я не должен был этого говорить. Не должен заставлять тебя плакать. — Джеймс пересел к нему на кровать и неповоротливо, но ласково обнял дрожащего мальчика. — Я не п-плачу. Это было правдой. Слез не было, но он сильно дрожал. — Чего бы ты ни боялся, мы тебе поможем, — сказал ему Джеймс. — Даже если мы не знаем всего, все равно. Мы теперь Мародеры. Мы держимся вместе, несмотря ни на что. — Ты сейчас так говоришь… — Мы говорим это навсегда, — прогремел голос Сириуса. Ремус и Джеймс вскинули головы и увидели, как он стоит немного в стороне от них, засунув руки в карманы. Тишина длилась достаточно долго, чтобы дрожь успокоилась. — Так как прошло с Вектор? — попытался он вернуть разговор в легкое русло. — Я не совсем уверен, — Сириус сел в ноги Ремусу, а Джеймс снова занял свое место. — Что значит «неисправимый»? Губы Ремуса дрогнули в ухмылке. — Это значит, что ты плохой. Невозможно тебя исправить или вернуть на путь истинный. — О, тогда все в порядке, — весело сказал Сириус. — Я думал, это что-то ужасное.

***

Дорогой Ремус, Не могу поверить, что ты отправился в Хогсмид, зная, что поблизости опасные люди. Я так разнервничался, когда услышал от профессора МакГонагалл ее версию случившегося. Я думал, в тебе больше здравого смысла. Я рад, что тебе уже лучше. Полагаю, главный минус таких друзей, как твои, это то, что рано или поздно не избежать опасной ситуации. Только, пожалуйста, попади в нее как можно позже. Ради меня. Я бы не хотел твоей смерти, Ремус. Ладно, не будем о грустном. Тут несколько домашних шоколадных пирожных от Анжелы. Она умирает от желания познакомиться с тобой, и говорит, что пока это лучший из возможных вариантов (ох уж эти женщины и шоколад, а?). Какие планы на Рождество? Ты остаешься в замке, как в прошлом году? Мы подумали, что могли бы навестить тебя. Звучит неплохо, да?

Твой, Нил Андерс

PS: Все сосиски, которыми ты кормишь Брутту, делают ее толще и ленивее. Она отказывается доставлять письма всем, кроме тебя! — Нил Андерс? — спросил Сириус, заглядывая ему через плечо, и Ремус подпрыгнул, сжав письмо. — Это профессор Андерс? Ремус закрыл глаза и пожалел, что отсел от Сириуса в тот завтрак. — Это он владелец Брутты? Держу пари, ты пишешь ему только потому, что тебе нравится эта сова. — Нет! — запротестовал Ремус. — Давай, отрицай все, что хочешь, но ты только что скормил жирной ублюдине все свои сосиски! — усмехнулся Джеймс через стол. Брутта радостно ухнула и схватила последнюю сосиску Питера. Мальчик начал возмущаться, но подавился беконом и громко закашлял, отпугивая птицу. Ремус надел рассерженную маску, но потерпел в своем актерстве неудачу: он был слишком счастлив. До рождественских каникул оставалась всего неделя, зелье должно было приготовиться через два дня, и все его друзья справят Рождество с ним. — В среду будет веселуха, — Сириус довольно рыгнул и толкнул Лили Эванс, чтобы впихнуться на скамью рядом с Ремусом. — Жду не дождусь все эти рожи, покрытые перьями, чешуей и остальной дребеденью. — Ну и свинья же ты, Блэк, — сказала девочка, поднимаясь из-за стола. — С чего бы? — не полез за словом в карман Сириус. — Разве твои родители не научили тебя манерам за столом? — перешагивая через скамью, она споткнулась и схватилась за его плечо, задев волосы. Сириус зашипел и откинулся на Ремуса, высвобождая кудряшки из-под пальцев Лили. — Одна безгрешная отрыжка, и трусики так пережали ей все, что кровь перестала поступать к ногам! — Не груби, Сириус, — Джеймс глядел вслед гордо удаляющейся Лили. Глаза Сириуса загорелись. — О-о! Встал на защиту своей будущей жены? Джеймс покраснел. — Что? Нет! Просто не груби людям, Сириус. Я не это имел в виду, ты знаешь. Ремус и Питер захихикали, а уши Джеймса окрасились в бордовый оттенок. — Дураки! — Ладно, это будет крутой рождественский прикол, — вернулся к прошлой теме Сириус. — Такой же крутой, как ледяной пол в том году. Даже лучше. — Не лучше, — возразил Джеймс. — Это было гениально! — Спасибо, — сказал Ремус, скромно ковыряя яичницу. Наступило долгое молчание, пока до остальных доходила его короткая фраза. — Мерлин, Рем! Ты серьезно? Ремус пожал плечами. — Нет, реально, — остолбенело вставил Джеймс. — Это ты проделал ту штуку со льдом? — Ага. — Гонишь! Это уровень магии шестого курса. Ремус тяжко вздохнул и прицелился палочкой в направлении двери Большого зала, проговаривая заклинание. Эван Розье спокойно шел к выходу, но на один весьма комичный момент наклонился, руками описывая спирали в воздухе, а затем упал на спину, дергая ногами как перевернувшийся жук, пока его мантия закрывала лицо. Весь зал залился смехом, и под шумок Ремус быстро наслал контрзаклятье. К тому времени, когда Слагхорн прибыл на помощь своему разъяренному подопечному, пол обратно стал каменным. — Там был лед, говорю вам! Лед! — Розье громко оправдывался, прихрамывая и опираясь на профессора по дороге в Вестибюль. Ремус повернулся и скорчил самодовольную рожицу другим мародерам. — Ремус, ты мой герой! — сказал Сириус, притягивая его к себе и взъерошивая волосы, до боли в только залеченных ребрах стискивая в объятиях. — Сириус! Отпусти меня! Сириус отстранился, все еще скалясь, пока Ремус приглаживал волосы, раскрасневшийся, запыхавшийся и недовольный. — Но правда, приятель, — Питер с благоговением глядел на Ремуса. —Это было просто… вау. Ремус наслаждался их вниманием. В этот момент он был счастливее, чем когда-либо со времен тех лесных ночей перед нападением оборотня.

***

Ранним утром среды, пока обитатели укутанного снежной шапкой замка мирно спали, четверо мародеров под мантией-невидимкой Джеймса целеустремленно спускались на кухню. Эльфы-домовики удивленно переглядывались, когда портретная дверь, скрипнув, открылась, но в нее так никто и не вошел. Они со всех сторон оглядели раму, переговариваясь, но не обнаружили ничего подозрительного и снова закрыли ее, возвращаясь к приготовлению завтрака. Различные блюда и кувшины с напитками были расставлены на пяти столах, готовые к транспортировке в Большой зал. Мальчики прокрались к самому крайнему из них, Джеймс высунул руку из-под мантии и капнул зелья в первый графин с тыквенным соком. То же самое было проделано со всеми остальными на каждом факультетском столе. — Некоторые предпочитают чай или кофе, — прошептал Ремус как можно тише. — Хорошая мысль, — сказал Джеймс и добавил по капле в чай и кофе. Его рука зависла над напитками, предназначенными для учительского стола. — Не смей, — шикнул Ремус, и Джеймс с Сириусом закатили глаза. Джеймс убрал руку. — Ладно, — угрюмо сказал он, — но я бы все отдал, чтобы увидеть ту круглую змею, в которую превратится бы Слагхорн. Они покинули кухню вместе с парой эльфов, собиравшихся разжигать погасшие факелы в коридорах. Мародеры торчали в библиотеке до самого завтрака, думая, что это отведет подозрения: было бы странно, что все они (особенно Сириус и Питер, известные своей противоположностью «жаворонкам») пришли на завтрак пораньше. Наконец Сириус нетерпеливо вскочил на ноги. — Вот и все! Время насладиться шоу! Они поспешили к столовой и уселись рядком за гриффиндорский стол, стараясь не слишком явно улыбаться, пока все собирались на завтрак. Ремус слишком задумался и случайно задел рукой серебряную тарелку с беконом. Он зашипел и быстро отдернул ее, подув на ожог. — Ремус? Дай-ка посмотреть. Прежде чем он успел возразить, Сириус схватил его запястье и поднес к глазам. — Мда, довольно сильный ожог. Не трогайте тарелки, ребят. Они горячие. Ремус почувствовал огромное облегчение, что после его слов они не прикасались к посуде. Он не знал, как бы стал объяснять, почему едва теплая тарелка заставила его кожу покрыться волдырями. Зелью потребовалось несколько минут для действия, но оно сработало. Первое чириканье раздалось со стороны Рэйвенкло, что не было неожиданным. Они всегда спускались раньше всех по будням, заранее готовясь к урокам. Мальчики с большим удовольствием наблюдали, как те обрастали сизыми перьями, пробивающимися через рубашки, а их рты преобразились в клювы, отчего их крики стали походить на карканье. Тем временем по залу раздавались возгласы всех мастей. Слизеринцы покрылись чешуей и облысели, а их руки втянулись в плечи. Языки стали тонкими и раздвоенными; из-за его постоянного змеиного шевеления им не удавалось внятно говорить. Морды хаффлпаффцев были в черно-белом меху, на головах — маленькие круглые ушки, а руки и ноги укоротились и потолстели. Рядом царила особо громкая суматоха. Золотистые уши гриффиндорцев также поползли ближе к макушкам. У них отросли длинные хвосты с кисточками, а гривы — особенно у мальчиков — стали длиннее и пушистее, спускаясь по спине. Ногти отросли в страшные когти. Мародеры заливались смехом, особенно когда некоторые слизеринцы пытались заговорить, но раздавалось только злобное шипение. — Выпьем, ребята, пока нас не раскрыли, — сказал Джеймс, салютуя своим стаканом. — Да, за нас! — чокнулся Сириус. — Наше здоровье! — повторили остальные, стукаясь стаканами. Ремус старательно не думал о жучиных глазах, которые гипотетически плавали в чае, пока он прихлебывал его из чашки. Или любой другой ингредиент. Через несколько минут он ощутил странное щекотание по всей коже. Оно отличалось от трансформаций в оборотня. Было совсем не больно. Он посмотрел на свои руки и увидел черные когти. И тут он запаниковал. Руки всегда менялись в первую очередь. Что, если это зелье по-другому работало с оборотнями? Что, если оно спровоцирует его настоящую трансформацию? Когда он почувствовал движение своей плоти вокруг костей, его дыхание участилось. Он должен был срочно уйти отсюда! А если он кого-нибудь убьет? И все узнают! Мерлин! Все узнают! Он подорвался со скамьи, опрокидывая ее, как раз в тот момент, когда мех начал стелиться по спине. Чувство было очень знакомым, и именно в тот миг он закричал. — Рем? Господи! Ремус, что случилось! Ремус едва слышал голос Сириуса за своими — и множества других людей в зале — криками. Он попятился от толпы, выставляя перед собой ужасные, изменяющиеся когтистые лапы. Все ближе от страха подступала истерика, но пути назад не было. В последний раз он испытывал ее, когда клыки того оборотня впились в плоть. — Что с ним? Ремус? Ремус! Внезапно Джеймс, Сириус и Питер разной степени шерстистости оказались там, окружив его и касаясь лапами. Ремус развернулся и помчался к двери, выскочил на улицу и со всех ног ринулся к Гремучей Иве. Нужно добраться до безопасного места, нужно… Он двигался куда быстрее погони, и вскоре оторвался от них, хотя те преследовали его так скоро, как только могли. Вдали показалось бешеное дерево, размахивающее ветвями. Добравшись до него, он вслепую, спотыкаясь, прыгнул в туннель, уворачиваясь от хлеставших ветвей и в полете ткнув на короткий сучок в стволе. Ветки замерли, но он уже в ужасе несся вперед к Визжащей Хижине, вверх по лестнице и в свою комнату, где нырнул в кровать и съежился в тугой клубок. Голос был сорван, и Ремус только истерически хлюпал носом. Неизвестно сколько времени он пролежал там. Его тело больше не покалывало от перемен, но он не мог прекратить тихо стенать и свистяще дышать. От страха и ужаса тошнило. Он уткнулся лицом в рваную, измятую подушку и заплакал. Ремус даже не заметил, когда кто-то вошел в комнату, пока не почувствовал на спине руку. — О Мерлин, о Мерлин! — хныкал Питер. — Что это за место? На стенах кровь! — Рем? Ремус? Ну же, это кошмарное место, — пытался поднять его Сириус. — Здесь кто-то есть! Там кровь, Ремус! Что случилось? Скажи мне! Что случилось?! А потом его собственный голос, не отдавая отчета, стал всхлипывать: — Я д-д-думал, что я т-т-трансформируюсь! — он икнул. — Это была д-даже не п-полная луна, и я думал, что п-превращаюсь!