Характерной чертой нормального ребенка является то, что он редко ведет себя прилично. (Автор неизвестен)
СИРИУС: Сириус полночи ворочался в постели, размышляя о достоинствах и недостатках того, чтобы встать из нагретой, удобной постели и опорожнить переполненный мочевой пузырь, вместо игнорирования природных позывов и попыток сна. Он не был уверен, который сейчас час, но когда перевернулся и лег на живот, потребность усилилась. Виднеющееся в щели полога окно подтверждало, что небо до сих пор непроглядно-черное, цвета индиго — то есть до утра ждать долговато. Раздраженно заныв, он выскользнул из кровати и прокрался в туалет. На обратном пути взгляд привлекло пустующее место Ремуса: полуоткрытые занавески предательски выдавали его отсутствие. Сириус нахмурился и с прищуром глянул обратно на дверь их спальни, пропускавшую из лестничного коридора пару полос золотистого света. Тоскливо попрощавшись со своей кроватью, он неохотно выполз из комнаты, стараясь поменьше шуметь, и спустился вниз. Общая гостиная была освещена парой огарков свечей и тлеющими углями в большом каменном камине. Понадобилось немного времени, прежде чем глаза наткнулись на Ремуса, с ногами забравшегося на широкий подоконник. Он подобрал голые ступни и завернул их в слишком длинные штанины своей невзрачной пижамы, обнимая себя за колени. Сириус колебался, не зная, стоит ли вторгаться в спокойное одиночество мальчика. Однако решение приняли за него, когда Ремус склонил голову набок, не отворачиваясь от окна, и сказал: — Я разбудил тебя? Тонкие черты его лица отражались в узорчатом стекле. — Нет, — ответил Сириус, подходя ближе, — В туалет ходил. — Ах, секрет раскрыт! Ты — таинственный подглядка-полуночник. Думаю, мне полагается награда за выявление твоей личности. — Нет, дурной ты гад, — Сириус ткнул его в плечо. — Я увидел, что тебя нет, и заинтересовался твоей пропажей. — Он немного помолчал, но, очевидно, Ремус отвечать не собирался, потому пришлось добавить: — Как ты узнал, что это я? — Мы почувствовали тебя, — голос Ремуса был тяжелым от усталости. Сириус огляделся: — Мы? — Я и Лунатик. Он сильнее проявляется перед полнолунием. Хотя я смог бы распознать тебя и в любой другой день, — Он зевнул. — Сегодня он вроде ближе по непонятной причине — засел прямо в голове. Не совсем понимаю, почему. Сириус заглянул через плечо мальчика и увидел в небе почти полную, нависающую луну, местами прикрытую дымчатыми тучками. — Когда оно? — Завтра. Сириус вздохнул и взобрался на край подоконника рядом с Ремусом. Их плечи соприкоснулись. — Ты можешь с ним разговаривать? С Лунатиком? — Вроде того, — сказал Ремус. — Это… неправильные разговоры. У него не человеческий разум, и он говорит отрывисто, как ребенок. Знаешь, «убей», «съешь», «я голоден», «что это?» Он набирает мощь либо ближе к полной луне, либо когда я испытываю яркие эмоции: гнев там, или боль, или что-то в этом роде. Он хочет взять верх, но если это происходит, я должен давать отпор. Что-то щелкнуло в уме Сириуса. — А-а-а, как в поезде на первом курсе. И все те остальные моменты, когда мы считали тебя сумасшедшим, бредившим с самим собой. Ремус криво усмехнулся, наконец повернувшись к Сириусу. — Так я и говорил сам с собой. Лунатик — часть меня. — Знаешь, это слегонца странно. Не в плохом смысле. Просто в тебе будто живут две личности. Ремус вновь отвернулся и прижался лбом к прохладному оконному стеклу. — Это не по моей воле. — Естественно не по твоей, — Сириус коснулся плеча Ремуса и тот напрягся, когда пальцы крепко сжались. — Понимаю, ты не хотел этого, Ремус. И я думаю, что эта особенность довольно крутая. — Ха! — Ремус чуть-чуть повернулся к нему, не поднимая головы, чтобы одарить мрачной улыбкой. На изможденном лице читались вселенская усталость и вялое сопротивление ноющей боли. — Хотелось бы нам хоть чем-то тебе помочь. — Не выйдет. Думаешь, я не искал способов? — Мы — Мародеры. Мы обязательно что-нибудь придумаем. Ремус снова улыбнулся, тронутый, но не убежденный заявлением. — Так почему ты здесь так поздно? Разве не нужно отдохнуть перед..? — Сириус сменил тему. — Мне трудно спать, когда луна так близко. Да и было о чем поразмышлять. — И о чем же? Ремус выдохнул и стекло немного запотело, капельки поглощали желтый лунный свет. — Они предложили мне жить с ними. — Чего? — спросил сбитый с толку Сириус. — Кто? — Андерсы. Они спросили, не хочу ли я перебраться к ним, если моего отца посадят в т-тюрьму. — Ох, Ремус. — Сириус не знал, как реагировать. В каком-то смысле он полагал, что должен быть в восторге, ведь теперь не придется беспокоиться о том, что друг останется беспризорником, но в то же время Ремус явно пытался разрешить какие-то личные внутренние конфликты. — Что ты ответил? — Сказал, что подумаю. Я не знаю, что делать! — голос Ремуса сорвался и он сгорбился еще ниже, скрываясь за рыжеватыми волосами. — Он мой папа! Это что-то да значит, верно? Он мой последний оставшийся родственник. Я чувствую, что… я не знаю… предаю его. Сириус осторожно протянул руку между стеной и телом, обнимая маленького оборотня: — Он причинял тебе боль. — Он всегда говорил, что это для моего же блага. — Ты действительно в это веришь, Лунатик? Они долго молчали, Сириус боялся спугнуть мысли Ремуса. Мальчик все же всхлипнул: — Я не знаю! — Никто и никогда не заимеет права заставлять тебя делать то, чего ты не хочешь, — твердо сказал Сириус, сжимая рукой худые плечи Ремуса. — Джеймс, Пит и я позаботимся об этом. — Я всегда мечтал о таких друзьях, как вы. — Нет-нет, не мечтал, — Сириус сладко потянулся, как кот ухмыляясь Ремусу. — Даже человек с таким интеллектом, как у тебя, не смог бы вообразить нечто столь потрясающее, как я. Ремус издал водянистый смешок. — А, ну да. Как я мог выдумать кого-то с такой невероятной скромностью и целомудрием? Сириус на мгновение наморщил лоб. — Это ты меня типа так оскорбил сейчас? Ремус рассмеялся.***
— Вам не кажется, что мы проводим тут дочерта времени? — на подходе к лазарету Питер откусил голову одной из шоколадных лягушек, предназначенных Ремусу. — Подумай, как хреново сейчас Ремусу, — приободрил его Джеймс. — Он вообще здесь постоянно. Надеюсь, Помфри даст нам его увидеть. Хорошо хоть полнолуние было этой ночью, а не следующей. Завтра с уроков бы точно не вышло отпроситься. — Не сожри все, придурок, — добавил Сириус, выхватывая сумку Питера со съедобными припасами. — Оно не для тебя. Они толкнули дверь в больничное крыло и осмотрелись. Все кровати были аккуратно застелены. — Где он? — спросил Питер. — Что вы здесь делаете, мальчики? — испуганно окликнула их мадам Помфри, выглядывая из-за белой ширмы в конце палаты. — Мы пришли повидаться с Ремусом, — отрапортовал Джеймс. — Я не думаю, что это славная затея, — в ее голосе не было сердитости, только сожаление. — Вы не видели его в утро после трансформации. — Мы видели его в дни и похуже, — упрямо сказал Сириус. — Дело не только в этом, — одной рукой она откинула темную челку со лба. Сириус не мог не отметить, что она выглядела вымотанной и какой-то помятой. В груди расползлась холодная тревога. — Ну? В чем тогда? — Он… — она приостановилась, подбирая слова. — Вы помните, каким он был, когда мы нашли его дома? — Да, — Питер неуверенно почесал заляпанную шоколадом щеку. — Он весь истекал кровью, умирал и все такое. — Нет, я имею в виду, каким он был. То есть, как он на все реагировал. Сириус сдвинул брови, пытаясь понять ход мыслей целительницы. Получалось так себе. — Вы о чем? Она прерывисто вздохнула. — Волк в нем все еще полон сил после полнолуния. Максимально. Это, разумеется, влияет на его разум и заставляет его двигаться… реагировать… и говорить немного по-детски. Поскольку ему было невыносимо больно, когда мы его нашли, волк снова завладел его «я». Вот поэтому он так себя ведет. И его воспоминания затуманены. Сириус вспомнил свой ночной разговор с Ремусом о ребячестве Лунатика. Что ж, он имел смысл. — На этот раз ему гораздо хуже, — тихо сказала женщина. — Что вы имеете в виду? — спросил Джеймс. — Скорее всего, это из-за ужасного насилия, перенесенного на Рождество. Сегодня ему хуже, чем обычно. Каждый раз он боролся с волком, даже в таком состоянии. Он осознавал, что происходит вокруг. А сегодня просто… даже толком не может сформулировать предложения. Наверное, нанесенный ущерб вывел волка на границу с человеческим разумом. Боюсь, это может остаться навсегда — его новое поведение после полнолуния. Кажется, барьер, естественным образом возникающий между рассудками волка и человека, сломан. — Мы не возражаем, — серьезно сказал Сириус, стараясь утихомирить колотящееся от беспокойства сердце. — Мы все еще хотим его увидеть. Держу пари, он будет рад нам. Она межевалась, но все же сдалась и кивнула: — Только… не дразните его из-за этого, когда он выздоровеет. — Мы? Никогда! — Джеймс оскорбился оттого, что она допустила такое в мыслях. — Знаю-знаю, вы хорошие ребята, — Она махнула за ширму, откуда только что появилась. — Он там. Немного погодя они вошли внутрь, охваченные легким страхом неизвестности. Здесь было так же чисто и светло, как и в остальной части Больничного крыла. В углу, у стен, стояла белая мраморная раковина с беззвучно подтекающим краном. От капель отражались косые лучи дневного света, бьющие из высокого окна над кроватью, и создавали на ширме радужных солнечных зайчиков. В отличие от остальных белоснежных коек у этой было алое гриффиндорское одеяло. Сириус сделал нерешительный шаг к кровати, глядя на торчащую макушку друга: Ремус почти полностью спрятался под одеялом, и на красной наволочке виднелась только рыжевато-русая копна волос. — Ремус? Ткани зашевелились и сдвинулись. Выглянула верхняя половина лица, наблюдающая за ними широко распахнутыми янтарными глазищами, под которыми залегли синеватые тени. — Сири? — Голос Ремуса звучал растерянно, приглушенный пуховым одеялом. — Ага, Лунатик, это я. И Джеймс с Питером. Мы принесли шоколадку, чтобы тебе стало лучше. — Шоко...ла-адку? — Да. Хочешь? Из-под одеяла вылезла шрамированная рука ладонью вверх. Питер подбрел вперед и положил в нее шоколадную лягушку. Ремус закопошился и показал лицо полностью. Оно было очень довольным. — Мое? — Ага. Все для тебя, Лунатик. — Несмотря на его непосредственность, потрясенный Питер побледнел. Трое мальчиков пододвинули к кровати стулья для посетителей, а исполненный сосредоточенностью Ремус боролся с оберткой. Через какое-то время он уперто оскалился, загримасничал и захныкал, злобно дергая тугой кусок картона и тревожа свои раны. — Позволь мне, — сказал Сириус, протягивая руку. — Мое! — Я знаю, Лунатик. Я просто открою ее для тебя. Ремус подозрительно посмотрел на него; мягкое, глубокое предостерегающее рычание клокотанием вырвалось из горла. Он осторожно вложил шоколадную лягушку в руку Сириуса, будто та была ценнейшей вещью в мире. Мальчик быстро развернул ее и вернул обратно. Неуклюже Ремус запихнул дергающуюся лягушку целиком в рот, словно опасаясь, что в любой момент ее отберут обратно, и Сириусу поплохело от жалости. Он думал о ярком, умном, озорном Ремусе, который каждое полнолуние превращался в это. И виноват в этом Джон Люпин. Темная, кроваво-черная ненависть вспыхнула внутри, но очаг быстро удалось усмирить. Сейчас не время для ярости. — Это еще не все, Ремус, — сказал Джеймс чуть дрогнувшим голосом. Сириусу стало интересно, так же ли ему нехорошо от подобного зрелища. — Не глотай их так быстро, приятель. Питер поставил сумку, которую они принесли с собой, на кровать перед другом. Мальчик боязливо оглядывал других Мародеров, пока его пальцы ворошили предложенное содержимое на предмет вкусностей. Его рот измазался шоколадом. Сириус взял вторую лягушку, развернул ее и отдал в просящие руки. На этот раз Ремус смаковал угощение медленнее. — Тебе больно, Лунатик? — спросил Питер, указав пальцем на его забинтованное предплечье под пижамой. Ремус посмотрел на него, затем на свою руку. Грязные пальцы дернули рукав, так что тот задрался, открывая новые, заживающие царапины поверх белых шрамов. — Лунатику больно, — серьезно сказал он им. Сириус не был уверен, говорил ли Ремус о себе в третьем лице или пытался сказать, что волк, Лунатик, причинил ему боль. — Прости, — сказал он. — Не ты, — Ремус успокаивающе похлопал Сириуса по кисти, лежащей на кровати. — Лунатику больно. Неловкое утро тянулось непривычно долго. Мародеры поочередно разворачивали конфеты и кормили радующегося Ремуса. В конце концов он зазевался и начал потихоньку клевать носом, а руки и лицо липли от ударной дозы шоколада. Мальчики убрали остатки гостинцев на прикроватную тумбочку и уставились на дремлющего друга. — Как думаете, нам надо его отмыть? Ну, немного? — спросил Джеймс, его щеки густо покраснели от смущения. — Думаю да, — тихо протянул Питер. — Мадам Помфри прикончит нас, если узнает, сколько шоколада мы ему скормили. Они оба повернулись к Сириусу, и тот отступил назад, скрестив руки перед собой. — Нет! Почему я? — Хм, — Джеймс изобразил неопределенный жест. — Э-э, ты… обнимаешь его и все такое куда больше, чем мы. — Фигню не морозь! Джеймс и Питер непреклонно сверлили его глазами. — Не понимаю, почему именно я должен этим заниматься, — угрюмо сказал Сириус. — Вон тряпка, — Джеймс указал на раковину в маленькой угловой нише. Ремус забормотал что-то во сне, перепачканные пальцы скомкали простынь. Сириус безнадежно посмотрел на него и неловко вздохнул. — Суки! — бросил он Джеймсу и Питеру, топая за влажным полотенцем. Остатки шоколада на длинных пальцах не желали сходить и пришлось тереть кожу до красноты. Глаза Ремуса слегка приоткрылись, когда Сириус вытирал губы. Он вопросительно тявкнул, больше как пёс, а не человек. — Просто чищу твою морду, Лунатик. Спи. Ремус послушно закрыл глаза и снова заснул.***
В понедельник Ремус пропустил все занятия. Он вернулся только к вечеру, когда остальные Мародеры собрались у камина и играли в карты. Сириус заметил его первым, аккуратно пролезающим через дыру в портрете, чтобы не усугубить свои травмы. — Эй, Ремус, дружище! — позвал он. — Сюда! Ремус затравленно обернулся, покраснел и вперился взглядом в пол, чтобы не смотреть на них. Еле заметно прихрамывая, он подошел к ним, держась на приличном расстоянии. — Что случилось, Лунатик? — обеспокоенно спросил Джеймс, когда Ремус присел на край дивана, а не к ним на ковер. — Мадам Помфри сказала, что вы приходили ко мне, — сказал пунцовый Ремус, смахивая волосы на лицо и немного отворачиваясь. — Я помню то утро обрывками. Не хочу, чтобы вы так делали в дальнейшем. — Почему? — удивленно спросил Сириус. — По-моему ты был очень даже счастлив нас видеть. Ремус лишь нахмурился, еще больше опустив подбородок. Он прошептал что-то, неподвластное обычному слуху. — Что, прости? — Я сказал, что не хочу, чтобы вы видели меня таким! — рявкнул он, вскинув голову. Сириус от неожиданности выронил карты и обиженно засопел от такой реакции, однако, заметив в глазах Ремуса унижение, понял, что виной ей сильно уязвленная гордость. — Ремус, мы… — начал Джеймс, но растерялся и замолчал. — Так делают друзья, — сказал Сириус, стараясь говорить по возможности ласково. — Они застают друг друга в худшие дни и все равно остаются рядом. Мы совсем не возражали. Ты был довольно милым — таким ребенком. Ремус закрылся руками, смотря на них сквозь пальцы, и застонал: — Я не хочу быть «милым»! — Эй, извини, Рем, — Джеймс смущенно хлопнул его по колену. Ремус поправил лезущую в глаза челку. — Забейте. Ничего не поделать, просто плюс одна странность. Похоже, придется привыкать: мадам Помфри считает, что это навсегда. — Синяки под глазами прибавляли его возрасту сотню лет. — Взгляни на это с другой стороны, — рассудительно подал голос Питер. — Ты ведешь себя по-детски только раз в месяц. А Джеймс и Сириус постоянно. — Эй! — они накинулись на него с наигранным негодованием. Ремус не мог сдержать смешок, глядя на выражение их лиц: — Он так-то прав. — Прошу, не выдирай из нас обещания, что мы не вернемся, — Джеймс потерся виском о его ногу. — Нам нравится навещать тебя, проверять — в порядке ли ты. Ремус немного сдвинул колени в сторону, уводя их от назойливого бодания. — Я просто чувствую себя таким глупым. Смотрю на все и кричу в своей голове: «Прекрати так себя вести!», а тело, блин, игнорирует! — Мы знаем, что на самом деле ты не такой, Лунатик, — сказал Сириус. — Лады. Но попробуйте пикнуть о том, что происходит за ширмой… — Мы не станем, ты же знаешь. Какое-то время они играли в карты, перебрасываясь редкими фразами, прежде чем Ремус через силу промычал: — Было приятно видеть вас. Я чувствовал себя… в безопасности. — Это то, ради чего мы приходим, приятель, — сказал Джеймс, заметно расслабившись оттого, что неловкий разговор подходит к концу. — А теперь, хочешь присоединиться и попробовать победить Сириуса? Он продул все игры до единой!***
Дорогой Сириус, Нодеюсь у тебя все хорошо в Хогвартсе. Я тут скучаю по тебе как обычно, и мама привела мне нового репититора, он еще хуже чем та старая летучая мышь у которой уши отвалились тогда. Он настоящий чистокровный чокнутый и помешан на том чтобы я вызубрил историю каждой чистокровной семьи в Британии. Сегодня утром я читал газету и увидел стотью об этом Люпине которого судят за битье детей. Это не относится к твоему Люпину, потому тебе лучше не соватся в это дело. Мама и папа не очень его жалели, и если они узнают что ты как-то связан с этим, тебе будет очень плохо когда вернешься домой. Я должен был предупредить тебя. Ненавижу здесь сидеть без тебя и хочу поскорее в Хогвартс. Не могу дождаться следующего года когда поедем туда вместе.Твой, Регулус