Беспокойство, сомнение, страх и отчаяние — враги, которые медленно опускают нас на землю и превращают в прах. (Приписывается Дугласу Макартуру)
РЕМУС: — Ремус, милый? Нам пора идти. На следующий день Ремус почти не слышал Анжелу, замерев у своего чемодана на станции и наблюдая, как Сириус присоединился к своей семье. В школе Сириус, наряду с Джеймсом, казался одним из самых живых и ярких людей, которых встречал Ремус. Теперь, однако, все в нем будто бы сжалось, когда он потащил свой чемодан в сторону матери и брата. Вальбурга Блэк была высокой женщиной с белой восковой кожей и увядающими остатками красоты. В молодости она, должно быть, была похожа на Беллатриссу. Однако даже эти остатки исчезли при виде старшего сына. Ее лицо скривилось, и она что-то пробормотала ему, отчего плечи Сириуса сгорбились так, как Ремус сам часто проделывал в минуты страха. — Ремус? На этот раз Анжела положила руку ему на плечо, а Ремус слегка покачал головой и взглянул на нее. — Прости, что? — Ты в порядке? Я знаю, что твоя… твой приступ… всего через пару дней. Давай вернемся домой. Ремус снова перевел взгляд на семью Блэков и увидел, как три темные головы исчезают в каменной стене, соединяющей платформу девять и три четверти с миром магглов. Его желудок болезненно скрутило, и ему пришлось буквально отговаривать себя не бежать за ними и не тащить Сириуса прочь. — Пойдем, парень, — сказал Нил, легонько подталкивая Ремуса в сторону барьера, ведущего к маггловской станции. Он поднял чемодан Ремуса, и тот неохотно последовал за ним. Анжела, словившая заботливое настроение, кружилась и ворковала рядом. — Эй, Лунатик! — Ремус, который уже собирался перешагнуть через барьер, обернулся, когда Джеймс подбежал к нему, а его мать и отец терпеливо ждали позади. К его удивлению, Джеймс быстро и неловко обнял его. — Я вытащу его, как только смогу. Обещаю. Затем он отстранился, подмигнул и помчался обратно к родителям, по-видимому, не обращая внимания на взгляды, преследовавшие его. — О чем он? — спросил Нейл, когда Ремус моргнул и криво улыбнулся. — Кого он достанет и откуда? — Сириуса, — Ремус прошел через стену; Анжела и Нил вынужденно пошли за ним с растерянными лицами. — Он уезжает гостить к Поттерам, когда получается. С родителями не в ладах: они часто запирают его в кухонном подвале. Я беспокоюсь о нем. — Ремус, милый. Не волнуйся, — сказала Анджела. — Министерство узнало бы, если бы с ним обращались слишком плохо. Это семья высокого статуса. — В Министерстве обо мне ничего не знали, — мягко заметил Ремус. — Семь лет, и ни разу никто не пришел меня проверить. Чтобы вытащить меня, заявились бывший учитель Защиты и трое двенадцатилетних мальчишек. Министерству ничего не известно. Вы серьезно думаете, что они захотят связываться с семьей Блэков? Анджела открыла рот, затем снова закрыла его и, поникнув, продолжила идти. Никто не сказал ни слова, пока Нил запихивал чемодан Ремуса в багажник машины на парковке вокзала. Через некоторое время Анжела тихо спросила: — Неужели все так ужасно? Они сели в автомобиль. Ремус вздохнул. — Я правда не знаю. Он особо не распространяется о своей семье. — Я бы хотела помочь. — Ты уже сделала так много хорошего. — Ремус потянулся через спинку пассажирского кресла и сжал ее плечо. — Ты приняла меня. Ты дала мне дом. Ты не смогла бы найти более привередливого сына, даже если бы проверила каждого ученика в Хогвартсе.***
Это полнолуние обещало быть тяжелым. Территория Визжащей хижины осталась в многих милях позади, состайников рядом не было и, самое печальное, рядом не было Сириуса. Впервые с начала их новых отношений. Конечно, он мало что помнил. Он стоял, дрожащий и обнаженный, в подвале дома Андерсов на момент начала трансформации. Он закричал в агонии, когда его плоть расплавилась, а кости треснули; звук его криков заглушался чарами, наложенными на комнату. Порыв темно-красного разочарования. Стены. Стены. Стены. Вокруг стены. Луна зовет. Обещает кровь. Незнакомое место, незнакомые запахи – человеческие. Люди… да… Кровь. Кровь. Кровь. Вой, слезы, боль и металлический привкус во рту. Железная, влажно хлюпающая, жгучая боль. Дикие когти раскаленными добела волнами пронзают его тело.***
Хочу. Хочу. Хочу крови. Хочу стаю. Хочу друга. Хочу бежать. Хочу выйти. Хочухочухочу. Снова рвать, снова кусать. Больше боли, больше желания. Затем внезапно луна исчезла. Лунатик втянулся в ответ, но с трудом отцеплялся от осязаемой формы. Человек давал отпор. Больше боли — горячей, тающей, трескающееся. БОЛЬБОЛЬБОЛЬ Тепло. Боль уходит. Снова человеческий запах, но без жажды крови. Мягкая кровать. Зелья, от которых свербело в носу и хотелось чихать. Стая? Где стая? Где Сохатый? Где Хвост? Где Бродяга? Где Бродяга? БРОДЯГА! БРОДЯГА! — Что за бодяга, дорогой? Спокойно. Я здесь. Смотри, я здесь, Анжела здесь. БРОДЯГА! БРОДЯГА! БРОДЯГА! СИРИУС! СИРИУС! — Его здесь нет, любовь моя. Мы здесь. Сириуса здесь нет. Рыдать, умолять. Луни жаль, Луни жаль. Пожалуйста, Бродяга… Пожалуйста, Сириус! Пожалуйста, стая! Пожалуйста, Бродяга... — Его здесь нет, дорогой. Прости, его здесь нет.***
Ремус пошевелился, но глаз не открыл. В горле пересохло и потрескалось, внутренние стороны щек воспалились. Все его тело болело и горело от последствий превращения. Медленно Ремус заставил себя открыть глаза. Они были влажными и липкими от высохших слез. Его голова свесилась вправо на подушку, и отсюда он мог видеть окно своей спальни. На улице было темно — почти полная луна злобным глазом парила в небе. — Ремус, милый? Ты вернулся? Медленно он повернулся, чтобы посмотреть на Анжелу, которая возилась со множеством бутыльков с зельями на его столе, но теперь спешила к нему с невыразимым облегчением. Ремус попытался улыбнуться. — О, Мерлин! Я так волновалась! Ремус видел, каких усилий стоило ей не подхватить его и не придушить в радостных объятиях. Вместо этого она нежно провела рукой по его волосам, стараясь не усугублять ранения. — Сколько? — Ремус выдавил из себя, его голос был чуть громче сухого хрипа. — Ты пробыл как ребенок? Ремус неестественно кивнул. — Целый день. Если бы ты не поправился в следующие полчаса, мы послали бы за мадам Помфри, — Ее палец убрал прядь с влажного лба и заправил ему за ухо. — Это был кошмар, Ремус. Еще один отрывистый кивок. — Я знал… что так и будет. Стаи нет. Новое место. — Сегодня было хуже, чем прошлым летом. Ремус дернулся на новый голос и увидел в дверях Нила, максимально выжатого и уставшего. — Стая теперь сильнее, — объяснил он, стараясь использовать как можно меньше слов. — С каждым годом мы становимся ближе. — Это очень опасно, Ремус, — сказал Нил. — На них нельзя так сильно полагаться. Они всего лишь подростки. Если они бросят тебя по какой-то прихоти, это уничтожит тебя. Ремус издал нечто среднее между кашлем и смешком, а затем побледнел от укола острой боли. — Да, — согласился он, его голос начал немного возвращаться. — Слишком поздно возвращаться назад. Было слишком поздно уже тогда, когда они нашли меня в библиотеке на втором курсе и предложили стать моими друзьями. — Ты продолжал… — Анжела сглотнула и снова провела пальцами по его волосам. Это была единственная часть его тела, которой она могла коснуться безболезненно. — Ты продолжал… мы решили, что ты звал Сириуса. Иногда ты называл его «бодяга», но, наверное, ты имел в виду его. Других тоже звал, но в основном его. Ремус уловил вопрос в ее тоне — потребность в объяснении. В ней была нотка обиженной зависти, которую она изо всех сил пыталась скрыть. — Он… — Ремусу хотелось, чтобы его голова перестала кружиться от боли и зелий. Он не мог сейчас вести разумный разговор. — Сириус — единственный, кто меня… держит, — попытался объяснить он, не раскрывая слишком многого. — Его не… смущает физический контакт. Он обнимет меня, когда я хочу обняться. Остальным слишком неловко. Они пытаются, но… — Все в порядке, Ремус, — Нил послал Анджеле взгляд, который Ремус в своем нынешнем состоянии не мог расшифровать. — Простите, — прошептал Ремус. — За что, парень? — Нил подошел ближе и коснулся одной из туго забинтованных рук Ремуса. — Ну… — Ремус натянуто пошевелил пальцами, пытаясь передать, что он имел в виду. — За это. За то, что беспокою вас. За то, что зову других, когда вы просто пытаетесь п-помочь мне. — Не глупи, — строго сказала Анджела. — В этом нет твоей вины. Просто лежи и поправляйся, а я принесу тебе что-нибудь вкусного. Ремус вытянулся в полный рост. Он любил семейный комфорт, но был не в силах помочь глубокой части себя не сгорать от желания, чтобы пальцы Сириуса зарылись в его волосы, рука Сириуса нежно держала его руку. Чувство вины, сопровождавшее эту мысль, было едва ли не более болезненным, чем его телесные раны.***
Дорогой Луни, Как прошло твое-знаешь-что? Я больше всего на свете хочу побыть рядом с тобой после луны. У меня тут полно свободного времени, я не люблю высовываться из комнаты. Пытаюсь тренироваться в анимагии, но пока особых успехов нет, к сожалению. Мать заказала свой портрет, пока мы тусили в школе. Повесила его в холле на чары вечного приклеивания. Он в триста раз хуже оригинальной версии, клянусь. Каждый раз, когда я прохожу мимо, он кроет меня оскорблениями. Но я уже разработал план мести. Помнишь плакаты, которые я купил на Рождество? Голые девушки, мотоциклы. Я обклею ими все свои стены, используя ровно то же заклинание. Пусть хоть обплюется ядом! Я бы предпочел, чтобы вместо девушек там были десятки голых Лунатиков, но я пока что не хочу умирать. К тому же, у меня нет голых фоток Лунатика… (это намек) Очень надеюсь, что ты быстро оправился. Сможешь приехать к Джеймсу в середине августа? Родаки и дражайший Регулус сматываются во Францию, так что я со спокойной душой навещу Поттеров. А пока что буду днями по тебе тосковать. Шлю кучу любви и послелунных объятий, Бродяга P.S. Разве "полно" не прекрасное слово? Оно напоминает мне о панно, вине, домино и других вещах, оканчивающихся на «но»… Дорогой Сириус, Я так, так рад слышать, что ты пойдешь к Джеймсу. А нельзя ли поехать раньше середины августа? Я беспокоюсь о том, что ты слишком долго заточен в этом доме. НЕ РАСКЛЕИВАЙ ЭТИ ПЛАКАТЫ. Кто знает, что сделает с тобой твоя мать, если увидит их. Пожалуйста, прошу, обещай мне, что не повесишь их. А что касается фотографий голого Лунатика… мечтай дальше, плохой пес. Кроме того, ты действительно хочешь, чтобы твоя мать пялилась на мои фотки? Мое «сам-знаешь-что» было в порядке. Видимо, я каждую секунду тебя звал. Я думаю, Анжела немного ревнует. Хотелось бы ошибаться. Я действительно люблю ее и ценю то, что она для меня делает. Полагаю, мне следовало рассказать ей о нас, чтобы она не расстраивалась, но я просто боюсь, как она (и Нил) отреагируют. В любом случае, желаю тебе побольше панно, вина и домино, Лунатик Бродяга? Прошла неделя. Почему ты не ответил? У тебя все нормально? Пожалуйста, скажи мне, что ты слишком занят расклейкой плакатов, чтобы написать. Или ты посеял перо. Все перья. И чернила. И разучился писать. Даже если ты на меня за что-то злишься. Мне все равно! Просто черкни ответ. Пожалуйста. С беспокойством, Лунатик О, Мерлин, Сириус! Напишинапишинапиши! Две недели и ни слова от тебя. Пожалуйста, просто напиши ответ. Сохатый Пожалуйста, умоляю, скажи, что ты получил известие от Сириуса. Я больше не могу ждать и терпеть. Прошло три недели, а я ничего от него не слышал. Мы должны что-то придумать. Мы просто обязаны! Лунатик Лунатик Еще в прошлый раз я сказал – мы ничего не можем сделать. Я спросил своего папу, и он сказал, что дом Блэков под чарами Фиделиуса. Только ближайшие родственники могут назвать адрес. И держу пари, они давным-давно отняли эту привилегию у Сириуса. Даже авроры не смогли проникнуть внутрь — хотя не то, чтобы они пытались. Никто не посмеет связываться с семьей Блэков. Мне очень, очень жаль, Ремус. Я тоже очень волнуюсь. Я не могу спать по ночам, думая о том, через что он сейчас проходит. Сохатый Дорогие Лунатик и Сохатый, Надеюсь, вы слышали новости. Я без понятия, в порядке ли он. Пожалуйста держите меня в курсе. Я знаю, что говорил никогда не посылать мне сов летом из-за моих маггловских родственников, но если это срочно, просто пишите. Мы всегда можем их обливиэтнуть. Надеюсь, вы скоро что-нибудь узнаете. Пит Больше месяца, Бродяга. Мерлин, луна была плохой из-за того, что я переживал о тебе. Нил и Анжела позвали мадам Помфри, потому что я целый день и ночь не мог прийти в себя. Я даже не могу представить, каково тебе. Мне страшно отправлять это письмо. Я понятия не имею, доходят ли они до тебя, и я не хочу, чтобы твоя семья их читала. Пожалуйста, будь в порядке. Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя… Дорогие Ремус и Пит, Папа и мама очень волнуются. Если к завтрашнему вечеру мы не получим известий от Сириуса, папа отправится в Министерство, чтобы сообщить о предполагаемом жестоком обращении с детьми. Это будет пиздец. Реальный пиздец. Даже хуже, чем у тебя, Лунатик. Это семья Блэков, и все чистокровки поднимут шум. Я больше не знаю, что делать. Это худшее лето. Надеюсь, вы оба в порядке. Как поживает сам-знаешь-кто, Лунатик? Я могу представить, что не очень. Джеймс Площадь Гриммо, 12, Лондон Не заставляй меня сожалеть об этом, Люпин. Заходите, забираете его, выходите. Я подвергаю риску всю свою семью. Никаких авроров. Я предупредил. Я приложил письма, которые вы без остановки слали. Прекратите. Он их не получает, а я еле успеваю перехватывать их перед мамой. Я ничего не вскрывал. Можешь убедиться, что они все еще запечатаны. Мы уезжаем во Францию 16 августа. Дом будет пуст, только Сириус и домовые эльфы. Считай, что мой долг перед тобой за тот день в подземельях погашен. Регулус Блэк