Ты здесь со мной, В королевстве, где правит ночь. Ты у трона, где музыке дань платит каждый, каждый... Поверь лишь мне, Ты одна можешь мне помочь. (Призрак оперы)
СИРИУС: Сириуса всегда поражало, что — всего одним взглядом и тремя короткими словами — его мать могла полностью разрушить любую уверенность и собственное достоинство, накопленное за учебный год. В первый день летних каникул Вальбурга Бэк встретила двух своих сыновей на вокзале Кингс-Кросс и сказала: «Живее, предатель крови!» Настолько ядовитый и презрительный взгляд она бросала на содержимое лотка их жмыра, когда того тошнило проглоченной мышью. Как ни старался Сириус сохранять свою гордую осанку, как тяжесть материнского отвращения давила на его плечи, искривляя позвоночник и горбя спину. Но самым худшим был встревоженный взгляд Ремуса. Сириус так старался не подавать виду, не терять приличия, пока стоял на виду у других Мародеров. Невозможно было предсказать, насколько ужасной теперь будет грядущая трансформация Ремуса, если в его голове поселилось зерно беспокойства о семейной жизни Сириуса. Он смиренно шаркал за матерью и Регулусом к укромному уголку, откуда можно было трансгрессировать в их роскошный дом, избегая взглядов зевак. Регулус не отставал от нее не на шаг, ссутулив плечи под сотней взглядов — одних с жалостью, других — встревоженных, а некоторые — с отвращением. Он поймал себя на том, что самостоятельно домой ему вернуться не получится: его, должно быть, отстранили от Хранения Тайны их адреса, так что в случае чего друзей на помощь позвать не получится. Оно и к лучшему, а то мог бы — в минуту слабости — написать Джеймсу, умоляя его прийти на помощь. Джеймс знал, что резиденция Блэков находится на площади Гриммо в Лондоне — об этом Сириус упоминал еще до того, как родители отобрали у него привилегию Хранителя, — но не номер. Без него дом становился недосягаем для незванных гостей, и Сириус понимал, что через секунду вокруг него схлопнутся гнетущие стены ловушки собственного дома. Его протиснуло сквозь тугой шланг пространства и времени, и он резко очутился в своей гостиной, сразу же столкнувшись взглядом с гигантским гобеленом генеалогического древа Блэков. Лицо брезгливо скривилось, когда в глаза бросилось выжженное пятно, которое раньше было Андромедой. Сириус неохотно потащил за собой чемодан, с опаской озираясь по сторонам. Мать и Регулус уже покинули комнату. Он ненавидел этот дом с такой огненной страстью, что это его даже пугало. Ненавидел причудливую готическую мебель с кучей дурацких финтифлюшек, вырезанных из чернейших пород дерева. Ненавидел тяжелую бархатную драпировку на шторах и чересчур замысловатые гобелены, из-за которых комнаты казались еще мрачнее. Позвоночник Сириуса покалывало от давящих, но знакомых обертонов темной магии, которые будто пропитали весь воздух на площади Гриммо. Ему хотелось повернуться и стремглав выбежать на улицу, помчаться к противоположно яркому, наполненному весельем поместью Поттеров. — Ступай в покои и перестань громоздиться в гостиной, — от холодного голоса в дверном проеме Сириус вздрогнул. Сириус оглянулся в сторону двери, и от удивления его брови самовольно взметнулись вверх. Орион Блэк очень редко бывал дома, предпочитая избегать своей семьи в Министерстве, ссылаясь на постоянно меняющуюся чистокровную политику Европы. В те недолгие минуты, когда Сириус замечал его где-то рядом, Орион игнорировал своего первенца с той же небрежной надменностью, которой удостаивал домашних эльфов. — Ты на все лето тут? — Сириус не успел вовремя прикусить язык. Орион вспыхнул от гнева. — Как ты смеешь обращаться ко мне в такой манере, гриффиндорский предатель крови? Сириус сгорбился, презирая оскорбительную интонацию, исходившую с уст его отца. Гриффиндорский. Трудно гордиться тем, что ты лев в яме, полной змей. — Вы здесь на лето, сэр? — повторил он, совершенно не в силах сдержать сарказм. Он проклял своего внутреннего Мародера, когда отец налился еще более впечатляющим оттенком неслизеринского алого. Орион Блэк был высоким аристократом с аккуратно подстриженной седеющей бородкой и серыми глазами. В юности он был красив, но, как и его жена, будто бы поблек, выгорел на солнце. Гнев и отвращение, исказившие теперь его лицо, только подчеркивали тот факт, что его бледная кожа выглядела восковой и изрытой морщинами, а некогда стройная фигура попортилась выдающимся брюшком, что говорило о слишком хорошей европейской еде и недостаточном количестве упражнений. — Следи за своим ртом, или пойдешь туда же, куда твоя кузина, любительница грязнокровок! — Орион злобно указал на гобелен. — Я бы с радостью, но по маггловской политике мне сейчас не дадут выйти замуж за маггла, — его здравый смысл отступил в какой-то самый далекий уголок разума и сейчас сквозь кляп и цепи кричал остановиться. Не успел он моргнуть, как дыхание вырвалось из груди: отец наслал на него проклятие, которое швырнуло его в каминную полку. Затылок болезненно ударился о зеркало над камином. — Если бы я не уезжал во Францию завтра вечером, я бы провел увлекательное лето, обучая тебя приличному поведению, — Орион пересек комнату и встал над Сириусом, смутно щурящимся от неожиданного удара. — А пока я оставлю это задание твоей матери. Прочь в комнату! Здравый смысл воспользовался секундным сотрясением мозга и помешал Сириусу поблагодарить отца за ответ на первоначальный вопрос. Он подождал, пока Орион выйдет в коридор, прежде чем осторожно подняться на ноги. Восстановив равновесие и потянувшись, он почувствовал формирующуюся под волосами шишку. Его сердце колотилось, но неясно, от страха ли, ярости или ненависти. Медленно он вернулся к своему чемодану и поволок его из комнаты в холл, наслаждаясь длинной царапиной, тянущейся вслед по темным полированным половицам. Он остановился, увидев Регулуса на лестнице. — Че пялишься? — рявкнул Сириус, униженный тем фактом, что его младший брат слышал разговор с отцом. Регулус вздрогнул. — Заткнись, ты, паршивый грязнокровый ПРЕДАТЕЛЬ КРОВИ, осквернитель дома наших предков!!! Сириус подпрыгнул и обернулся на звук голоса матери. Гигантский портрет Вальбурги висел на длинной стене рядом с входной дверью. Художник старался изо всех сил, но ничто не могло скрыть почти звериную жестокость, уродовавшее отштукатуренное лицо, смотревшее сверху вниз на наследника Блэка. — Очаровательно. Пополнение в семейном доме, — пробормотал Сириус, с негодованием глядя на увеличенное лицо матери. — Как будто мне не хватило горя от живой натурщицы. — МОЛЧАТЬ! — взвизгнул портрет. — Прояви уважение к тем, кто лучше тебя! — Сначала покажите мне таких, — Сириус продолжал бесполезный спор с картиной. Следующая беспорядочная вереница проклятий и оскорблений, извергнутая изо рта нарисованной женщины, практически взорвала воздух. Сириус развернулся и зашагал вверх по лестнице, грохоча чемоданом. Он проигнорировал Регулуса, который испуганно вжался в перила от вида выражения лица Сириуса. «Еще месяцы», — с тоской подумал Сириус. «Неделя за неделей без Мародеров, школы и Гриффиндора. Недели и недели без Луни. Как, черт возьми, я выживу?»***
Сириус не собирался на ужин. Обычно его семейка была не против видеть его как можно меньше, но тем вечером Кричер заявился в комнату Сириуса с перекошенным от недовольства лицом. — Хозяин и Госпожа ожидают, что Мастер Сириус будет одет и готов к ужину через пятнадцать минут, — ровно проквакал от Сириусу, затем добавил потише: — Кричер надеется, что мерзкий маленький предатель крови понесет наказание за то, что осквернил Благородный Дом Бл… Его высокий, скрипучий голос прерывался веревками, скользнувшими из палочки Сириуса и обвившими его тело и голову, так что остались видны только яростные глазки-мячики. Сириус почувствовал, как его трясет от гнева, стоило посмотреть на маленькую фигурку перед собой. Кричер задыхался и активно выпутывался. Сириус снова взмахнул палочкой, отправляя эльфа на кухню. — Поглядим, захочет ли кто-нибудь тебя развязать, мелкий грязный бес, — буркнул он себе под нос. Двумя пальцами, словно это был проклятый артефакт, он вытащил из чемодана парадную мантию, которую не надевал с последнего семейного застолья прошлым летом. Заодно он достал учебники, школьную форму, шуточные безделушки и сладости. Все это добро он беззаботно швырнул на чистый пол своей по-эльфийски вычищенной спальни. Он наткнулся на маггловский пластиковый пакет и открыл его, найдя там плакаты с девушками в бикини и мотоциклами. Его губы растянулись в первой улыбке с тех пор, как он сел в поезд в Хогсмиде. Это же идеальный способ отыграться за то чудовище, висевшее в коридоре. И хороший способ скоротать время в летней тюрьме. — СИРИУС БЛЭК! — Голос его матери — с портрета или реальный, Сириус не мог сказать — снова побудил его к действию, и после еще нескольких минут рытья в глубинах чемодана, он все же накинул на себя помятый наряд. Он бросился вниз по лестнице и проигнорировал крик в зале: «Как ты смеешь так безрассудно бегать по благородному дому своих предков!» Затормозив перед столовой, он попытался отдышаться и медленно толкнул дверь. Его семья уже сидела за столом и пристально, приковывая к двери, сверлила тремя парами глаз. — Сядь! — гаркнул Орион; Сириус быстро подошел к стулу и опустился на него. — Я только что сообщил твоей матери, что она крайне снисходительно к тебе относится, — продолжал его отец. — Тебе слишком многое сходит с рук, и пришло время научиться вести себя как подобает чистокровным волшебникам. — Ты о слизеринских повадках? — В такие моменты Сириус корил себя за полную неспособность держать язык за зубами. — Не смей перебивать меня, пока я говорю! — Орион взревел так внезапно, что Сириус отшатнулся, а Регулус слегка икнул от неожиданности. — Как я и говорил, — его голос снова стал маслянисто-гладким. — Твоя мать наказывала тебя не так строго, как следовало бы. Я получил отчеты из школы о твоем ужасном поведении, твоих многочисленных задержаниях и твоим выходкам против всех тех, кого сочли достаточно благородными, чтобы отдать на Слизерин. Я не позволю тебе продолжать в том же духе. Сириус молча кипел, но не осмелился снова говорить. — Регулус также сообщил нам, что ты крутил романы с грязнокровными гриффиндорскими девушками. Они немедленно прекратятся. Ты исполнишь свой долг наследника, и мы устроим брак с подходящей чистокровной семьей, когда ты достигнешь совершеннолетия… Сириус бросил ядовитый взгляд на своего младшего брата, и Регулус уткнулся в тарелку, румянец стыда залил его щеки. Сириус мог только порадоваться, что никто, похоже, не догадался о его отношениях с Ремусом. Но, возможно, тогда его отца и мать хватил бы сердечный приступ, и всей стране бы стало жить легче. На столе начала появляться еда из кухни, и Орион на какое-то время отвлекся. Сириус ковырял ростбиф, настороженно поглядывая на родителей. — Регулус! Регулус подпрыгнул и подавился куском мяса, когда Орион обратился к нему. — Да, отец? — прошептал он, прийдя в себя. — Твоя мать сказала мне, что ты думаешь попробовать себя в качестве ловца в команде Слизерина по квиддичу? — Да, сэр, — Регулус говорил крайне неразборчиво. — Люциус Малфой закончил школу в этом году, так что место свободно. — Я купил для тебя подарок в награду за вашу верность нашей семье и факультету, — он бросил многозначительный взгляд в сторону Сириуса. — Перри! Рядом с Орионом материализовался домовой эльф. Регулус опять поперхнулся, Сириус просто похолодел. Существо передало длинный сверток Ориону, который, в свою очередь, передал его Регулусу. Мальчик нервно возился с пакетом, срывая коричневую бумагу. Его глаза расширились: на стол перед его тарелкой выкатилась новенькая блестящая метла. Сириус сразу признал совершенно новую «Комету» из последнего выпуска спортивного каталога Джеймса «Выбери метлу». — Спасибо, отец, — сказал Регулус благоговейным голосом, вцепляясь в рукоятку. — Не метла делает игрока, — огрызнулся Сириус, не сдержавшись. — Нужен и талант, так, между прочим. Или ты за взятки собираешься попасть в команду Слизерина? Одарите их новыми метлами? — Он знал, что это звучало ревниво и обиженно, и от этого осознания перекашивало рот, но остановиться не выходило. — Как ты смеешь! — На этот раз крикнула мать, и Сириус вздрогнул. — Кричер! — Уродливый маленький домовой эльф выскочил у ее локтя и усмехнулся Сириусу. — Я думаю, что нашему старшему сыну требуется поразмышлсять в подвале, вспомнить о своих манерах. Никакой еды, пока его не выпустим завтра. — Кричер выглядел довольным, а это никогда не предвещало ничего хорошего. — Чертовы слизеринцы, — Сириус вопил и боролся с эльфийской магией, но его все равно сковало и подняло со стула. Его собственный голос тревожно напомнил ему о Беллатриссе в ее истерических приступах, но сейчас его это мало волновало. Он почувствовал рывок: его палочка вылетела из кармана в руку матери. Несложно догадаться — она пыталась продемонстрировать его отцу, что ее дисциплинарные методы действительно на высоте. — Чертовы Блэки! Я вас всех ненавижу! Всех вас! Вы это слышите? Я вас всех ненавижу! Его семья проигнорировала, как его левитировали из комнаты, через кухню и вниз по лестнице в винные погреба. Дверь захлопнулась, все погрузилось в темноту. Страх заставил его сердце бешено колотиться о грудную клетку. Как только путы Кричера ослабели, он на ощупь пополз к углу комнаты, к старой деревянной тачке, нагруженой винными бочками, где Регулус всегда прятал для него свечи и пергамент. Сириус отчаянно шарил по полу. Пальцы задели старый клочок отсыревшего разорванного пергамента, но ни свеч, ни спичек не было. Окончательное предательство. Во тьме живут скверные твари, Сириус был в этом уверен. Дом настолько пронизан темной магией, что тени подвалов ожили — злобные демоноподобные существа с глазами, неотрывно следящими за каждым шорохом, приближающимися все ближе и ближе на своих бестелесных ногах. Чем он дольше здесь, тем ближе. Они ждали момента, когда снизится его бдительность, и тогда они… кто знал, что они сделают? Сириус окаменел от разыгравшегося воображения. Выбравшись из темного угла комнаты, он отогнал мысли о живых тенях, мельтешивших между винных бочек вдоль стен. Крошечная полоска света, пробивавшаяся под дверью, была единственным спасением. В глубине комнаты — живые тени. Он знал это. Глаза в темноте ни с чем не перепутать.***
На следующий вечер, при выпуске, у Сириуса пересушились и зудели глаза от денного и ночного поиска теневых демонов. От страха и моргнуть не получалось. Спотыкаясь, он поднялся в кухню, оттуда в коридор, не обращая внимания на портрет, с отвращением сплюнувшего при виде его, и наконец достиг своей комнаты. Палочка одиноко дожидалась хозяина на кровати. Учиненный накануне беспорядок — разбросанные вещи и книжки — все еще никто не убрал. Видимо, даже эльфам претило прибираться за таким предателем крови, как он. Сириусу стало легче. Даже думать противно было об их цепляющихся пальчиках на его собственности. Он стянул потную парадную мантию, разорвав несколько стежков, и швырнул ее на пол, схватил чистую одежду из чемодана и потопал по коридору в ванную. Ванна с серебряными змеиными ножками быстро наполнилась теплой водой, и он с облегчением окунулся в теплую воду, радуясь волшебному свету, заливавшему всю комнату. Впервые за многие часы он позволил своим глазам ненадолго закрыться. Теперь, в ослепительном свете сияющей ванной, страхи казались глупыми и детскими. Он боялся, что кто-то, помимо Регулуса, может узнать и использовать их против него. На это мало шансов, безусловно. Сириус просто молился, чтобы Ремус никогда не узнал, насколько он труслив. Ремус, прошедший через гораздо большее, чем Сириус. Что бы он сказал, если бы узнал, что его смелый, безрассудный парень боится темноты? К тому времени, как он вернулся в свою комнату, измотанный Сириус собирался лишь убедиться, что освещения в комнате достаточно, и увалиться спать глубоким сном. Единственное, что его остановило, это то, что трансформация Ремуса прошла как раз сегодня. Он подошел к самой большой кучке раскиданного хлама и порылся в поисках куска пергамента и пера. Он сел за стол и попытался придумать содержание своего послания. Должно было звучать оптимистично, но не наигранно. Он не мог вынести мысли о том, что Ремус буквально разрывает себя на части, беспокоясь за Сириуса. Дорогой Луни, Что дальше? Сириус сонно уставился на бумагу. "Сконцентрируйся!" — строго сказал он сам себе. Как прошло твое-знаешь-что? Я больше всего на свете хочу побыть рядом с тобой после луны. У меня тут полно свободного времени, я не люблю высовываться из комнаты. Пытаюсь тренироваться в анимагии, но пока особых успехов нет, к сожалению. Не совсем так, но ему все равно некуда было деваться из комнаты. Есть время подумать. У него и правда теперь есть время для анимагической практики. Что ему написать? Ремус не поверил бы, что он здесь совершенно счастлив, потому ему нужно сообщить что-то совсем слегка плохое, чтобы сбить умного проныру с пути. Ответ пришел к нему, когда его взгляд скользнул по маггловским постерам, все еще валявшимся на полу. Мать заказала свой портрет, пока мы тусили в школе. Повесила его в холле на чары вечного приклеивания. Он в триста раз хуже оригинальной версии, клянусь. Каждый раз, когда я прохожу мимо, он кроет меня оскорблениями. Но я уже разработал план мести. Помнишь плакаты, которые я купил на Рождество? Голые девушки, мотоциклы. Я обклею ими все свои стены, используя ровно то же заклинание. Пусть хоть обплюется ядом! Я бы предпочел, чтобы вместо девушек там были десятки голых Лунатиков, но я пока что не хочу умирать. К тому же, у меня нет голых фоток Лунатика… (это намек) Да, немного юмора не повредит, даже если на деле его и в помине нет. Он снова зевнул и потер глаза тыльной стороной ладони. Письмо высасывало последние жизненные соки. Он слишком измотан для второго Джеймсу, но, по крайней мере, Ремус успокоится. Очень надеюсь, что ты быстро оправился. Сможешь приехать к Джеймсу в середине августа? Родаки и дражайший Регулус сматываются во Францию, так что я со спокойной душой навещу Поттеров. А пока что буду днями по тебе тосковать. Шлю кучу любви и послелунных объятий, Бродяга P.S. Разве "полно" не прекрасное слово? Оно напоминает мне о панно, вине, домино и других вещах, оканчивающихся на «но»… Пойдет. Сириус прочел его еще пару раз, чтобы увериться в себе, затем открыл окно своей спальни и пронзительно свистнул одной из семейных сов. В саду послышался «ух» малютки-сипухи, а затем она сама свирепо приземлилась на подоконник. Он прикрепил письмо на лапку и долго смотрел, как она улетает из виду, прежде чем снова закрыть окно и упасть на кровать. Сон был хорошим. Тем, что нужно.***
Орион ушел на следующий день. Сириус слышал, как он из гостиной выкрикивал приказы домовым эльфам, готовясь отправиться в фамильную вотчину во Франции. Хвала небесам. От облегчения по спине пробежала дрожь. Его мать была злобной старой сукой, ее наказания мучили и вредили ему всю сознательную жизнь. Но по-настоящему он боялся своего отца. Безумие семьи Блэков сильно отразилось на ветви семьи со стороны Ориона, и, когда он выходил из себя, Сириус воочию наблюдал, как оно поднимается в его глазах. Это довольно неприятно напомнило, как иногда в глазах Ремуса вспыхивал волк, но — в то время как волк был неукротимым и диким — тварь, поднимавшаяся в Орионе, была гораздо хитрее, разумнее и более жестокой. Намекало на безумие, подпитываемое злым интеллектом, и мысль об этом сочетании пугала Сириуса больше всего на свете. Его мать и брат тоже это видели, Сириус знал. То, как они лебезили перед Блэковским Патриархом, могло бы вызвать у Сириуса легкую тошноту, если бы у него не было сильного самосохранительного инстинкта сделать то же самое. Пока огонь желания матери контролировать все в доме не потушился, Сириус решил посидеть в своей комнате еще пару дней после отъезда отца. Домовики с одолжением дважды в день приносили ему остатков еды с общего стола, а Сириус безуспешно практиковал превращение в пса. На третий день самовольного заточения он в отчаянии сдался и бросился на кровать. Он задавался вопросом, почему Ремус не ответил на его письмо. Возможно, трансформация прошла очень неудачно, и он серьезно ранен. Или, возможно, он не пришел в себя. Сириусу очень хотелось прийти к нему через каминную сеть и выяснить это, но тогда придется спуститься в главную гостиную и заработать себе еще один долгий срок в подвале, если его поймают. И он был почти уверен, что из-за исключения его из чар Фиделиуса, вернуться обратно ему точно не получится. А может, и вовсе использовать камин в качестве транспорта. К пятому дню, Сириус почувствовал рвение продраться сквозь собственную кожу от скуки и беспокойства. Ранним вечером он забрался на подоконник, глядя в окно на убывающую луну. Его мутило. Почему Ремус не отвечал? Сириус написал еще одно письмо и попытался подозвать одну из почтовых сов, но ни одна из них не подчинилась свисту. Что, черт возьми, может случиться с Ремусом? Он мог только надеяться, что Джеймс и Питер с ним рядом. В темном саду его внимание привлекло призрачное очертание сипухи, летевшей из окна гостиной вниз к совятне. Его сердце застряло в горле. Это та сипуха, доставлявшая прошлое его сообщение. Может быть, Ремус и ответил, но его мать приказала совам приносить любую почту Сириуса прямо ей в лапы. Сириус спрыгнул с подоконника и бросился к двери. Ноги с каждым шагом наливались свинцом, и замерли прямо у выхода, рука легла на дверную ручку. Он никак не мог запретить своей матери читать письма. Оставалось молиться, что Ремус не писал ничего компрометирующего. Вернувшись к кровати и сев на нее, он обхватил голову руками. Нужно дождаться поздней ночи, когда мать и Регулус лягут спать. Он прокрадется вниз, в гостиную, и попытается связаться с Ремусом через камин, чтобы убедиться, что с ним все в порядке, и предупредить его о письмах. Сердце Сириуса радостно подпрыгнуло в груди от скорой встречи с Ремусом. Да, это то, что он сегодня сделает. Увидит, что Ремус в порядке своими глазами. Вечер, казалось, длился вечность. Сириус глядел в потолок, прислушиваясь к скрипучему голосу своей матери — как портретному, так и к настоящему — эхом разносившемуся по всему дому, когда они выкрикивали приказы и оскорбляли Регулуса с домовыми эльфами соответственно. В конце концов, шаги на лестнице стихли, в последний раз хлопнули две двери. Он просидел начеку еще два часа, вылез из своей комнаты и прокрался по длинному коридору, вниз по лестнице в холл, где дремал портрет его матери, и в гостиную. Желудок скрутило от нервозности и возбуждения, он впервые за это лето почувствовал себя по-настоящему живым. Схватив горсть зеленого каминного пороха из урны на полке, он пробормотал «Инсендио» у решетки, и бросил его в пламя. На секунду языки огня окрасились в зеленый, и снова стали оранжевыми. Внутри у Сириуса все упало. Мать определенно двинулась и стала параноиком. Ему понадобится пароль, чтобы ее провести. Попытайся он сунуть голову в камин, и она бы сгорела. Он попытался еще дважды, и признал поражение, возвращаясь в комнату с камнем на сердце. Он лег обратно на свою кровать и невидяще уткнулся взглядом на балдахин над ним. Ему хотелось перестать думать обо всем, что могло произойти с Ремусом. Что, если он неправ, и мать не перехватывала его письма? Что, если Ремус опасно болен или застрял в детских мыслях, зовя Сириуса? И если это так, то почему Джеймс или Питер не написали ему? Сириус застонал и сел. — Тичи! — он тихо позвал эльфийку с наименее выраженной неприязнью к его персоне. С тихим треском в середине комнаты появилась Тичи, сонно потирая глаза кулачками. Когда она заметила Сириуса, заостренное маленькое лицо напряглось. — Да, мастер Сириус? — Мне нужен алкоголь, — сказал Сириус. — Много алкоголя. Огневиски, вино, медовуха — мне все равно. Я просто хочу забыться и лечь спать. Тичи нахмурилась. — Это напитки хозяина. — Мне все равно. Я приказываю. Убедитесь, что он не заметит. И не смей никому рассказывать. В том числе другим домовым эльфам. Тичи заламывала ручонки, лихорадочно ища способ обойти приказ, затем смиренно кивнула и исчезла с тихим треском. Через несколько минут она снова явилась, уже с половиной графина огневиски и двумя стеклянными бутылками вина. — Этого достаточно, мастер Сириус? — потупившись, спросила она. — Да. Уходи. Сириус осторожно открыл огневиски и принюхался. Если что-то и могло опьянить его, так это. Он сделал неуверенный глоток и задохнулся, когда огненная жидкость обожгла ему горло. — Я гриффиндорец или не гриффиндорец, в самом деле? — он снова поднес графин к губам и несколько раз глотнул резко пахнущей жидкости. Голову будто чем-то приложили, глаза заслезились, а в носу мерзко защипало от обжигающих глотков. Сириусу стало интересно, отважится ли он выпить еще, а потом — расщепило ли его вкусовые рецепторы, раз он больше не чувствовал вкуса? Много позже напиток казался скорее теплым, чем обжигающим, вероятно потому, что нервы во рту отключились в целях самозащиты. Допить остатки не заняло много времени, и к тому времени он уже был уложен в стельку. «Ремус будет в порядке,» — заверил его пьяный разум. «Его письма просто не доходят. Ты зря волнуешься.» — Правильно! — согласился он вслух. — Ну и Мару… мрада…мордоро…мародер с ним. Пустой графин выпал из его руки прямо на стопку бумаг у его кровати. Какое-то время он тупо смотрел на них, и вдруг понял, что это его плакаты. Настало идеальное время, чтобы отомстить своей матери за то чудовище в холле. И за кражу писем Ремуса и, возможно, Джеймса и Питера. Он перенес постеры на свою кровать, злорадствуя, что много лет назад его двоюродный дядя Альфард научил его чарам Вечного приклеивания, которое всегда блестяще срабатывало в разнообразных шалостях. В конце концов, разве он не обещал Ремусу расклеить плакаты? Нельзя лгать такому хорошему человеку, как Ремус. — Чертовски хорошему мальчику, — согласился он сам с собой. Сириус довольно бессистемно принялся переделывать свою комнату, используя все, что, как он знал, его мать презирает. Он трансфигурировал старую мантию в ярко-красное с золотом знамя Гриффиндора и развесил его на стене, как гобелен. Только в отличие от тех, что выбрала его семья, этот не вгонял в уныние. После еще нескольких глотков вина, принесенного Тичи, затянувшиеся чувства нервозности и сомнений Сириуса исчезли без следа. Он приклеивал плакаты и к стене, следя за тем, чтобы неподвижные маггловские девушки в бикини были хорошо видны еще со входа, а мотоциклы заняли все остальное свободное пространство. Они выглядели еще круче, чем он помнил, и он поклялся купить один такой и научиться ездить на нем как можно скорее. Наконец, он порылся в своем чемодане в поисках фотографии Мародеров, которую Фрэнк Лонгботтом сделал после матча по квиддичу прошлой осенью. На нем они вчетвером стояли в обнимку, светясь счастьем и духом товарищества. Он слегка провел трясущимся пальцем по изображению Ремуса, который ловко увернулся от тычка и заулыбался еще шире. В груди и горле Сириуса поднялась острая боль, и он быстро сморгнул влагу, подступившую к глазам, смущенный тем, как алкоголь выплеснул все его эмоции на поверхность. Он повернулся и прикрепил фотографию на стену рядом с изголовьем кровати, а также наложил на нее защитные чары, чтобы никто ее не повредил. К тому времени, когда он закончил свой «ремонт», ноги полностью перестали его слушаться. Да и остальные части тела тоже. Он рухнул в постель, не выключая свет, как обычно, и заснул, периодически поглядывая на компанию Мародеров перед его глазами.***
— СИРИУС БЛЭК! Сириус так резко подскочил, что свалился с кровати. Его голову, прямо через глазные яблоки, будто пронзали тупые грязные кинжалы. Его не покидало подозрение, что злые домашние эльфы превратили его мозги в вату. — Сириус Блэк, как ты ПОСМЕЛ! Сириус с трудом открыл глаза и узрел расплывчатое прямоугольное изображение с красными и золотыми пятнами. Он быстро моргнул, и комната вернулась в фокус. Но Сириусу хотелось вернуть все вспять. Стены были увешаны плакатами с мотоциклами, полуобнаженными маггловскими девушками, и главной вишенкой — гигантским знаменем Гриффиндора. Если его мать когда-нибудь и убьет его, то как раз за это. — …Крадется ночью и ВОРУЕТ ПОРОХ КАК ПОСЛЕДНИЙ ВОР!!!... По лестнице загромыхали шаги, и он в отчаянии бросился удерживать дверь закрытой. Нельзя сдаваться. Нельзя дать ей увидеть комнату в таком виде. О чем нахуй он думал? Он никогда всерьез не собирался крепить постеры, особенно после угроз отца и все более бешеных материнских попыток дисциплинировать его. Его ноги запутались в покрывале, и он растянулся на полу. Голову раскалывало горящим топором. — …Наказать тебя так сурово, что… Дверь распахнулась, и Сириус вжался в пол, прекратив попытки выпутаться из своего постельного белья. Мать, впервые за всю жизнь Сириуса, потеряла дар речи. На лице застыла маска ужаса и потрясения, ониксовые глаза перебегали с одного настенного украшения на другое. Регулус завис подле нее в дверном проеме, его рот и глаза были раскрыты так широко, что он напоминал благовоспитанный шар для боулинга. Сириус с опаской наблюдал, как Вальбурга переводили взгляд с неподвижных девушек, висящих прямо напротив двери, на мотоциклы, на знамя Гриффиндора, на фотографию Мародеров и, наконец, на две почти пустые бутылки и графин, закатившиеся под кровать. Наконец она сказала голосом таким тихим и исполненным отвращения, что он едва ли звучал по-человечески: — Ты уберешь это сейчас же. Ты сожжешь это. А потом тебя бросят в подвал вместе с самоочищающимся ведром для нечистот, и ты останешься там до тех пор, пока я не сочту нужным выпереть тебя вон. Сириуса почти вывернуло наизнанку от смеси слепого страха и похмелья. Он едва мог сосредоточиться на матери, пока складывал слоги в слова. — Я не могу их убрать. Ты тоже. Я использовал то же заклинание, что и ты для того чертового портрета в холле, — последнее было сказано с оттенком прежнего неповиновения, но под ее ледяным взглядом оно увяло. — Кричер! Домовой эльф с треском появился и чуть не упал от шока при виде ночного шедевра Сириуса. — Д-да, госпожа? — его глаза раскрылись почти так же широко, как у Регулуса, который так до сих пор и не шелохнулся. — Отведи этого гаденыша на кухню, накажи его и запри в подвале, пока я не разрешу освободить. Не давай ему еды без моего позволения. Кричер выглядел так, будто все его дни рождения, Рождество и Пасха наступили одновременно. Его глазки-мячики злобно сверкнули, когда Сириус ощутил уже знакомое жжение эльфийской магии, опутывающей его незримыми веревками. Он пропарил над головами женщины и Регулуса, не в силах возразить, потому что рот тоже запечатали. Он встретился взглядом с младшим братом, и Регулус заикнулся что-то сказать, но покосился на их мать и снова захлопнул рот, не вымолвив ни слова. Когда Сириуса донесли до кухни, то прижали к столу и так долго измывались над ним магическими ударами, что он даже смирился с тем, что постыдно потеряет сознание от боли. Хотя наказание не нанесло бы непоправимого физического ущерба, магия эльфов не давала привыкнуть к боли, и каждый удар был таким же неприятным, как первый. Никаких ран не оставалось, однако ему казалось, что с его спины полностью содрали кожу и для большего глумления полили раны кислотой. Не в силах помочь себе, он умолял их остановиться, крича от боли в такт ритмичной порке. Когда Кричер швырнул его в подвал, он то всхлипывал, то тяжело дышал, подергиваясь и припадая к полу. Следов побоев не было, но нервы помнили боль и сейчас расплачивались за нее. Только через пятнадцать минут, когда пульсация в голове немного утихла и спазмы прекратились, он осознал все последствия своего положения. Теперь он заперт в кромешной темноте подвала без свечей, и в обозримом будущем его не выпустят. Как ему бодрствовать так долго? Он и представить себе не мог, что заснет здесь, в этой мглистой могиле среди их глаз и бархатных лап, подбиравшихся все ближе и ближе… «У Лунатика было и хуже,» — строго сказал он себе. «Его избивали, обжигали, он был, близок к смерти, когда мы добрались до него.» Другой голос в голове сказал: «У него был свет. Кровать. Ты здесь, внизу, в холоде, и на тебя что-то смотрит из вон того угла.» «Я хочу, чтобы ты был здесь, Лунатик. Если бы ты был здесь, я стал бы храбрее. Если бы Джеймс или хотя бы Питер были здесь, я был бы смелым. Но ты никогда не сможешь спасти меня, потому что проклятый дом находится под Фиделиусом. Я ни за что не выберусь отсюда, пока моя мать того не захочет.» Он придвинулся ближе к двери и присел рядом со старой подругой — тонкой полосой света, пробивающейся с лестницы. Каменный пол был не теплее снега, несмотря на лето, и желудок Сириуса урчал от голода. Это усугублялось тем фактом, что он даже не знал о времени следующего приема пищи.***
Он потерял счет часам. Потерял счет дням. Невозможно было определить ни день, ни ночь. Полная тьма, ни одного собеседника. Сколько он уже здесь? Несколько дней? Неделю? Спустя долгое время головная боль сошла на нет, и Сириус почти пропустил этот момент, потому что как только разум прояснился, то начал разрабатывать все более и более сложные картины того, что же обитало в стенах и просачивалось сквозь тени этой темноты... в волшебный подвал. Он хотел, чтобы его разум снова затуманился. Время пролетело бы быстрее, если бы – ОНО ТАМ! Сириус дернулся и прищурился в темноте. Что-то в тени, где в углу стояла деревянная тачка, точно пошевелилось. Как будто сменило позу после слишком долгого ожидания. «Всего лишь воображение беснуется, Сириус.» Спустя еще один неопределенный временной промежуток глазные белки иссохли и слезились, пока он с непоколебимой решимостью держал оборону у двери. Во рту тоже пересохло, уже от страха, жажды и истощения. Кружилась голова. Уже точно прошло больше двадцати четырех часов, а его так никто и не проведал. Существа-тени наглели. Он видел все больше и больше мерцающих движений на стенах. Можно ли заработать остановку сердца, если сердце так быстро работает без перерывов? Если только… ОНО ТАМ, ТАМ! В тусклом свете из-под двери, Сириус на сто процентов знал, что видел маленькую чернильную фигуру теневого демона, скользнувшую между двумя бочками. Он мог бы поклясться, что даже различил блеск ехидных глазенок. Это было слишком. Сириус начал колотить в дверь и кричать матери. — ВЫПУСТИ МЕНЯ! ВЫПУСТИ МЕНЯ! ПОЖАЛУЙСТА, ПОЖАЛУЙСТА, ПОЖАЛУЙСТА! Там! На этот раз и слух не подвел. Когти скользнули по камню. Полностью забыв о своей гриффиндорской храбрости, он забил в дверь с новой силой, срывая горло криками и мольбами. Ему показалось, что он услышал хихиканье Кикимера где-то наверху, но никто не отпер замок, чтобы его выпустить. Он кричал пока голос не надломился и не оборвался, отчего он закашлялся до слез. Сириус отчаянно пытался размазать слезы, чтобы лучше видеть комнату, наполненную тенями. Ему так, так хотелось пить. Он не мог припомнить, чтобы когда-либо раньше испытывал такую жажду. А вот холода не было. Страх согревал его, хотя на нем были всего-то тонкие брюки и рубашка, в которых заснул. Не в силах больше кричать, Сириус снова лег у двери и уставился в темноту. Прошли часы, а может, даже дни. Жажда настолько усилилась, что он едва мог вспоминать о теневых демонах. Если бы было что-нибудь попить… Сириус сел, проклиная себя. Попить! Бочки. В бочках есть попить. Он же окружен ими. Ближайшая в двух футах слева от него отчетливо видна в тусклом-претусклом освещении. Он тяжело встал на колени и завозился с крышкой, шкрябая под ней ногтями и пальцами, пока они не закровоточили. В конце концов кусок дерева, крякнув, оторвался, и Сириус от импульса повалился на спину в глубокие тени. Задыхаясь от ужаса, он вполз обратно в свой крошечный кружок неяркого света. Его сопровождали хихиканье и бульканье из теней, когда он снова отступил. Опять встав на колени рядом с бочкой, Сириус грубо засунул руку в маленькое отверстие в отломанном куске крышки, не заботясь о полученных царапинах и занозах, зачерпывая жидкость. Он прижал к лицу ладони и начал жадно лакать и слизывать вино. Спирт ударил в голову почти мгновенно, так как он так давно не ел, но не мог заставить свое обезвоженное тело остановиться.***
— Сириус? Сириус как во сне попытался сосредоточиться на нечеткой светлой полоске под дверью, пытаясь решить, воображаемый голос или нет. — Рег? — на всякий случай спросил он. — Да, это я. — Ты пришел выпустить меня? — Я… н-нет. Я не могу. Ты не понимаешь. Папа вернулся, а мама рассказала ему о тебе, и он сказал, что нельзя выпускать тебя, пока он… — Выпсти меня! — взмолился Сириус, царапая дверные доски. — Пожалуйста, Рег! Ты не пнимаешь! ТАМ ТЕНИ, РЕГ! Пожалуйста, ПОЖАЛУЙСТА! — Я не могу! Ты не слушал? — Тогда какого черта ты пришел? — Сириус… — голос Регулуса звучал обеспокоенно. — Ты в порядке? Почему ты так говоришь? — Они меня поймают! Они меня поймают, и это будет на ТВОЕЙ совести! — Сириус, разве ты… — ВЫПУСТИ МЕНЯ! — Сириус снова начал долбиться в дверь, даже после того, как его настиг новый приступ кашля — израненное горло рьяно протестовало против очередных криков. — Сириус, прошу! — Я НЕНАВИЖУ тебя! Слышишь? Я НЕНАВИЖУ тебя! Ты мне не брат! — Сириус… — НЕНАВИЖУ, НЕНАВИЖУ, НЕНАВИЖУ! — Круто! Отлично! Я тоже тебя ненавижу! Это твоя вина, и ты заслуживаешь всего, что получаешь! — Голос Регулуса стал пронзительным. — Надеюсь, ты сгниешь там, как и подобает гнилой гриффиндорской мрази, какой и являешься! Его сердитые шаги стихли, и Сириус остался в густой тьме, в компании снующих, мечущихся теней. Следующие часы, казалось, тянулись еще дольше, чем обычно. Его голова, горло и кулаки болели, вино затуманивало разум, и он отчаянно пытался удержать взгляд в тенях, пока его снова и снова рвало в самоочищающееся ведро.***
В какой-то момент Кричер принес ему крошечную тарелку с едой. Сириус был слишком пьян и слишком занят слежкой за тенями, чтобы замечать ее. Он обнаружил это только через два часа, когда убрался с пути одного из теневых демонов и случайно сунул руку в холодное рагу. Он проглотил его так быстро, что его желудок заболел от неожиданности, и он едва успел дойти до своего ведра вовремя. Новой порции пришлось ждать еще полтора дня. За это время ему удалось сделать всего два глотка — от вина нещадно рвало.***
«Эт всго лишь со-он,» — успокаивал себя Сириус. «Мир за прдлами повала всео лш сон. Я здес нвсегда. Птму что я нкогда и не бл никде крме здес. Я прсто не могу бть где-т эще. Так? Так. Мрдры… прсто сон. И Реми… чудсный милй Луни… Лиш бы убжать от теней, штук с глзами, бегщих… бгеющих лап. Не лап, не лап. Луни не пнравится слва лапы… Но раз он сон, ккя рзница…»